Глава 9 Манштейн и Бундесвер

Глава 9

Манштейн и Бундесвер

Фон Манштейн, получив от Гитлера право на «отдых», покинул фронт. Теперь у него появилась возможность заняться своим здоровьем. В глазной клинике при госпитале в Бреслау ему сделали операцию, после которой он восстанавливался на природе, недалеко от Дрездена.

Фон Манштейн, отдавший военной службе почти сорок четыре года своей жизни, уже не мыслил себя вне армии. Он втайне надеялся, что его опыт и знания пригодятся вермахту и что Гитлер вспомнит о нем. Но время шло, а отставной генерал-фельдмаршал все находился не у дел. И тогда он решает напомнить о себе. В конце августа 1944 г. фон Манштейн направил генералу Гудериану письмо следующего содержания:

«Когда в конце марта я побывал у фюрера, он сказал мне, что в обозримом будущем хочет подыскать мне применение.

Между тем должности командования на Востоке заняты заново и почти все группы армий получили новых главнокомандующих, мою же кандидатуру не приняли в расчет. Мне приходится сделать вывод, что фюрер пока не рассматривает вопрос моего назначения. Вы понимаете, исходя из вашего собственного опыта, каким безрадостным является для меня это состояние бездеятельности. Мне сейчас, пожалуй, еще хуже, чем было вам, так как сегодня положение куда серьезнее. В это время, когда все хоть сколько-то пригодные мужчины и способные женщины должны подняться на борьбу, вы легко поймете, как невыносимо для меня это состояние вынужденного безделья. В таком маленьком городе, как Лигниц, где в сегодняшних условиях каждый, разумеется, задает себе вопрос, почему кто-то сидит дома без дела, это особенно тяжко. В свое время, так как я очень ценил возможность отдыха в Лигнице, я попросил Шмундта получить у фюрера разрешение на покупку небольшого имения в сельской местности, чтобы получить таким образом какое-то занятие. Как сообщил мне Шмундт, фюрер ответил, что не хочет, чтобы я себя к чему-то привязывал, так как он все еще нуждается во мне. Тем не менее ввиду стольких новых назначений, в которых мне отказано, я должен предположить, что фюрер все-таки не собирается прибегать к моим услугам. Я хотел бы, дорогой Гудериан, попросить вас еще раз передать фюреру мою просьбу. Я хотел бы категорически подчеркнуть, что мне не нужно ни в коем случае делать никаких подарков. Само собой разумеется, в глазах других фельдмаршалов это рассматривалось бы как прецедент. Я хочу приобрести, насколько мне позволяют мои скромные средства, небольшое поместье – по возможности, в Померании или Силезии. Так как, по общему правилу, подобные сделки ныне не разрешаются и владения не находятся в свободном обращении, то мне нужно получить разрешение фюрера для оправдания такой покупки. Я знаю о нескольких объектах, которые были предназначены к заселению, но, в любом случае, в них возможно сохранение нынешнего статуса. Я знаю также о ряде случаев, когда, вопреки общему запрету, отдельным личностям было выдано разрешение приобрести владения. Есть также целый ряд предприятий, которые из-за отсутствия владельца не управляются должным образом, так что я мог бы заняться ими, если более не предусматривается мое использование в военной области. Я был бы очень благодарен вам, дорогой Гудериан, если бы вы при благоприятном случае доложили фюреру мою просьбу. Никто лучше вас не может понять положения, в котором я нахожусь из-за вынужденного бездействия» [485].

Однако в услугах фон Манштейна, похоже, уже не нуждались. Но разрешение на приобретение имения ему было выдано в октябре 1944 г. министерством снабжения и сельского хозяйства.

В конце января 1945 г. советские войска вышли к Одеру. Фон Манштейн в это время находился с семьей в родном селе жены, неподалеку от бывшей польско-германской границы, куда был приглашен на свадьбу племянницы брата его адъютанта, капитана Штальберга. На следующий день советские танки уже находились в 50 км от села, что вынудило всех быстро его покинуть. Вернувшись в Лигниц, фон Манштейн получил от местного коменданта указание немедленно уехать на запад. В ночь на 27 января фон Манштейн вместе со своей семьей отправился в Берлин, где получил разрешение поселиться в бывшей квартире генерал-полковника барона фон Фрича в Ахтенберге на горном полигоне Люнебургер-Хайде. С приближением английских войск 12 апреля фон Манштейн с женой, пятнадцатилетним сыном Рюдигером и своим адъютантом отправился в Гольштейн. Здесь они с разрешения графа и графини Платен поселились в красивом особняке Вайсенхауз в Остгольштейне.

Неподалеку от Вайсенхауза нашел себе прибежище также отправленный в отставку Гитлером генерал-фельдмаршал фон Бок. Он вместе с фон Манштейном пытался установить контакт с гросс-адмиралом Деницем, который переехал из своей штаб-квартиры в Берлине в Плен и принял командование военно-морскими силами в северном регионе. «В последние дни апреля меня посетили фельдмаршалы фон Бок и фон Манштейн, – пишет Дениц. – Мы говорили о военной обстановке. При этом Манштейн особенно подчеркнул необходимость постепенно перевести армию с Восточного фронта, чтобы она оказалась недалеко от английского и американского фронтов. Это полностью совпадало с моими намерениями. Поэтому я приказал 1 мая связаться с Манштейном. Я хотел попросить его взять на себя вместо Кейтеля главное командование вермахтом. Тем не менее найти Манштейна не удалось. Итак, управление ОКВ осталось в руках Кейтеля и Йодля» [486].

Однако фон Манштейна все-таки нашли. На перекрестке во время возвращения в Вайсенхауз из Любека его остановил военный патруль и потребовал немедленно прибыть в штаб-квартиру гросс-адмирала Деница, которая находилась в профессиональной школе подводников недалеко от Плена. Прибыв туда, фон Манштейн узнал от присутствовавших офицеров, что существует план сделать его «сейчас, когда уже слишком поздно, начальником главного управления вермахта». Однако на этом все и закончилось.

Фон Манштейн вернулся в Вайсенхауз, где стал ожидать появления английских войск. 5 мая 1945 г. он послал своего адъютанта Штальберга с личным письмом главнокомандующему английскими войсками фельдмаршалу Б. Монтгомери. Штальберга сопровождал граф Платен. Они прибыли на автомобиле в Гамбург, где их приняли в отеле «Атлантик», ставшем штаб-квартирой англичан. Отсюда в сопровождении капитана английской армии выехали в Люнебург. В южном предместье города был расположен палаточный лагерь – штаб-квартира английского командования. Здесь Штальберг передал Монтгомери письмо от фон Манштейна. Через несколько часов Штальбергу сообщили, что фон Манштейн может оставаться в Вайсенхаузе и ожидать там дальнейших распоряжений.

Вскоре в Вайсенхаузе появился английский отряд, который конфисковал у фон Манштейна все, кроме жилья, машины и личного оружия. Английское командование при определенных условиях разрешило фон Манштейну под его честное слово посещение врача с выездом из «района заграждения». Через некоторое время понадобилось лечение, так как на прооперированном глазу снова началось серьезное осложнение. Из-за использования явно недоброкачественных медикаментов возник крупный, опасный для жизни нарыв, который не был диагностирован вовремя и привел к срочной операции и многонедельному стационарному лечению в военном госпитале Хейлигенхафен. Здесь 26 августа 1945 г. фон Манштейн был арестован англичанами. Несмотря на протесты лечащего врача, который заявил, что пациент нетранспортабелен, фон Манштейн был вывезен из госпиталя. Он был направлен в лагерь в Люнебурге, а в октябре – в Нюрнберг. При обыске на дому сотрудник американской контрразведки обнаружил и присвоил себе фельдмаршальский жезл фон Манштейна.

О том, какая атмосфера царила в тюрьме, свидетельствует фон Манштейн в своей тайной записке супруге, написанной на туалетной бумаге [487]. Мы не будем ее цитировать полностью, а только выделим некоторые моменты. Фон Манштейн пишет, что охране, состоявшей из солдат 1-й американской дивизии, было запрещено разговаривать с арестованными, которых считали «так или иначе преступниками». Во время допросов соблюдались особые меры предосторожности. Каждого немца сопровождал специальный караул. Особенно сильное впечатление произвело медицинское обслуживание, которое в прессе можно назвать образцовым. Но фон Манштейну было сложно добиться, чтобы его направили к окулисту, для чего потребовался бы усиленный караул.

Генерал З. Вестфаль в своей книге «Германский Генеральный штаб на скамье подсудимых» [488]пишет, что первоначально назначенный обвинитель от США полковник У. Донован обратился через знакомого ему адвоката и защитника на Нюрнбергском процессе доктора П. Леверкюна к генерал-фельдмаршалу фон Браухичу с просьбой составить по возможности скорее сжатое и конкретное описание истории армии в период между подписанием мирного Версальского договора и до поражения в 1945 г. Фон Браухич планировал привлечь к этой работе генерал-фельдмаршала фон Манштейна, генерал-полковника Гальдера, генерала артиллерии Варлимонта и генерала Вестфаля. Фон Манштейн помогал Вестфалю писать о годах с 1920-го по 1938-й и о периоде с 1942 г. по конец войны. Фон Браухич и Гальдер разработали материал с 1939 по 1942 г., а В. Варлимонт занимался командованием вермахта в комплексе. При этом у авторов не было в распоряжении каких-либо документов. 19 ноября 1945 г. пять авторов подписали доклад «Германские сухопутные силы с 1920 по 1945 год» и, приложив введение фон Браухича, вручили текст обвинению. Этот труд использовался авторами с целью защиты Генерального штаба Сухопутных войск и тем самым всего вермахта.

В Нюрнберге с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г. состоялся судебный процесс над главными нацистскими военными преступниками. На процессе фон Манштейн выступал в качестве свидетеля и военного консультанта защиты Генштаба и ОКВ. «Душой нашей защиты был фельдмаршал фон Манштейн, наш талантливейший военачальник, инициативный и всегда мужественный, – пишет Вестфаль. – Оправдательным приговором Генерального штаба в октябре 1946 года мы обязаны его находчивой и неутомимой деятельности» [489].

Сам фон Манштейн по этому поводу отмечал следующее: «Меня очень обрадовало то, что на Нюрнбергском процессе не удалось доказать вину Генерального штаба. Таким образом, работая 10 месяцев над защитой руководства сухопутных сил, бывших делом моей жизни, я смог оказать им последнюю услугу. Эта борьба за нашу честь велась с таким упорством, как никакая другая. По поводу этого приговора следовало ожидать неприятных комментариев – которые в целом ничего не меняли. Разумеется, приговор затронул и меня, и в особенности Йодля [490] . Это было связано с переоценкой его должности» [491].

Фон Манштейн, выступая в качестве военного консультанта защиты, отмечал:

«Внутренняя установка немецкого военного руководства с 1920 года не давала никаких оснований подозревать Германию в стремлении к агрессивной войне. Скромные мероприятия по перевооружению до 1933 года служили целям обеспечения хотя бы минимальной безопасности рейха. Вооружение с 1933 по 1935 г. оценивалось ответственными военными руководителями с той же точки зрения. Масштабы и темпы, определенные Гитлером по собственной воле, во многом шли вразрез с мнениями военных специалистов. Впрочем, все эти мероприятия нельзя назвать преступными ни сами по себе, ни в сочетании с позднейшими войнами. Право каждого суверенного государства – определять объем своих вооружений. Если в Германии они противоречили Версальскому договору, то де-факто эти действия оправдывались всеми – что подтверждалось направлением военных атташе и посещениями высших военных лиц. Кроме того, оправданием де-юре было германо-английское морское соглашение. Впрочем, само собой разумеется, что солдаты обязаны выполнять указания своего правительства, в том числе и в области перевооружения. Ни в одной стране нельзя приговорить солдат за то, что правительство использует их в определенных обстоятельствах. Их долг состоит лишь в том, чтобы наилучшим образом нести военную службу, этим немецкое военное руководство и занималось» [492].

Тем самым фон Манштейн стремился доказать, что военное руководство ни юридически, ни фактически не могло нести никакой ответственности за внешнеполитические решения своего правительства. Гитлер поставил военных перед уже готовыми решениями. В частности, так произошло, по мнению фон Манштейна, при разработке плана «Fall Wei?» о развязывании войны против Польши. Он также отрицал ответственность военных руководителей Германии за подготовку и развязывание наступательной войны против Англии и Франции и агрессивной войны против Советского Союза. Все сваливалось на Гитлера. Фон Манштейн отмечал: «На этот случай не было готово никаких планов, не сделано никаких приготовлений. Соответствующие карты в 1939 году простирались только до восточной границы Польши. В 1941 году, например, наступавший на озере Ильмень 56-й танковый корпус для того, чтобы получить необходимые карты, был вынужден перепечатывать добытые им русские карты» [493].

По мнению фон Манштейна, решение о нападении Гитлер принял, так как боялся удара в спину со стороны Советского Союза. При этом фон Манштейн ссылался на Конституцию и государственно-правовое устройство Германии, по которым решение вопросов войны и мира было исключительным правом Гитлера. Что касается военного руководства, то оно, считает фон Манштейн, не было уполномочено на объявление войны, не призывало и не подталкивало к ней, а, напротив, везде, где возможно, возражало против ее развязывания.

Фон Манштейн, защищая Генеральный штаб и ОКВ, попытался снять с этих органов военного управления и ответственность за преступления против законов войны и преступления против человечности. Он категорически заявлял:

«Немецкие военные руководители… с самого начала и до конца боролись с вооруженными силами противника по законам военного права. Нет ни одного приказа какого-либо из обвиненных военачальников, который предписывал бы нарушить военное право или хотя бы одобрял подобное нарушение. Никем из них не отдавались приказы не давать пощады или расстреливать военнопленных. В отличие от, например, многочисленных русских приказов, которые требовали “уничтожения всех оккупантов”. Также известно, что, несмотря на все ограничения военной юриспруденции приказами Гитлера, обвиняемые всегда вмешивались в случае нарушения военного права. Такие нарушения были единичными и не были вызваны приказами вышестоящего начальства. Они были реакцией ожесточившихся солдат» [494].

Столь же активно фон Манштейн возражал против обвинений об ответственности военного руководства за разрушения, грабежи и борьбу с партизанами, которых именует «бандами». «Всякое военное руководство вынуждено во время войны жестко предварять восстания в занятой области, – говорил фон Манштейн, – если оно не желает проиграть войну. Ни один военный руководитель не оставит своих солдат беззащитными, допустив нападения из засады отсутствием репрессалий или наказаний, и не станет ждать, пока противник не нарушит все законы войны и гуманизма. Международное право создано не для того, чтобы одних защищать, а других игнорировать» [495].

Фон Манштейн особо подчеркивал: «Наверняка Вторая мировая война – с любой стороны – продемонстрировала тягчайшие нарушения военного права. Конечно, в силу своего тотального характера она повлекла ужасающие преступления против гуманизма. Конечно, нормы международного права, которые ни философски, ни технически еще не развиты, были многократно нарушены. Но ни в коем случае не нужно приписывать это какому-то плану немецкого военного командования. Поскольку они должны были повиноваться приказам, которые противоречили традициям прошлого, они оказались в том же положении, что и проводившие бомбардировки военные других стран» [496].

10 августа 1946 г. генерал-фельдмаршалы фон Рундштедт, фон Браухич и фон Манштейн были вызваны для дачи показаний в качестве свидетелей. При этом речь шла в первую очередь о подготовке наступательной войны, о влиянии военных на ведение войны Гитлером, об убийствах евреев службами безопасности, о приказе об обращении с комиссарами, а также о сопротивлении национал-социалистскому режиму. В своем письме супруге фон Манштейн излагает, как протекал его перекрестный допрос американским и советским обвинителем:

«Они выбрали из нас троих, в том числе меня – так как знали, что я особенно плотно занимался защитой. Кроме того, они знали высказывание руководителя СД в мой адрес о том, что мы [как командиры] знали – по его предположению – о расстрелах евреев. Конечно, это неправда. Они занимались этим тайно. Затем они представили мне приказ 11-й армии. Он должен был доказать недостоверность моих слов. В первой части он был всего лишь пропагандистским приказом, который мне, собственно, и не принадлежал [497] . Я видел и подписал его, хотя при всем желании не мог вспомнить его содержание. По поводу второй части я высказался позитивно и очень ясно, что в нем не содержится никакого произвола, или варварства, или нарушения солдатской чести, и фактически он был доказательством в нашу пользу» [498].

Таким образом, фон Манштейн пытался доказать, что изданный по соответствующему образцу приказ определенным образом освобождал от ответственности вышестоящие органы управления.

В начале сентября 1946 г. Браухич, Рундштедт и Манштейн были переведены из английской тюрьмы в обычный лагерь для военнопленных в Бридженде, графство Уэльс. Там фон Манштейн получил разрешение завести маленький сад, чем занимался с удовольствием. «Здесь это в порядке вещей, и особенно я наслаждаюсь свободой перемещений по лагерю, – пишет фон Манштейн своей жене. – Мы живем в каменных бараках с отоплением! После 10 месяцев в Нюрнберге застеленная постель, удобные стулья, цветы, накрытый стол в общей столовой, нож и вилка на столе, а не только жестяная миска и ложка – это удовольствия, которые сложно переоценить. Питание довольно простое, но в любом случае лучше, чем у вас в Германии. Все это, а также отсутствие атмосферы ненависти, которая царила в Нюрнберге, кажутся настоящим сокровищем. Очень приятно получать все известные английские газеты. В нашем распоряжении и библиотека» [499].

Весной 1947 г. будущий руководитель федерального ведомства по охране конституции доктор О. Йон по поручению англичан провел в лагере Бридженд так называемую «проверку» семерых пленных, чтобы ответить на вопрос: «можно ли доверять их демократическим заявлениям и соответствуют ли их убеждения настрою остальной массы пленных, либо же их нужно считать опасными нацистами» [500]. Результатом этой «проверки» явился вывод о том, что все военнопленные должны быть освобождены в 1948 г. Действительно, в конце июля того же года английский лагерь был расформирован. Генерал-фельдмаршал фон Браухич и генерал-полковник Штраус, заболевшие к тому времени, были отправлены в Гамбург, в британский военный госпиталь. Генерал-фельдмаршалов фон Манштейна и фон Рундштедта перевели в Нюрнберг. Через несколько дней обоих направили в мюнстерский лагерь. Это было связано с тем, что британское правительство намеревалось провести большой судебный процесс по делам находящихся в его руках высших военных руководителей Германии.

Официально обвинение было предъявлено только в январе 1949 г. Английское обвинение, по существу, приняло материал от американцев, которые передали англичанам свидетельства группенфюрера СС О. Олендорфа, приговоренного 10 апреля 1948 г. к смертной казни вместе с другими руководителями СД. Внезапная смерть 18 октября генерала-фельдмаршала фон Браухича серьезно изменила ситуацию. Когда спустя несколько месяцев у Штрауса началась стенокардия, его и Рундштедта, также больного, неожиданно перевели в немецкую больницу. В результате остался только один реально обвиняемый – фон Манштейн.

На гамбургском процессе фон Манштейну были предъявлены 17 пунктов обвинения в «нарушении законов и обычаев войны», а не в «преступлениях против человечества». Речь шла о событиях в Польше, обращении с военнопленными, «приказе о комиссарах», убийствах евреев оперативными группами СД, расстрелах заложников, уничтожении партизан, привлечении гражданских лиц к военным работам, депортации гражданской рабочей силы в Германию и организации разрушений. Все обвинения опирались на предположение, что фон Манштейн нарушил Гаагские конвенции о ведении сухопутной войны от 1907 г. После возражения представителя защиты мистера Р. Паджета представитель обвинения вынужден был все-таки ограничить свое утверждение тем, что это соглашение содержит оговорку о всеобщем участии в международном договоре. В результате конвенции были признаны не обязательными для исполнения только де-юре. Защита в целом ссылалась не на исполнения приказа, а на исполнения «закона государства».

Обвинение придерживалось той точки зрения, что командующий в пределах своей компетенции ответственен за действия всех военных подразделений – даже тех, кто не подчинялся непосредственно его приказам. Это касается, например, СД и полицейских организаций. Обвинение утверждало, что, согласно Гаагским правилам, долг «оккупационных властей» – поддерживать общественный порядок и безопасность, и командующий армией, так как он осуществлял исполнительную власть, был представителем оккупационного правительства. По мнению обвинения, долгом командующего является защита населения от любого вреда, и он отвечает также и за иные властные немецкие структуры, в том числе и те, на которые не распространяется его власть или о чьей деятельности он осведомлен в самом незначительном объеме. Отдельным пунктом фон Манштейн был обвинен в неисполнении обязанностей.

Фон Манштейн был признан виновным в том, «что умышленно и неосторожно пренебрег своим долгом командующего, не обеспечив достойного обращения с советскими военнопленными, вследствие чего многие пленные умерли или были застрелены либо переданы службам безопасности и СС и ими убиты» [501]. Его также обвинили в том, что он санкционировал исполнение приказов Главного командования Сухопутными войсками, согласно которым красноармейцы, которые в штатском оказывались за линией фронта и не докладывали о себе в установленные сроки, рассматривались как партизаны. Кроме того, фон Манштейну предъявили обвинение в том, что он разрешал и санкционировал использование военнопленных на запрещенных и опасных работах, то есть для строительства укреплений и саперных работ [502]. Его также обвиняли в издании приказов и распоряжений о расстреле захваченных комиссаров Красной Армии.

Пункт 10 обвинения гласил: «[Подсудимый обвиняется в] совершении военного преступления. Находясь в СССР в период с 13 сентября 1941 года по 24 февраля 1943 года, он нарушил законы и обычаи войны, будучи главнокомандующим 11-й армии и группы армий “Дон”, а также свой долг как военного командующего обеспечить общественный порядок и безопасность, уважать семейную честь, права и жизнь частных лиц в пределах его компетенции. Его умышленное и неосторожное нарушение повлекло за собой уничтожение оперативной группой “Д”, состоявшей из представителей СС, СД, гестапо и других полицейских подразделений, а также войсками по его приказу, с участием указанной группы “Д”, большого количества евреев, цыган, крымчаков и других граждан СССР путем расстрела, повешения, удушения газом, утопления и другими способами в различных местах в пределах его компетенции, что доказывается девятым пунктом обвинения» [503].

Фон Манштейн был признан виновным и в том, что он издал приказы о принуждении гражданских лиц к труду, в частности к участию в военных операциях и соответственно на работах, непосредственно связанных с этими операциями. Кроме того, он обвинялся в том, что он «издал приказы о депортации гражданских лиц на работу в Германию», что привело к привлечению множества граждан Советского Союза к принудительному труду в рейхе. Ему также было предъявлено обвинение в уничтожении или изъятии запасов продовольствия, разрушении домов и фабрик и уводе гражданского населения.

19 декабря 1949 г. суд приговорил фон Манштейна к 18 годам заключения, в которые не засчитывались годы, уже проведенные в плену. Приговор подлежал утверждению командующим британской Рейнской армией без права обжалования. Гамбургская газета «Альгемайне Цайтунг» в этой связи отмечала:

«Немецкий народ относится к приговору фельдмаршала фон Манштейна, который вчера в первой половине дня был вынесен британским военным судом в гамбургском Дворце правосудия, так же, как и к остальным актам оккупационных властей. Бессмысленно говорить о чувствах в данной связи. Еще более бессмысленно было бы спрашивать, соответствует ли приговор и наказание, которое для 62-летнего полководца означает провести практически всю оставшуюся жизнь в заключении, принципу справедливости. Все, что можно было сказать о базе приговора Манштейна, вынесенного во Дворце правосудия, всесторонне озвучил британский защитник Паджет. Остается лишь вопрос, умен ли приговор. Как Нюрнбергский процесс, так и производство по делу Манштейна были, прежде всего, политическими актами. В данном случае имеет место не просто обвинение какого-то крупного немецкого офицера, а суд над человеком, которого английские военные обозреватели могли назвать наиболее выдающимся полководцем Второй мировой войны. Сам по себе он был частью того вермахта, чья честь является честью всех немцев, бывших солдатами в собственном смысле этого слова. Миллионы погибли ради этой чести. Еще больше людей остаются заложниками понятия немецкой солдатской чести уже после того, как они сложили оружие. После прецедента Нюрнберга вряд ли стоило ожидать оправдания Манштейна. Но, пожалуй, все немцы, которые наблюдали за процессом Манштейна, надеялись на более мягкий приговор. Подобный политический жест приветствовался бы в Германии. Его отсутствие – это факт, с которым нам придется смириться, чего не может упустить из виду ни один политически мыслящий человек. В своей длинной речи защитник, мистер Паджет, напомнил британским офицерам-судьям, что все, в чем они обвинят Манштейна, в будущем будет применимо и к английской армии. Это утверждение запомнится и немецкому народу. Приговор вынесен в то время, когда среди общественности западных государств встал вопрос о ремилитаризации Германии и положении немецкого контингента в вооруженных силах Североатлантического пакта. И, как нам хотелось бы верить, тот же вопрос обсуждается в Генеральном штабе той армии, чьи офицеры были судьями в Курио-Хаус. В данной связи осуждение Манштейна следовало бы приветствовать прежде всего, если бы, отказавшись от любых показательных процессов, удалось бы избежать выступления восточной народной полиции в хоре, скажем так – предшествующем процессу фельдмаршала Паулюса» [504].

Сам Манштейн после окончания процесса написал своему защитнику:

«Дорогой мистер Паджет,

я не мог написать Вам или высказать Вам свою благодарность раньше, так как из-за моего слабого английского я не мог достаточно хорошо изъясняться. Писать из-за перелома ключицы я не мог, и мне запретили диктовать. Поэтому моя благодарность так запоздала.

Я дважды прочитал Вашу заключительную речь на английском, чтобы лучше изучить подробности, и впоследствии понял, что это настоящий шедевр. Никто, кроме Вас, не смог бы провести мою защиту подобным образом. Никто, кроме Вас, не смог бы так утвердить истину и справедливость и одновременно возвысить солдатский долг и здравый человеческий разум.

Однако моя благодарность и мое восхищение распространяются не только на тот способ, которым вы вели мою защиту. Они также распространяются на человека, который бескорыстно жертвовал своим временем и не побоялся никаких испытаний, чтобы послужить справедливости. Они посвящаются человеку, которому хватило мужества представить произошедшие события такими, какими они действительно были, и противостоять враждебной пропаганде, которая, надеюсь, вскоре прекратится. Наконец, я хочу поблагодарить Вас за то, что вы так ясно выразили мысли и чувства солдата и непредвзято осветили безусловный воинский долг послушания. Я верю, что все солдаты, в любой стране, будут благодарны Вам за это, и я могу лишь надеяться на то, что они были услышаны в политических и юридических кругах.

Мне совершенно ясно, дорогой мистер Паджет, что Вы взяли на себя эту задачу не ради меня, но из желания содействовать победе справедливости и служить британской юриспруденции. Однако я надеюсь, что в течение процесса Вы не только подтвердили свои убеждения, борясь за достойную цель, но и увезете с собой в свою страну мысль о том, что Вы боролись за человека, который достоин Ваших усилий.

Что касается меня лично, то можете быть уверены, что моя благодарность Вам никогда не иссякнет.

Кроме того, я хотел бы добавить, что Ваша борьба за справедливость и ваши действия по отношению к представителю некогда враждебного Вам народа принадлежат к прекраснейшим и великолепнейшим моментам моей жизни. Это опыт, который я никогда не забуду и который вознаграждает меня за всю горечь прошедшего времени моего заключения. Будьте уверены, что бесчисленные немцы – особенно бывшие солдаты – думают о Вас с благодарностью и восхищением. Вашим участием Вы указали путь преодоления барьеров, разделяющих наши нации.

Остаюсь Вашим благодарный Манштейн» [505].

Вскоре после оглашения приговора фон Манштейн был перевезен в тюрьму Верль в Вестфалии, где находились десять военных преступников, осужденных англичанами, в том числе генерал-фельдмаршал Кессельринг, генерал-полковники фон Макензен и фон Фалькенхорст.

Фон Манштейн снова попал в военный госпиталь для прохождения курса лечения. Здесь он имел возможность встречаться и вести беседы с Кессельрингом и фон Макензеном.

На Рождество фон Манштейн отправил своей супруге письмо, в котором отмечал [506]:

«…Мы действительно не ожидали подобного решения, и тем тяжелее смириться с ним. Приходится снова и снова повторять себе, что бесконечное количество людей пожертвовало еще большим. Нам пришлось принять этот груз и попытаться нести его с честью…

Впрочем, мы желаем верить, что мистер Паджет, который так много для меня сделал, еще добьется перемен. Он, конечно, сделает все, что в его возможностях. В английской прессе приговор был серьезно раскритикован. Также в Бонне партия, со своей стороны, должна обратиться к правительству. Итак, мы надеемся, что разум и справедливость, которые столь прекрасно защищал Паджет, еще раз восторжествуют, и приговор, ставший возможным только потому, что суд следовал за Нюрнбергским решением, будет отменен – чего никто, впрочем, не ожидал. Но мы не должны терять храбрости…

Ты знаешь, я не ропщу на судьбу. Я принимаю ее как испытание, которое я должен с честью вынести ради нашей любимой Германии и ради моих солдат, навсегда оставшихся в моем сердце. Все, что я когда-либо делал, я сделал для тех, кто сражался и умирал по моему приказу. И мне не о чем сожалеть, даже если я и страдаю теперь безвинно. Ежедневно я прошу Господа о том, чтобы мне хватило сил не ожесточиться, и о том, чтобы он оберегал Тебя. Теперь я не могу помогать тебе хотя бы так же незначительно, как в последние пять лет. Единственное, что я еще могу Тебе дать – это моя любовь и благодарность. И, возможно, знание о том, что я безропотно несу свой крест.

Человеческая душа – странная вещь. Зная свой прежний характер, я полагал, что приговор вызовет во мне ярость. Но он меня нисколько не разозлил. Даже когда, услышав об осуждении на 18 лет, я бросил наушники на стол, мной руководила не злоба, а презрение. Не к судьям, которым, как я полагаю, самим не нравился их приговор – но презрение к правовой системе, к тому, как она, возникнув в Нюрнберге, теперь отыгралась на мне. Впрочем, возможно, удар был слишком жесток, чтобы остались силы на взрыв ярости – ведь это сделало бы мою дальнейшую жизнь еще тяжелее. Или Бог дал мне в этот час что-то, чего мне до сих пор не хватало: терпение и покорность, не перед людьми, которые распоряжаются нами… но перед судьбой, которая нам предстоит.

Я также повторяю себе, что многие тысячи наших солдат погибли по моему приказу, отправившему их в сражения. Они не могли поспорить со случаем, заставившим их отдать свои жизни. Да как мог и я жаловаться, когда пришло время принести мою жертву Германии? Нам пришлось лишиться двоих наших любимых сыновей. И теперь Тебе придется на необозримый срок расстаться еще и со мной. Дело явно не стоит того, чтобы мне расстраиваться еще и из-за собственных невзгод».

После краткого пребывания в военном госпитале фон Манштейн был помещен в одиночную камеру в блоке «Б». В конце февраля 1950 г. в тюрьму Верль прибыл офицер Рейнской армии, который сообщил фон Манштейну, что гамбургским приговором подтверждено сокращение срока заключения до 12 лет. В этой связи адвокат доктор П. Леверкюн в своем письме в газету «Таймс» отмечал:

«Приговор фельдмаршалу фон Манштейну не был утвержден в полном объеме, но лишь со снижением наказания до одной трети. Это интересное изменение. К сожалению, мы знаем его причины не лучше, чем причины вынесения приговора. Нам лишь остается из правовых обоснований юрисконсульта суда сделать заключения о причинах, которые привели суд к его решению. По восьми пунктам фельдмаршал был оправдан. Среди них были и те, которые юрисконсульт обозначил как ключевые моменты дела. Пункты, по которым он осужден, относятся к международно-правовым вопросам, по которым среди наций нет ни одного единого мнения по поводу толкования соответствующих понятий. Они связаны со всем восточным театром боевых действий, а по существу – с толкованием положений Гаагских правил ведения войны и применением этих правил на Востоке. Бросается в глаза разница между взглядами тех, кто по личному опыту знает, как шла война на Востоке, и тех, кто, подобно офицерам западных союзников, знает о данном театре военных действий лишь из сообщений по радио. Огромную роль в обвинении сыграл также вопрос компетентности и ответственности офицеров и гражданских лиц Третьего рейха. Это также проблема, которую лица, жившие в названную эпоху, понимают иначе, чем те, кто знаком с ней лишь теоретически… Ни один из больших политических процессов не был оправдан историей. Надеюсь, нашей эпохе, когда события происходят с такой скоростью, не придется ждать приговора истории, чтобы своевременно дать новую оценку фельдмаршалу Манштейну» [507].

В то время как фон Манштейн отбывал наказание, за стенами тюрьмы проводились различного рода акции с требованием пересмотра приговора. В них принимали участие видные общественные, политические, военные и церковные деятели. Канцлер Федеративной Республики Германии К. Аденауэр предложил смягчить условия содержания фон Манштейна путем замены тюремного заключения на заключение в крепости. В результате федеральное правительство приняло решение уравнять «арестованных» с военнопленными. Одновременно органы власти приступили к проведению процесса денацификации фон Манштейна, от исхода которого зависело, будет ли выплачиваться пособие его супруге. 5 мая 1953 г. фон Манштейна освободили, а в августе был завершен процесс его денацификации [508].

Освобождению фон Манштейна из заключения было придано большое значение. От канцлера ФРГ он получил личное письмо. Бывшего заключенного пригласили в гости в британскую штаб-квартиру.

Фон Манштейн, обретя свободу, поселился в Альмендингене около Ульма. Позднее он переехал в Эссен, затем в Мюнстер, пока окончательно не остановился в Иршенхаузене под Мюнхеном. Здесь он возобновил свои военно-теоретические и военно-исторические изыскания. К началу 1952 г. он подготовил черновой набросок первой части своих мемуаров, которые в 1955 г. вышли в свет под названием «Утерянные победы» [509]. Основу книги составили личный дневник фон Манштейна, который он вел на фронте, а также сохранившиеся документы, материалы процесса и военно-историческая литература. Материалы об операциях Второй мировой войны из книги «Утерянные победы» использовались в качестве учебного материала в военно-учебных заведениях. Мемуары фон Манштейна неоднократно издавались в различных странах, в том числе и в России [510]. В 1958 г. вышла в свет еще одна книга – «Из солдатской жизни 1887–1939» [511]. Фон Манштейн является автором ряда статей, посвященных проблемам военного строительства, будущего вооруженных сил, использования ядерного оружия.

Фон Манштейн, выйдя из тюрьмы, даже предполагать не мог, что его военные познания и опыт могут быть востребованы в Федеративной Республике Германии. Она была создана в сентябре 1949 г. на территории английской, американской и французской зон оккупации Германии. В том же году западные державы отказались от демонтажа военно-промышленных предприятий ФРГ, которая стала получать помощь по так называемому плану Маршалла 1947 года, что способствовало быстрому восстановлению экономики. В 1950 г. были сняты некоторые ограничения для ФРГ в области судостроения, мореплавания, химии, научных исследований. Она получила право на создание крупных полицейских формирований. 7 августа 1950 г. Федеративная Республика Германия стала членом Европейского совета, а 18 апреля 1951 г. – членом Европейского объединения угля и стали. В 1952 г. представители США, Великобритании, Франции и ФРГ подписали «Общий договор», который провозгласил суверенитет Федеративной Республики Германии и прекращение оккупационного режима. В 1954 г. были заключены Парижские соглашения, предусматривавшие вступление ФРГ в НАТО и Западноевропейский союз. После их ратификации и вступления Федеративной Республики Германии 9 мая 1955 г. в НАТО началось возрождение военной промышленности, укрепление политических и экономических позиций страны в Западной Европе.

Одновременно в американской, английской и французской зонах оккупации начался процесс создания германских вооруженных сил. В 1946–1947 гг. были сформированы различные подразделения полувоенного характера, «солдатские союзы», группы по «исследованию опыта войны» и др. В сентябре 1949 г. формирование вооруженных сил было возложено на так называемую «группу Шверина» [512], а в дальнейшем – на «ведомство Бланка» [513]. В периодической печати и в общественных кругах велось обсуждение различных концепций организации и структуры будущих вооруженных сил. Весной 1955 г. министр обороны ФРГ Т. Бланк пригласил восемь бывших генералов для обсуждения проекта плана по организации обороны государства. По предложению будущего инспектора Сухопутных сил генерала Г. Реттигера, основу национальных вооруженных сил должны были составить войска, которые по своей мощи и структуре должны были соответствовать вермахту времен Второй мировой войны. Однако Э. фон Манштейн подверг критике этот план и предложил разделить войска на три самостоятельные части. Он исходил из того, что в случае возможного вооруженного столкновения НАТО не обязательно будет располагать преимуществом в воздухе. Кроме того, нельзя было исключать возможность применения тактического ядерного оружия. Поэтому требовалось иметь в своем распоряжении маневренные и легкие в управлении соединения. Идею фон Манштейна поддержали и другие участники совещания. Однако ряд чиновников военного ведомства, занимавшихся детальной разработкой плана, не поддержал это предложение. Несмотря на это, фон Манштейн переработал свое выступление в доклад для министерства обороны и в ноябре 1955 г. представил его генерал-лейтенанту А. Хойзингеру [514].

Мы остановимся лишь на основных положениях этого объемистого документа [515].

Во-первых, фон Манштейн считал, что «количество оперативных соединений вследствие повышения количества подразделений сухопутных сил слишком мало» и совершенно не соответствует, ни сейчас, ни в обозримом будущем, какой-либо оперативной необходимости. Во-вторых, «структура “основных соединений” не соответствует потребностям будущей войны». По мнению автора доклада, предусмотренные на сегодняшний день танковые и пограничные дивизии с тактической точки зрения являются громоздкими, а с оперативной точки зрения они либо неуклюжи, либо недостаточно сильны. Поэтому предлагалось разделить их на более сильные и удобные соединения. В-третьих, деление дивизий на три бригады в каждой приводит к увеличению количества «оперативных соединений», что нецелесообразно. В-четвертых, на период мирного времени нецелесообразно развертывать полностью службы снабжения, транспортировки и военной полиции. В-пятых, в период строительства следует по возможности предусмотреть использование более эффективного ракетного оружия вместо артиллерийских орудий.

Генерал Хойзингер положительно оценил предложения фон Манштейна, хотя и отметил, что следует руководствоваться политической обстановкой, «согласно которой мы по действующим соглашениям предоставляем лишь солдат».

6 марта 1956 г. в ФРГ был принят так называемый «солдатский закон», согласно которому впервые вводится термин «бундесвер» (нем. Bundeswehr – федеральная оборона). Этот закон определял права и обязанности военнослужащих бундесвера [516]. В ноябре того же года фон Манштейн снова поднял вопрос об организационной структуре армии в письме новому министру обороны Ф-Й. Штраусу:

«С особенным удовольствием я приветствую ваши первые шаги по созданию реалистичных основ плана работы, согласно которому вы вместо предполагаемого ранее создания кадров для всех формируемых соединений сначала предусмотрели создание ограниченного числа соединений, которое потом можно увеличить путем деления и повторного восстановления. Я уже год назад предлагал пойти по этому пути, когда направил генералу Хойзингеру предложение по структуре и организации соединений федеральных сухопутных сил. Пропущенные сроки реформы позволяют мне надеяться, что вы также готовы по основному вопросу устройства и структуры новых сухопутных сил прислушаться к свежим идеям – чтобы создать армию, отвечающую вызовам будущего, а не ориентирующуюся на образцы минувшей войны» [517].

Фон Манштейн предлагал: разделить 12 больших дивизий на 36 меньших соединений, максимум по 7000–8000 человек; изменить неудобное количественное соотношение между многочисленными «свободными» войсковыми подразделениями и прочными, хорошо сработавшимися соединениями (дивизии, бригады); исключить из дивизий все, что не является необходимым, для конкретного сосредоточения основных усилий; сократить численность вооруженных сил за счет штабов, частей снабжения и прочих единиц, которые не являются непосредственно боевыми.

Министр обороны принял предложения фон Манштейна, который по этому поводу отмечал: «Спустя год, в течение которого ничего не происходило, я отправил свой меморандум новому министру обороны. Штраус попросил, чтобы я приехал в Бонн и обсудил с ним мои соображения. И в самом деле, после этого бундесвер перешел к бригадной структуре – причем остается неясным, насколько тот факт, что американцы провели такой же опыт, мог повлиять на его решение» [518].

Одной из проблем, за решение которой взялся фон Манштейн, было создание органов высшего военного управления. Его предложения сводились к следующему [519]:

– министр обороны должен отвечать за всю внешнюю и внутреннюю оборону государства;

– для совместного планирования обороны необходим совет по обороне, в состав которого следует включить наиболее важных министров правительства и несколько военных;

– для разгрузки министра обороны от политических вопросов необходимо ввести должность политического государственного секретаря;

– главой военной службы следует назначить главнокомандующего (генерального инспектора всех родов войск) или начальника военного планирования;

– все военное планирование следует поручить председателю руководящего совета, а также верхушке военного командования, для чего необходимы штабы и контрольные функции председателю.

Инициативы фон Манштейна нашли поддержку среди социал-демократической партии Германии. В этой связи газета «Ди Вельт» 15 сентября 1956 г. писала:

«Государственный секретарь парламента, существующий до сих пор в Германии, является стержнем социал-демократических представлений о целесообразно организованном министерстве обороны. Он должен быть постоянным представителем министра. Кроме него, министру подчиняется находящийся на государственной службе государственный секретарь. Под началом парламентского государственного секретаря должен работать начальник Генерального штаба. Этот начальник Генерального штаба должен действовать на основании указаний министра. Ему подчинялись бы отделы управления, организации, образования, снабжения и здравоохранения. Как и федеральное правительство, социал-демократы считают, что необходим руководящий военный совет в качестве группы консультантов министра».

Еще одна проблема волновала фон Манштейна. Она касалась введения в стране всеобщей воинской повинности. 12 мая 1956 г. председатель комитета, вице-президент бундестага доктор Р. Егер, направил фон Манштейну и еще трем бывшим генералам письмо:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.