Заговор монаха Докё. Как это было?

Заговор монаха Докё. Как это было?

Кульминация усилий государства по внедрению буддизма приходится на правление императора Сёму, отца императрицы Кокэн. Первая постоянная столица Японии – Нара, куда переехал императорский двор, была спланирована по образцу столицы танского Китая – Чань-ани. Это квадратный в плане город с широкими прямыми улицами, расположенными под прямым углом друг к другу, был скопирован с уменьшением примерно в два с половиной раза, так, чтобы сторона квадрата была равна трем милям.

Столица Нара

Прекрасна

В синеве небес,

Цветет цветком

Благоуханным.

Копирование китайской модели не случайно. Великие реформы Тайка включали очень сложную систему преобразований и имели далеко идущие последствия. В основе их лежало постепенное ослабление патриархальной клановой системы Японии, которая угрожала стабильности императорской власти, и замена ее бюрократической системой, контролируемой императором и построенной по китайской модели.

Япония превращалась в миниатюрную версию танского Китая. Все установления, традиции и нравы танской империи, поскольку у китайцев была тогда, по их собственному мнению, самая совершенная система правления, приспосабливались к условиям Японии. С той самой удивительной японской способностью всему подражать и все приспосабливать к своим нуждам, которая проявляется и в наши дни, народ Страны восходящего солнца стал с увлечением копировать жизнь народа Поднебесной.

Но в 740 году против центральной власти поднялся Фудзивара-но Хироцугу. Восстание было направлено против влияния на правящий двор буддийского монаха Гембо, но его быстро подавили. После подавления мятежа Фудзивара Хироцугу в 740 году храму Хатимана (в «Сёку нихонги» и некоторых других документах содержатся сведения, согласно которым к Хатиману обращались во время ведения боевых действий, подавления мятежей и заговоров) были пожалованы земли, слуги, кони, буддийские сутры. Возле храма построили буддийскую пагоду.

Тридцать лет спустя после основания Нара поразила эпидемия оспы. Начался мор. Буддийские монахи вознесли молитву об избавлении от бедствия, и она оказалась столь действенной, что император Сёму в благодарность решил воздвигнуть огромную бронзовую статую Будды и поместить ее в гигантский деревянный храм. Нара был выбран отчасти потому, что рядом с городом уже стояло два буддийских монастыря: Хорюдзи (основанный в 607 г.) и Якусидзи (основанный в 680 г.). Кстати, в 50 метрах от южных ворот Якусидзи расположен синтоистский храм Хатиман дзингу[15] – этот бог еще сыграет важную роль в падении мятежного Докё. Храм посвящен памяти императора Одзина, императрицы Дзингу и наложницы Накацунэ-химэ, чьи души, по поверью, помогли строительству Якусидзи. В храме есть их изображения, это уникальное явление хотя бы потому, что японцы считают своих синтоистских богов бестелесными, а в этом храме в первый раз была предпринята попытка придать ками узнаваемую форму.

Новый буддийский храм, построенный для статуи Будды в Нара, размерами и величием превосходящий все виданное до тех пор, получил имя Тосёдайдзи (Тодайдзи) – Великий Восточный Храм. Во всех провинциях Японии также следовало основать буддийские монастыри, чтобы обеспечить японцам защиту и покровительство Будды.

Можно подумать, что о богине Солнца совсем забыли, однако это было не так. С должным почтением к своим предкам император Сёму отправил гонца к жрецам в синтоистский храм Исэ, чтобы узнать, что думает о его проекте Аматэрасу. Она, очевидно, одобрила его план, ибо как только посланец вернулся, началась работа по отливке гигантской статуи. Будда был изображен сидящим, с поднятой для благословения рукой. Более позднюю копию статуи (оригинал погиб при пожаре) можно видеть и сейчас. Она отлита из бронзы, высота ее равна 16 метрам. Тысячи рабочих трудились над ней днем и ночью, на нее пошло так много бронзы (нынешняя весит 551 тонну), что стала сказываться нехватка этого металла. В 749 году на севере Хонсю было найдено золото, и вскоре его добыли в количестве, достаточном для того, чтобы покрыть всю статую драгоценным металлом. Дайбуцудэн, здание в комплексе Тосёдайдзи, в котором помещается статуя, до сих пор остается самым большим в мире деревянным строением под одной крышей, несмотря на то что при последующих перестройках его размеры несколько сократили.

Церемония посвящения, состоявшаяся в 749 году, была не менее примечательна, чем само здание. Император Сёму в сопровождении знатнейших людей страны прибыл в Toдайдзи и встал перед гигантской статуей. Он приблизился к ней с южной стороны, как подданный, приносящий присягу властелину, и объявил себя смиренным слугой трех драгоценностей: Будды, учения и монашеской общины. Больших уступок иноземному божеству нельзя и представить, поскольку своими словами и действиями император Сёму фактически провозгласил буддизм государственной религией Японии и тем самым дал толчок целой цепочке событий, в конце концов позволивших буддийскому монашеству обрести власть, которой суждено было поколебать и сам императорский трон.

Столица, ставшая крупным религиозным центром страны, очень нуждалась в знатоках буддийского ритуала, тем более что различные секты, обосновавшиеся в Японии, трактовали учение Будды по-своему. Поэтому император Сёму пригласил в Японию известного китайского проповедника и знатока сутр Гонзина. Тот охотно откликнулся на приглашение, но так случилось, что в течение 12 лет он никак не мог преодолеть морскую преграду, разделяющую страны. Ему мешали то бури, то кораблекрушения, то болезни. И лишь в 754 году полуослепший от обрушившихся на него испытаний Гонзин прибыл в Хэйдзёкё. Спустя пять лет под его руководством было завершено строительство храма Тосёдайдзи, территориально примыкавшего к западной стороне императорского дворца. Император Сёму и его сановники стали прихожанами нового храма. Храм Тосёдайдзи превратился в высший центр учености, ему принадлежало право буддийской инициации. Гонзин считается тем, кто заложил основы государственной церкви в Японии.

Фр. Сенсон в «Краткой истории японской культуры» отмечает, что несмотря на пробуддийскую политику двора и исключительную поддержку буддизма со стороны императора Сёму (который в последние годы своей жизни стал монахом), правительство в середине VIII века в усилении идеологического и экономического могущества буддийской церкви почувствовало реальную угрозу своей власти. И был предпринят ряд мероприятий, ограничивавших независимость монастырей, в частности, запрещалась покупка храмами крестьянских и целинных земель (указ 746 года), распространение буддийской веры среди населения (указы 765-го и 785 года), а также уход в монахи-отшельники без разрешения властей.

Таким образом, отношение власти к буддийской церкви в период Нара характеризуется некоторой двойственностью. С одной стороны, именно государство обеспечило процветание этому течению, с другой – прослеживается явная боязнь такого процветания. То, что опасения были не напрасны, и иллюстрирует история монаха Докё.

Итак, император Сёму посвятил себя распространению буддизма и после 24-летнего царствования отрекся и окончательно ушел в религию, порвав с миром. Он называл себя сями, что по-японски означает – обращенный в буддизм. Император Сёму издал указ, который был прочитан в 12-й день 7-го месяца 1-го года Тэмпё-Ходзи, в котором отрекся от престола в пользу своей дочери Абэ-найсин-но, взявшей тронное имя Кокэн, и принца Фунадо (одного из нескольких наследных принцев, связанных родством с императорским домом). После этого Сёму-тэнно ушел в монастырь. В 749 году 46-я императрица Кокэн взошла на престол, и именно в ее правление и произошли интересующие нас события.

Но на самом деле не все было так гладко, как казалось просветленному Сёму-тэнно. В тот период вопрос о престолонаследии стоял особенно остро. Из-за отсутствия четкого закона наследования на «хризантемовый трон» имелось большое количество претендентов: император Сёму оставил наследницей свою дочь и в соправители ей дал принца Фунадо; фаворит императрицы Кокэн на тот момент Фудзивара-но Накамаро вместе с нею поддерживал другого принца – Оои (будущего императора Дзюннина); представители кланов Тоёнари и Нагатэ выдвигали принца Сиояки; род Оотомо-но Камаро – принца Икэда, прочие кланы тоже имели «своих» принцев. Таким образом, воля ушедшего в монастырь Сёму-тэнно выполнялась только наполовину – императрица Кокэн взошла на трон, исполняя волю отца, но с принцами получалась полная неразбериха, благодаря которой и стало возможно выступление Фудзивара-но Накамаро против Кокэн впоследствии.

Как-то так сложилось, что в жизни весьма «буддийски» настроенной Кокэн большую роль сыграло синтоистское божество Хатиман. Теперь уже скорее всего невозможно узнать, что могло скрываться за цепочкой совпадений: воля заинтересованых лиц, ирония судьбы или действительно какая-то мистика, но как только Хатиман появлялся на сцене, императрицу ждали перемены.

Из официальных хроник мы узнаем, что в первый год правления Кокэн Хатиман, чье святилище располагалось в Уса в западной Японии, заявил, что он желает отправиться из Уса в столицу. Для его сопровождения послали кортеж из высоких сановников и охрану из воинов. По его прибытии – под которым следует понимать прибытие священного паланкина, везшего символ его присутствия, – он был помещен в специально построенное святилище в одном из дворцов, где сорок буддийских священнослужителей в течение семи дней читали молитвы. Затем жрица святилища Хатимана (при этом следует помнить, что она была по закону буддийской монахиней) Омива-асоми Моримэ провела службу в Тодайдзи в присутствии отрекшегося императора Сёму, императрицы Кокэн и всего двора. Пять тысяч монахов молились и читали сутры, исполнялись ритуальные танцы, а Хатиману было сделано подношение в форме пожалования чиновного головного убора первого ранга. Едва ли можно представить более законченную демонстрацию духа конфессионального примирения, чем религиозная церемония присвоения гражданского чина одному божеству в храме другого.

Жрица, проводившая церемонию, была, по-видимому, высокородной дамой, и, вероятно, именно она передала пророчество Хатимана императрице. Об этом пишет Накамура Ноол в «Истории Японии». В награду она и синтоистский жрец по имени Тамаро были повышены в придворных чинах, а Тодайдзи пожертвовали владение в 4000 домов с 200 рабами. Точное значение этих любопытных событий невозможно определить, хотя очевидно, что они явились частью политики слияния синто и буддизма.

Но эти события, по-видимому, имели значение и для внутридинастических интриг: вышеупомянутые священнослужители спустя несколько лет, как мы узнаем из хроник, участвовали в заговоре 757 года, за что и были изгнаны.

Этот заговор был задуман «злокозненными и мятежными людьми», которые, ведомые и подстрекаемые принцами «не у дел», задумавшими заговор вместе со своими сообщниками, собирались окружить дом министра двора кибино найсо (этот титул пожаловала императрица своему фавориту, Фудзивара-но Накамаро) и убить его, затем окружить дворец и изгнать выбранного императрицей наследника принца Оои, будущего императора Дзюннина; изгнать вдовствующую императрицу (вдову императора Сёму), завладеть печатью и символами власти, вызвать правого министра Фудзивара-но Тоёнари – старшего сына Фудзивара-но Мутимаро и заставить его обратиться к народу. После чего они планировали свергнуть императрицу Кокэн и посадить вместо нее на трон одного из «запасных» принцев. Но заговор был раскрыт, а зачинщики наказаны. Клан Татибана – соперники Фудзивара – подверглись преследованиям.

Сохранился указ, изданный правительницей Кокэн о помиловании «людей, совершивших тяжкие прегрешения». В русском переводе его приводит А. Н. Мещеряков в комментариях к «Сёку нихонги».

«Возвещается указ великой государыни нашей, дочери Ямато, что, как богиня явленная, великой страной восьми островов правит, – и вы – принцы, владетели, вельможи, ста управ чиновники и народ Поднебесной – все внимайте – так возглашаю.

Слуги злокозненные, мятежные похитить, отнять, украсть замыслили наследование престола высокого, от солнца небесного унаследованное, установленное прародителями могучими, богом и богиней, на Равнине Высокого Неба божественно пребывающими.

Разум потеряв, с пути сбившись, Татибана-но Нарама-ро, Оотомо-но Камаро и прочие с ними, шайку мятежную собрав, хотели сначала дом министра окружить и убить его, потом дворец великий окружить, изгнать принца наследного, затем свергнуть вдовствующую императрицу, завладеть колокольчиками, печатями и бирками, после этого правого министра призвать хотели и приказать ему Поднебесной указ возвестить. После же замыслили они государыню оттеснить и, одного из четверых принцев выбравши, владыкою сделать.

И вот, в ночь двадцать девятого дня месяца минадзуки, подошли они к дому канцлера, принесли там клятву, соленой воды напившись, и вознесли моления четырем сторонам

Неба-Земли. Во второй же день месяца фумидзуки они порешили войско поднять. В час овцы второго дня Оно-но Адзума-хито призвал к себе служащего во дворцовой управе охраны, Камуцумути-но асоми Хидацу на земли Бидзэн, и велел тому: «То-то и то-то нам помоги сделать», – так ему указал. «Хорошо, сделаю», – согласился он. И в час кабана того же дня все нам рассказал. Тогда мы обо всем разузнали и вникли, и оказалось, что обо всем он правду поведал, и все они в том признались. Когда же рассмотрели мы законы, то вышло, что все эти люди подлежат смертной казни[16]. Но хоть и так, решили мы их помиловать и наказание на одну степень облегчить: имена семейные переменить и наказать далекой ссылкой.

И думаем мы божественной сутью своей, воистину, благодаря защите и милости богов Неба-Земли, а также благодаря тому, что души императоров великих, о коих молвят с трепетом, что Поднебесной правили со времен начала Неба-Земли и поныне, слуг грязных призрели и оставили, а также благодаря силе чудесной богов величественных – Русяна-нёрай, Канд зэ он – босати, чтящих закон – Бонъо и Тайсаку и четырех великих владык небесных [всем им благодаря], слуги эти супротивные, нечистые себя обнаружили и во всем признание принесли. И великому изреченному повелению государыни внимайте все – так возглашаю.

Особо говорю: что же до тех людей, что к заблудшим примкнули, то осквернят они землю столицы, если по ней ступать будут, посему перевести их в землю Идэхи в деревню Огати, в дома за частоколом – и сему великому повелению все внимайте – так возглашаю».

Этот указ решительно менял расстановку сил в пользу клана Фудзивара. Их соперники из клана Татибана – принц Кибуми, принц Фунадо, Оотомо-но Комаро, Тадзихи-но Усикахи, Ону-но Адзумабито, Комо-но Цунэтари – были казнены, принц Асукабэ и многие другие были отправлены в ссылку. Правый министр Фудзивара-но Тоёнари, старший сын Фудзивара-но Мутимаро, за участие в заговоре был отослан служить на Кюсю в военном округе, но доехал только до Нанива (нынешний Осака), где тяжело заболел. В 764 году он был восстановлен в правах, но умер в 765 году.

Камуцумути – но асоми Хидацу, раскрывший заговор императрице, получил в награду повышение и фамильный титул оми.

Через год после мятежа «злокозненных и мятежных людей» в 758 году после девяти лет правления Кокэн отреклась в пользу внука императора Тэмму принца Оои (Оисинно), представителя одного из ответвлений многочисленного императорского рода. Правление 47-го императора – Дзюннин-тэнно, императора «Чистая гуманность», в отличие от его непосредственных предшественников, было окрашено скорее в конфуцианские, нежели в буддийские тона.

Отречение императрицы Кокэн – одна из не очень ясных страниц в этой истории, мотивации ее спорны для историков, тем более что впоследствии она вернулась на трон. Но не будем забегать вперед… Летопись лапидарно отмечает, что «между экс-императрицей Кокэн и императором Дзюннин обнаружились разногласия, после чего Кокэн удалилась в буддийский храм Хокэдзи».

Спустя какое-то время Кокэн публично объявила, что принимает монашество и меняет имя на Сётоку. Уход в монахини вписывался в общепринятые нормы. Но вот окончание указа было шокирующим. Она распорядилась, что малые дела в управлении государством она оставляет Дзюннину, а «большими» отныне станет заниматься сама. «Постоянными праздниками и делами мелкими пусть нынешний правитель ведает, а важными делами державными – наградами и наказаниями, этими двумя заботами мы ведать станем» («Сёку нихонги»). До этого времени монахи и монахини никогда страной не правили. В течение двух лет из дворца и храма исходили противоречащие друг другу указы. Императрица Кокэн хоть и отошла в тень, но продолжала пользоваться немалой властью.

Молодого императора Дзюннина поддерживал Фудзиварано Накамаро, известный также как Осикацу. Накамаро, которому было разрешено даже чеканить собственную монету, при Дзюннине фактически управлял страной.

Советником же экс-императрицы стал тот персонаж, чьим именем историки назовут попытку одного из самых дерзких дворцовых переворотов в японской истории. Кокэн сменила фаворита. Теперь то место, что раньше занимал Фудзивара Осикацу, занял буддийский монах по имени Докё (7700—772). Его имя переводится как «зеркальный путь». Предполагалось, что обладатель этого имени вобрал в себя все премудрости священного учения. Но в биографии этого человека много неясного. Происходил он из рода Югэ, проживавшего в провинции Кавати (сегодня Осака), однако неизвестно, ни когда точно Докё родился (предположительно в самом начале VIII века), ни кем были его родители, ни чем он занимался до 747 года. Монашескую жизнь Докё начал в среде буддийских отшельников, обитавших в храмах и скитах, которые не входили в систему монастырей, контролировавшихся государством. В религиозной практике этих отшельников основное место занимали упражнения в различных магических приемах. Вполне вероятно, что Докё приобрел какие-то таинственные познания в эзотерическом буддизме во время учебы в горных монастырях провинции Ямато. Не в этом ли нужно искать корни того, что он так ополчился, придя к власти, на ямабуси («горных воителей», тоже сведущих в тайных знаниях)? Своим возвышением Докё не в последнюю очередь был обязан своему «магическому искусству». Позже Докё обучался у Гиэна, известного наставника школы Хоссо (он в свое время обучался в Китае). Скорее всего от Гиэна Докё узнал о дхарани[17] и научился произносить их на санскрите.

В штате придворных монахов Докё появляется в начале 50-х годов VIII века. В довоенной официальной японской историографии Докё считался одиознейшей фигурой в японской истории. Его называли «монахом-развратником», а в наше время говорят, что он сыграл роль японского Распутина при императорском дворе, ведь он тоже пользовался репутацией мага-врачевателя. Когда в 761 году императрица Кокэн заболела, он был призван во дворец, чтобы исцелить ее. Императрица исцелилась. И репутация Докё как искусного лекаря еще более упрочилась. После выздоровления императрицы он получил доступ ко двору и в течение восьми лет пользовался огромным политическим влиянием.

Докё был осыпан почестями, получал высокие посты в буддийской храмовой иерархии, а императрица все больше подпадала под его влияние. Она повелела Докё заказать бронзовые статуи Ситэнно – четырех божественных королей, которым надлежало карать врагов трона так же, как они попирают своими ногами демонов: именно в таком виде было принято изображать этих стражей Закона. Так было положено начало храму Сайдайдзи, строительство которого было поручено Докё.

Судьба Докё в определенном смысле уникальна. Надо сказать, что социальная структура японского общества VIII столетия достаточно жестко определяла судьбу человека. При присвоении придворных рангов и распределении государственных должностей играла определяющую роль родословная (к какому клану принадлежит человек), и питать надежду выдвинуться можно было, только имея «нужную» фамилию (времена, если подумать, меняются очень мало).

С самого рождения японские аристократы получали так называемые теневые ранги. Пока дети играли в куклы кокэдзи, они получали одно повышение за другим, так что к достижению совершеннолетия (а оно, как и сейчас, наступало к 21 году) молодой человек вполне мог претендовать на высокую должность при дворе. И конкурсные экзамены на занятие чиновничьего поста, позаимствованные у Китая, играли здесь весьма ограниченную роль. Поэтому важно было появиться на свет в высокородной влиятельной семье. Другим же оставалось прозябать в захолустье.

«Выдвижение Докё тем более удивительно, – пишет профессор Мещеряков, исследователь эпохи Нара, – что он был выходцем из захудалого провинциального рода Югэ, но при этом он прошел головокружительный путь от простого монаха до всемогущего властителя страны». Ирония судьбы состоит еще и в том, что род Югэ восходил своими корнями к практически уничтоженному кланом Сога клану Мононобэ (тому, что отстаивал интересы синто в противостоянии исповедовавшим буддизм Сога). Естественно, что Докё не мог рассчитывать на поддержку своего опального и, мягко говоря, не пользующегося влиянием рода.

Без покровителей, без поддержки, без связей, Докё оказался исключением из строгих правил организации придворной жизни. И это стало возможным не только по причине выдающихся личных качеств (согласно утверждениям современных графологов, Докё обладал сильным и самоуверенным характером), но и благодаря тому, что он избрал для себя путь монаха, весь образ мыслей которого должен был бы, казалось, избавить его от соприкосновения с делами мирскими. Начиная свой путь «с нуля», Докё справедливо решил, что именно буддизм даст ему необходимый толчок.

Монахи, даже буддийские, бывают разными. Одни ищут уединения ради молитв о спасении души и достижении просветления, другие пытаются показать всему миру истинный путь и обратить этот мир в свою веру. А для этого им требуется неограниченная власть. К числу последних принадлежал и Докё.

Буддизм склонен оценивать человека исключительно с точки зрения его личных добродетелей, и вопросы социальные занимают в этом вероучении второстепенное место. И хотя в Японии VIII века весьма активно складывалась иерархия духовенства, но она не приобрела кастового характера и оставалась открытой для притока свежих сил. Монахи представляли собой, пожалуй, единственную социальную группу, где возможно было подниматься по социальной лестнице благодаря личной активности. Безбрачие монахов, соблюдаемое, правда, далеко не всегда, также препятствовало образованию «династий» и способствовало постоянному обновлению и отбору в руководство буддийской общины самых способных.

В 762 году Докё был назначен сёсодзу (третья должность в иерархии буддийских священнослужителей Японии после содзё и содзу), сменив на этом посту Дзикуна, ставленника всемогущего Фудзивара Накамаро (Осикацу).

Ныне уже трудно судить, чем именно Докё завоевал расположение императрицы, только ли талантом врачевателя. Может быть, она выбрала его в качестве своего духовного пастыря? Или, если мы позволим себе дополнить официальные сведения популярной легендой, Докё обольстил свою царственную госпожу незаурядной физической привлекательностью и делил с ней ложе в той же мере,

что и направлял ее веру. Как утверждает хроника, «Докё из рода Югэ спал на одной подушке с Кокэн, слышал о делах государственных и повелевал страной». Во всяком случае, современники считали, что дело обстояло именно таким образом. Молва, запечатленная в народных легендах, утверждала, что между императрицей и Докё были интимные отношения. Сочинили даже такую фривольную песенку:

Не презирай монаха

За то, что одет, как баба.

Под юбкой-рясой у него

Запрятан молот. Когда он

Вздымается, становится страшно!

Такая двойная «политическая» деятельность предоставила Докё огромную власть в государстве, что вызвало ревность Фудзивара Осикацу и его сторонников. Ведь мы помним, как тесно были связаны род Фудзивара и императорский. Фудзивара не могли простить какому-то безродному выскочке претензий на то, что считали только своей прерогативой.

Фудзивара Осикацу поднял мятеж (764) против временщика, но он был подавлен. Борьба политическая закончилась настоящим кровавым сражением, в котором дружина Кокэн одержала победу. Фудзивара-но Накамаро и большинство его ближайших сторонников были убиты, прочие отправлены в дальнюю ссылку. А император Дзюннин обвинен в поддержке Фудзивара-но Накамаро. Неизвестно, действительно ли Дзюннин пострадал за то, что поддерживал Фудзивара Осикацу, или, наоборот, за то что сам был ставленником опального прежнего фаворита, а привязанности императрицы изменились.

В общем, после мятежа Осикацу Кокэн отказалась от намерений отречься и прожить остаток лет в монастыре и спустя три недели после смерти Накамаро издала указ о смещении императора Дзюннина. Он приведен в «Сёку нихонги»:

«Изволением прежнего государя небесного [амэ-но с аки-но микадо — имеется в виду император Сёму], о коем молвят с трепетом, нам поведано было: «Поднебесную тебе, дитя мое, передавая, скажем, что, по усмотрению твоему, можешь ты великого принца слугой сделать, можешь и слугу принцем великим назвать. И если тот, кто потом императором станет, будет непочтителен, непослушен и груб, то на престоле его не оставляй. Если же он будет следовать закону господина и слуги, с чистым, справедливым сердцем помогать тебе и служить будет, то его государем оставь», – так поведано было. И то повеление великое слышал кое-кто из пажей, что вместе с нами государю прислуживали. Однако же тому, кто ныне императором является [микадо-то ситэ хабуру хито, буквально «человек, несущий службу в качестве императора», в этот оборот Кокэн, несомненно, вкладывает свое пренебрежение], как мы за этот год увидели, бремени сана этого не вынести. Но не только в том все дело. Как мы ныне известились, они с Накамаро сердцами были едины и тайно замышляли наше изгнание. Сверх того, они шесть тысяч войска подняли и умышляли во дворец проникнуть. И еще говорили они, что, с войсками отборными к нам ворвавшись, они разгром и смятение учинят, а нас убьют. Посему императорского ранга он лишается, жалуется рангом принца царственного и понижается до должности владетеля земли Авадзи [Авадзи-но купи-но кими — титул без должности], и повелению великому, изреченному внимайте – так возглашаю».

Кокэн послала войска арестовать императора. Дзюннин, живший во дворце Тюгуин в Нара, совершенно не ожидал этого и не принял никаких мер против готовящегося удара. В «Сёку нихонги» он предстает как жертва интриг и распри между Накамаро и Докё. Указу предшествует такая запись: «Императрица Такано послала окружить дворец Тюгуин военачальника принца Вакэ, главу левого воинского приказа принца Ямамура, главу внешнего приказа Кудара-но Коникиси Кёфуку, в чине дайсё, с несколькими сотнями войска. Император пришел в такое замешательство, что не надел ни платья, ни обуви. Посланные сильно его торопили. Некоторые его придворные разбежались, никто за него не стоял. Его личная гвардия дезертировала. Он вместе с матерью и еще несколькими членами семьи пошел пешком на северо-восток от управы документов. Там по пути его остановили и держали на холоде, пока принц Ямамура зачитал ему указ о наказании» («Кокуси тайкэй»). После текста указа говорится, что, выслушав его, Дзюннин с матерью вышли под конвоем за ворота и были посажены на оседланных коней.

Его лишили титула императора, пожаловали званием принца и сослали на отдаленный остров Авадзи, где он вскоре (в 765 году) скончался при таинственных обстоятельствах. Одни говорят, что он был удушен, кто-то – отравлен, а иные и вовсе утверждают что опальный император зачах от тоски и горя.

Вообще-то говоря, Дзюннин-тэнно – это посмертное имя (в более ранних японских документах он именуется Хайтей), титул, которым принц Оои был наделен лишь в эпоху Мэйдзи, в 1870 году, то есть через тысячу с лишним лет после смерти. Хотя он реально был на троне, но не входил в официальный список японских императоров до XIX века. Это несомненно свидетельствует о более чем тысячелетнем замешательстве двора. Вскоре после указа о низложении Дзюннина императрица отменила все реформы в системе управления страной, которые были проведены Накамаро с одобрения императора Дзюннина.

В одном из указов императрицы Кокэн утверждалось, что смещенный ею Дзюннин не обладал необходимыми для правления качествами и не получил согласия Неба. Однако на царствование Кокэн пришлось такое количество смут и заговоров, что подданным ее доводы явно казались неубедительными, и это свидетельствует о том, что большинство расценивало действия императрицы как ущемление власти клановой аристократии.

Место Дзюннина снова заняла Кокэн. Теперь она приняла тронное имя Сётоку и объявила, что хотя и стала монахиней, но все равно обязана продолжать править и должна, в соответствии с обстоятельствами, на должность министра государства назначить соответствующее лицо. Императрица-монахиня пожелала иметь министра-монаха и в 764 году даровала Докё не предусмотренный никакими придворными правилами титул дайдзин-дзэндзи («министр в монашестве»), министра при сохранении монашеского сана. В указе императрицы провозглашалось: «Хотя я обрила голову и облачилась в одежды монахини, я должна повелевать Поднебесной. Согласно сутре, Будда говорил: «О цари! Когда вы всходите на престол, вы должны пройти бодхисаттвы чистейшее посвящение». А посему для того, кто стал монахом, нет причин, чтобы отстраниться от управления. Почитаю потому за благо, чтобы у меня, императрицы-монахини, был министр-монах» («Сёку нихонги»). Вот так!

Усиление влияния министра-монаха сопровождалось ослаблением соперников Докё: представители рода Фудзивара изгонялись с занимаемых ими должностей, куда назначались сторонники Докё. К концу 60-х годов VIII века десять членов рода Югэ имели 5-й ранг или выше, в то время как до «эры Докё» ни один из них не принадлежал к придворной знати.

В 765 году Докё занимает высший правительственный пост великого министра, или канцлера, оставаясь монахом – дайдзё-дайдзин-дзэндзи («великий министр в монашестве»), при этом он продолжал исполнять роль некоронованного принца-консорта, перебравшись в покои императорского дворца. Докё занимает самую высокую должность у трона.

Запись «Сёку нихонги» за 766 год сообщает о новоявленном чуде: в храме Сумидэра были обнаружены мощи Будды. Кокэн признала чудо как знак одобрения деятельности Докё: «Знамение сие, дивное и чудесное, явлено нам благодаря тому, что дайдзё-дайдзин-дзэндзи [Докё] возглавляет монахов всех и указует нам путь… Люди все да услышат слово мое: учителю нашему и министру главному даруется титул императора Закона (хо-о). И еще провозглашаю, что никогда не искал он мирских почестей, но устремлялся сердцем всем к деяниям бодхисаттвы, людей всех спасающего».

У Докё вообще всегда получалось использовать представления о счастливых предзнаменованиях, которые были популярны тогда в придворных кругах. В 767 году над провинциями Микава и Исэ были замечены пятицветные облака, что сочли за благоприятный для Докё знак. Название девиза правления изменили с Тэмпё дзинго (небо – покой – божество – защита) на Дзинго кэйун (божество – защита – благоприятный – облако). Пользуясь случаем, Докё решил себя обезопасить от неблагоприятных знаков (небеса – вещь коварная, синоптики подтвердят) и назначил своего очередного родственника на «теплое местечко» – ведомство, занимавшееся толкованием знамений.

Так Докё наконец в 766 году становится хо-о — «императором Закона», или «императором учения Будды», и его материальное обеспечение приравнивается к императорскому. До Докё титул хо-о имел при жизни только принц Сётоку-тайси. Сегодня японцы так называют папу римского, а тогда называли отрекшихся императоров при вступлении в монашество. Как отмечает современный японский историк Ёкота Кэнъити[18], в истории Японии, кроме Докё, не было «профессионального» буддийского монаха, сосредоточившего в своих руках такую огромную государственную власть. Проводя политику всемерного поощрения буддизма, Докё пытался сосредоточить контроль над церковью в своих руках. И если раньше на документы, удостоверяющие факт прохождения послушником монашеского посвящения, ставилась печать Приказа управления, то теперь это стало прерогативой самого Докё. Докё способствовал не просто возможно более широкому распространению буддийского вероучения – он стремился к укреплению централизованной церкви и запрещал отшельникам и бродячим монахам обращаться к верующим с проповедями. Он, наверное, мог бы сказать (во всяком случае, очень хотел), перефразируя другого государственного деятеля более поздней эпохи и другой страны, «буддизм – это я!»

Во время совместного правления Сётоку – Докё было проведено множество мероприятий, направленных на дальнейшее триумфальное распространение буддизма в стране. Однако государственные дела стремительно приходили в расстройство. Народ голодал, участились неурожаи, государственные зернохранилища, предназначенные для помощи пострадавшим от непогоды и стихийных бедствий, опустели. Страну накрыла волна эпидемий, локальных гражданских конфликтов и прочих несчастий.

А тем временем амбиции Докё росли день ото дня: несмотря на все свои титулы, он считал, что должен стать императором не только религиозным, но и настоящим. Честолюбивый монах не удовлетворился тем, что мог манипулировать правительницей государства, как ему того хотелось. Он жаждал не только фактической власти, но и самого трона. Докё-но Югэ решил получить титул правящего императора (даже не регента или принца-кон-сорта), чтобы потомки его и Сётоку наследовали трон, то есть основать новую династию. Видимо, монах полагал, что у самой Сётоку для решения возникших проблем не хватает силы. А может быть, дело было в обыкновенном тщеславии. Для достижения своей цели Докё попытался использовать глубоко укоренившуюся в японском народе веру в предсказания и чудеса, свое влияние на императрицу, а также подкупы сановников.

Вероятно, Докё, подобно многим другим фаворитам во многих странах и других эпохах, потерял голову и переоценил силу страсти своей августейшей возлюбленной. Но Сётоку категорически отказала ему – единственный раз за правление Сётоку чары Докё оказались бессильны.

А. Н. Игнатович, специально занимавшийся этой проблемой, пишет, что Докё вспомнил о Хатимане (том самом, с которым у императрицы были связаны приятные ассоциации торжественного переезда Хатимана в Нара в 750 году и неприятные ассоциации мятежа 757 года). Тем более что, как мы помним, к Хатиману обращались во время ведения боевых действий, подавления мятежей и заговоров (причем, обе стороны). Докё считал Хатимана своим покровителем.

Это довольно интересное божество. Появление культа Хатимана на исторической арене было таким же внезапным и стремительным, как и возвышение самого Докё. В отличие от «традиционных» древних божеств синто, первое упоминание о Хатимане относится к весьма позднему периоду, точнее к началу VIII века, и прочно связывает его с покровительством буддизму.

Докё вспомнил, как божеству было сделано подношение в форме пожалования чиновного головного убора первого ранга и то, что Хатиман является синтоистским богом, «работающим» на буддизм. Поэтому Докё решил опереться на авторитет этого божества. Он распространил слух, что Хатиман явился ему через некоего впавшего в транс медиума – достигшего просветления буддийского монаха – и заявил, что Япония будет наслаждаться вечным спокойствием, если Докё станет императором. Докё объявил об этом императрице.

Поскольку вопрос был нерядовой и затрагивал важные принципы синтоизма и существования императорского дома, Сётоку решила получить ответ свыше. Она послала придворного Вакэ Киёмаро на остров Кюсю к первоисточнику – в святилище Хатимана для «окончательного урегулирования вопроса». Докё напутствовал посланца такими словами: «Несомненно, что великий бог призывает посланника, дабы объявить ему о моем избрании на престол. В этом случае я дарую тебе ранг и должность». И пока тот совершал длительное путешествие, Докё всячески привечал членов рода Вакэ Киемаро и даже переименовал один уезд, присвоив ему название Вакэ.

Но Киёмаро вернулся от оракула с шокирующим для Докё ответом: «Со времени начала нашего государства и до дней нынешних определено, кому быть государем, а кому – подданным. И не случалось еще, чтобы подданный стал государем. Трон солнца небесной богини Аматэрасу Омиками должен наследоваться императорским домом. Неправедный же да будет изгнан». Потомки считали Киёмаро спасителем императорской династии: в XX веке, например, его портрет одно время украшал десятииеновую банкноту.

Докё, конечно, был взбешен. Он настоял на издании (если не сам написал его) эдикта, на основании которого Киёмаро был лишен чинов и отправлен в ссылку за «фальшивый» ответ из святилища, однако влияние всесильного министра-монаха стало уменьшаться. Все-таки это была недвусмысленная попытки захвата «хризантемового трона». Но влияние Докё на императрицу все еще было столь прочным, что и после уникальной в японской истории попытки свержения правящей династии он продолжал сохранять свои позиции. Кокэн неоднократно приезжала в его дворец, строившийся на родине Докё в земле Кавати (современная Осака). Для придворных он устраивал грандиозные празднества с раздачей богатых подарков. Однако дни его могущества уже были сочтены.

Кстати, существует также версия, что ответ Хатимана был положительным для Докё. Но всемогущий монах не успел занять трон. Вмешались силы, не подвластные даже буддийским монахам. Императрица Сётоку скончалась.

Некоторые подозревали, правда, что императрица отправилась на небеса слишком быстро и что это было результатом чьей-то вполне земной злой воли.

После смерти императрицы, последовавшей в 770 году в возрасте 53 лет, новый император Конин немедленно изгнал Докё из столицы в далекий храм в провинции Симоцукэ, где тот и скончался через три года. Возмущение, вызванное Докё, было настолько велико, что Конин счел за благо изменить прежний девиз правления, не дожидаясь конца года, что было совершенно недопустимо с точки зрения обычной императорской этики. Родственники Докё тоже потеряли свои посты, его братьев сослали. Попытка построения буддийской теократии в отдельно взятой стране потерпела крах.

Конин-тэмму, наследовавший императрице Сётоку, был также во многом номинальной фигурой, он находился под влиянием способного министра из рода Фудзивара. После смерти Конина в 782 году императором стал Камму, решивший вскоре после восшествия на трон перенести столицу. Время, которым открывается его правление, заканчивает эпоху Нара. И началась знаменитая эпоха Хэйан…

Действия Докё навлекли гонения не только на него самого и его сторонников. После его смерти при дворе усилились антибуддийские настроения, сократилась государственная помощь буддийским храмам, ужесточился государственный контроль над пострижением в монахи. Государству нужны были работники, а монахи освобождались от налогов и не давали потомства. Перенос столицы в Хэйан (современный Киото) в 794 году также часто объясняют желанием императорского двора уйти от влияния мощных буддийских монастырей и храмов, которые располагались в Нара. Отныне место буддизма в официальной идеологии занимают конфуцианство и синтоизм, аристократы вместе с домочадцами, слугами и ремесленниками перебрались в Хэйан, и Нара опустела. На месте прежней столицы крестьяне стали возделывать поля, и только несколько буддийских храмов сегодня напоминают о былом величии императрицы Сётоку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.