XI Двусторонние узы разорваны

XI

Двусторонние узы разорваны

Пророк в течение девяти лет обещал блаженство рая тем, кто примет его учение и откажется от идолопоклонства; теперь, когда угнетавшие его запреты сняты, положение его остается довольно безрадостным. Он возвещал, что его миссия предназначается для всего мира, но на самом деле не сумел добиться успеха даже у себя на родине. С ним был могучий Хамза и доблестный Омар. Но что значит эта кучка приверженцев по сравнению с тысячами и тысячами тех, кто держится от тебя в стороне? Наверное, грустно было на сердце у Мухаммеда, когда он покидал родной город ради свободы и думал о столь незначительных успехах, которых он достиг на своем поприще, несмотря на веру в помощь Аллаха «аль-Разида», Справедливо Правящего.

В течение всех этих лет медитации, молитв, постов и проповедей Кадиджа оставалась добрым ангелом пророка. Она верила в него и в истинность его откровений. Она была первым, кто признал веру в Аллаха, которого прославлял пророк. Она служила ему опорой во всех его начинаниях. В ее лице, как он считал, ниспослал ему Аллах утешение. Если она слышала хоть что-нибудь неприятное или противоречившее истине, она советовала ему надеяться на лучшее. Она отвлекала его от тягостных мыслей и облегчила, как могла, бремя его миссии. Она убедила его в том, что злопыхательства врагов не значат ровным счетом ничего. И вот всему этому пришел конец: на исходе 619 года Кадиджа умерла.

Вследствие такого несчастия, Мухаммед не только лишился верного и надежного советчика, но и впал в относительную бедность. Ислам также мог недополучить на первых порах то жизнетворное вдохновение, исходившее от нее, потерял бы чистоту, а откровения, помогавшие составить Коран, утратили бы свое величие. Узы нежной привязанности и взаимного уважения, на протяжении четверти века все более и более крепнувшие, в одно мгновение были навеки разорваны. Неудивительно, что пророк, предрасположенный к частым приступам неконтролируемых эмоций, был безутешен и скорбел так, что никто не мог его успокоить. Хотя ему суждено было иметь еще много жен, он навеки сохранил память о доброй Кадидже, не забывал об ее благотворном влиянии на него, — столь прочным оно оказалось. Любовник в нем не заслонял мужа, и то, настолько верная супруга может быть дороже невесты, оценит лишь тот, кто на себе ощутил привязанность вроде той, что была у них.

Примерно в то же время над его головой снова сгустились тучи. Абу Талиб, дядя, который все годы поношений стоял стеной между Мухаммедом и его противниками, тоже скончался. Таким образом, неоткуда ему теперь было ждать ни душевного совета, ни своевременной поддержки. Благородство Абу Талиба, хранившее пророка, когда его вера в свою миссию была еще не достаточно крепка, просто невероятно. То, что Мухаммед сумел произвести столь сильное впечатление на человека подобного нрава, свидетельствует в его пользу. Курайшиты под предводительством Абу Суфьяна возобновили свои бесцеремонные нападки на Мухаммеда. Они бросали в него на улицах грязью, его сторону никто принимать не хотел. Новообращенных было мало, и пророк видел, что если каких-то положительных сдвигов в ближайшее время не произойдет, идолопоклонство вскоре уничтожит то немногое, что удалось сделать во имя новой веры.

Видя, что перспективы в Мекке не внушают надежд, Мухаммед подумал, что, может быть, в Таифе найдется кто-то, кому дорога истина. Приняв решение, он собрался в паломничество к Арафату и прошел каменистыми ущельями, безжизненными пустошами к дальним горам. Оттуда он спустился в долину, всю в цветах и плодоносящих деревьях, с чувством возродившейся надежды — в места столь яркие и влекущие, что, согласно преданию, они считались островком, некогда бывшим частью Сирии, отколовшимся от нее во время Потопа.

Но, увы, здесь существовали свои святилища, иные идолы прочно утвердились в сознании местных жителей! Местные вожди согласились вступить с ним в переговоры, однако они отвергли его доводы с неуязвимой логикой осмеяния.

«Аллах един и я его пророк», — произнес Мухаммед.

«У Аллаха не нашлось, кроме тебя, другого апостола?» — спросил один.

«Не могу спорить с тобой, — заявил еще один. — Если ты пророк, то ты слишком важная особа, чтобы я мог претендовать на право дискутировать с тобой. Если ты самозванец, то я не унижусь до беседы с тобой!»

В досаде Мухаммед покинул собрание, только чтобы наткнуться на еще большую толпу хулителей, которые, возбужденные против него вождями, пошли за ним следом с криками и оскорблениями. Рабы и молодые невежи долго бежали за ним по улицам, стараясь камнем угодить по ногам, а если он приседал, чтобы защитить себя от ударов, они вынуждали его вскочить и вновь спасаться бегством, поскорее унося измученное тело. Затем, когда самообладание почти полностью покинуло его, какой-то сердобольный горожанин предоставил ему кров и дал гроздь винограда, чтобы укрепить и освежить его; толпа преследователей позволила ему тогда беспрепятственно покинуть город. Едва решаясь оглянуться назад, он заспешил к Мекке, куда его верный слуга Зейд, провожавший Мухаммеда до Таифа, ушел раньше в поисках жилья для них обоих.

В промежутке между этими волнующими сценами не удивительно, что перегруженные чувства пророка усилили его предрасположенность к видениям, и, согласно преданию, в это время его воспаленное воображение показало ему джиннов, которые собрались, чтобы послушать его. Он остановился в месте, где были языческий храм, сад и роща, и, как это было у него заведено, прочитал отрывки из Корана. Семь, если не девять, а может быть и больше, джиннов подслушали его слова и стали кричать: «Внимайте!» Когда чтение окончилось, они разлетелись по своим логовам и стали убеждать своих собратьев, говоря им так:

«О народ наш!

Мы слышали книгу, ниспосланную после Мусы, подтверждающую истинность того, что ниспослано до него; она ведет к истине и прямому пути.

О народ наш!

Отвечайте призывающему Аллаха и уверуйте в Него: Он простит вам ваши грехи и защитит вас от наказания мучительного» (Коран, 46: 30–31).

(Перевод И. Крачковского)

Для пророка было большим утешением, в тягостном состоянии его души, что если не люди, то хотя бы эти создания из чистого огня могли слушать его, готовые поддержать его дело; и с того времени он стал проповедовать джиннам, как пытался то делать существам, вылепленным из глины. Видение, впрочем, ничуть не сделало его возвращение в Мекку более счастливым, и он еще какое-то время скрывался в горах, пользуясь прежними своими убежищами. Наконец Мутаим, один из тех, кто хлопотал об отмене приговора об изгнании, призвал на помощь своих сыновей, взял в руки оружие и сказал Мухаммеду и Зейду: «Входите!», а к Курайшитам он обратился со следующими словами: «О вы, Курайшиты, воистину я дал Мухаммеду клятву, что стану защищать его; так пусть же ни один из вас не причинит ему вреда».

В это время уныния (620 г. н. э.) Мухаммед взял в жены вдову по имени Сауда, к которой, сдается, он не питал особенно нежной привязанности; и кроме того, он вступил в брак с дочерью Абд аль-Каба, по имени Айша, маленькой девочкой семи лет, ставшей его отрадой. Ее отец сменил имя, о чем было объявлено официально, и с тех пор он стал известен как Абу-Бекр, что в переводе означает «Отец Девственницы».[37] С этого момента начинается полоса полигамных браков, омрачивших конец жизненного пути пророка. Фактический брак с Айшой был отложен на несколько лет, но и тогда она оставалась еще ребенком, так что, покидая дом своего отца, она захватила с собой любимые игрушки.

В месяцы наплыва паломников в 621 году в Мекку прибыло немало странников из чуждых племен, и Мухаммед приложил усилия, чтобы снискать их расположение в надежде найти кого-то, кто выслушает его соображения. Он предлагал жилье тем, кто последует за ним, так же, как и своим прежним ученикам, но Мекка и Таиф не соглашались предоставлять для этого дома. Среди паломников Мухаммед обнаружил двенадцать человек, которые уже отдали предпочтение исламу. Они прибыли из Медины и были рады, что получили возможность общаться с тем, кого издалека привыкли считать мессией (Mahdi). Мухаммед воссел вместе с ними на холме Акаба, что расположен за пределами Мекки, где и растолковал им основы своей религии. Он учил их, как следует почитать единого Бога, проповедовал, что им запрещается воровать; что им нельзя убивать своих детей и совершать какие бы то ни было другие преступления. Он убеждал их в том, что Аллах будет судить их проступки, после чего подарит им рай, если они сохранят верность обетам, или сожжет в геенне, если они их нарушат.

Они поклялись, что будут следовать этим простым предписаниям, хотя, следует заметить, обязательства взяться за оружие в защиту своего дела принято не было. Эти двенадцать возвратились в Медину, но обещали прийти через год вновь, в надежде, что они сумеют к тому времени увеличить свою численность. В своих ожиданиях они не были разочарованы — в Медине внезапно началось отречение от идолов, а иудеи даже стали просить Мухаммеда прислать им учителя, чтобы вразумить их принять новую веру, повлекшую за собой столь замечательные перемены в жизни общины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.