Введение
Введение
Они носили черную форму одежды, держали нацию в страхе и присягали фюреру в вечной верности. На их фуражках был изображен череп с костями — так называемая «мертвая голова», которую их дивизии пронесли по всей Европе. Их высшим символом были сдвоенные руны «зиг» — «победа», и они уничтожили миллионы людей.
Все сферы жизни немецкой нации были под их неусыпным контролем. Им подчинялись полиция и спецслужбы. Они оккупировали ключевые позиции в сельском хозяйстве, здравоохранении и науке. Им удалось просочиться в традиционную твердыню дипломатии и захватить командные высоты в бюрократии.
Они назывались «охранными отрядами национал-социалистской немецкой рабочей партии» или «шутцштаффельн», сокращенно — СС (по первым буквам слов). Они ощущали себя, как сформулировал Дитер Вислицени[1], «сектой нового типа, со своими собственными формами и обычаями».
Непосвященному не дано было заглянуть во внутренний мир тайной секты СС. Она оставалась для простых сограждан такой же зловещей и непостижимой, как орден иезуитов, против которого СС официально боролась, однако при этом подражала ему до мельчайших деталей. Руководители «черного ордена» сознательно поддерживали в народе чувство страха.
"Тайная государственная полиция — гестапо, уголовная полиция и служба безопасности — СД[2] окутаны таинственным политико-криминальным ореолом", — восторгался шеф полиции затем службы безопасности обергруппенфюрер СС Райнхард Гейдрих [3]. Сам же «магистр черного ордена» рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер[4] признавался не без самодовольства: «Я знаю, что в Германии есть некоторые люди, которым становится плохо, когда они видят наш черный мундир, мы понимаем это и не ожидаем, чтобы нас любили».
Люди чувствовали, что некая тайная организация разбросала над рейхом огромную тончайшую сеть, однако разглядеть ее были не в состоянии. Немцы могли слышать лишь чеканный шаг черных колонн по асфальту городов и деревень, а также раздающиеся из сотен глоток песни-лозунги:
СС идет! Освободить дорогу!
Готовы штурмовые колонны!
Они из тирании
Найдут путь к свободе,
Найдут путь к свободе,
Найдут путь к свободе.
Поэтому будь готов к последнему удару!
Как были готовы наши отцы!
Смерть — наш боевой товарищ!
Мы — черные отряды.
Тысячи и тысячи невидимых глаз наблюдали за каждым шагом соотечественников. Гигантский полицейский спрут крепко держал в своих щупальцах нацию. 45 тысяч чиновников и служащих гестапо, разбросанных по 20 отделениям, 39 отделам и так называемым имперским филиалам, а также 300 отделениям и 850 комиссариатам пограничной полиции, фиксировали любые более или менее заметные крамольные проявления. 30 высших руководителей СС и полиции во главе целой армии в 65 тысяч сотрудников полиции безопасности и 2,8 миллиона служащих полиции общественного порядка отвечали за «государственную безопасность». 40 тысяч охранников и надзирателей терроризировали в 20 концентрационных и 160 трудовых лагерях сотни тысяч мнимых и подлинных врагов диктатуры. 950 тысяч солдат войск СС, в том числе 310 тысяч так называемых «фольксдойче»[5] из стран Юго-Восточной Европы и 200 тысяч иностранцев, наряду с вермахтом, постоянно находились в боевой готовности, не забывая при этом о слежке за своими армейскими коллегами-соперниками.
Стотысячная теневая орда агентов и информаторов службы безопасности ежечасно контролировала даже мысли сограждан. В университетах и на производстве, в крестьянских хозяйствах и на государственной службе вылавливалась всякая представлявшая интерес информация и перекачивалась затем в берлинский центр.
Но ни одно слово, отражающее «методы работы» органов СС, тем более мысли, витавшие в империи Генриха Гиммлера, никогда не могли стать достоянием общественности. Рейхсфюрер СС внимательно следил за тем, чтобы члены его ордена не входили в слишком близкие контакты с обычными представителями народа-профана. Гиммлер запрещал фюрерам СС принимать участие в гражданских юридических тяжбах с частными лицами, чтобы не дать суду возможность заглянуть во внутреннюю жизнь СС. Имперскому министерству экономики рейхсфюрер СС отказывал в предоставлении информации о хозяйственной деятельности принадлежавших СС промышленных предприятий. Для подразделений «Мертвая голова»[6] призванных охранять концентрационные лагеря, Гиммлер издал специальный приказ, который гласил:
«Первое: никакая часть охранников не должна проходить службу по месту своего жительства, то есть никакой, например, померанский „штурм“ (рота) не будет дислоцироваться в Померании. Второе: каждое подразделение по истечении трех месяцев должно быть передислоцировано на новое место. Третье: подразделения „Мертвая голова“ не должны быть использованы в городском патрулировании».
Даже самые видные руководители третьего рейха не могли себе позволить заглянуть за кулисы «черной секты».
«Я ничего не знал о деятельности СС. Вообще посторонний человек вряд ли способен что-либо сказать о гиммлеровской организации», — признавался в 1945 году Герман Геринг.
Только падение третьего рейха сбросило завесу тайны с империи «черного ордена». В качестве обвиняемых в подготовке войны и совершении других тяжких преступлений скамью подсудимых Международного военного трибунала в Нюрнберге[7] заняли люди, долгие годы руководившие охранными отрядами.
В протоколы военных трибуналов союзников попали данные, тщательно скрываемые аппаратом СС. Из показаний свидетелей и представленных обвинением улик сложилась картина апокалипсического расового безумия. «Черный орден» предстал миру как гильотина, управляемая психопатами-фанатиками «народно-биологической» расовой чистоты. Итоги кошмара: уничтожено от 4 до 5 миллионов евреев, ликвидировано 2,5 миллиона поляков, убито 520 тысяч цыган, казнено 473 тысячи русских военнопленных, в газовых камерах умерщвлено 100 тысяч больных.
30 сентября 1946 года судьи союзников объявили «черный орден» преступной организацией:
«СС использовалась для целей, которые… являются преступными и включают преследование и уничтожение евреев, зверства и убийства в концентрационных лагерях, эксцессы, совершавшиеся при управлении оккупированными территориями, проведение в жизнь программы использования рабского труда, жестокое обращение с военнопленными и их убийство. Вывод: в преступлениях подозреваются все лица, которые были официально приняты в члены СС… и оставались таковыми, зная, что эта организация используется для совершения действий, определяемых как преступные — в соответствии со статьей 6 устава»[8].
Нюрнбергский приговор заклеймил СС как преступную организацию и всех тех, кто когда-либо носил форму «черного ордена». Охранные отряды, еще недавно собирательный образ мнимой национальной элиты, обратились в «армию прокаженных», как их назвал в порыве жалости к себе самому генерал СС Феликс Штайнер[9]. Приговор союзников имел, однако, один серьезный недостаток: он не уточнял, каким образом более миллиона человек коллективно превратились в массовых убийц. Он также не объяснил, откуда у СС появилась власть претворить в жизнь расовое безумие нацистского режима.
Бывшие эсэсовцы так и не смогли, а скорее не захотели раскрыть эту тайну. Они заверяли, что «вообще ни о чем не знали», или же сваливали всю вину и ответственность на своих мертвых товарищей. Первой робкой попыткой самокритического осмысления этой проблемы стала книга «Великая химера», изданная бывшим унтерштурмфюрером СС Эрихом Кернмайром под псевдонимом Керн. Однако довольно скоро под защитным покровом реваншистских тенденций, проявившихся в Федеративной Республике Германии, из-под пера бывших фюреров СС, твердо убежденных, что можно рассчитывать на короткую память современников, появилась и так называемая «оправдательная» литература. Ветеран войск СС оберстгруппенфюрер Пауль Хауссер[10] на Нюрнбергском процессе никак не мог, например, вспомнить, встречал ли он когда-либо «абсолютно чуждого войскам» Гиммлера в расположении воинских частей. Бывший оберштурмбанфюрер СС Роберт Брилль заявлял, что всегда воспринимал внутреннюю организацию СС как добровольное объединение, к которому войска СС не имели никакого отношения. Бывшие эсэсовцы не уставали утверждать, что «расовой ненависти они ни к кому не питали и в помине».
В то же самое время из руин газовых камер Освенцима и Майданека, разрушенных пыточных бараков Дахау и Бухенвальда возникли многочисленные существа, скорее похожие на тени, — люди, пережившие нацистский террор, которые заявили, что готовы раскрыть загадку черного ордена.
По их словам, СС — монолитная организация фанатичных идеологов и бессовестных функционеров, управляемых единой демонической волей. Гиммлеровские охранные отряды постепенно захватывали все властные позиции в третьем рейхе, чтобы в итоге утвердить, как считает бывший узник Бухенвальда профессор политологии Дармштадского института политики Ойген Когон, «хорошо отлаженную и полностью подчиненную СС систему рабов — господ». В своем бестселлере «Государство СС» он рисует руководителей «черного ордена» единой, тесно спаянной, «готовой на все» кликой. «Каждый запланированный шаг просчитан до мелочей, каждая цель преследуется с запредельной, не поддающейся нормальным представлениям жестокостью. Именно так добротно сконструированная структура „государства СС“ покорила партию, затем Германию и, наконец, Европу».
Иными словами, концентрационный лагерь был идеальной моделью эсэсовского государства, а члены СС истинными хозяевами в Европе Адольфа Гитлера.
Ойген Когон ввел в научный оборот тезис, на первый взгляд легко объясняющий суть феномена СС. Даже сидящий в камере смертников генерал СС Отто Олендорф[11] заявил: «Этого Когона нам придется принимать всерьез».
То, о чем профессор предпочел умолчать или ограничиться неясными намеками, подхватили другие историки, принявшиеся собирать страшную мозаику безраздельной власти СС. Так, англичанин Джеральд Рейтлингер предлагал рассматривать «империю Гиммлера», как «государство в государстве, сравнимое, пожалуй, лишь с русским НКВД». Биограф Айхмана[12] Комер Кларк, в свою очередь, высказывал собственное убеждение, что охранные отряды «принесли тень нацистского террора почти в каждый дом на Европейском континенте», а французский писатель Жозеф Кассэль видел всю Европу под пятой эсэсовского сапога: «От Арктики до Средиземноморья, от Атлантики до Волги и Кавказа — все лежали ниц у его (Гиммлера) ног».
И чем большая власть отводилась «черному ордену», тем ярче становился коллективный портрет его «рыцарей» с чудовищной маской «черных сверхчеловеков».
«Глаза эсэсовцев, с их рыбьим блеском и мертвым, с полным отсутствием духовности взглядом, имели у всех у них нечто общее», — находил бывший узник Заксенхаузена, издатель газеты «Дойче рундшау» Рудольф Пехтель, утверждавший, что по выражению глаз всегда мог распознать «ищейку из СД». Когон же видел в эсэсовцах «внутренне глубоко неудовлетворенных, по тем или иным причинам отсталых, ущербных неудачников», а средний состав гестапо, по его мнению, сплошь изобиловал «опустившимися креатурами». В армию осведомителей СД, согласно Когону, стремились все отбросы общества, которые исторгались не только аристократией, буржуазией и чиновничеством, но и рабочим классом.
Если не хватало отрицательных эпитетов, исследователи «государства СС» прибегали к помощи психоанализа. Так, согласно мнению бывшего заключенного Аушвитца (Освенцима) Эли Коэна, «эсэсовцы, за редким исключением, представляли собой вполне нормальных людей, которые под воздействием собственного преступного „супер-я“, превратились в обычных уголовников». Психолог Лео Александер сравнивал «черный орден» с бандой гангстеров с присущим ей отрицанием всяческой морали: «Если эсэсовец совершал проступок, ставящий под сомнение его преданность организации, его либо ликвидировали, либо заставляли совершить такое деяние, которое навсегда бы повязало его с организацией. С незапамятных времен в уголовном мире таковым считалось убийство».
Следует отметить, что далеко не все историки соглашались с доводами последователей Когона. Уже в 1954 году в своем социологическом исследовании немецко-американский публицист Карл О. Петель писал, что всех членов СС нельзя оценивать столь однозначно: «В эсэсовской среде присутствовал не только один-единственный человеческий тип… Встречались преступники и идеалисты, идиоты и интеллектуалы». А Эрменхильд Нойзюсс-Хункель в опубликованной в 1956 году работе «СС» утверждала, что «различие функций многочисленных подразделений гиммлеровского аппарата, не допускает однозначной оценки всех членов сообщества СС, как единого целого». Изучив статистику, она пришла к выводу, что 15 % из общего числа членов «черного ордена» имели прямое отношение к нацистскому аппарату угнетения; из 80 тысяч списочного состава СС на 1944 год 39 415 человек служили непосредственно в главных управлениях СС, 26 000 — в так называемом «полицейском усилении», 19 254 — в подразделениях полиции безопасности и полиции общественного порядка внутри страны и 2000 — в охране концентрационных лагерей.
Изучение архивов СС внесло новые коррективы в послевоенную историографию черного ордена. В первую очередь под сомнение попали утверждения, содержащиеся в упомянутой работе Когона. Архивные документы вскрыли определенную путаницу, допускаемую профессором в датах, цифрах и именах, когда дело не касалось событий, непосредственно пережитых им в Бухенвальде. Поэтому с каждым новым переизданием книги дармштадскому исследователю приходилось опровергать самого себя.
Так, шеф уголовной полиции Артур Нёбе[13], фигурировавший в первом издании его книги как «самый незаметный, однако самый безжалостный функционер аппарата СС», во втором ее варианте чуть ли не перевоплощается в борца сопротивления, «с самого начала переживавшего внутреннюю борьбу с собственной совестью». Вместе с тем исчезло и упоминание о территориальных организациях СД — так называемых округах, будто бы существовавших в годы войны. Исчезло также и утверждение, что известное выражение «пятая колонна» происходит от названия одного из подразделений службы безопасности — ее 5-го управления.
Однако при чтении более поздних переизданий «Государства СС» возникает вопрос: соответствуют ли отдельные утверждения Когона исторической действительности? Так, например, профессор упоминает о некоей пятиступенчатой системе должностных категорий сотрудников службы безопасности, о которой не слышал ни один офицер СД! Далее Когон сообщает, что неким «мстителям за смерть Рёма» якобы удалось ликвидировать 155 офицеров СС. Однако такое число «внезапно погибших» нигде, ни в каких списках не зафиксировано! Опять же, согласно Когону, в I отделе государственной тайной полиции не было никакого начальника. Но хорошо известно, что такой был. И звали начальника этого подразделения Вернер Бест[14]. Касаясь численности воинских формирований СС на 1936 год, Ойген Когон называет 190 000 человек, тогда как на самом деле их штат составлял всего 15 000. Группенфюрера СС Освальда Поля[15] он именует начальником главного управления СС, принимая, по-видимому, оперативный штаб СС за центральный политический орган черного ордена.
Разоблачения массовых преступлений СС немцы восприняли одновременно с негодованием и чувством облегчения. С негодованием — оттого, что эти преступления покрыли их «фатерланд» позором на многие десятилетия, а с чувством облегчения — потому, что тезис о всепоглощающем, абсолютном могуществе «черного ордена» предоставил возможность по меньшей мере старшему поколению оправдать свое страшное прошлое. «Если гиммлеровская организация была настолько мощной структурой, способной единовластно держать в железном кулаке весь народ, — рассуждали они, — то для простого бюргера было бы чистым самоубийством критиковать режим, не говоря уже об активном ему сопротивлении».
Более того, военное поколение немецкой нации восприняло разоблачения преступлений «черного ордена» с известной долей удовлетворения: деяния СС стали для них хорошим алиби и одновременно своего рода «искуплением грехов» перед всем миром и перед собой. Еще в 1946 году адвокат верховного командования вермахта на Нюрнбергском процессе Ханс Латернзер заявлял:
«Вожди СС так или иначе — мертвы. Они все взяли на себя. Щит же вермахта должен остаться незапятнанным!» Когда из американских источников стало известно, что и сам Гиммлер в какое-то время сочувствовал заговорщикам, которые 20 июля 1944 года покушались на него. Историк Ханс Ротфельс призвал своих немецких коллег не придавать этому факту особого значения.
"В истории немецкого движения Сопротивления нет и не может быть места главе с названием «Гиммлер», — заявил он.
Для основной массы немецких историков тема СС так и осталось табу. Ни один труд, посвященный охранным отрядам, ни одно исследование о нацистском полицейском аппарате, ни одна научная работа о «восточной политике» Гиммлера так и не раскрыли мыслей потомков нацистов о самой чудовищной организации из образованных когда-либо на германской земле. В итоге немецкие ученые оставили эти проблемы иностранным коллегам, которые с разной степенью профессионализма и знаний принялись разрабатывать новейшее осмысление немецкого прошлого.
Такие труды, как «Истребление европейских евреев» американца Рауля Хильберга и «Германское господство в России» его соотечественника Александра Далина, можно смело отнести к серьезным исследованиям. Однако большая часть работ американских и европейских историков, переведенных и опубликованных ведущими немецкими книгоиздательствами, к сожалению, не дают подлинного анализа истории черного ордена, да и архивные документы большинством авторов практически не исследуются.
Так, французский писатель Жак Деларю опубликовал свою «Историю гестапо», даже не ознакомившись с важнейшим источником по теме — ныне доступным архивом личного штаба рейхсфюрера СС. Другой «летописец» гестапо, англичанин Эдвард Кренкшоу, был, по-видимому, не в состоянии различить сферы компетенции государственной тайной полиции и зловещих оперативных отрядов СД, действовавших на Востоке. Француз Жак Беноа-Мешин, автор десятитомной «Истории германских вооруженных сил», доказал, как на базе нескольких разрозненных цитат из Гитлера и старых газет можно рассказать историю «заговора Рёма». Естественно, результат оказался ниже всякой критики. Автору удалось лишь подтвердить выводы, декларированные ранее самими же нацистами.
Люди, столь легкомысленно обращающиеся с историей, должны быть готовы к тому, что со временем профессионалы докажут их несостоятельность как историков.
Англичанин Рейтлингер, автор книг «СС» и «Окончательное решение», к примеру, выдвигает тезис о том, что лишь «ненависть к собственной крови толкнула Райнхарда Гейдриха, еврея по происхождению, на истребление еврейской нации». Это — очевидная фальсификация, ибо автор, судя по всему, не знаком с официальным свидетельством расового ведомства от 22 июня 1932 года о «чисто арийском» происхождении шефа СД. Рейтлингер сообщает и другие «сенсационные» подробности биографии «эсэсовца № 2» — будто бы тот служил офицером разведки в Прибалтике под командованием «шефа разведки Балтийского флота капитана Канариса»[16]; будто бы Гейдрих являлся фаворитом гауляйтера Эриха Коха[17] и одновременно — любовником его супруги… Естественно, ни одно из этих утверждений не соответствует исторической истине.
До чего может довести пренебрегающая реальными источниками фантазия, демонстрируют три автора, описывающие поездку «ближневосточного резидента» Адольфа Айхмана в Хайфу в 1937 году. В книге «Министр смерти» американца Квентина Рейнолдса, например, Айхман осматривает еврейский кибуц под Хайфой, встречается с немецким агентом в Палестине и посещает антиеврейски настроенного великого муфтия Иерусалима. Биограф Айхмана Комер Кларк решил еще больше удивить читателей: он снабжает своего героя 50 тысячами долларов «нацистского золота» и переносит его в Хайфу в номер отеля «Маджестик», где Айхман, согласно автору, ожидает звонка от таинственного человека по имени Гадар. Гестаповец будто бы передает деньги арабским националистам, после чего «четверо британских военных полицейских тайно переправляют его через границу».
Австриец Симон Визенталь в своей книге «Великий муфтий — суперагент стран оси» утверждает, что бывший студент-теолог Айхман, якобы посланный в Палестину некоей «немецкой контрразведкой», в районе города Сароны создал агентурную сеть и «совместно с Ильзе Кох, главной германской агентессой по Ближнему Востоку» наладил связь с Великим муфтием Иерусалимским. Все это вздор! Истине соответствует только тот факт, что Айхман на самом деле провел в Хайфе 48 часов как турист.
Подобные спекуляции распространялись бы и дальше, если бы состоявшийся в 1961 году в Иерусалиме суд над Адольфом Айхманом и последовавшая затем серия процессов над эсэсовскими «кабинетными» убийцами в ФРГ не разбудили и не усилили интерес серьезных немецкоязычных историков к «феномену» СС.
Эмигрировавшая в США социолог Ханна Арендт опубликовала в 1963 году книгу «Айхман в Иерусалиме», в которой ей впервые удалось придать видному эсэсовцу индивидуальные, по-человечески достоверные черты. В том же году молодой историк Энно Георг на примере хозяйственных предприятий СС показал, насколько разными были эти люди. Вскоре после этого исследователи из Мюнхенского института современной истории развенчали работой Ханса Буххайма «СС и полиция в национал-социалистском государстве» и двухтомником «Анатомия государства СС» сторонников политики «эмоционального преодоления прошлого», которые во имя высшей истины не особенно заботились о правде исторической. Из-за океана их поддержал урожденный венец Джордж Х. Стейн, профессор нью-йоркского Колумбийского университета, издавший первый труд о войсках СС, вполне соответствующий научным требованиям.
Американец пришел к следующему выводу:
«Доктрина преступного заговора и коллективной вины, сформулированная в эпоху Нюрнбергского процесса, больше не может удовлетворять серьезных исследователей. Не уменьшая масштаб диких преступлений гиммлеровских приспешников, последние исследования доказывают, что на самом деле „черный орден“ был не столь уж монолитным явлением, как это представлялось».
Ученые еще пока не могут в полной мере избавиться от призрака «государства СС». Многие из них, как, например, Карл О. Петель, уверены, что третьим рейхом (по меньшей мере на его заключительном этапе) управляли «в четыре руки» Адольф Гитлер[18] и Генрих Гиммлер. Многие историки слишком долгое время настолько лелеяли собственную концепцию о рейхе, что уже не могли легко отказаться от идеи, будто бы именно СС — единственная структура нацистской империи, обладающая влиянием и непререкаемой властью.
Третий рейх представляется Когону как «насквозь заорганизованное», тоталитарное государство, полностью охватывающее каждого гражданина, подчиненное единой, централизованной «воле». Может показаться, что нацистам все же удалось воплотить вековую мечту немецкой нации: построить сильное государство, в котором признавалась бы только одна воля — фюрера и имело бы право на существование только одно мировоззрение — НСДАП[19] , где управляла бы только одна сила — СС.
Однако мечта о сильном государстве осталась лишь мечтой. Третий рейх был не тоталитарным государством, а, скорее, карикатурой на него — насмешкой над всеми надеждами и идеями, использованными нацистскими пропагандистами при строительстве авторитарного государства.
"Тотальное фюрерское государство, — как считал историк Ханс Буххайм, — на деле оказалось вовсе не продуманным до мелочей аппаратом и сверхрациональной системой, а лабиринтом привилегий и политических связей, компетенций и полномочий, и в итоге боролось со всеми против всех, что верно назвал кто-то «национал-социалистскими боевыми играми». Британский коллега Буххайма Х. Р. Тревор-Ропер удивлялся:
«Скольких же людей нацистская пропаганда заставила поверить, что национал-социалистическая Германия была организована, как „тоталитарное“ государство — сплоченное воедино, полностью отмобилизованное и контролируемое из единого центра! На самом деле германский тоталитаризм был чем-то иным».
Тотальной в нацистском рейхе была только воля Гитлера, управлявшего 80-миллионнным народом посредством собственных указов и декретов. Только после того, как намерения фюрера были сформулированы и оглашены, СС как главный инструмент диктатуры получал абсолютную власть в их исполнении. Однако подверженный влиянию сиюминутных настроений, неуравновешенный Гитлер постоянно совершал ошибку за ошибкой: он не всегда достаточно ясно формулировал то, чего добивался, да и не все сферы жизни государства подпадали под указы фюрера. В связи с тем что имперский кабинет более не собирался, а Гитлер, укрывшись в ставке, все больше отдалялся от министров, указы фюрера все чаще оказывались случайными и не исполнялись.
Гитлер постоянно перераспределял центры политической власти среди своих ближайших соратников, чтобы предотвратить появление нежелательных конкурентов. Неписаный закон фюрерской диктатуры гласил: никакая государственная или иная властная структура не должны ограничивать его свободу маневрирования. Суть нацистского режима определяло не монолитное единство, а «анархия полномочий», как в свое время разочарованно высказался «верховный правовед» третьего рейха Ханс Франк[20]. Гитлер не желал быть связанным никакой иерархией, поэтому отдавал аналогичные приказы по возможности большему количеству малых иерархов. Его больше истинктивное, чем обдуманное поведение не давало ближайшим подчиненным возможности объединиться против диктатора.
Таким образом, возникла система «постоянного самоограничения» (Ханна Арендт). Подключение нескольких сановников для решения одной и той же проблемы обеспечивало диктатору полную независимость от подчиненных. При этом однако само государство превращалось в поле борьбы компетенций, которая была способна парализовать эффективность работы государственной машины в гораздо большей степени, чем презираемая нацистами межпартийная борьба в демократических государствах. Государство при Гитлере деградировало до уровня плохо управляемого бюрократического аппарата, до фасада, за которым сановники рейха вели свои подковерные войны. Ульрих фон Хассель, один из руководителей антигитлеровского заговора 20 июля 1944 года, так высказался о них: «Эти люди вообще не знают, что такое государство!» У эсэсовских интеллектуалов типа Отто Олендорфа «теоретически существующая абсолютная диктатура фюрера, которая, особенно во время войны, на поверку оказалась плюралистической анархией», вызывала резкое раздражение. Согласно признанию, сделанному им в 1946 году на Нюрнбергском процессе, «фюрер не только отрицал государство, как таковое, но и довел его до того состояния, что оно не могло быть использовано в качестве инструмента управления страной. На место государства пришел плюралистический произвол высших иерархов».
«В этом лабиринте частных империй, частных армий и частных спецслужб СС не была в состоянии занять монопольное положение», — считает уже упомянутый британский историк Тревор-Ропер. В вопросах, по которым не было конкретных указаний Гитлера черному ордену, приходилось самостоятельно бороться за первенство и влияние среди прочих многочисленных властных группировок.
Когда СС действовало самостоятельно, то есть за рамками директив фюрера, выяснялось, что для решения многих проблем Гиммлеру явно не хватало авторитета. Рейхсфюрер СС оказывался вынужденным утрясать те или иные вопросы с другими иерархами рейха. В спорных случаях верх брал тот, кто обладал большей личной властью и влиянием. И это тоже соответствовало воле фюрера: долголетняя борьба клик и фракций внутри партии перекинулась на государство и гарантировала Гитлеру неоспоримое властное положение в партии и стране.
Сатрапы Гитлера, по образу и подобию феодальных князей прошлого, создавали коалиции, враждовали и мирились. Иной раз они образовывали между собой формальные союзы. Так, в 1936 году полиция безопасности заключила с абвером[21] соглашение, состоящее из 10 пунктов и вошедшее в связи с этим в историю как «Договор о десяти заповедях». В свою очередь, Иоахиму фон Риббентропу[22] пришлось принять нескольких эсэсовских представителей на работу в МИД, чтобы обеспечить себе перемирие в войне «черного ордена» с его министерством. Рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий Альфред Розенберг[23] объединился с группенфюрером СС Готтлобом Бергером[24], чтобы отразить интриги формально подчиненного ему рейхскомиссара Украины Эриха Коха.
Черному ордену, вынужденному с огромными усилиями протискиваться сквозь джунгли борьбы за влияние, не хватало ни времени, ни сил для захвата абсолютной власти в Германии. Безусловно, Гиммлеру удавалось узурпировать одну властную позицию за другой, но существовали две силы, которых СС так и не удалось одолеть, — партия и вооруженные силы. Гиммлер был вынужден терпеть, когда партия, трудовой фронт[25] и СА начали охоту на так называемых «доверенных лиц» — осведомителей службы безопасности; смириться с запрещением выпуска «Сообщений из рейха» — готовившихся СД информационных бюллетеней о внутриполитической обстановке в стране; промолчать когда самый влиятельный человек на территории оккупированной Польши — генерал-губернатор Ханс Франк под радостную овацию вермахта и СА вышвырнул за дверь обергруппенфюрера Фридриха Вильгельма Крюгера[26] .
Хотя в ближайшем окружении Гитлера росло число эсэсовских мундиров, скрытое недоверие фюрера держало СС на должном расстоянии от последних решающих властных вершин государства. Гитлер постоянно давал фюрерам-эсэсовцам почувствовать, что они всего лишь его подручные. «Полиция новой Германии ничем не лучше старой», — любил ворчать он, а когда руководство СС против его воли вмешалось в немецкую политику в Румынии, фюрер пришел в такую ярость, что назвал СС «черной чумой», которую он еще выметет железной метлой.
Рейхсфюрера СС всегда бросало в холодный пот от одного только вызова к шефу. Обычно Гитлер обращался с ним как с усердным, но не слишком смышленым подмастерьем и никогда не рассматривал в качестве своего преемника. В марте 1945 года фюрер пояснил: «Гиммлера никогда не признает партия, да и вообще он абсолютно нетворческая личность».
Безусловно, правила борьбы каждого против всех подталкивали СС на сторону сильнейшего. При этом в империи Адольфа Гитлера существовала полностью бесправная группа людей, которую некому было защитить, — евреи. Они становились легкой добычей концентрационных лагерей и душегубок СС, за них не заступался ни один из высших иерархов режима. Здесь, и только здесь пролегала граница из колючей проволоки, окружавшая то реальное государство СС, которое когда-либо существовало, — мир концентрационных лагерей. Узники гиммлеровских «кацетов» находились на положении бесправных рабов и были полностью предоставлены судьбе. Однако история их истребления знает и отдельных людей в партии, представителей старой гвардии и видных функционеров СС, а также сановников стран — союзниц нацистского рейха, которым удавалось вставлять палки в колеса гиммлеровской машины смерти.
К ним можно отнести в частности, генерального комиссара оккупированной Белоруссии Вильгельма Кубе[27], отдававшего под суд офицеров полиции за бесчинства, допущенные ими по отношению к еврейскому населению, и решившегося взять под свою защиту евреев, привезенных в Минск для уничтожения.
Можно отметить и обергруппенфюрера СС Вернера Беста, сорвавшего программу по массовому истреблению датских евреев и давшего возможность тысячам из них уйти в нейтральную Швецию.
Достойное место в этом ряду занимает лечащий врач и массажист Гиммлера Феликс Керстен[28], которого сам рейхсфюрер СС называл «мой лучший друг, мой Будда». В самом сердце черного ордена д-р Керстен, избавляя сановного пациента от мучительных болей в желудке, в то же время спасал и человеческие жизни. Благодаря ему, евреи из Финляндии, а также тысячи их соплеменников из других стран смогли спастись за границей.
Были среди порядочных людей также итальянские генералы, балканские политики и даже французские коллаборационисты, которые, раскинув над сотнями тысяч европейских евреев замысловатую сеть, сумели на протяжении ряда лет морочить голову ищейкам Айхмана.
Эти примеры подтверждают несостоятельность мифа о монолитности «государства СС». Летопись национал-социализма отражает его противоречивость и неоднородность. Наверное, не было ни одного высшего функционера СС, который бы не был на ножах с другим эсэсовским фюрером; не было и таких вопросов практической политики, по которым бы не расходились во мнениях руководители черного ордена. Уже в Нюрнберге оберфюрер СС Гюнтер Райнеке жаловался, что «СС насквозь была пронизана полностью чуждыми людьми и структурами».
Секретные досье СС, которые, к сожалению, до сих пор не в полной мере используются большинством исследователей, способны пролить свет на многочисленные конфликты внутри эсэсовской иерархии. Изучая архивные документы, можно узнать о том, как Гиммлер обвинял группенфюрера СС Эггерта Реедера[29], за срыв «германизации» Бельгии, что командующий нюрнбергским гарнизоном войск СС наотрез отказывался сотрудничать с местными руководителями общих СС и СД. Архивы рассказывают о том, как один унтерштурмфюрер СС собирал компромат на группенфюрера СС Готтлоба Бергера, который, в свою очередь, писал доносы на своих коллег, обвиняя их в потворстве католической церкви. Имеются данные о том, что вышеупомянутый Олендорф издевался над гиммлеровской навязчивой идеей «крови и земли». Главное управление имперской безопасности и главное административно-хозяйственное управление СС никак не могли прийти к единому мнению, следует ли евреев убивать сразу или же сначала превращать их в рабов. Гестапо расстреливало русских перебежчиков, из которых СД собиралась создавать русскую антисоветскую армию.
Свою лепту во внутренние распри СС вносили и представители в ряде подчиненных ей структур «непосвященного народа», то есть люди, не являвшиеся даже членами «черного ордена». Так, католик Рихард Корхерр стал инспектором по вопросам статистики, бухгалтер Ханс Хохберг — «серым кардиналом» промышленных предприятий СС, а высокопоставленный строительный чиновник из министерства авиации, регирунгсбаудиректор Ханс Каммлер[30] за несколько лет вырос до генерала СС — руководителя строительства концентрационных лагерей.
Загадочным, необъяснимым, не поддающимся человеческой логике видится мир охранных отрядов. Напротив, вполне логичными кажутся аргументы, которыми оперируют иные ученые и публицисты, пытаясь объяснить феномен СС.
Истинная история СС никогда не подчинялась какому бы четкому плану, скорее, она протекала по велению случая и сложившихся обстоятельств. История СС, как и история любого тайного ордена, — это история идеалистов и преступников, честолюбцев и романтиков.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.