10. Барни и «операция Барни»

10. Барни и «операция Барни»

В апреле я отправился в Сан-Диего для участия в испытаниях гидролокационной техники, а Зиглафф остался руководить подготовкой к прорыву наших подводных лодок в Японское море. Этой операции мы дали в его честь название «Барни».

В разработке «операции Барни» оказывали помощь капитан 3 ранга Дик Воуг, капитан-лейтенант Уорд, офицеры оперативного отдела штаба, да и я никогда не отрывался от подготовки операции.

Я забыл сказать, что предварительные наметки плана прорыва подводных лодок в Японское море уже обсуждались в Пирл-Харборе на созванном мною штабном совещании в январе 1945 года, то есть до перевода штаба на остров Гуам и после успешных действий «Тиноса» в районе острова Окинава. Но в то время мы еще слишком туманно представляли себе, как осуществить прорыв в «личное море» его величества императора Японии. У нас не было даже единого мнения о том, где его совершить — через пролив Лаперуза или через Корейский пролив. Возможность проникновения через узкий, извилистый и, по всей вероятности, сильно минированный Сангарский пролив (Цугару), расположенный между двумя самыми северными островами собственно Японии — Хонсю и Хоккайдо, даже не рассматривалась.

Теперь, когда мы стали конкретно обдумывать план прорыва в Японское море, мы поняли, что количество подводных лодок, которые примут участие в «операции Барни», будет зависеть прежде всего от числа имеющихся в нашем распоряжении гидролокационных установок. В то же время все мы считали, что количество подводных лодок, одновременно действующих в Японском море, должно быть значительным, ибо только так можно вынудить противника распылить противолодочные силы и средства. Послав же в Японское море одну-две подводные лодки, мы облегчили бы ему возможность легко расправиться с ними. Вот примерно в каком положении находились наши дела. И только когда к нам стало прибывать все больше и больше подводных лодок, оборудованных гидролокационной аппаратурой, мы начали задумываться над сроком проведения операции. Именно в это время и появился Барни Зиглафф, который вместе с Диком Воугом засел за работу.

Говоря о Дике, офицере оперативного отдела штаба, я часто прибегаю к своему излюбленному выражению, которое в данном случае очень подходит, «типичный офицер-подводник». 8 декабря 1941 года, когда японцы подвергли бомбардировке Манилу, Кавите и различные аэродромы, он командовал злополучной подводной лодкой «Силайэн». Находясь в капитальном ремонте и не имея возможности уйти под воду, она оказалась превосходной неподвижной мишенью для японцев. В результате двух попаданий бомб, сброшенных с высоты около 6000 метров, подводная лодка была выведена из строя, а четыре человека из экипажа Дика погибли.

Трудолюбивый и любознательный, Воуг вечно был поглощен какой-нибудь идеей. То он занимался разработкой методов ночной атаки, то раздумывал над тактикой торпедной стрельбы веером, то составлял план операции, в ходе которой противник понес бы наибольшие потери. Если Дик был свободен от работы, он или сочинял стишки, или готовил ободряющее ночное послание подводным лодкам, находящимся в водах противника. Рифмованные фразы и смешные сочетания слов получались у Дика как-то сами собой, и многие из его литературных экспромтов до сих пор в ходу у подводников. Ночные информационные сообщения для подводных лодок мы умышленно составляли подлиннее, чтобы иметь возможность передать, когда потребуется, какое-нибудь важное сообщение или срочный приказ, не вызывая у противника подозрений необычным размером радиограммы. Если не было служебной информации, Дик вставлял в передачи сообщения, например, о прибавлении семейства у того или иного подводника. Жены офицеров частенько присылали письма с подобными новостями, и после такого известия у какого-нибудь папаши, которого домашние события подчас беспокоили не меньше, чем противник, хоть одна забота сваливалась с плеч.

Итак, разработку «операции Барни» я передал в опытные и умелые руки.

20 марта Барни, профессор Гендерсон и я недалеко от острова Гуам провели испытания гидролокационной аппаратуры на подводной лодке «Сихорс». Море было неспокойное, и потому испытания гидролокатора при нахождении лодки в надводном положении никакого результата не дали. На глубине до 46 метров температура воды была 27 °C, а глубже мы не опускались. К тому времени «Сихорс» уже достаточно прославилась: под командованием Слейда Каттера она потопила 19 судов и кораблей противника. Теперь, после установки на ней гидролокатора, ее командиром стал капитан 3 ранга Гарри Грир — энтузиаст применения гидролокационной аппаратуры. А Гарри Грир ни в одном деле не останавливался на полпути. И вот, когда мы после трудового дня возвращались в бухту Апра, он спустился в кают-компанию, где мы с Гендерсоном с азартом играли в карты, и спокойно сказал:

— Адмирал, мы готовы, прибор работает отлично. Разрешите готовиться к прорыву в Японское море?

— Простите, Грир, — ответил я, — очень сожалею, но не могу пустить вас одного. Одной подводной лодке в Японском море придется туго, если японцы бросят против нее все средства противолодочной обороны. Я хотел бы послать все подводные лодки одновременно. Пусть они, как неудержимая лавина, обрушатся на противника и исчезнут прежде, чем японцы придут в себя.

Грир был явно разочарован. Он свято верил в новую аппаратуру, но часто ему приходилось наталкиваться на скептицизм командиров других кораблей.

Стремясь доказать свою правоту, он хотел первым преодолеть минный барьер.

В конце концов мы решили, что «Сихорс» отправится уточнить координаты южной кромки минного заграждения в Западном проходе, которые в это время пыталась установить подводная лодка «Спейдфиш». По пути она должна была проверить данные «Тиноса» о минных заграждениях севернее Формозы.

Следующей прибыла подводная лодка «Кревалле», которой командовал капитан 3 ранга Стэйни Стейнмец. 26 и 27 марта мы подвергли ее обычной «обработке». Предварительные испытания прошли неудачно, и личный состав был не уверен в новом приборе. Главный недостаток, как установили мы в первый же день, заключался в плохой настройке и регулировке гидролокатора и неопытности операторов. Кроме того, прибор имел меньшую дальность действия, чем мы ожидали, хотя и большую, чем это практически было необходимо.

Поскольку две подводные лодки уже вели разведку корейского минного барьера, мы послали «Кревалле» в обычное боевое патрулирование к берегам Китая, приказав ей вслед за «Спейдфиш» и «Сихорс» провести минную разведку на подходах к Западному проходу.

Результаты, полученные этими тремя подводными лодками, позволили нам достаточно точно определить южную кромку минного заграждения, нанести ее на карту и ориентировочно наметить линию развертывания подводных лодок в «операции Барни».

Насколько точно наши подводные лодки определили и нанесли на карты координаты минного заграждения в Корейском проливе, а также заграждений, выставленных в Восточно-Китайском море на линии островов Кюсю — Формоза и в мелководных районах Желтого и Восточно-Китайского морей, мы узнали только после войны, когда стали поступать донесения от тральщиков. Один лейтенант запаса, служивший в то время на тральщиках, а ныне работающий маклером на бирже, некий Гарольд Барнард из Сан-Джозе, штат Калифорния, с которым я встретился за завтраком в Клубе деловых людей, сказал мне: «Безусловно, нужно отдать должное подводникам, которые составили карты минных полей. Производя траление, мы просто брали составленные ими карты и ставили тралы там, где были показаны мины. Гидролокаторы и навигационные средства на этих маленьких кораблях обладали, по-видимому, изумительной точностью».