Шелковая паутина
Шелковая паутина
В марте 1552 г. на заседании палаты общин в Лондоне был принят к рассмотрению проект новых поправок к «Закону, ограничивающего ношение дорогостоящей одежды», составленный королем Эдуардом VI собственноручно{259}. Указ подтвердил все ограничения предыдущих актов для различных сословий на ношение золотых, серебряных, фиолетовых шелковых тканей, на перья страуса, на мех соболя и рыси. Специально оговаривался запрет нетитулованным подданным носить одежду с вышивкой шелковыми нитями, а также металлическим бисером и золотыми дробницами{260}.
В конце весны 1552 г. в «светлицу» царицы Анастасии поступило большое количество фурнитуры, из которой мастерицы изготовили две парные иконы, украшенные «златом и бисером». Иконы были посланы митрополитом Макарием под Казань для благословения Ивана IV и князя Владимира Старицкого перед решающим боем{261}. Помимо шитейных принадлежностей в Россию было доставлено такое количество снарядов и пороха, которое позволило 150 пушкам вести массированный обстрел казанской крепости в течении целого месяца. Кроме того, в Россию прибыл военный специалист-подрывник. Под его руководством под стены цитадели были проведены траншеи и заложены пороховые мины. Серия взрывов колоссальной мощности обрушила стены крепости, и Казань капитулировала.
Русские источники называют подрывных дел мастера «Розмысл немчин». Голландский торговец шелковыми тканями Исаак Масса, побывавший в Москве в самом начале XVII в., отметил, что Казанская крепость была взята благодаря знаниям «инженера Эразма, по происхождению немца». В самой Казани сохранилось предание, что подрывными работами ведал иноземец по имени Бутлер, родом из Англии, и что царь пожаловал ему в городе участок земли{262}.
К последнему сообщению исследователи относятся с недоверием, а вместе с тем мы можем указать англичанина по имени Бутлер, который в интересующий нас отрезок времени имел непосредственное отношение к поставщикам металлических изделий в Московию: старшая дочь торговца скобяными изделиями Ричарда Грея, Элизабет, была замужем за Джоном Бутлером. Джон Бутлер происходил из аристократической семьи, но как младший сын должен был уступить все права наследования брату. Летом 1536 г. ему пришлось покинуть Англию и перебраться в Базель из-за религиозных убеждений — он был сторонником, как считают, протестантства. В последующие три года Джон Бутлер неоднократно совершал путешествия на родину.
В марте 1539 г., находясь в Базеле, он с гордостью сообщил своему приятелю, что отправляется в Англию, т. к. ему обещан высокий пост на королевской службе. Неизвестно, получил ли Джон обещанный пост, но в Лондоне он приобрел репутацию завидного жениха. Его женой стала Элизабет Грей. Оставив супругу в Лондоне, в 1540 г. Бутлер прибыл в Базель и страстно увлекся книгоиздательским делом. Он коротко сошелся с типографом Амербахом, отец которого, Иоган Амербах, был дружен с Эразмом Роттердамским и издавал его книги. Джон Бутлер вошел в кружок профессоров, преподававших в Базельском университете богословие на иврите и сочувствовавших евреям. Вполне вероятно, что он был известен в среде вольнодумцев под именем Эразмус.
В начале 1552 г. у Бутлера неожиданно появилась крупная сумма денег, он вложил средства в издание книги теолога и математика Вольфиуса. Тот выпустил в Цюрихе трактат о Святом Причастии с посвящением Джону Бутлеру. В предисловии к трактату Вольфиус обратился к учению Цвингли, отвергавшего присутствие Тела и Крови Христовой в таинстве Причастия и считавшего хлеб и вино простыми символами. В разгар антииудейской кампании, охватившей Европу в 1550-х гг., власти расценили книгу как проявление симпатий к евреям. Вольфиус оказался под подозрением, его подвергли преследованиям. Джона Бутлера спасло то, что в это время он находился за границей, путешествуя по Германии, Франции, Италии и другим странам. Он появился в Цюрихе 9 июля 1553 г. Один из его приятелей не без удивления отметил в своем дневнике, что тот все еще жив{263}.
Документальных свидетельств о дальнейшей судьбе Бутлера не найдено. В Англии его посчитали умершим. Элизабет Грей вскоре вышла замуж за более респектабельного джентльмена — лондонского врача итальянского происхождения Эндрю Гварзи{264}. Неизвестно, имел ли Джон Бутлер навыки в устройстве подкопов, но его долгое проживание в немецкой части Швейцарии и связь с последователями Эразма Роттердамского вполне соотносятся с теми сведениями, которые сообщил Исаак Масса. Имя «Розмысл» могло быть русской интерпретацией имени Эразмус.
В связи с этим обращает на себя внимание имя матроса, упомянутого в штатном расписании судна «Доброе Доверие», которое 11 мая 1553 г. покинуло Лондон в составе экспедиции сэра Хью Уиллоуби, отправившегося на поиски морского пути в Китай мимо северных берегов Московии — «Эразмус Бентли (Erasmus Bentli)»{265}. Среди таких имен как Томас, Джон или Уильям, Эразмус выглядит крайне нетипичным для матроса. Фамилия Бентли, возможно, появилась в результате неверного прочтения «Butler» (в судовых списках экспедиции Уиллоуби неоднократно встречается различное написание одной и той же фамилии, например, у братьев Стефана и Уильяма Борро — «Borowgh» и «Borrough»).
Если Джон (Эразмус) Бутлер опоздал к отплытию экспедиции, то ему невероятно повезло: он остался жив, но при этом для швейцарских и английских властей погиб вместе с командой сэра Хью Уиллоуби. Мы можем высказать предположение, что, спасая свою жизнь, Бутлер тайно бежал из Цюриха туда, где швейцарские власти не смогли бы его найти. Воспользовавшись деловыми связями тестя, он мог добраться до русской границы, а затем — спрятаться в Казани. Приятели в Швейцарии и родственники в Англии, наверняка, вскоре о нем забыли, его жена нашла утешение с другим. Ричард Грей, если и знал о месте пребывания своего непутевого зятя, то не счел нужным сообщать об этом властям. Гораздо больше его волновали обсуждавшиеся в парламенте законопроекты, которые имели непосредственное отношение к коммерческим делам.
В конце марта 1553 г., после длительных проволочек, проект поправок к «Закону, ограничивающего ношение дорогостоящей одежды» был передан из палаты общин в палату лордов{266}. Известие об этом вызвало в Лондоне резкий спад цен на дорогие шелковые ткани. Летом того же года большая партия парчи поступила в царскую казну. Ричард Ченслер, удостоившийся чести видеть «царские очи» в январе 1554 г., отметил, что во время дипломатического приема сам Иван IV был в одеждах из золотой и серебряной парчи. В приемной палате находилось более ста приближенных государя, все — в платье «из очень дорогостоящей золотой ткани», и одежда простых разносчиков блюд во время торжественного обеда также была пошита из золотых тканей{267}.
Паника на лондонской бирже была преждевременной. Члены палаты лордов не успели приступить к обсуждению «Закона», т. к. 6 июля 1553 г. король Эдуард VI скончался. Согласно его последней воле, наследницей престола стала леди Джейн Грей, кузина короля. Девять дней спустя завещание было признано недействительным, леди Джейн поместили под арест. Королевский трон заняла Мария Тюдор (Кровавая), старшая сводная сестра Эдуарда VI. Коронация состоялась 1 октября 1553 г., а 10 октября зять Ричарда Грея, сэр Джон Поллард (его женой была младшая дочь Грея — Мери{268}), был избран спикером палаты общин и в тот же день представлен королеве как лучший знаток английского законодательства{269}.
Возможно, благодаря усилиям сэра Полларда, «Закон, ограничивающий ношение дорогостоящей одежды» был отправлен на доработку в палату общин. Первое чтение «Закона» с новыми поправками состоялось 10 апреля 1554 г. Подтвердив привилегии титулованной аристократии на использование дорогих итальянских тканей и мехов, авторы проекта ввели новые ограничения для тех, чей доход составлял не более 20 фунтов. В документе особо оговаривался запрет на использование шелковых ниток в отделке платья из недорогих тканей, ночных чепцов, чулок, туфель, лайковых перчаток, ножен, перевязей и других предметов одежды или аксессуаров из тонкой кожи. За нарушение налагался штраф в размере 10 фунтов за каждый день ношения такого вида одежды, а также трехмесячное тюремное заключение. Указ предусматривал невероятно высокий штраф в размере 100 фунтов с тех хозяев, которые продолжали использовать услуги работников, не подчинившихся закону{270}. С фантастической скоростью проект был одобрен в палате общин и передан в палату лордов. Пятого мая 1554 г. в присутствии королевы Марии документ получил статус закона{271}.
Летом того же года еще одна крупная партия роскошных тканей, скупленных на лондонской бирже по бросовым ценам, пополнила гардероб русского царя. Государевы сундуки уже ломились от бархатов и аксамитов. Бояре и дворцовая прислуга были обеспечены парчовыми шубами и атласными кафтанами на долгие годы вперед. Заморские шелка раздавались в кусках и штуках. Роспись свадьбы царя Семиона Касимовича и Марии Кутузовой, состоявшейся 3–7 ноября 1554 г., сообщает, что царь Иван Васильевич, царица Анастасия и родной брат царя, князь Юрий Васильевич, одаривали молодых «бурскими и венедицкими» бархатами, камками и атласами. В документе перечислены до полутора десятков разновидностей шелковых тканей, многие из них с золотым и серебряным тиснением: бархат «червчат с золотом», «алый с золотом», «зелен с золотом», «лазорев с золотом», камка шелковая «червчата», «рудожелтая», «зелена», «желт да бел со змейками», атлас «на червце золото да серебро двоемер», «червчат с золотом» и т. д.{272}
Если в 1554 г. в Москве услуги портных и рукодельниц пользовались повышенным спросом, то в Лондоне указ королевы Марии оставил без работы многих талантливых знаменщиков, орнаменталистов и вышивальщиц. Мастерские закрывались под угрозой чудовищного штрафа. Хозяева продавали шелковые нитки за гроши и выгоняли работников на улицу. Для тех, кто оказался в отчаянной ситуации, поездка в далекую Россию могла стать спасением. Скорее всего, несколько женщин нашли применение своим навыкам в Московии. Их мастерство оказалось востребованным в «светлице» княгини Ефросиньи Старицкой. Мы не располагаем сведениями, законным ли путем были доставлены мастерицы в Горицкий монастырь, но можем предположить, что спрятаться в глуши их заставили чрезвычайные обстоятельства, возможно, угроза тюремного заключения.
На следующие полтора десятка лет, как справедливо считают исследователи, приходится период наивысшего расцвета шитьевого искусства в России. В эти годы в мастерской княгини Старицкой помимо небольших по размеру изделий было изготовлено четыре полномерных плащаницы, выполненных на один сюжет, — «Положение во гроб. Оплакивание». По мнению специалистов, плащаницы стоят особняком в ряду образцов шитья XVI–XVII вв. Для них характерны психологическая напряженность образов, объемность фигур, реалистичность изображения. Изделия отличает многообразие швов (до 40 видов), необычайная тщательность исполнения, а также введение деталей и приемов, заимствованных на Западе. Характерные детали изделий мастериц княгини Старицкой исследователи находят в покровах, изготовленных в «светлице» царицы Анастасии{273}.
Пелена «Спас Великий Архиерей». Мастерская княгини Ефросиньи Старицкой. Вклад княгини в Кирилло-Белозерский монастырь
Есть основания предполагать, что крупная партия шелковых тканей и ниток, а также английские мастера вышивки были доставлены в Россию в 1554 г. купцом Кристофером Хадсоном. Семья Хадсонов на протяжении нескольких поколений занималась торговлей кожевенным товаром. Дядя Кристофера, Генри Хадсон, был состоятельным и влиятельным человеком в Лондоне. Он возглавлял гильдию кожевников и меховщиков, заседал в совете графства и владел обширными землями в лондонских предместьях{274}. Благодаря связям в правительстве Генри Хадсон заблаговременно получал информацию о введении поправок в «Закон, ограничивающий ношение дорогостоящей одежды».
Обладая исключительной деловой хваткой и предприимчивостью, Кристофер Хадсон пошел по стопам дяди. Полвека спустя, находясь в должности губернатора Московской компании, Хадсон упомянул в письме к сэру Роберту Сесилу, что «в мае 1553 года, когда Ченслер был послан в Россию для учреждения торговли, он сопровождал его»{275}. Однако в судовом списке участников экспедиции, прибывших с Ченслером на корабле «Эдуард — Благое Предприятие» в устье реки Двины, имя Кристофера Хадсона отсутствует{276}. Вместе с тем нет оснований не доверять словам англичанина. События 1553–1554 гг. настолько были важны для него, что Хадсон сослался на этот эпизод из своей молодости еще один раз — в докладной записке, составленной в марте 1601 г. для лорда хранителя королевской печати сэра Эллсмера. В самом начале документа, содержавшего обзор деятельности компании, он упомянул, что в 1554 г. налегке совершил путешествие в Лондон через Данцинг и нидерландские города. Во время своего путешествия во всех городах, исключая Стоад и Эмбден, он не заметил ни одного англичанина среди торговцев тканями. По его словам, продажа тканей в этих местах находилась исключительно в руках купцов Стил-ярда (Ганзы){277}.
Не случайно, возвращаясь на родину, Кристофер Хадсон интересовался положением дел на рынке тканей в Балтийском регионе. Его окрылил успех коммерческой операции, проведенной в России. Вернувшись в Лондон, он, несомненно, поделился своими соображениями с дядей и посоветовал тому свернуть торговлю кожевенным товаром и заняться более выгодным бизнесом в России.
Генри Хадсон последовал совету племянника и вошел в состав главных учредителей Московской компании — торговцев тканями. Указом королевы Марии от 6 февраля 1555 г. он был назначен одним из 24 губернаторов компании в Лондоне{278}. Летом того же года его племянник Кристофер прибыл в Россию в качестве управляющего московской факторией, но поставки английского сукна московитам его уже мало интересовали. Русский рынок оказался насыщенным до предела импортными тканями. Коллега Хадсона в письме от 27 ноября 1555 г. с грустью писал в Лондон, что в Вологде только один купец предложил за всю партию лучшей материи всего 12 рублей{279}.
Горицкий монастырь
Кристофер Хадсон нашел более выгодный товар на русском рынке. Прибыв в ноябре 1555 г. в Ярославль, наметанным глазом коммерсанта он отметил разницу цен на осетров на местной оптовой ярмарке и при розничной торговле в Данциге. В своем письме, отправленном в Лондон 7 ноября 1555 г., он писал, что в тот день в Ярославле были выставлены для продажи на московском рынке более 3000 осетров, и он купил одного за семь алтын, в то время как в Данциге ему приходилось платить за осетра не столь хорошего качества девять марок{280}. Осетров доставляли в Ярославль купцы, скупавшие рыбу в Рыбной слободе при Горицком монастыре. Интерес Хадсона к товару в рыбных рядах свидетельствует, что, не успев прибыть в Россию, он уже располагал сведениями о возможности заработать не только для компании, но и для себя, положив в карман разницу между ценами в Горицах и в Ярославле. Вполне вероятно, что, сопровождая в предыдущем году своих соотечественниц в Горицкий монастырь, Хадсон не упустил возможности вывезти в Данциг партию осетров.
В дальнейшем, находясь в должности управляющего московской фактории, Хадсон имел возможность регулярно видеться с соотечественницами из мастерской княгини Старицкой. Выполняя заказы на доставку лучших тканей, нитей или золотой тесьмы, он узнавал новости из жизни первых семейств государства. Опутав Кремлевский дворец и подворье Старицких паутиной шпионажа, англичане получали информацию о самых интимных сторонах жизни государя и его родственников. Умело раздувая пламя внутрисемейных раздоров, английское правительство использовало оппозицию в собственных интересах.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.