II

II

Нильская битва, как потом ее назвали, была решающей во многих отношениях. Она поставила крест на восточных надеждах Бонапарта, а самого его в опасное положение. В XVIII веке войны за колонии велись на суше; английская военно-морская мощь давала громадные преимущества в том, что касалось отправки и обеспечения экспедиций. Как правило, англичане побеждали, но французский флот выживал даже после разгрома и мог оказывать хотя бы непостоянную поддержку заморским территориям, как это было с Монкальмом. Ночь в заливе Абукир уничтожила лишь часть французского флота, которая играла существенную роль в этом регионе. Прекратилось даже ненадежное сообщение с французской метрополией. Сохранение Египта потребовало таких усилий, на какие был способен не всякий военный гений; колонии, отрезанные от путей сообщения и снабжения, испытывали большой дефицит по многим пунктам.

Нильская битва

Бонапарт прекрасно понимал, что перед лицом британской морской мощи Франции никогда не видать заморских доминионов, если они не будут материально независимы от метрополии. Когда он стал первым консулом Франции, одним из первых его проектов было образование такого доминиона в Луизиане при Сан-Доминго в качестве промежуточной станции. Принято считать, что проект провалился из-за эпидемии желтой лихорадки и сопротивления негров Сан-Доминго. Но первый консул Бонапарт был упрям и умен, и возможно, что в конце концов он преуспел бы в этом начинании, если ему хватило бы времени. Пожалуй, немногие войны имели в основании причины, имеющие так мало отношения к действительности, как война, которая закончилась кратким англо-французским миром в 1803 году. Предлогом для конфликта с британской стороны было вмешательство Бонапарта в дела Швейцарии и Голландии; французы утверждали, что британские войска не оставили Мальту и Кейптаун, как следовало по международному договору. На самом деле обе стороны отлично понимали, что истинной причиной были французские законы, не допускающие британские корабли и товары в порты, контролируемые правительством Бонапарта, а британцам не удалось заключить коммерческое соглашение, отменяющее такое положение дел.

Бонапарт начал перестройку французского флота, но ему было еще далеко до желаемого паритета сил. Конфликт между Францией и Англией шел по классическому шаблону, при котором заморские территории получали поддержку от нерегулярных экспедиций, старавшихся избегать встреч с британским флотом. Новая стратегия и новая тактика, проявленные в Нильской битве, продемонстрировали, что Бонапарт не обладает средствами для осуществления своего проекта. Он знал, что решить этот вопрос можно только радикальным способом, а единственным радикальным способом, гарантирующим долговременный результат, был удар по самой Англии: военное вторжение на Британские острова и уничтожение верфей, дававших жизнь британскому флоту и морской торговле.

Бонапарт рассчитал, что для этого ему хватит 100 тысяч человек и полного владения Ла-Маншем в течение шести часов. Военная сила, вобравшая солдат от Текселя до Бреста, получила название Армия океанского побережья и представляла собой одну из лучших армий, когда-либо собранных в мире, гораздо более эффективную, чем та, которую он отказался возглавить в 1797 году. Для переправы через пролив она должна была получить 2 тысячи плоскодонных судов, так называемых плашкоутов, спроектированных выдающимся военно-морским инженером Пьером Александром Форфэ. Это были еле плавающие парусно-весельные корыта, оснащенные достаточно тяжелыми орудиями, чтобы не подпускать к себе легкие британские суда, например фрегаты и шлюпы. Плашкоуты строились везде, где только можно было строить корабли, от голландских верфей до портов в верховьях Луары.

Трудно сказать точно, как именно их предполагалось использовать, поскольку Бонапарт, как правило, предпочитал политику умалчивания и всегда оставлял себе несколько альтернативных возможностей. Видимо, флот вторжения должен был сосредоточиться в Булони и осуществить переправу через пролив под прикрытием ночи, шторма или тумана. От этого плана было решено отказаться еще в самом начале. Испытания показали, что разработанная Форфэ конструкция несовершенна. Не меньше двух полных суток уходило на то, чтобы нагрузить их и вывести за бар булонского порта, а если поднимался такой сильный ветер, чтобы сдвинуть с места эти неуклюжие плоскодонки, с них невозможно было стрелять.

Итак, Бонапарт был вынужден пересмотреть план и подумать о том, как овладеть проливом на время, необходимое для переправы большим кораблям. Он снова применил обманный маневр, как в случае с Египтом. Новая флотилия из одиннадцати линкоров собралась в Тулоне под командованием адмирала Луи-Рене де Латуш-Тревиля. За ней пристально наблюдал теперь уже лорд Гораций Нельсон, имевший в распоряжении двенадцать линкоров, но очертания береговой линии препятствовали установлению полной блокады. Бонапарт, обладавший способностью проникать в мысли своего противника, решил, что Нельсон непременно свяжет действия французов с Египтом. Если разведчики Нельсона заметят, как Латуш-Тревиль выходит из Тулона на юг, они немедленно доложат командиру, и тот наверняка бросится в сторону Александрии. Но Латуш-Тревиль пойдет в противоположном направлении – в Атлантику, где у Рошфора пять французских кораблей были блокированы тем же количеством британских. Адмирал освободит их, заберет один корабль из Кадиса в дружественной Испании, таким образом его силы составят семнадцать кораблей и превзойдут эскадру британского адмирала Корнуоллиса в пятнадцать линкоров, блокировавшую в Бресте другой значительный французский флот из четырнадцати кораблей. Если Корнуоллис не покинет Брест, Латуш-Тревиль поспешит к проливу и прикроет вторжение; если Корнуоллис решит дать бой, то победа или проигрыш Латуш-Тревиля не будет иметь никакого значения, поскольку в любом случае британцы не смогут помешать брестскому флоту переправить армию через Ла-Манш.

Это был отличный план, осуществлению которого помешало одно препятствие: еще во время подготовки, когда адмирал Латуш-Тревиль занимался обучением своих моряков, добиваясь от них невиданной со времен революции эффективности, его постигла смерть.

А он был последним из адмиралов. Все другие офицеры такого высокого ранга, чтобы принять командование флотом, несли в себе то, что сам Бонапарт называл «нильским сувениром». Они участвовали в той чудовищной катастрофе, и она сказалась на них таким образом, который трудно выразить словами: она поселила в них мысль о том, что французский офицер не способен победить англичанина на море. Первый консул, всегда обращавший особое внимание на боевой дух своих подчиненных, полностью осознавал эту проблему. Назначив на место Латуш-Тревиля в Тулоне Пьера Шарля Жана Сильвестра Вильнева, Бонапарт внес изменения в план, в соответствии с которыми предполагалось вступать в сражение только при обладании значительным численным превосходством над противником.

Как и прежде, Вильнев должен был вынудить Нельсона отправиться в Египет, а затем идти не к Рошфору и проливу, а к сахарным Вест-Индским островам. Когда известие об этом достигнет Лондона, Англия, для которой сахарные острова имели почти такое же важное значение, как Индия, неизбежно пошлет туда эскадру. По плану, Вильнев должен был задержаться на островах на то время, пока к нему не присоединятся шесть избежавших рошфорской блокады линкоров; затем вернуться в Европу, разгромить пять британских судов, блокировавших такое же количество французских кораблей в Ферроле на северо-западе Испании. Потом, стараясь не попасться на глаза Корнуоллису у Бреста (если он к тому времени еще не отправится в Вест-Индию), переправиться через Ла-Манш и начать вторжение. Вильневу не разрешено было вступать в бой ни с кем, кроме судов, блокирующих Ферроль, с перевесом в двадцать три корабля против пяти.

В исполнение этого плана Вильнев своевременно отплыл из Тулона. Как и предполагалось, Нельсон попался на удочку и устремился в Египет. Но из-за шторма французскому флоту пришлось вернуться, и Нельсон снова стал на близких позициях. В дело вмешался новый фактор в виде дружественной Испании, которая решила, что воевать с Англией будет дешевле, чем по договору ссужать деньгами Францию, давая ей возможность продолжать войну «к взаимной выгоде». Бонапарт со всех сторон слышал о том, что испанский флот плох; но девизом будущего императора всегда было: «Не бывает плохих полков, бывают плохие полковники». Шанс получить явное превосходство на водах за счет испанских линкоров обладал для него непреодолимой привлекательностью. Он снова изменил план, приняв во внимание испанские эскадры.

Это сложное устройство предназначалось для того, чтобы Бонапарт мог распоряжаться английскими флотами так, будто они напрямую подчинялись ему. Вильневу снова предстояло ускользнуть из Тулона, отправив Нельсона в Египет, прихватить испанские корабли в Картахене и Кадисе и далее идти в Вест-Индию на встречу с рошфорской эскадрой. Блокировавшие ее британцы непременно должны будут подумать, что французы намерены плыть в Ирландию, и поспешить туда. Большой Брестский флот, избежавший блокады, должен был встретиться там с Вильневом. Адмирал Корнуоллис с так называемой Западной эскадрой, по-видимому, станет преследовать французов до Вест-Индии, руководствуясь принципом, что основной целью являлись главные силы противника. Брестский флот ускользнет от него, соединится с Вильневом, возвратится в Ферроль и, освободив тамошнюю эскадру, получит Ла-Манш на необходимые шесть часов. Таков был намеченный план, он целиком полагался на допущение, что британцы концентрированными силами будут преследовать любой французский флот.

Выполнение плана было не менее сложно, чем сам план, при этом оно имело несколько особенностей, которые Бонапарт не принял в расчет. Прежде всего, Нельсона не удалось второй раз обвести вокруг пальца; вместо того, чтобы отправиться в Египет, он последовал за Вильневом в Вест-Индию, и сообщение о прибытии Нельсона на острова заставило французского адмирала вернуться в Европу раньше времени, чтобы избежать сражения, на которое ему не было дано санкции. Франко-испанские эскадры покинули порты Кадиса и Рошфора, но блокировавшие их суда не бросились вдогонку за ними, а присоединились к Западной эскадре у входа в Ла-Манш. Стоило где-нибудь появиться французскому флоту, как от Западной эскадры отделялась группа кораблей, достаточно большая, чтобы с ним расправиться. Британцы сосредоточивали силы не для погони за уходящим французским флотом, а в том месте, где этот флот должен был предпринять решительные действия. Даже Нельсон, вернувшись из Вест-Индии, присоединился к остальным британским силам. Вильнев не отважился и на попытку обойти британцев. Вместо этого он отправился в Ферроль и после перестрелки с блокирующими британскими судами вошел в порт.

Там находились двенадцать франко-испанских судов, вместе с которыми флотилия Вильнева увеличилась до двадцати восьми кораблей, что на бумаге выглядело внушительным количеством. Бонапарт ждал, что он немедленно отправится в Ла-Манш, и даже написал ему в Брест. Но французский властелин не догадывался о стратегическом плане британцев, по которому Западная эскадра получала подкрепления всякий раз, как со своего места исчезал очередной французский флот. Бонапарт не сумел понять, что военная база и морская гавань далеко не тождественны. Военная база почти автоматически получает все необходимое для снабжения армии из окружающей местности; но флоту требуются такие специфические вещи, как мачты, смола, шпангоуты, снасти. В Ферроле ничего этого не было, а изрядно потрепанные после двойного атлантического вояжа корабли Вильнева испытывали острую нужду в этих предметах, потому что большинство из них не могло без ремонта не только вступить в сражение, но и отправиться в новую экспедицию. Пока с Ферроля была снята блокада, Вильнев отплыл в Кадис, где мог пополнить запасы.

Это событие сыграло решающую роль; все остальное вылилось из него.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.