Глава V
Глава V
Своеобразная казачья «тактика» боя — лава. Сущность лавы. Разведка. Полк Себрякова в сражении у деревни Гросс-Егерсдорф.
Лава — не разомкнутый на широкие пространства конный строй казачьей части. Лава — сочетание сомкнутых и разомкнутых строев. Лава — совмещение действий на коне шашкой и пикой с действиями пешком, со стрельбой из ружей и метанием стрел из луков.
Лава почти всегда согласована с действиями других родов войска, участвующих в сражении. Действия лавой не ограничены. Они могут продолжаться несколько мгновений: развернулись, заманили, атаковали, смели и порубили врага. Они могут продолжаться и несколько суток. Изнурили, замотали, измучили непрерывным беспокойством днем и ночью, не давая ни часа отдыха, и тогда вдруг и совершенно неожиданно, и не там, где думал неприятель, атаковали и смяли.
Лава есть своеобразный казачий способ действия на войне. Иными словами, лава — казачья тактика.
Научить действию лавой, как обучают любому строю — нельзя. Для лавы нужно воспитать людей. Для действия лавами нужно иметь казаков.
Сущность лавы заключается в том, что каждый казак, не говоря про офицеров и урядников, но каждый рядовой казак, знал, что должен сделать полк, а иногда и весь казачий отряд. Каждый следил за своим командиром, за своим соседом, каждый смотрел на неприятеля, как смотрит охотник на обгладываемого зверя, и думал только об одном: как помешать врагу в его действиях, как заставить его сделать опрометчивый шаг: — подставить свой фланг, нарваться на нашу пехоту или артиллерию, и тогда сокрушить его стремительной неожиданной атакой, когда он расстроен пушечным и ружейным огнем, когда он отброшен нашей пехотой и отходит в беспорядке.
Особый способ действия лавой носил название вентеря. Вентерь — рыболовная сеть, натянутая на ряд уменьшающихся обручей и оканчивающихся мешком. Каждый казак — рыбалка; каждый рыбалил на Дону или его притоках и знает, что такое вентерь, сам строил такие сети. Создать из людей такие вентеря, такие обручи из конных или пеших засад и заманить в мешок пехоты или конницы врага — это и будет вентерь лавы. Иногда заманивать, сжимать, изводить придется сутками — конец один: неприятель попадается в окружение, будет атакован со всех сторон.
Лава всегда искусно сообразуется с местностью. Каждое укрытие — деревня, лес, болото — засада — там огонь, тучи стрел. Каждое поле — стремительная атака в дротики. Еще сила этой казачьей тактики лавы была в том, что она действовала не по правилам. Ее нельзя было предугадать, предусмотреть, научиться, научиться действиям против неё. Она всегда была неожиданна… Врасплох…
Лава предварялась прекрасной разведкой. Казаки знали, кто против них и где. Они соображали, что может предпринять неприятель.
Для лавы нужны были не только казаки, но и их казачьи лошади. Легкие, ловкие, стремительные, резвые и необычайно выносливые. Пруссаки в Семилетнюю войну изумлялись тому, как ходили и скакали казаки по болотам, где не только конница, но и пехота не могла пройти. Пруссия — страна лесов, болот и озер. Страна теснин. Казаки ходили по лесам, переходили болота, переплывали озера. Для них теснин не было — везде был простор. Не их теснили, но они, выходя внезапно сбоку теснины, брали неприятеля во фланг.
Вот так было 19-го июля 1757-го года у деревни Гросс-Эгерсдорф.
В час ночи на 19-е июля Прусская пехота начала строить боевой порядок. С рассветом, с грохотом барабанов, с распущенными знаменами, она вдарила в центр Русской армии. Первая атака была отбита. Вторая потрясла Русскую пехоту, но та устояла. Наступил решительный час Прусской победы. Пехота отошла, на горизонте показались темные колонны конницы принца Брауншвейского. Готовилась страшная атака Прусской конницы.
Был вызван казачий Донской полк Себрякова, и было ему приказано сокрушить эту конницу.
Себряков собрал полк за пехотою. Казаки тогда не знали ни резервных, ни сотенных полковых колонн. Сотни стали кучами против своего командира и он стал объяснять задачу полка. По мере того, как он говорил, плотнее его обступали казаки, становясь привычным «кругом»: каждый слушал и вникал в задачу.
— Друзья, — говорил Себряков, — нам приказано сокрушить вон ту конницу.
— Иде-ж? — вздохом пронеслось по казачьим толпам. — Ить — сила!.. Опять же — кони!.. Он ударит — маштак наш наземь падет.
Лучше казаков понимал это полковник. Он продолжал:
— Наша пехота — пятнадцать свежих, не тронутых боем батальонов и сорок пушек — устроились вон за тем пригорком. Надо заманить драгун на них. Поняли?
Казачьи лица оживились. Заблистали неугасимым огнем подвига глаза.
— Поняли, поняли, — шорохом пронеслось среди казаков.
— Заманить, а как те повернут после огня пехотного и батарейного, ударить в дротики.
— Ладно… Только б заманули. Он тоже не прост, а там. Поработаем…
— Так. С Богом!
Через топкое болото жидкою колонною стремительно понеслись Донцы, и совсем неожиданно показались сбоку Брауншвейгских драгун, уже построивших тесный порядок полковой эскадронной колонны (как в ту пору атаковала конница пехотные каре), чтобы снова идти на потрясенный и еще не устроенный центр нашей позиции.
Казаки Себрякова дерзко наседали сбоку. Не стоило обращать внимания на них. Их было так мало. Но они стреляли с коней, метали стрелы из луков. Они дерзко построили сомкнутый строй и угрожали атакой Брауншвейгским драгунам. Это было смешно — атаковать грозную колонну драгун на их маленьких лошадках. Но фланг — опасное место. У драгун были уже убитые и раненые. Брауншвейгские драгуны стали заходить плечом, чтобы сразу сбить Донцов. Казаки повернули назад и понеслись на холм. Драгуны пошли за ними. Все грознее и скорее был топот их рослых лошадей. Сейчас они врубятся в казачьи ряды.
— За-ма-а-нива-ай! — раздалась звонкая команда по казачьим рядам.
На глазах драгун точно растаял казачий полк. Как будто и не было тут никаких казаков. Казачьи сотни рассыпались и ускакали по сторонам, по перелескам и болотам. В пятистах шагах от драгун в грозном порядке сомкнутых каре стояла Русская пехота, и в промежутке между каре сверкала медь пушек и дымили готовые фитили. Остановить и повернуть сразу расскакавшихся коней было нельзя.
Взвизгнула картечь. Пушки окутались белым дымом; «батальонный» ружейный огонь эхом прокатился по долинам и холмам.
Брауншвейские драгуны в беспорядке повернули.
Как из-под земли выросли, появились опять те же неугомонные казаки. Поработала донская пика. Каждый делал свое кровавое дело, не ожидая приказа. Односум следил за односумом и спешил ему на помощь.
После атаки казаки собрали чепраки Брауншвейгских драгун, сняли с них одноглавых белых орлов и отправили свою добычу в Черкасск. Там их нашили на черные покрышки аналоев. Так и оставались эти покрышки до последнего большевицкого времени, как память победы казачьей лавы над лучшей конницей Прусского короля.
Белые Прусские орлы перелетели с полей Егерсдорфских в Черкасский собор.
Пруссаки познакомились с Донскими казаками. Кровавые столкновения в Семилетнюю войну не озлобили их, но заложили прочное основание уважения и дружбы, которые в полной мере проявились пятьдесят лет спустя, когда Русские войска явились союзниками Пруссии и вступили в войну с Наполеоном для освобождения Пруссии от ига Наполеонова.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.