Глава 7 В ХРАМЕ – НАСЛЕДИЕ

Глава 7

В ХРАМЕ – НАСЛЕДИЕ

Северные Фивы, 1369 год до н. э.

Позади большого зала храма в Карнаке находились сотни других комнат и залов, в одной из них было устроено погребальное святилище, на стенах которого были записаны имена, даты жизни и достижения блестящих предков Эхнатона. Вдоль стен стояли их статуи, эти статуи существуют до сих пор.

Кажется, что среди руин этого святилища еще сохранились призраки молодых Эхнатона и Нефертити, читающих на высоких стенах вселяющую гордость историю страны, которой они теперь правили. Они напоминали этой паре подростков об их ответственности за Египет.

О каких только драмах не повествовали записи на этих стенах! Иллюстрациями к клинописи служили статуи и рельефные изображения богов, царей и цариц, которые и сами были богами.

Поскольку в Египте не было историков, его вожди никогда не упускали случая запечатлеть свои достижения в камне. История восемнадцатой династии, к которой относился Эхнатон, была описана до мельчайших подробностей, причем в ней были изложены не только важнейшие достижения государств, но и отдельные картины быта древней семьи, истории непримиримой вражды и ревности.

Как правильно было сказано: «Египет – это история». Мы знаем, что за тысячи лет до Рождества Христова он уже был старейшей и весьма прогрессивной цивилизацией. К 4241 году до н. э., когда был введен календарь, Египет был развитой страной с большими земледельческими поселениями, культивированными землями и стадами одомашненного скота. Египтяне использовали орудия из дерева, камня и меди, производили ткани из выращиваемого ими льна, использовали пиктографическое письмо, писали красками и молились множеству богов.

Это была самостоятельная страна, но у нее было одно слабое место: ее земли были поделены на две части – Верхний и Нижний Египет, и эти две части веками находились в состоянии вражды.

Около 2900 года до н. э. их объединил царь Менее (легендарная личность, его также называли Нармер), он превратил Египет в единую нацию. Он надел на себя красную корону Саиса и назвал себя Повелителем Двух Земель; этот титул, как и многие другие, унаследовал Эхнатон. Менее ввел в стране первые законы и, будучи первым фараоном-завоевателем, основал первую династию.

Последовавшие за ним сильные династии привели Египет к расцвету времен восемнадцатой династии, представителями которой были Эхнатон и Нефертити.

Первым в восемнадцатой династии (и ее основателем) был «великий освободитель» царь Ахмоз (Амос, также Камос), который правил Египтом с 1570-го по 1545 год до н. э. и прославился изгнанием гиксосов.

Египетские историки называли их «мышами в пшенице». Никто не знал, откуда они пришли; считается, что они могли прийти с Кавказа. До их вторжения Египет был самостоятельной, мирной скотоводческой страной, в которой почти не было чужестранцев, но в XVIII столетии до н. э. орды гиксосов заполонили плодородный полумесяц. Вслед за лошадьми и колесницами, которых египтяне никогда не видели (хоть это гиксосы принесли Египту), шли тысячи и тысячи завоевателей, наступавших единым фронтом.

Много веков спустя историк Иосиф Флавий описывал гиксосов как неизвестные кочевые племена, которые налетели на Египет откуда-то с востока и завоевали мирных египтян, настолько потрясенных вторжением, что они «не выпустили ни одной стрелы в свою защиту».

Вторгнувшись в страну, «пастушьи цари» не слились с населением. Они строили свои собственные, окруженные стенами, укрепленные города, из которых тысячные отряды вооруженных воинов выходили разрушать египетские храмы и собирать дань с населения. Даже крупнейший город Фивы вынужден был согласиться на требования чужеземных повелителей.

Находившиеся у власти гиксосы относились к завоеванному народу с высокомерным презрением, что вызывало ответную ненависть египтян. Их называли «врагами, варварами, азиатами» или еще более презрительно – «правителями чужих земель». В течение трех столетий Египет беспомощно подчинялся правлению гиксосов, в истории этот период известен как время «великого унижения».

Мы немного знаем об этом периоде, поскольку жизнерадостные египтяне предпочитали описывать свои победы, а не поражения. Однако известно, что в течение этого времени было совершено несколько попыток изгнать завоевателей, но все они были жестоко подавлены. На мумии царя Сенкенре, предшественника Ахмоза, видны глубокие раны от боевого оружия, по-видимому приведшие к его смерти. Предполагается, что эти раны он получил, возглавив неудачное восстание против гиксосов.

Многие цари пытались бороться с завоевателями, в течение трех долгих столетий египтяне молились о появлении фараона, который избавил бы их от гнета.

Образ всесильного божественного фараона представлялся курьезным для самоуверенных чужеземных правителей. Существует легенда, будто однажды вождь гиксосов из своего дворца в дельте прислал оскорбительную записку египетскому царю с жалобой, что рев гиппопотамов в царском пруду в Фивах настолько громок, что мешает ему спать в его дворце, находящемся на расстоянии четырехсот милей.

И все же страна продолжала бороться. Молились и посылали проклятия фиванские жрецы. Фараоны произносили специальные царские заклятия, считавшиеся проверенным средством против угнетателей. Одним из наиболее эффективных путей поражения врага считалось написание его имени в окружении заклятий на красном глиняном горшке, который затем разбивали. Но даже эта церемония, прежде всегда безупречно действовавшая (может быть, потому, что те, кого проклинали, также в нее верили), не оказала ни малейшего влияния на гиксосов, они продолжали увеличивать дань со жрецов и царей. Тогда египетские жрецы заявили, что гиксосы молятся Сету, богу зла.

К тому времени, когда Ахмоз стал царем, гиксосы вот уже три столетия жили на плодородных египетских землях. Власть их простиралась от дельты Нила до Нубии, которую они сделали своей союзницей. Окруженный врагами с двух сторон, Египет оказался совершенно беспомощным.

В записях не указано, каким чудом первому из известных предков Эхнатона удалось объединить два Египта и поднять народы этих земель на совместную борьбу против врага. Между Северным и Южным Египтами постоянно происходили трения, но усилия Ахмоза, общая ненависть к врагу и надежда изгнать его из страны послужили достаточным основанием для сплочения. Единственной связью между двумя частями страны были курьеры, проезжавшие на своих колесницах через территории, кишащие шпионами и охранявшиеся войсками гиксосов, но, несмотря на постоянную опасность, они сумели сохранить тайну. Взаимопонимание было достигнуто, Египет стал единой страной, скорбевшей по поводу собственной беспомощности в течение трехсот лет.

Надежда и ненависть воссоединили людей, веками вынашивавших обиды. Разговоры о Севере и Юге ушли в прошлое, теперь это была «их общая страна», которую они должны были освободить от скверны. «Армия царя» превратилась в «нашу армию». И прежде, чем гиксосы успели осознать происходящее, весь Египет поднялся на борьбу. Рассказывали, что даже самые смиренные граждане нашли способы внести свой вклад в общий крестовый поход за свободу.

Война свирепствовала не один год. Один за другим под натиском египтян падали укрепленные города гиксосов. Мало-помалу враг был выдворен в Азию как из дельты Нила, так и из Египта. Египтяне преследовали убегающего врага. Слишком долго они страдали, чтобы проявить милосердие. Это уже не было возмездием. Это была месть.

Один город в Палестине солдаты Ахмоза осаждали в течение трех лет, прежде чем забаррикадировавшиеся гиксосы вынуждены были сдаться.

Но даже по прошествии многих лет, после изгнания последних завоевателей из Египта, они не были ни прощены, ни забыты.

Египет был свободен и впервые стал единой нацией. Царь Ахмоз заслужил неувядающую славу как спаситель Египта от рабства, как человек, объединивший страну, основатель первой египетской династии и отец героических сыновей.

Он был прямым предком Эхнатона.

Но у мальчика-царя были и другие прославленные предки. И хотя после Ахмоза страной и правили агрессивные и конструктивные правители, зенитом ее славы стал Эхнатон, мечтательный и задумчивый мальчик, который женился на Нефертити.

Предками Эхнатона были:

Аменхотеп I 1545–1525

Тутмос I 1525–1495

Тутмос II 1495–1490

Тутмос III 1490–1486

Хатшепсут 1486–1468

И все же, несмотря на выдающиеся заслуги, Ахмоз был не самым главным египетским героем. Эта честь принадлежала прапрадедушке Эхнатона – Тутмосу III, про которого Бристед писал, что «в его личности больше колорита, чем в любом другом царе Египта, за исключением Эхнатона».

Имя и деяния Тутмоса III большими буквами записаны в истории Египта. Именно записи о нем украшали стены святилища в Карнаке, по которым Эхнатон и Нефертити изучали историю своей страны, радуясь полученному наследству. Это ему была обязана восемнадцатая династия большинством завоеванных территорий, богатством и безопасностью. Это благодаря ему молодые правители обладали богатейшей страной, которая знала лишь мир и процветание в течение последних ста пятидесяти лет.

Во всех древних записях после его имени писалось «великий завоеватель». Его называли «основателем Египетской империи», «завоевателем иностранных земель», «завоевателем трехсот шестидесяти семи городов», «героем семнадцати кампаний», «завоевателем Алеппо», «человеком, наказавшим Нубию, Митанни и Сирию» и «героем битвы при Мегиддо».

Еще более похвально отзываются о нем современные историки. Его считают «Наполеоном Древнего Египта» и, возможно, «величайшим военным гением, когда-либо жившим на земле».

Как и его потомок Эхнатон, Тутмос III был вдумчивым, серьезным и амбициозным царем. Как Эхнатон, он унаследовал народ, который долго жил в мире. Со времени изгнания последнего гиксоса миновало три сотни лет. У Тутмоса III, как и у Эхнатона, не было необходимости что-либо завоевывать, но в них обоих жило желание создавать и властвовать.

Тутмос III стремился возвеличить Египет.

Существовал только один путь, чтобы активизировать довольную, процветающую страну: возродить ненависть, которая тлела три столетия.

Позади музея «Метрополитен», в нью-йоркском Центральном парке, стоит обелиск Тутмосу III, когда-то увековечивавший его память в Фивах. На нем он описывает себя как «человека, покаравшего правителей государств, которые на него напали». Как часто бывает с заявлениями царей, это было неправдой. В течение последних трехсот лет ни один гиксос на своей колеснице не осмеливался заезжать на территорию Египта. Но позор и унижение от их тирании все еще были живы в памяти народа. В руках Тутмоса III оказался готовый точильный камень, чтобы заострить клинок своего военного гения.

Он возродил желание отомстить. Он собрал такую сплоченную армию, какой прежде не было ни в одном государстве, и под защитой до того мало известного фиванского бога Амона повел ее на завоевание «правителей чужих земель», которых он объявил агрессорами. Что же, он был не первым и не последним, разжигающим месть на подобном основании. В качестве «Тутмоса-защитника» он продолжил преследование врага за пределами государства. Ну а если во время преследования страны, в которые ускользнули гиксосы, завоевывались и присоединялись к Египту – значит, на то была воля Амона.

Военная кампания Тутмоса III продолжалась в течение многих лет. Обычно он выводил свою армию из Фив сразу по окончании весенних дождей и сам ехал впереди в «легкой и блестящей» колеснице из электрона. Тутмос любил комфорт, поэтому, собираясь куда-либо, он всегда высылал своего маршала вперед, во дворец местного правителя, чтобы тот обеспечил ему удобное и роскошное проживание.

Семнадцать раз ходил он в Сирию и другие страны. В это время в Малой Азии возвысилась новая империя – Хетта, теснившая Сирию. Под предлогом преследования гиксосов Тутмос III завоевал крепости хеттов, положив начало новой и длительной вражде.

Во время одного из походов он на галерах переправил свою армию (военные колесницы, лошадей и людей) через море в Северную Финикию, богатую винодельнями и зерном. В отчете об этом походе он писал, что разрешил своим солдатам «ежедневно пить вино и умащивать свои тела маслами», что дозволялось в Египте лишь по большим праздникам. Покидая Финикию, войска Тутмоса большую часть богатств страны увезли с собой.

В другой раз он совершил поход на Кадеш, опорный пункт хеттов на реке Оронт между двумя Диванами. Кадеш был самой неприступной крепостью Сирии, он возвышался над долиной, сплошь занятой полями и садами, через которую вела одна-единственная дорога. Но ничто не могло остановить солдат Тутмоса: они собрали урожай пшеницы, срубили деревья, построили приставные лестницы и с их помощью забрались на стены осажденного города. Перейдя через Евфрат, он завоевал Митанни.

Но величайшей его победой был Мегиддо.

Тутмос III запечатлевал свое имя повсюду, где только возможно. В Карнакском храме он хранил гигантский кожаный «свиток смерти», где перечислял всех, кого убил или захватил в плен, и описывал все свои победы, включая ту, на основании которой он присвоил себе титул «героя Мегиддо». При жизни Эхнатона и Нефетити этот свиток еще существовал и они его читали, но позже он был безвозвратно утрачен.

Город Мегиддо находился в Палестине, туда и отправился Тутмос на своей сиявшей, «как пламя», колеснице во главе двадцатитысячной армии. Буквально «по своим следам» провел он бесконечные колонны через узкий и опасный проход: один неверный шаг, и человек срывался вниз на дно каменистого ущелья. (Через века, в 1916 году, здесь же прошла армия Алленби.) Рискованный переход закончился удачно, его армия в целости и сохранности вышла на богатую равнину Эсдраэлон. Здесь, выстроенная тысячами перед ханаанской цитаделью, стояла грозная армия азиатских солдат под командованием царя Кадеша и дружественных ему принцев.

Битва закончилась полной победой египтян. После битвы захваченными в плен оказались все принцы и их золотые колесницы, за исключением самого царя Кадеша, который исчез в пылу битвы, оставив на поле боя свой золотой скипетр. Мертвые вражеские солдаты были вытащены из земли «как рыбы», а выжившие скрылись, найдя защиту в стенах Мегиддо. Тутмос осадил город.

Мегиддо сдался, и Тутмос маршем прошел через Ливан, завоевывая все на своем пути. С собой в Фивы он привел тысячи пленных, сотни лошадей и колесниц, привез около двухсот килограммов серебра и золота, скипетр побежденного царя Кадета и множество рук, отрезанных от мертвых тел в доказательство того, что они были убиты.

Среди его пленников были принцы – военачальники вражеской армии и сыновья сирийских царей. Казалось бы, что такой грозный завоеватель должен был казнить побежденных врагов на торжественной церемонии в присутствии жрецов. Другие предки Эхнатона не раз изображались отсекающими серпами царские головы. Но Тутмос уже доказал свою жестокость, теперь он демонстрировал сострадание, что было новым и необычным для воина. В свитке сообщалось, что «иностранные принцы подползли к нему на животах, чтобы поцеловать землю в знак восхищения его величием» и Тутмос III даровал им жизнь. Он разрешил побежденным правителям вернуться в свои царства на ослах, оставив себе их лошадей и колесницы.

Однако он не отпустил юных сыновей «варварских» царей. Он, который безжалостно убивал сотни и тысячи людей, построил в Фивах для этих принцев специальные дворцы и дал им лучшее образование, которое можно было получить в Египте. К ним относились с такими великодушием и почтением, «приличествующими их знатному происхождению», что они потеряли всякий интерес к возвращению в свои менее роскошные дома, зато писали домой восторженные письма, благодаря свою счастливую судьбу, доброту Тутмоса III и его людей. В результате отношение завоеванных стран к Египту резко изменилось, они перестали испытывать страх и стали воспринимать его как защитника и друга. С этого времени правители Ливана, Кипра, Митанни и многих других стран с радостью платили дань царям Египта.

Этим хитрым ходом Тутмос-завоеватель не только создал, но и укрепил обширную Египетскую империю, унаследованную Эхнатоном и Нефертити.

Как и его прапраправнук, Тутмос III был мистиком. Именно видение позволило ему занять украшенный драгоценными камнями трон.

Как многие могущественные личности восемнадцатой династии, Тутмос пришел к власти из бедности. Он не был рожден царем. На стенах Великого храма описывалось его «чудесное восхождение» на трон.

Его отцом был царь Тутмос II, сын Тутмоса I (последний все еще правил Египтом, когда третий Тутмос уже был подростком), а матерью – никому не известная наложница из Фиванского дворца по имени Исида. Поскольку ее простое происхождение не давало мальчику никаких прав на наследство, его в раннем возрасте поместили в храм Амона. Так бы и затерялся он среди многих тысяч молодых жрецов, если бы не сжигавшая изнутри уверенность в своих царских правах, поэтому его не очень удивил бог Амон, явившийся ему в облике человека в большом зале и сказавший: «Ты должен править Египтом!»

Явление пришлось на решающий момент. Храм всегда был в курсе дворцовых сплетен, и даже молодые жрецы знали о злобных скандалах в царской семье. Тутмос I был великим царем и первым завоевателем Нового царства. Теперь он был стар и слаб, но все еще крепко держался за трон. Тутмос II заявил о своем праве на престол и угрожал отцу сместить его за некомпетентность. Семейный скандал до основания потряс дворец и храм, и именно в этот момент молодому жрецу предстало явление Амона.

Очевидно, он признался в своих видениях высокопоставленным жрецам и другим видным личностям этого круга, которые усмотрели выгоду в том, чтобы сделать царем члена своей братии. Место и время для объявления этого послания Амона было тщательно выбрано. По сути, это была хорошо срежиссированная сцена в присутствии членов царской семьи и религиозной верхушки.

Она произошла во время церемониального ритуала, происходившего в храме. Жрецы несли золотой идол Амона по большому залу. Ничего не ведавший Тутмос II, сам себя назначивший правителем, спокойно воскуривал богу фимиам. Держа в руках курящееся кадило, он стоял на месте, считавшемся священным, и ждал, пока перед ним остановится процессия, чтобы получить от бога официальное церемониальное признание.

Но процессия не остановилась, она проследовала дальше к тому месту между колоннами, где в полутьме стоял молодой жрец в окружении своих товарищей. По темному залу пронесся стон религиозного страха, когда тяжелый идол на одиннадцати серебряных шестах медленно наклонился, как будто выражая почтение молодому жрецу. Затем поднялся крик, поскольку это был безошибочный знак предпочтения со стороны Амона. Тутмос II был сброшен с трона своим наполовину царственным сыном, и скромный молодой жрец стал царем Египта Тутмосом III.

Он полностью доверял Амону: «Я его сын, вышедший из него и совершенный от рождения…» Мы никогда не узнаем, каким образом была совершена эта священная революция. Некоторые считают, что она была организована матерью мальчика. Другие подозревают, что все представление было инсценировано жрецами Амона. Возможно, им помогала царица Хатшепсут, дочь старого Тутмоса I, предоставившая Тутмосу II право на избрание, выйдя за него замуж (он был ее сводным братом, сыном Тутмоса I от наложницы). Она была тетей Тутмоса III и могла распознать способного мальчика. Они даже могли быть женаты.

Как бы то ни было, но, получив трон, Тутмос III продолжал испытывать благодарность к Амону за свое высокое положение и успех в завоеваниях. Все его победы и соответствующая доля дохода были посвящены богу. В свою очередь, Амон продолжал поддерживать с ним дружеские отношения. И когда Тутмос, в знак благодарности, начал работы по расширению храма, бог был настолько милостив, что явился ему в образе красивого мужчины, дал совет по закладке фундамента и даже своей божественной рукой придержал отвес.

Последний раз бог появился в человеческом облике, когда храм был закончен и посвящен его имени. Во время торжественной церемонии он стоял рядом с царем и вполне дружелюбно принимал почести.

Все это и многое другое было должным образом запечатлено на стенах святилища. Сообщения об этих выдающихся событиях распространились по всему Египту и достигли даже дальних стран, расположенных за Евфратом. Имя Тутмоса III и записи о его доблестях были вырезаны на вечном камне – на памятниках, обелисках, стелах и утесах.

Тутмоса III называли бесстрашным. Он сам вел своих солдат в гущу битвы и не боялся встреч с дикими животными. Однажды он дрался с разъяренным слоном, который уже почти одолел царя, когда между ними бросились царские генералы и отрубили животному хобот. Он победил множество царей, завоевал много стран, захватил и убил сотни тысяч людей. Но был один человек, которого он так и не смог себе подчинить.

Единственное поражение «великий завоеватель» потерпел от своей тетушки Хатшепсут, которая занозой сидела в его теле в течение почти восемнадцати лет.

История этой неукротимой предшественницы Эхнатона могла одновременно и вызывать благоговейный трепет, и веселить Нефертити, но у нее никогда не возникало желания ей подражать. Хатшепсут была самой агрессивной из длинной череды энергичных цариц восемнадцатой династии. Ее называют «первой великой женщиной в истории», «первой феминисткой», «единственным египетским фараоном-женщиной» и «женщиной, которая была царем».

Чтобы получить право на трон, царь Тутмос II женился на своей сводной сестре Хатшепсут, имевшей полное царское происхождение. Когда Тутмос III после видения Амона отобрал трон у своего отца, он лишил эту решительную женщину ее положения, низведя до роли отставной царицы. И хотя это положение продолжало оставаться почетным (Тутмос следил, чтобы ей выказывали должное уважение и отдавали дань восхищения), оно не устраивало Хатшепсут, которая не намерена была оставаться на вторых ролях.

Сложность роли героя состоит в том, что он должен на продолжительные периоды времени отлучаться из дома. Большую часть своего правления Тутмос III провел воюя за пределами государства и расширяя границы Египта.

В этом Хатшепсут увидела свой шанс и не упустила его. Ее племянник был посажен на трон благодаря видению. У нее тоже было видение. В том же самом зале храма, где Амон явился Тутмосу III, бог явился и Хатшепсут.

Воспользовавшись этим видением и отсутствием царя, Хатшепсут хладнокровно узурпировала трон и провозгласила себя царем Египта.

Не царицей, а царем!

Конечно, жрецы Амона могли бы ее остановить. Они могли бы сказать, что ни перед одной египетской царицей никогда не представало видений и что подобная божественность является прерогативой царей. Но несмотря на то, что Хатшепсут была очень женственной – фактически ее провозгласили «прекраснейшей из женщин Египта», – она была необыкновенной женщиной. И к тому же она была очень предана Амону.

Жрецы Амона промолчали, возможно, из чистого любопытства, чтобы посмотреть, что из этого получится.

Получилось многое. Началась многолетняя борьба за престол, которая означала обогащение Египта – и Амона. Пока Тутмос отсутствовал, расширяя границы Египта, Хатшепсут укрепляла страну изнутри. Следуя божественным советам Амона, она посылала экспедиции в Красное море, и они привозили назад сказочные сокровища из Пунта, включая редкие миртовые деревья, которые высаживались затем на террасах перед величественным погребальным храмом, который она построила для себя. Он был выдолблен с внешней стороны горы, рядом с Долиной царей, в Дейр-эль-Бахри.

Она строила непрерывно – памятники, храмы и обелиски в традициях фараонов. В своем собственном понимании она была царем. Она носила мужскую одежду, которая в их жарком климате не слишком отличалась от женской, и царскую корону. И как последний штрих, она носила мужскую искусственную бороду, символ царской власти.

На сохранившихся статуях Хатшепсут мы видим ее с большими, кокетливо поднятыми глазами и золотой бородой, привязанной к подбородку.

Тутмос III возвращался из многочисленных походов, делавших Египет величайшей империей мира, и обнаруживал, что его тетя Хатшепсут все больше завоевывает Египет. Им египтяне восхищались, ее – любили. У величайшего из когда-либо живших воинов не было оружия, которое смогло бы победить маленькую, но полную решимости женщину. Хатшепсут отказывалась покидать трон. Там она и оставалась, совершая добрые дела и хвастаясь ими в течение целых восемнадцати лет.

В колонном зале храма Хатшепсут поставила два обелиска, свидетельствовавших о ее величии. Эти гранитные столбы были самыми высокими в Египте, их высота составляла 30 м. Они были высечены под руководством любимого архитектора Хатшепсут Сенмута и привезены во время максимального разлива Нила на гигантской барже, которую тащили тридцать галер, для чего потребовалось около тысячи гребцов. Трудно вообразить, как эти колонны были доставлены от причала до храма, где их наконец установили вертикально.

Мы можем представить себе маленькую и упрямую Хатшепсут, стоящую в просторном зале между своими колоннами, среди сплетенных из тростника корзин, наполненных сияющими грудами электрона, и наблюдающую за взвешиванием металла (его взвешивали как зерно), предназначенного для покрытия обелисков серебром и золотом.

Далеко не все ее постройки были данью тщеславию. Так как ей не мешала война, у Хатшепсут были время и средства для укрепления мира. Она восстанавливала храмы, разрушенные гиксосами. Она контролировала работу правительства, всегда замедлявшуюся во время отсутствия фараона. Она следила за соблюдением существующих законов и исполнением приказов. Она превратила гражданские службы в бесперебойно работающие компетентные машины.

И во всем, что Хатшепсут строила и совершала, она полностью полагалась на Амона.

Отчаянно конкурируя с тетей, строил и Тутмос III. Он также во всем полагался на Амона. В результате их междоусобицы выигрывали и Фивы, и Амон. Город богател и день ото дня становился прекраснее, а малоизвестный бог превратился в главного бога Египта.

Между военными походами и возведением собственных памятников Тутмос III находил время для путешествий по Египту и изучения его нужд, чего не делал до него ни один царь. Энергия била из него вулканом. Находясь в Египте, он следил за работой каждого правительственного департамента и строго наказывал за коррупцию. Он тоже реставрировал храмы, разрушенные гиксосами. Он расширил храм Амона, увеличил его богатство и полномочия жрецов. Он также ввел новые законы и правила для храмов – и все они были выгодны Амону.

В этом свирепом воине, как и во всех царях восемнадцатой династии, жила любовь к красоте, так ярко выраженная у Эхнатона. Мальчик-царь мог прочесть на стенах Фив, как Тутмос III лично рисовал эскизы ваз и других предметов роскоши, которые позже изготавливались в храмовых мастерских.

У великого царя была лишь одна слабость – он ненавидел Хатшепсут, что в полной мере проявилось после ее смерти.

Неизвестно, умерла ли эта женщина-царь естественной смертью, или, как подозревали, Тут-мосу III в конце концов удалось ее отравить. Отравление вообще было обычной опасностью для представителей правящих классов Египта.

Не успела Хатшепсут умереть, как Тутмос III начал массовые разрушения. Все, что она построила для своего прославления, было немедленно уничтожено. Ее статуи разбивали, ее имя стирали с памятников, а сами памятники разрушали. Даже привезенные из Пунта миртовые деревья были с корнями выкопаны с террасы перед ее погребальным храмом около Долины царей.

Но сам храм остался цел, Тутмос III не стал его разрушать. Случилось ли это потому, что он, как и построившая его Хатшепсут, был «настолько прекрасным, что прекраснее невозможно вообразить», или по другим причинам – мы не знаем. (Он и по сей день остается самым красивым памятником фиванских развалин.)

Но даже самые неистовые разрушители не смогли справиться с двумя обелисками, возвышавшимися в храме. Не нашлось ни одного каменщика, ни одного архитектора, который сумел бы их снести. Тутмос приходил в ярость, постоянно наталкиваясь на них взглядом в большом зале храма, где он устраивал свои грандиозные «пиры победы», ставшие ежегодным праздником. Положение усугублялось тем, что в течение большей части праздника он был вынужден стоять лицом к обелискам, воздвигнутыми Хатшепсут.

В конце концов он приказал закрыть обелиски сплошной каменной стеной, и это был первый в истории забор, поставленный «назло».

Эхнатон и Нефертити, в свое время возобновившие эти праздники, могли знать о секрете, скрывавшемся за сплошной стеной. После смерти Хатшепсут Тутмос III приказал стереть ее имя с лица земли, что для египтян было равносильно убийству после смерти. Но от ее истории сохранилось достаточно, чтобы дойти даже до наших времен, и уж наверняка во времена Эхнатона и Нефертити ее слава была еще свежа в памяти простых египтян.

Может быть, именно размышления над судьбой Хатшепсут заставили Нефертити навсегда отказаться от роли агрессивной женщины. И действительно, даже Хатшепсут не обладала такой властью, как девочка, ставшая теперь царицей Египта. Нефертити была невесткой и воспитанницей царицы Тиу, хорошо знавшей пути любви. Как и Тиу, она достигла высочайшего положения благодаря поклонению царя. Она не завидовала ни одному часу из жизни Хатшепсут.

Она была Нефертити, прекрасной и любимой, и, как в случае Хатшепсут, ее слово было решающим. Через тысячи лет после смерти Хатшепсут археологи разрушили тайную стену, и над руинами Фив снова сияют ее обелиски.

В память о своих победах Тутмос III также возводил обелиски. Некоторые из них сохранились, мы можем увидеть их в Риме, Лондоне, Константинополе и даже в неизвестной в его времена Америке.

Обелиск Тутмоса в Центральном парке является памятником разочарованному человеку, чье славное полувековое правление на восемнадцать лет было подорвано женщиной и стало единственным его поражением.

Через несколько сотен лет после смерти Тутмоса III его погребальный храм в Долине царей стал местом первой в мире сидячей забастовки. Деньги еще не изобрели, и рабочим платили одеждой и пищей. В 1165 году до н. э. рабочие, производившие захоронения, сидя в тени погребального храма царя Тутмоса, в течение нескольких часов непрерывно пели: «Нам не заплатили».

Хотя рабочие некрополя и были «социальными отбросами», но их работа имела величайшую значимость для зацикленных на культе смерти египтян. Поэтому первые в истории забастовщики очень скоро добились своих целей.

Храм все еще стоит в Долине царей, а мумия Тутмоса III покоится в Каирском музее. Внешне мумия ничем не напоминала статуи и изображения Эхнатона.

Тутмос III был приземистым, крепкого телосложения. В нем отсутствовали стройность и изящная элегантность, отличавшая его потомков. Но в основе характера Эхнатона лежал железный стержень Тутмоса-завоевателя, а сам его пример постоянно находился перед глазами, куда бы молодой царь ни бросил взгляд.

Его жизнь яркими красками была запечатлена на стенах Фив, повсюду виднелись написанные клинописью похвалы. Рассказ о победе в Мегиддо был выжжен на коже на стене храма. На другой стене находился иллюстрированный список редких растений и животных, которых победоносный царь доставил в Фивы во славу Амона. Потомки этих растений и животных все еще жили в садах вокруг храма, где Эхнатон и Нефертити провели много приятных часов.

Но сильнее всего присутствие «великого завоевателя» ощущалось в храме Амона, где богатые и благодарные жрецы, получившие столько благ от давно умершего фараона, некогда бывшего в их рядах, все еще пели гимн, предположительно написанный Тутмосом III: «Я присоединил нубийских бедуинов, десять тысяч, и еще тысячи, и еще сотни тысяч людей с севера».

Тутмос III основал империю и стал предком могущественных царей, которые сохраняли ее целостность вплоть до царствования Эхнатона.

Первым из потомков Тутмоса, достойных его величия, был его старший сын царь Аменхотеп II, который правил от 1439-го до 1436 года до н. э. Он был прадедом Эхнатона и царем, которого запомнили надолго. После смерти его могущественного отца некоторые вассальные цари осмелились проявить неповиновение. Новый царь подавил сопротивление прежде, чем оно успело начаться. Во главе армии он выступил в неблагополучные районы и вскоре вернулся в Фивы с победой – семеро из восставших царей были повешены вверх ногами на носу его царской барки. Эти жертвы он благочестиво посвятил Амону, но прежде вывесил их тела на стенах Фив, чтобы они высохли на солнце. Тело седьмого убитого им царя он послал в город Напату, чтобы предупредить возможность восстания среди нубийцев.

Он был жесток и отважен как на войне, так и на охоте. Аменхотеп II любил хвастаться, что «ни один человек не сможет натянуть его лук».

И конечно, как и другие цари восемнадцатой династии, он был великим строителем. Он немало добавил к архитектурному ансамблю Фив. Впечатляющий пилон, возведенный им перед храмом Амона, был инкрустирован пятью с половиной тоннами малахита, а также серебром, золотом и ляпис-лазурью.

Аменхотеп III, сын Тутмоса IV, взял на себя управление империей в 1398 году и передал ее сыну Эхнатону еще более экономически крепкой и архитектурно украшенной.

Эхнатон и Нефертити унаследовали величайшее царство в мире, протянувшееся от Северной Сирии до верхнего Евфрата и вниз, через всю Африку, до Нубии, к четвертому порогу Нила. В далеких странах темнокожие чужаки поклонялись богам Египта с их ястребиными, кошачьими и бычьими головами и пели на чужом языке о прославленных правителях Эхнатоне и Нефертити.

Молодые регенты правили всем известным им миром. Менее крупные монархи платили им дань. Эхнатон действительно был «царем царей».

Эхнатон был вдумчивым и самоуверенным юношей.

Он хотел стать достойным славы Тутмоса III и всех своих предков-воинов, завоевавших и удерживавших Египетскую империю.

Глядя на статуи своих предшественников в храмовом святилище, он испытывал уверенность, что станет величайшим из них всех.

Маленькая, как кукла, на фоне этих громадных статуй, Нефертити могла невозмутимо разглядывать их строгие черты. Они с Эхнатоном в равной мере несли груз, возложенный на них историей. Для пятнадцатилетней девочки это была большая ответственность.

Как истинная женщина, Нефертити не стремилась к конфликтам. Она была наполнена и своим собственным содержанием. Они были женаты лишь несколько месяцев, когда она почувствовала, что беременна первым ребенком. Теперь она стала частью знаменитых предков, частью истории восемнадцатой династии. В ее похожем на детское, надушенном теле лежало будущее Египта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.