Невидимый фронт капитана Арсеньева

Невидимый фронт капитана Арсеньева

Двадцативосьмилетний поручик, уроженец Санкт-Петербурга Владимир Клавдиевич Арсеньев прибыл в крепость Владивосток в августе 1900 г.

Русский флаг был поднят тут еще в XVIII в. 1 августа 1850 г. адмирал Невельской в Николаевском посту от имени российского правительства объявил: «Приамурский край до корейской границы с островом Сахалин составляет российские владения… Никакие… самовольные распоряжения, а равно обиды обитающим инородцам не могут быть допускаемы». Но государственная граница с китайским соседом была определена и утверждена договорами в Айгуне, Тяньцзине и Пекине лишь восемь лет спустя[22].

Еще на пути в крепость Арсеньев проявил немалое мужество. Послужной список сообщает, что он «участвовал в делах при выбитии китайцев с позиции у города Сахаляна» под Благовещенском. Русским войскам пришлось там сразиться с участниками восстания боксеров-ихэтуаней. Поручик заслужил первые награды: серебряную медаль «За поход в Китай» и знак «За меткую стрельбу».

Во Владивостоке Арсеньев стал учиться разведывательному делу. И быстро овладел им. Мы мало знаем об этой стороне военной биографии знаменитого путешественника. Точно лишь известно, что поручика в 1902 г. назначают командиром крепостной конно-охотничьей команды – мобильной разведывательной группы. «Охотники» подбирались обычно из казаков. Приказ военного министра четко определял: они «должны быть избираемы из энергичных, сильных, ловких, искусных в стрельбе», выполнять любые задания, связанные с особой опасностью.

Арсеньев Владимир Клавдиевич (1872–1930). – исследователь Дальнего Востока, писатель, географ. Скульптор И.А. Писарев

Весной 1905 г., когда Россия вела войну с Японией, Арсеньева производят в штабс-капитаны и подчиняют ему уже две команды. А вскоре как батальонный командир он возглавил летучий отряд из четырех конно-охотничьих подразделений. Фактически – военную разведку гарнизона.

В крепости со дня на день ждали нападения японцев. Они могли и через границу просочиться, и высадить на побережье десант. «Охотники» Арсеньева днями и ночами пикетировали местность, совершали вылазки к границе, стараясь не вступать в вооруженные стычки, задерживали подозрительных, вели рекогносцировку местности. Штабс-капитан сам ходил с казаками в рейды и уже тогда стал вникать в проблему, которой позже займется серьезно: какую опасность представляет действующая в Уссурийском крае китайская «пятая колонна».

Сколько обитало на территории русского Дальнего Востока незаконно проникших китайцев, корейцев, японцев, никто не считал. Чехов писал в 1890 г. из Благовещенска в Петербург А.С. Суворину: «Китайцы начинают встречаться с Иркутска, а здесь их больше, чем мух…»

«Гнездились» они в основном в глухой тайге. Но и в городах их было достаточно. По переписи конца ХIХ в. во Владивостоке проживало немногим больше 29 тыс. человек, и среди них числилось более 10 тыс. китайцев, 1360 корейцев и 1260 японцев. Побывавший на Дальнем Востоке норвежский исследователь Фритьоф Нансен сообщал, что в 1910 г. население города насчитывало 89 600 человек, из них русских – 53 тыс., китайцев – 29 тыс., корейцев 3200 и 2300 японцев.

О том, что «желтая опасность» представляет серьезную угрозу, царские чиновники по-настоящему осознали лишь когда Япония напала на Россию.

Арсеньевские «охотники» задержали немало шпионов и диверсантов, работавших на японцев, изымая оружие и доказательства их деятельности. Владимир Клавдиевич показал себя незаурядным контрразведчиком, что подтверждают его награды: орден Св. Анны 4-й степени «За храбрость», орден Св. Станислава 3-й степени, орден Св. Анны 3-й степени, орден Св. Станислава 2-й степени, орден Св. Владимира 4-й степени.

После поражения в войне с восточным соседом Николаю II, его министрам и генералам стало ясно, что Япония не оставит своих захватнических намерений. Да и как поведет себя в новом веке Китай? П.А. Столыпин в 1908 г. при рассмотрении сметы строительства восточного участка Транссибирской магистрали в Государственной думе говорил: «Отдаленная наша суровая окраина богата золотом, лесом, пушниной, громадными пространствами земли, годной для культуры. И при таких обстоятельствах, при наличии государства, густо населенного, соседнего… эта окраина не останется пустынной… Если мы будем продолжать спать летаргическим сном, то край… будет пропитан чужими соками… С общегосударственной, политической стороны надо признать, как важно для этой окраины заселение ее. Но возможно ли заселение без путей сообщения?»

Генерал-губернатор Приамурского края П.Ф. Унтербергер быстро оценил способности капитана Арсеньева и перевел его поближе к штабу, в Хабаровск. А весной 1906 г. назначил начальником большой экспедиции в дебри сихотэ-алиньской тайги. Об этом длившемся более полугода походе, как и о второй экспедиции по новым «белым пятнам» на карте Приамурской области, продолжавшейся с июня 1907 г. по январь 1908 го, и о третьей, 1908–1910 гг. – самой длительной и тяжелой, – по северным районам Приамурья, известно много по арсеньевским повестям – «По Уссурийскому краю», «Дерсу Узала», «В горах Сихотэ-Алиня». Но о военно-разведывательной стороне экспедиций автор в них даже не упоминает.

Генерал-губернатор рассчитывал, что Арсеньев с приданными ему офицерами и стрелками реализует свой опыт, накопленный в разведывательных рейдах во время минувшей войны. Громадные пространства – от побережья Японского моря и по распадкам, рекам, склонам Сихотэ-Алиньского хребта, его перевалам – надо было преодолеть пешим ходом, чтобы знать досконально, где возможны высадки вражеских десантов, где пройти войскам, где наступать, где обороняться, маневрировать или принимать бой. Каждодневно во всех трех экспедициях, не упуская ни одной мелочи, Арсеньев подробно описывал в дневниках и донесениях все, что «подходило под военный угол зрения».

Был в перечне поставленных заданий пункт «Сведения о японских шпионах»: не заходили ли японцы в данные местности, что делали, о чем выспрашивали, чем интересовались, не проводили ли съемок топографических, откуда пришли, куда направились? Запись в дневнике: «На реке Сань Хо-Бэ есть китаец по фамилии Суй-Хуин, который отлично говорит по-японски, ездит часто в Японию, живет там в течение нескольких месяцев, при появлении японцев в течение 10 лет постоянно является на их суда проводником и переводчиком, на паях ловит с ними рыбу в самих реках, уходя от устья вверх 1–2 версты. К тому же он отлично знает побережье и умеет делать съемки рек. Записная книжка со съемками и записями у него отобрана, а сам он арестован».

Один из разделов заданий – «Возможные операции японцев в данном районе, образование баз. Вероятные пути наступления для вторжения в глубь страны. Места, удобные для высадки неприятеля». Собирая необходимые для военных сведения, Арсеньев всегда смотрел чуть дальше: каких каверз ожидать от сопредельных с Россией государств.

Сколько же сил требовалось, чтобы делать съемки местности в тайге и горах! Нужно было пройти с тяжелой буссолью, с компасом, шагомером, барометром со шкалой высоты, гипсометром, рулеткой по таким местам, куда и зверь не забирался! Пройти, часто полагаясь еще и на свой глазомер, опыт, чтобы оставить на планшете точный чертеж. Помогал и громоздкий фотоаппарат с ящиком стеклянных негативов, который Арсеньев брал во все походы.

Подробнейшие карты, на которых не только любая высотка обозначена или речка, но и каждый домишко, ручеек, болотце, тропа, опушка и отдельно стоящее дерево, причем в цвете, делал во множестве сам Арсеньев, позже ему помогал младший брат Александр, получивший специальное образование.

Встречая коренных жителей Уссурийской тайги, Арсеньев прежде всего интересовался их отношением не только к русским переселенцам, но и к китайцам и корейцам, досаждают ли бандиты-хунхузы, что знают о японцах. Он даже составил вопросник: «Настроение: враждебное или дружественное, гостеприимство, доверие, скрытность, угнетенное состояние или возбуждение».

В 1911 г., уже при новом генерал-губернаторе Николае Львовиче Гондатти, Арсеньев переводится с сохранением военного чина в Уссурийскую межевую партию. В следующем году его откомандировывают в личное распоряжение генерал-губернатора в должности штаб-офицера.

Как раз в то время спецслужбы Российской империи становились на ноги. В декабре 1908 г. в Петербурге состоялось закрытое совещание Межведомственной комиссии представителей МВД, Генерального штаба и Морского генерального штаба по организации контрразведывательной службы. Впервые было четко сформулировано само понятие: «контрразведка, или борьба со шпионажем». С 1911 г. на разведку на Востоке ежегодно тратилось 204 тыс. рублей. В 1913 г. штабу Приамурского военного округа было выделено на эти цели 25 тыс. Хотя до Первой мировой войны Генеральный штаб не имел систематически организованной агентурной разведки, на местах серьезные шаги в этом направлении предпринимались.

Гондатти старался как можно эффективнее использовать Арсеньева – знающего, исполнительного и инициативного офицера с опытом агентурной работы, имеющего тягу к научным исследованиям – для задуманной им широкомасштабной операции против «пятой колонны».

Генерал-губернатор решил разобраться, кто населяет вверенную ему территорию, особенно районы, что еще вчера зияли на карте «белыми пятнами», где нет больших селений, дорог, а лишь фанзы пришлых из-за границы «нелегалов», охотничьи избушки да звериные тропы. Горы, тайга, глухомань. А богатства – немереные. Эту землю надо осваивать. В 1908 г. только в Приамурскую область переселилось 21 500 человек, в 1909 м – 18 400. Потом наметился спад: аграрная реформа после убийства Столыпина стала буксовать. Но все равно приезжало ежегодно 10 тыс.

А кто ждал переселенцев в тайге? «Как казаки в Запорожскую Сечь, так и в Уссурийский край шли китайцы, – напишет Арсеньев в своей книге. – Это были или преступники, которые спасались от наказаний и бежали из своего государства, или такие, которые не хотели подчиняться законам империи и желали жить в полнейшей свободе на воле».

Китайцы перебирались за Уссури и Амур из Сунгарийского края, куда из центральных районов Поднебесной ссылались преступники. Не знавшие семейного очага бродяги, «всякого рода негодяи, подозрительные личности, беглые и тому подобный сброд». Русских, добавляет автор, «они считали вассалами и требовали от них дани».

Вот с кем предстояло встречаться в тайге арсеньевским экспедициям, которые назвали Амурскими (хотя проходили они в Уссурийском крае).

Накануне летнего солнцестояния 1911 г. от Владивостокского причала отвалил пароход «Трувор», который пошел вдоль берега, держа курс на север. Штабс-капитан Арсеньев и члены его экспедиции поднялись на судно после полуночи. Было приказано отбыть, не привлекая внимания посторонних. Да и знакомым не говорили они ни о сроках командировки, ни о маршруте.

Арсеньев взял в руки лист с составом экспедиции. Четыре человека будут заниматьcя научными изысканиями. От студентов Бутлерова, Усова и Ощепкова – он многого не ожидал. С флористом Десулави он знаком по прошлым походам. Этот привезет богатый гербарий и открытия сделает. «И я сам постараюсь выкроить время для раскопок, а если удастся, то продолжу изучение обычаев аборигенов. Да, научные силы невелики. И как они себя поведут, когда действовать начнут приданные мне вояки? Труса играть в тайге нельзя. Верная погибель».

Перечитал фамилии тринадцати нижних полицейских чинов и лесной стражи. С каждым он успел поговорить, пригляделся за время сборов. Народ тертый, некоторые в японской кампании участвовали. Надо еще раз растолковать им тактику действий. Главное – избегать напрасных жертв. Самое сложное – отличать мирных китайцев от хунхузов. Они ведь тоже страдают от бандитов. Но больше достается нашим переселенцам. И коренных жителей тайги давно уже хунхузы притесняют, а то и изгоняют со своих земель.

В команду вошел переводчик канцелярии губернатора А. Шильников. Малый дельный, китайский знает неплохо. Глаза и уши Гондатти, так что с ним лишних разговоров лучше не вести. Удэгейца Сале Арсеньев выбрал в проводники сам. Местный, все тропы знает, в деле проверен.

Инструкцию генерал-губернатора Гондатти от 17 июня 1911 г. Арсеньев взял с собой как руководство к действию. Две страницы на машинке – открытая и секретная часть. В открытом предписании местным властям говорилось, что «старший производитель работ Переселенческого управления штабс-капитан Арсеньев в сопровождении студента Московского сельскохозяйственного института Бутлерова отправляется на побережье Японского моря в район реки Нахтоху до залива Св. Ольги для выполнения возложенного на него особого поручения». Полицейские, волостные и сельские власти должны оказывать «всякое возможное с их стороны содействие к успешному выполнению возложенной на них задачи, а также содействовать беспрепятственному проезду их в указанном выше районе путем предоставления за плату проводников, лодок, вьючных лошадей…».

В секретной части – суть «особого поручения». Собирать обстоятельные сведения о китайцах, живущих нелегально; выяснять, кто помогает хунхузам, кто из них вооружен, их численность; нахождение мест производства опия и его курения, а также азартных игр; задерживать подозрительных, при обнаружении контрабандных организаций арестовывать их руководителей; также арестовывать бродячих китайцев, сжигать притоны хунхузов, разоружать их, описывать имущество арестованных; сжигать «спиртогонки», уничтожать китайскую водку, ловушки хищного лова. Выяснять, как складываются отношения между туземцами, китайцами и русскими, чем заняты живущие в этой местности, какие промыслы, как китайцы эксплуатируют инородцев, подобрать людей для слежки за хунхузами. Реквизированный опий отправлять во Владивосток. Предупреждать китайцев, что после окончания сельхозработ они должны покинуть Приморье, проверять документы «честных китайцев, вернуть женщин мужьям, тазов считать коренным населением и дать им временные документы».

И последнее: «Акты и расписки составляет пристав и подписывают начальник экспедиции Арсеньев и двое понятых. Не ходить по китайским фанзам в одиночку».

Не сложно понять, насколько широк и трудновыполним был круг задач, поставленных перед отрядом. А сил мало – всего тринадцать человек с оружием. Студенты не в счет.

Донесения он отправлял с зафрахтованными военным ведомством судами, которые прибывали из Владивостока и уходили назад в обговоренные сроки. Они доставляли провизию и забирали пленных. А отряд следовал то лесными тропами, то продирался сквозь непроходимую тайгу, то спускался по берегам речек к морю.

4 августа Арсеньев направляет губернатору секретный доклад на четырех страницах: задержано и этапировано 25 китайцев и 13 корейцев, уничтожено 3 тыс. браконьерских снастей только на соболя, много ловушек, загородей и других хищнических приспособлений. Назвал он имена трех местных орочей – Сунцая, Чона и Лагоды, которые «как ищейки помогали нам, разбирали все следы и помогли поймать убегающих китайцев. Китайцы грозят убить орочей, когда выйдут на свободу. Орочи боятся и не хотят нам [больше] помогать».

8 сентября Арсеньев докладывал в Хабаровск из района реки Великая Кема: поход продолжается без дорог по горам. Жандармы жгут фанзы контрабандистов, а те грозят расправой.

19 сентября. Новый доклад о том, что волновало Арсеньева с начала похода – действует «беспроволочный телеграф». Китайские и корейские матросы на судах, обслуживающих экспедицию, предупреждают браконьеров по пути следования, и работа сводится к нулю. Арсеньев пишет так: «Согласно статье 197 Устава Торгового, на русском судне дозволяется иметь иностранных матросов не более четвертой части. Законом… января 1911 г. разрешено временно… иметь иностранных подданных в количестве, не превышающем половины численности всего экипажа на данном судне….Это были, естественно, сплошь китайцы! А уж они-то своих оповещали о малейших действиях властей, грозящих их собратьям, внедрившимся в русскую почву… Все перемены и мероприятия правительственных центральных учреждений в крае, касающиеся китайцев и даже меня лично, я узнавал от… китайцев раньше, чем получал почту».

В следующих донесениях Арсеньев, еще веря в гуманное разрешение «национального вопроса», предлагает переселять китайцев из лесов, где они хищничают, в города и рабочие поселки и там определять их на работу на заводы, фабрики, рудники, мукомольни. «Они способны и инициативны», – добавляет он.

В районе рек Арму и Такунж было уничтожено 26 хижин браконьеров, 4824 соболиных ловушки, 6552 волосяные снасти, которые ставились на пушных зверей, 489 петель для кабарги, большое количество других приспособлений для хищнической ловли лесных зверей.

18 октября в донесении Гондатти Арсеньев делает очень важный вывод: осуществляемые им меры недостаточны. Его группа бьет «по вершкам», а «корешки» находятся не в тайге и побережье, а в городах края. Там сидят дирижеры. Эту мысль Арсеньев позже разовьет в своей книге «Китайцы в Уссурийском крае», глубоко проанализировав систему противоправительственной, антирусской, неподконтрольной властям организации, сумевшей, как раковая опухоль, внедриться во все поры дальневосточных губерний России.

В главе «Китайские организации в городах» Арсеньев рассказывает о вещах актуальных и для начала XXI в. К примеру, об организации китайской торговли в развоз и скупки пушнины у местного населения: «В настоящее время нет ни одной деревни, в которой не было бы китайской лавки. Лавки эти не есть самостоятельные торговые единицы. Получая из городов от главных фирм лежалые товары и всякую заваль, они успешно сбывают ее по высокой цене в провинции как за наличные деньги, так и в обмен на предметы охоты, даже на овощи, зерновые продукты.

Свидетельства на право скупки пушнины китайцам выдает Владивостокская городская управа. Какое отношение городская управа имеет к пушному промыслу во всей Приморской области, сказать трудно!.. Под личиной торговца… всегда скрывается хищник». Или о морском «промысле»:

«Из Сучанского, Судзухинского, Шкотовского прибрежных районов китайцы постоянно отправляют свои шаланды на городской рынок с мехами, опиумом, оленьими жилами и хвостами, со шкурами зверей, овощами, зерном, дровами, табаком, морской капустой… Доставленные в город грузы эти немедленно забираются торговыми фирмами и пускаются в оборот…»

Читаем далее: «Со свойственной китайцам способностью… сорганизовываться для… поддержки друг друга уссурийские манзы… в городах… образовали общества, которые имеют здесь и политическое значение». Арсеньев перечисляет населенные пункты, в которых он побывал и где филиалы таких обществ существуют: пост Св. Ольги, поселения на реках Сучане и Имане, Шкотово, Посьет, Барабаш, Новокиевск, Черниговка, Спасск, Лутковка, Анучино. Везде, где есть китайские лавки. «Из своей среды они выбирают правление… имеют свою полицию, через которую они держат в своих руках все инородческое население, всю торговлю и таксируют цены на все предметы первой необходимости и звериный промысел». Одна из целей этих обществ, как Арсеньев определяет, «в экономической борьбе создать противовес русским». «В нужный момент эти организации все сразу объединяются… и тогда выступают, как компактная сила объединенного общественного мнения, с которыми русским властям… приходится считаться. Многочисленные китайские ассоциации, которые разбросаны по всему Уссурийскому краю… являются… автономными ответвлениями тайной и внешней политики Китая… Есть только один исход – это разрушение всяких политических и торговых китайских ассоциаций. Китайцы захватывают край экономически, а потому способ борьбы с ними должен быть тот же самый!»

Особняком стоят доклады о положении туземного и русского населения. Тут тоже далеко не все благополучно. Арсеньев озабочен тем, что русские переселенцы облагают тазов и орочей незаконными налогами, захватывают их пашни и огороды. «Можно прогнать китайцев – у них есть Китай, корейца – в Корею. А куда выгнать таза, как это делают русские переселенцы? Ведь они родились здесь и здесь их родина».

В докладе Гондатти Арсеньев предлагает, как ему казалось, справедливый путь: «Надо обрусить тазов, которые сейчас окитаиваются. Китайцы играют на чувствах тазов, прилаживают их к себе, оказывают им тысячи мелких услуг, а мы грабим их, убиваем их скот». Мог бы добавить: спаиваем, натравливаем друг на друга, запрещаем поклоняться своим богам, соблюдать обычаи и обряды предков, в результате чего предается забвению история родов, племен, самобытная культура, обычаи и уклад жизни.

«Тазы на последние гроши выписывают китайских учителей, ставят китайские школы. Печально для России, лучше бы русские школы».

Какие-то меры, считает Арсеньев, возможно, и улучшили бы положение «лесных людей». Например, наделить тазов землей наравне с русскими, селить их «по две-три семьи среди русских, которые должны понять, что тазы свои, что они за Россию и им необходимо помогать, чтобы было равенство. Пока то, что мы им даем: ружья, порох, пищу голодающим – это слабые меры. Нужны инородческие фактории, поселки».

Он пишет о необходимости выдавать инородцам документы, удостоверяющие личность, «на парусине, так как бумажные быстро рвутся». И добавляет: «Эти билеты дадут им чувство, что они местные жители, а не пришлые, не китайцы, с которыми мы боремся».

О карательной составляющей экспедиции, о подробностях выкуривания хунхузов, стычек с ними командир экспедиции, видимо, докладывал генерал-губернатору при личной встрече или же в секретных отчетах, не дошедших до нас. В рапорте 11 октября 1912 г. Арсеньев касается эпизода, случившегося осенью года минувшего. «Доношу, что перечисленные в списке тазы и китайцы, кроме Сын Тянхина, 5 сентября 1911 г. участвовали в уничтожении шайки хунхузов на р. Тадушу и достойны награды… Предлагаю наградить всех тазов (в списке 5 чел.) и только двух китайцев, которые особо отличились – Ли Цын-зян и Цуй Хэ-сянь. Дать им деньгами по 5 рублей на человека. Задержал эти сведения из-за стычки с хунхузами».

Значит, случалось, что и китайцы, и тазы помогали в борьбе с бандитами (уже не проверить: сами участвовали в схватках или были только информаторами). В секретной смете отдельной строкой: «250 руб. на разведку и тайную агентуру». Сохранилось решение Гондатти от 25 октября 1912 г. о «награждении серебряными медалями со станиславовской лентой «За усердие» старост Миликко и Аоко и коряка Тыкалло за помощь русской экспедиции». 9 февраля 1913 г. Арсеньев просит Гондатти: «Дайте 350 рублей для награды лесникам и городовым за отличную службу во время карательной экспедиции на хунхузов. По 50 рублей на городового и по 25 на лесничего». В 1912 г. за экспедицию им дали наградные и еще подали на медали «За усердие».

В апреле 1912 г. началась вторая «секретная» экспедиция. В ней участвовали девять городовых, три служащих лесной стражи, приставы, привлекались и местные блюстители порядка.

Ученый Б.Ф. Адлер сочувствовал Владимиру Клавдиевичу: «Неужели Н.Л. Гондатти не нашел другого человека для изгнания хунхузов? Ваша жизнь слишком дорога для нас».

Насколько было возможно, Арсеньев соблюдал трактат (1860), по которому китайские подданные были неподвластны русскому суду и должны были высылаться. Вот почему мелькает в донесениях – «задержано», «этапировано» столько-то китайцев, корейцев. Впечатляющи итоги второй экспедиции. Только в апреле 1912 г. отряд арестовал 800 браконьеров. Отправив их на пароходе из порта Св. Ольги, Арсеньев дошел до бухты Кема, оттуда до реки Тетюхе. В этом переходе задержали 200 браконьеров. Новую партию – 250 задержанных – отправили в октябре. Поход продолжался и зимой. Направляясь к станции Иман, перевалили хребет, у истоков реки Арму остановились на отдых и встретили Рождество.

26 декабря снежной целиной пошли по тайге на лыжах, потом в одном из стойбищ приобрели нарты и лошадей и отправились, держась русла замерзших речек, дальше. На льду реки Манн видели следы тигра. Миновали несколько стойбищ… В верховьях Имана уничтожили 36 лесных хижин браконьеров, задержали 16 человек, остальные бежали в горы. Наконец вышли к железной дороге.

29 января 1913 г. Арсеньев телеграфировал Гондатти: «Экспедицию закончил. Общую сводку результатов буду телеграфировать особо. Люди отлично работали. Продолжительными большими переходами глубокому снегу сильно утомлены. Прошу разрешения дать городовым месячный отдых. К составлению отчетов приступил».

В обеих экспедициях проводились и научные работы, топографическая съемка местности, переписывалось население. Арсеньев вел археологические раскопки, фаунистические наблюдения и сборы (одних жуков поймал 700 особей). Гербарии из сотен растений, собранных им и Десулави, этнографические материалы были отправлены в музеи Петербурга, Москвы, Казани. Существенно пополнились коллекции Хабаровского музея.

Но главное, что привез в Хабаровск Владимир Клавдиевич, – это богатейший фактический материал для книги «Китайцы в Уссурийском крае».

Эта книга вышла в Хабаровске в 1914 г. В начале 1920-х гг. книгу перевели на немецкий язык и издали в Берлине. В Советском Союзе после смерти Арсеньева она была подвергнута разгромной критике и не переиздавалась. А ведь этот серьезный научный труд не потерял актуальности и в наши дни.

С конца XIX в. по 1910 г. обширные пространства в крае находились в руках китайцев: «…Здесь можно было видеть рабство в таком же безобразном виде, в каком оно было когда-то в Америке в отношении к неграм: отнимание детей у матерей, насильная продажа жен, наказания плетьми, бесчеловечные пытки и увечья». Яркий пример: «…На реке Бикине… должник ороч за большие пальцы рук на тонкой веревке был повешен на сук дерева. Несчастный стонал, рядом стояли и плакали его жена и дети. Тут же в стороне кредиторы-китайцы равнодушно играли в банковку. Я заступился за обиженного».

Китайцы спаивали туземцев иезуитским способом: «Сперва они приучали их пить ханшин, к которой примешивают немного опия. Такое угощение продолжается довольно долго и затем вдруг сразу прекращается под тем предлогом, что спирт весь вышел. Как только пациент начнет немного болеть, китаец предлагает ему покурить опий. С этого момента ороч в его руках. Это его рабочий, раб, скот, животное».

«В период между 1899–1910 гг. численность китайских охотников (браконьеров. – Н.Н.) здесь достигла до 50 000 человек».

Правители России не раз гордо повторяли: «Где русский флаг однажды поднят, там он не будет спущен никогда». Арсеньев предупреждал: мало поднять флаг, надо присоединенную землю еще и обустроить.

Чехов писал А.С. Суворину: «По Амуру живет очень насмешливый народ; все смеются, что Россия хлопочет о Болгарии, которая гроша медного не стоит, и совсем забыла об Амуре. Нерасчетливо и неумно».

Ф. Нансен в книге «В страну будущего» предостерегал: «Нетрудно понять, почему общее мнение в России требует, чтобы занятое ею положение на Дальнем Востоке поддерживалось во что бы то ни стало. Если бы Россия была побеждена в борьбе с “желтой расой” – рано или поздно помериться силами им все-таки придется! – и лишилась бы части своих владений на Дальнем Востоке, быть может, вплоть до Байкала, – престижу России как мировой державы был бы нанесен тягчайший удар, и всякую возможность этого необходимо предотвратить любой ценой… Подобное поражение могло бы иметь роковые последствия для всего европейского культурного мира».

Возможно, к такому заключению подвел Нансена Владимир Клавдиевич, когда в сентябре 1913 г. они встречались в Хабаровске…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.