Глава LII
Глава LII
Как отразились Российские преобразования на Дону. Казаки и «мужики». Казаки сами о себе. Записка генерал-лейтенанта Дондукова-Корсакова о казаках. Посещение Дона Наследником Цесаревичем с супругою в 1869 и 1870 годах. Государь на Дону. Крестьяне на Дону. Причины вражды между казаками и крестьянами.
Преобразования, произведенные в России, не встретили на Дону той радости и восторга, с каким приветствовало их в России все образованное общество и крестьяне.
Для России преобразования эти были громадным шагом вперед — для донских казаков это был шаг назад — ухудшение их казачьего положения, умаление их казачьей гордости и, наконец, постепенное их обеднение.
Сословий на Дону не было. То дворянство, которое было на Дону, по существу, не было отдельным от казаков сословием. Во внутренней жизни казаки-дворяне оставались казаками. У казаков-дворян были крепостные крестьяне. Казаки терпели это зло. Крепостные жили на земле помещика, но земля-то, пока она была во владении помещика-казака, в понятии казака оставалась казачьей землей. Казак считал, что как дана она была казаку-дворянину от Войска, так войском же может быть и отобрана. Притом же каждый казак мог дослужиться до офицерского чина и стать дворянином. На крепостного крестьянина казак смотрел пренебрежительно, как на раба, как на низшего себя. «Мужик», «хохол», «Ванька» — так звали казаки крепостных. Крепостной в понятии казака не мог быть равным ему; тем более не мог стать выше его.
Когда в половине 70 годов на Дону хотели провести закон о надзоре и охране станичных лесов, казаки приняли этот закон за попытку отобрать от них леса. В юртах станиц Луганской, Гундоровской, Еланской и Каменской произошли беспорядки. Казаки отказались повиноваться закону и оказали сопротивление. В Еланской станице присланный усмирять казаков генерал сказал, что в 1861 году он усмирял крестьян. Казаки ответили ему:
— Мы тебе не мужики!
Казак А. Леонов, писатель и поэт, в июльских номерах «Донских Ведомостей» за 1862 год писал о казаках: «…Казак — слово магическое! Казак это прежде всего синоним (то же самое) свободы, братства, равенства, и уже потом — синоним удальства, молодечества… В Московском Государстве XVII века — произвол, приказы, воеводы, тюрьмы, пытки, Сибирь; на Дону — Круг и выборные власти…»
Начальник штаба Войска Донского генерал-лейтенант Дондуков-Корсаков 3 декабря 1861 года подал военному министру Д. А. Милютину «Записку о Войске Донском», в которой писал:
«Несколько веков казаки пользуются, самостоятельностью; в XVII веке они составляли отдельное вольное общество, имевшее свои уставы, свои права, коими на войсковых сборах, или Кругах, всенародною подачей голосов решались общественные вопросы и избирались войсковые атаманы… Имена Ермака и некоторых популярных (любимых народом) атаманов еще очень свежи в памяти народной… Как гражданин, каждый простой казак считает себя, с некоторым основанием, несравненно выше всех прочих податных сословий России. Выборное начало и другие либеральные (свободные) права, составляющие основу казачества на Дону, развивали в нем чувства личного достоинства и самостоятельности… На Дону развиты понятия, которых далеко чужда общая масса населения России. Поэтому приписка нового иногороднего элемента (слоя) всегда будет встречена казаками с крайным неудовольствием, может быть, даже и с гласным ропотом, как нарушение одного из самых близких сердцу казака постановлений. При свойственном казакам недоверии и подозрительности, подобная мера непременно заставит опасаться за прочность существования самого Войска и возбудит недоброжелательство к Правительству в населении, исключительно привязанном и преданном Имени Государя. Выборное начало составляет одно из существенных прав Войска Донского, которым масса сословия преимущественно дорожит. Простой казак гордится на станичных выборах и Сборах своим правом голоса наравне с прежним своим командиром полка, офицерами, генералами, если они граждане одной с ним станицы…»
Офицер генерального штаба, донец Н. И. Краснов, в изданной в 1863 году книге «Географическое описание земли Войска Донского», пишет: «… В настоящее время вопрос о правах и повинности казаков составляет главнейший предмет толков, и Донцы желали бы обсудить этот вопрос сами, образовав из себя собрание и, заявив в нем свои мнения и искренние желания, передать их на рассмотрение правительства. Всякое же постановление помимо их заявления возбуждает в Донцах неудовольствие и нелюбовь к иногородним, которых они называют „Русскими“, считая себя как бы отдельным народом…»
Не утверждали ли казаков в их горделивом сознании выделенности из Русского народа и сам Государь, и его наследник, атаман всех казачьих войск, в свои посещения войска Донского?..
В 1860 году, при атамане Черткове, на Дон приехали дорогие гости — Государь, Наследник Цесаревич Александр Александрович (потом Император Александр III) и супруга его, государыня Цесаревна Мария Феодоровна (принцесса Дагмара Датская).
Несказанно радушно, гостеприимно, самобытно и вместе с тем по-казачьи лихо и просто встречали Донцы своих атамана и атаманшу. Дорогие гости совершили путешествие по Волге. 27 июля они сели в Царицыне в особый поезд Волжско-Донской железной дороги, и через два часа прибыли на Калачевскую станцию. Здесь их встретил Войсковой наказный атаман генерал-лейтенант Михаил Иванович Чертков и местные казаки. Почетный караул был выставлен от гвардейских казачьих частей. На Дону ожидали гостей пароходы «Сотник» для Атамана и Атаманши и для конвоя «Цымла». Во время плавания по Дону на «Цымле» играл хор трубачей Атаманского полка.
Это плавание летом через степи, изрытые глубокими балками, мимо фруктовых и виноградных садов, отягощенных плодами, мимо станиц с белыми казачьими куренями, накрытыми золотистыми соломенными крышами, было необычно красиво. Все тут было другое, чем в России, на Волге. А теплыми лунными ночами — полно очарования: словно в восточную сказку попали молодой атаман и его супруга. Это был Русский мир, и в то же время — не Русский, а иной. Быстро спускались по Дону пароходы. От станицы до станицы вровень с ними мчались наездники-казаки. Они скакали через рытвины и кусты, стреляли на скаку, джигитовали.
У станичных пристаней перила и сходни были убраны пестрыми коврами, зеленью и цветами; стояли хлебные снопы, грудами были навалены арбузы, дыни, тыквы, кукуруза. Виноград наложен был в громадные корзины. Богатство и приволье дышало от станиц. По одну сторону пристани были построены старые казаки в старинных мундирах с орденами и медалями, по другую сторону стояли казачки в нарядных кубелеках, украшенных монисто и бусами, в ожерельях из монет. С ними были и по-казачьи одетые дети. Строевые казаки стояли посотенно со станичными старинными знаменами, еще царями Московскими жалованными. Станичные атаманы выходили к пароходу с серебряными насеками и приветствовали дорогих гостей.
Когда пароходы подходили к Нижне-Чирской станице, наступила ночь. Две сотни молодых казаков было собрано у пристани. Луна еще не всходила. Было темно, и в темноте теплой ночи малолетки разыграли вдоль берегов маневр. Сверкали огни выстрелов. Слышались ружейные залпы, топот скачущих в темноте коней; вдруг лава одной из сотен ринулась в Дон; раздался плеск воды, фырканье плывущих коней. Вся сотня в полной амуниции переплыла реку. Пароход остановился. Государь Наследник вышел на берег и обошел строй малолетков, благодаря их за отчаянно смелую, настоящую казачью переправу через Дон. В Цымлянской станице Наследник с супругой вышли на берег и поехали в церковь. На обратном пути к пристани Атаман с атаманшей пожелали посмотреть казачий виноградник. Они заехали к уряднику Кленкину. В плодовом саду хозяйка потрясла грушу в то время, когда Цесаревна проходила под нею. Плоды посыпались на Марию Феодоровну.
— На счастье, матушка атаманша, — сказала, улыбаясь, Кленкина.
В Семикаракорской станице Атаман и атаманша в степи присутствовали на калмыцком буддийском богослужении в степной кибитке, а потом смотрели громадный табун в семь тысяч голов. Кони бродили в степи. За ними были видны в степном просторе стада верблюдов.
Россия? Да — Российская Империя, и в ней — казаки…
31 июля пароходы причалили у Аксайской пристани. Отсюда по железной дороге гости прибыли в Новочеркасск, и со станции приехали верхом на Соборную площадь на Круг.
Это не был старый Круг — закон и правительство Войска Донского. Только парадная церемония с выносом знамен и войсковых регалий стояла на Соборной площади. Но и тут были старики-казаки от всех станиц; они стояли со знаменами; они слушали и видели все, что происходило на Кругу.
Взволнованный и потрясенный всем виденным за эти дни, Наследник Русского Престола обратился к казакам и сказал:
— Государь Император, отправляя меня к вам, поручил мне благодарить Донцов за их всегда верную, храбрую и усердную службу. Его Величество уверен, что доблести, всегда отмечавшие их, сохранятся и в будущем поколении, и не забывает и гордится тем, что в продолжение двадцати семи лет носил звание вашего атамана.
Свою речь казакам Наследник закончил словами:
— Любите меня, как вы любили моего покойного брата (скончавшегося старшего сына Императора Александра II, Наследника Великого Князя Николая Александровича) — я постараюсь заслужить вашу любовь.
В следующем, 1870 году, Войско Донское справляло трехсотлетие со дня пожалования 3 января 1570 года первой грамоты Царя Иоанна Васильевича «атаманам и казакам». Наследник с Государыней Цесаревной прибыли на Дон 20 мая и привезли Войску Георгиевское знамя с Александровской «юбилейною лентою» с надписью: «В память трехсотлетнего существования Войска».
Новочеркасск был богато убран арками из зелени и цветов; по улицам стояли щиты с надписями, между которыми была такая:
«Признательностию и службой верной, мы предков превзойдем и то же заповедуем потомкам».
12 августа 1872 года в Войско на «Круг» прибыл Государь Император Александр II. На Кругу он обратился к казакам с такими словами:
— Давно желал я посетить землю Войска Донского и благодарю Бога, что Он позволил мне исполнить мое желание. При этом не могу не припомнить мое первое посещение Донского края в 1837 году, вместе с покойным Государем, родителем моим. Живо сохранил в памяти моей слова его, обращенные к представителям Войска Донского, в этом самом войсковом кругу. Изъявив им свою благодарность за верную, усердную и храбрую службу, он, указывая на меня, сказал: «Лучшего доказательства моего уважения к доблестям Войска Донского я не мог вам дать, как назначив сына моего Наследника вашим Атаманом. Уверен, что вы будете служить и сыну моему столь же верно, как вы служили предкам моим и мне». И я по совести могу сказать вам, что вы вполне оправдали на деле надежды его. То же уважение и доблестям Войска Донского хотел и я вам доказать назначением, на другой же день восшествия моего на престол, старшего сына моего, Николая Александровича, вашим атаманом, а вслед за кончиною его, теперешнего моего Наследника, Александра Александровича. Прием, вами сделанный им обоим, и их, и меня порадовал и глубоко тронул. Но он меня не удивил, потому что я хорошо помню, как вы меня приняли в 1850 году в качестве вашего Атамана, когда, возвращаясь с Кавказа, я, по поручению покойного Государя, благодарил вас его именем за вашу молодецкую службу. Вполне уверен, что вы так же верно, усердно и храбро будете служить сыну моему, как служили мне. Выражая вам еще раз мое Царское спасибо, мне остается желать, чтобы Войско Донское, сохраняя доблести своего векового казачества, развивалось и в гражданском быту, согласно данным мною указаниям. Призываю на них благословение Божие к вашему благу и преуспеянию…
Как же было ни гордиться донским казакам своим именем и своим казачьим званием? Они чувствовали, что выделены из общей народной толщи России, и притом не как инородцы, но как особенные Русские — Донские казаки! Разве бывало что-нибудь подобное в губерниях? Разве там говорили так с народом, на площади, на майдане, на Кругу, со всем народом? Да, бывало, что в залах Государь говорил с дворянством, с купечеством, с волостными старшинами. Тут же Государь говорил всему вольному казачеству. Государь и его сын, Наследник, ценили и любили это вольное казачество.
Казаки читали в своих газетах и книгах о славе и вольности казачьей.
Отмена крепостного права. На Дону появляется около 300 000 свободных, полноправных граждан. Эти граждане требуют себе земли.
Помещики — одни, движимые слабостью к своим бывшим крепостным, другие потому, что некому было другому отдать свои земли, стали на выгодных условиях сдавать своим крестьянам в аренду земли, а потом и продавать их. Вчерашний крепостной, «мужик», «хохол», «Ванька», на глазах у казаков становился землевладельцем, обкладывался «землицей», и все продолжал злобно и завистливо смотреть на казака.
— Ишь ты!.. Помещиком живет! Земли-то!.. Земли! По тридцать десятин!
А у казака давно уже и в помине не было этих тридцати десятин. Стесненный военной службой, обязанный иметь строевого коня и снаряжение до самой старости, отправляющий за свой счет на службу всех своих сыновей — казак видел, как рядом с ним бывший крепостной — раб, иногородний, «чужак», обзаводился и обстраивался. Не зависть, но злоба накипала в душе у казака.
Для облегчения положения землевладельцев дворян и крестьян были учреждены дворянские и крестьянские земельные банки. На льготных условиях там можно было получить деньги на покупку земли. Казаку ссуды не полагалось: казак не крестьянин. Он и не дворянин. Создать свои казачьи земельные банки не догадались тогдашние Войсковые наказные атаманы из Русских генералов.
Вчерашние дворовые, по понятиям казаков — холопы — становились торговцами, потом купцами, приобретали участки земли в станицах и городах, строили дома, лавки, магазины; занимались промыслами, делались мельниками, прасолами, занимались промышленными предприятиями, и на глазах казаков богатели. Казаки становились в зависимость от них, должали им, и должны были кланяться им.
Места переменились. Гордый своими всегдашними победами, заласканный Государем, свободный и сознавший свою свободу казак беднел, унижался; вчерашний раб богател. Все больше и больше становилось отчуждение казаков от иногородних, все сильнее зависть и злоба. Станица и хутор ненавидели слободу и поселок, те платили им тем же.
Великая реформа 1861 года — освобождение крестьян — на Дону положило начало отчуждения казаков не от царя и России, но от Русского народа, в ком увидел казак незаконных владельцев его казачьей земли, кровью предков обильно политой. А дальше?.. Сама служба казаков толкала усиливаться этому отчуждению и злобе…
Константиновская станица и рядом слободы Орловка и Мартыновка. Молодежь сходилась. Были и браки между слобожанами и казачками и обратно, но камень за пазухой всегда носили. То же и в Нижне-Чирской, и рядом в Морозовской, в Каменской и в Степаново-Ефремовке и Криворожьи, везде, где близко соприкоснулись интересы казаков и бывших крестьян — Русских и малороссов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.