М. Лесников Гёзы в борьбе за независимость Нидерландов

М. Лесников

Гёзы в борьбе за независимость Нидерландов

5 апреля 1566 г. длинная процессия из нескольких сот идущих парами людей в поношенных платьях двигалась по улицам Брюсселя по направлению к дворцу наместницы испанского короля в Нидерландах Маргариты Пармской. Это нидерландское дворянство шло к правительнице с петицией, в которой оно решительно требовало прекращения религиозных преследований против кальвинистов. Преследования, начатые испанским духовенством еще при Карле V, особенно усилились при испанском короле Филиппе II, который свирепо проводил в жизнь указы («плакаты»), изданные Карлом против еретиков, и вводил в Нидерландах религиозно-полицейский режим в виде инквизиции. В петиции нидерландское дворянство требовало созыва генеральных штатов для издания новых постановлений по религиозному вопросу: «Если это не будет сделано, то стране угрожает народное восстание, как на это с очевидностью указывает брожение в народе, которое проявляется со всех сторон», — говорилось в петиции.

Требования дворян были выработаны еще в конце ноября 1565 г., когда образовался «компромисс» — тайный союз нидерландского дворянства. Дворяне, подписавшие текст договора, поклялись бороться всеми силами против испанской инквизиции — учреждения, «превосходящего величайшее варварство, когда-либо применявшееся среди тиранов», и стоять друг за друга, как «братья и верные товарищи», если кто-либо из членов союза подвергнется наказанию или преследованию со стороны испанских властей. К «компромиссу» примкнула и часть аристократии. Вильгельм Оранский, один из виднейших вельмож, оказывал ему поддержку. Сорок человек из процессии дворян поднялись во дворец прочитать и вручить петицию правительнице. Тут были дворяне из южных валлонских областей и представители северных провинций Нидерландов. Во главе делегации были Людовик Нассауский, брат Вильгельма Оранского, будущего вождя повстанцев, и ближайший друг Людовика, голландец Генрих фан Бредероде. Все они были в длинных до колен серых кафтанах, у каждого нищенская сума через плечо, две деревянные миски у пояса, длинный посох пилигрима в руке. Эхо было платье нищих-бродяг или «гёзов». Но под нищенским рубищем легко можно было разглядеть панцыри и пистолеты.

Сохранился рассказ, что при появлении делегации один из представителей нидерландской знати, окружавшей Маргариту, граф Берлемон, обращаясь к несколько растерявшейся наместнице, ободряюще воскликнул: «Что вы, сударыня! Бояться этих оборванцев (гёзов)! По-моему, палками следует хорошенько прописать им ответ на их петицию».

Презрительная кличка была подхвачена. В тот же день на большом банкете дворян во дворце Кулембурга был провозглашен тост: «Да здравствуют гёзы!» Так с гордостью стали теперь называть себя дворяне, подписавшие «компромисс» и выступившие с протестом. Серый плащ, нищенская сума, деревянная миска и, наконец, специально вычеканенная медаль с изображением сумы и двух рук, соединенных в рукопожатие (старинный нидерландский знак верности), и с девизом «верны королю вплоть до сумы» — стали знаком дворянского союза и эмблемой протеста и недовольства.

Эти значки гёзов вскоре появились в огромном количестве в виде украшений и получили широкое распространение в стране, и медную или оловянную медаль можно было часто увидеть на груди горожанина, а крохотные миски в виде серег — в ушах горожанки и крестьянки.

Петиция гёзов была не только демонстрацией фрондирующего дворянства, — она отражала недовольство и опасения, давно назревавшие почти во всех слоях населения Нидерландов.

Хозяйственное и политическое значение Нидерландов для испанской монархии, в состав которой они входили, было огромно. Нидерланды были самой передовой в экономическом отношении и богатейшей страной в Европе. Прочно удержать их в своих руках и наиболее полно использовать их ресурсы — такова была одна из важнейших задач испанской политики. Испанская монархия высасывала из страны огромные суммы и проводила там политику жестокой финансовой эксплоатации. Она наводнила Нидерланды своими войсками, содержавшимися за счет населения. Тем же целям испанской монархии служила инквизиция. Кальвинистская «ересь» была одной из форм проявления социально-политического протеста. Борьба с ней, религиозные преследования велись как раз в целях сохранения политического господства Испании над страной. Это очень отчетливо выразило еще правительство Карла V в своем знаменитом «плакате» против еретиков (1550 г.), где оно прямо указывало, что «еретики и сектанты составляют заговор против святой церкви и общественного спокойствия» и кара постигнет виновных, как «мятежников и нарушителей общественного спокойствия и государственного порядка».

Для полного закабаления Нидерландов испанская монархия решила уничтожить местные порядки и учреждения, в которых находила себе опору и политическую форму проявления своей силы быстро развивающаяся нидерландская буржуазия. Сокрушение этого исторически сложившегося строя должно было явиться предпосылкой к включению Нидерландов в состав складывающейся бюрократической испанской монархии уже в качестве совершенно обезличенной части. Перед страной вставала угроза потери национальной независимости.

В такой обстановке демонстрация гёзов приобретала характер и значение демонстрации национального единства. Перед грозящим террором инквизиции забывалась религиозная рознь — в процессии дворян шли рядом и католики и протестанты. Нарушение местных вольностей и привилегий уменьшало партикуляризм отдельных провинций — дворяне всех провинций подписали «компромисс», дворяне всех областей участвовали в шествии с петицией 5 апреля.

Готово ли было дворянство взяться за оружие и силой добиваться исполнения своих требований?

Не все дворянство преследовало одинаковые цели. «За петицией, — писал Асонлевиль, один из нидерландских вельмож, кардиналу Гранвелле вскоре после демонстрации гёзов (21 апреля 1566 г.), — скрываются троякого рода люди: одни хотят уничтожения инквизиции, и их намерения не идут дальше этого, другие безразлично относятся к религии, третьи, по всей вероятности, ставят себе целью смену государя, погром церквей и грабеж богатых».

Одна группа дворян — дворяне-католики — стремилась к политическим реформам. Их называли «политические гёзы». У кальвинистов же одной из важнейших задач было радикальное изменение религиозного строя. Это были «религиозные гёзы», они готовы были итти на вооруженную борьбу. Еще до брюссельской демонстрации один из организаторов «компромисса» — пикардиец Николай Гам писал: «Надо прибегнуть к оружию, а без этого нельзя осуществить наш план».

Кальвинистская часть дворянского союза скоро смогла опереться на гораздо более мощное движение, затронувшее широчайшие слои населения Нидерландов.

Демонстрация дворян, притворные и неопределенные уступки правительницы вызвали почти повсеместные выступления кальвинистов, а кальвинизм объединял весьма разнородные слои населения, разные социальные группы, по разным мотивам и причинам примыкавшие к этому религиозному течению. Кальвинисты вышли из подполья. В страну хлынул поток эмигрантов, бежавших от религиозных преследований, массами появляются кальвинистские пасторы, всюду начинают раздаваться горячие речи фанатических ораторов, призывающих силой оружия добиться господства своей веры, ведущих проповедь открытого восстания для сокрушения господствующей церкви и тесно связанного с ней политического строя. Эти проповеди собирают огромные толпы слушателей, нередко вооруженных. Кличка «гёз» теряет свой узко дворянский характер. Теперь так начинают себя называть участники религиозных собраний, в первую очередь кальвинисты. Среди гёзов теперь немало подлинных бедняков: ремесленников, рыбаков, матросов, крестьян, особенно страдавших вследствие тяжелого хозяйственного кризиса, в значительной мере вызванного религиозными преследованиями и эмиграцией.

B августе 1566 г. движение вылилось в форму стихийного взрыва религиозного фанатизма, разгрома церквей — иконоборчества. После этих событий стала очевидной необходимость вооруженной борьбы против неизбежной реакции со стороны испанского правительства. Летом 1566 г., после демонстрации гёзов и иконоборческого выступления кальвинистов, появились слухи, что сам Филипп во главе сильной армии явится в Нидерланды восстанавливать поколебленную старую веру и твердый порядок.

В стране ходили слухи об очень широких приготовлениях к большому вооруженному восстанию. Маргарита Пармская писала Филиппу в сентябре 1566 г.: «Некоторые из „компромисса“ и сектанты осмеливаются угрожать мне применением против меня силы и оружия, хвастаясь, что призовут к оружию против меня больше 60 тыс. человек, не считая иностранцев, говоря, что в их распоряжении деньги антверпенских купцов, которые им будут давать на это больше чем по 12 сот тысяч флоринов в месяц». Действительно, антверпенское купечество, под предлогом умилостивить короля огромным денежным взносом, на самом же деле, чтобы создать военный фонд для восстания, наметило собрать 3 млн. гульденов. Если бы популярный граф Эгмонд решился встать во главе военных сил дворянского союза и кальвинистов, то, по мнению современников, он смог бы выставить 60-тысячную армию, покорить Брюссель и внезапным ударом захватить господство над всеми Нидерландами. Действительность не соответствовала этим планам и предположениям. Но на вооруженную борьбу толкнуло само правительство, когда, нарушив свое «соглашение» с дворянством («аккорд», 23 августа 1566 г.), силой стало подавлять выступление кальвинистов.

В руках кальвинистов находились два важных промышленных центра Южных Нидерландов — Турне и Валансьен, которые отказались пустить к себе гарнизоны правительственных войск. Турне в конце концов уступил, но Валансьен решил сопротивляться до последней крайности. Власть в городе захватила кальвинистская консистория. Большое влияние среди восставших имели два замечательных кальвинистских проповедника Гвидо де Бре и Перегрин де Лагранж. «Пусть я онемею, как рыба, пусть язык мой прирастет к нёбу, прежде чем я стану уговаривать мой народ принять гарнизон из жестоких наемников, которыми будет растоптано его право на свободу совести», — заявил де Лагранж.

Город был объявлен мятежным и осажден войсками известного своей жестокостью Нуаркарма. Горожане проявили такую храбрость, предприимчивость и искусство в военном деле, что «их можно было принять за старых ветеранов и опытных солдат, а не за горожан и ремесленников», — пишет один из современников. «Они каждый день делали вылазки, сражаясь с такой смелостью и уменьем, как будто они всю жизнь только и носили оружие».

Все население было призвано к оружию — как бедные, так и богатые. Из городских нищих сформированы были три роты, получившие название «голяки» (tousnuds).

Осаждавшие Валансьен испанские войска действовали с большой жестокостью. Об этом говорит обращение города Валансьена к рыцарям ордена Золотого руна, рисующее хорошо знакомую картину бесчинств и зверств. Все деревни в окрестностях Валансьена были разграблены. Поля опустошены. Все насилия, которые разнузданная солдатчина может совершить над беззащитным крестьянством, были учинены. Мужчины и женщины, которые пытались завязать какие-нибудь сношения с городом, хладнокровно избивались сотнями. Скудное имущество крестьян подвергалось разграблению. Дети посреди зимы выбрасывались голыми на улицу. Женщин и девушек продавали с торгов под бой барабанов. Больных и раненых сжигали на медленном огне на потеху солдатам.

Отчаявшись получить помощь извне и считая борьбу совершенно безнадежной, Валансьен сдался. Но условия капитуляции — сохранение жизни горожанам и отказ от разграбления города были грубо нарушены Нуаркармом. Имущество многих городских богачей он конфисковал в свою пользу и в пользу своих сподвижников. Множество кальвинистов, в том числе Лагранж и де Бре, были повешены и сожжены.

После падения Валансьена все выступления кальвинистов были без труда подавлены правительством.

Одновременно с осадой Валансьена, отчасти на выручку ему, в разных местах Артуа, в южной и приморской Фландрии собираются отряды кальвинистов. Они плохо организованы, плохо вооружены, и предводительствуют ими люди, не сведущие в военном деле. Они скоро становятся жертвами жестокой экзекуции. Пьер Корнайль, кузнец по профессии, а потом кальвинистский проповедник, собрал около Лануа трехтысячный отряд из крестьян, студентов и безработных солдат и вооружил их вилами, мушкетами, пиками и алебардами. Около тысячи двухсот таких же воинов собралось близ местечка Ватрело.

Кальвинистский проповедник Датен, один из видных вдохновителей церковного погрома в Антверпене, собрал небольшой отряд в западной Фландрии, в окрестностях Дорника, среди местного населения, еще не успокоившегося после иконоборческих выступлений.

Все эти силы были разбиты и истреблены правительственными войсками Нуаркарма и Сира Рассингина. Несколько сот повстанцев были сожжены заживо в колокольне, где они заперлись.

Также неудачей кончилась и попытка одного из вождей гёзов — Бредероде поднять восстание в северных провинциях. «Великий гёз», — так прозвали Бредероде, — появился в начале 1567 г. в Антверпене и стал собирать вокруг себя членов «компромисса» и вербовать вооруженную силу, а затем отправился в Голландию. Военной целью его был захват Зеландии, а затем и Антверпена. Занятием Флиссингена и Миддельбурга Бредероде хотел помешать вторжению в Нидерланды испанской карательной армии. Но Флиссинген не впустил к себе солдат Бредероде, и отряд, вернувшись в окрестности Антверпена, укрепился в местечке Остравель. Сюда скоро сбежалось до трех тысяч человек недовольных. Командовал отрядом совершенно неопытный в военном деле юноша Марникс де Тулус, брат известного гугенотского публициста и деятеля Марникса де Сент-Альдегонда. Нападение правительственных войск превратилось здесь в поголовное избиение солдат Марникса.

Первый этап борьбы гёзов закончился, таким образом, их разгромом и победой правительства, но впереди предстояла еще долгая и беспощадная борьба. Под предводительством герцога Альбы, известного своим военным искусством и неумолимой жестокостью, в Нидерланды двигалась отборная испанская армия для полного подавления национальной независимости страны. Для борьбы против этой страшной вражеской силы нужно было накопить и организовать свои силы. Это легче было сделать за пределами страны.

Бурные события 1565–1567 гг. сопровождались большим отливом населения из Нидерландов, особенно усилившимся с весны 1567 г., после издания эдикта от 24 мая о строгом преследовании еретиков. Маргарита Пармская писала королю, что один только слух о появлении герцога Альбы во главе армии заставил покинуть страну множество купцов и горожан, устремившихся в поисках убежища в Германию, Францию и Англию. Эмиграция затронула почти все слои нидерландского населения. Кальвинистские проповедники, бежавшие в Англию, встретили там сочувствие и поддержку у своих английских и шотландских собратьев. Ушло все кальвинистское дворянство; ушло также много и дворян-католиков, участвовавших в «компромиссе» и демонстрации и опасавшихся сейчас мести со стороны испанского правительства. Весной 1567 г. эмигрировало много купцов и членов городских советов — лютеран и кальвинистов, так или иначе замешанных в иконоборческом движении, много городских ремесленников, устрашенных зверской расправой Нуаркарма над Валансьеном, ушли матросы и рыболовы — кальвинисты.

Торговые, промышленные, ремесленные группы эмигрантов осели главным образом в Англии, в Норвиче, Сандвиче, Кольчестере, Медстоне, Гептоне, перенося в чужую страну свои промышленные навыки, торговое искусство и связи. Военный люд перебирается главным образом в Германию. Сюда уходит Бредероде, сюда бегут и связанные с ним дворяне, часть которых по пути в Эмден была выдана лодочником наместнику Фрисландии Аренбергу. Они были взяты под стражу и впоследствии казнены Альбой. Гёзы сосредоточиваются в Кельне, Эмдене, в Везеле. Этот город прозвали «маленьким Антверпеном». Он становится центром антииспанской пропаганды. Здесь раздаются громовые проповеди Датена и Моде. Отсюда исходят призывы освободить Бельгию от испанцев, убить тирана — герцога Альбу.

Волна эмиграции еще более усилилась после учреждения в Нидерландах так называемого «кровавого совета», выносившего сотнями смертные приговоры. Снова тысячи людей покидают страну из страха перед жестокими репрессиями против всех тех, кто хоть в малейшей степени мог быть заподозрен в участии в иконоборческих беспорядках.

В начале весны 1568 г. большое число дворян-эмигрантов снова заключило «компромисс» — торжественное письменное соглашение, обязательство «освободить отечество, вырвать пленных из когтей злодеев, желающих удовлетворить свою жадность и тщеславие кровью нидерландцев, которых они подвергают ужаснейшим казням, отнимают у них имущество, обрекая их детей на нищенскую суму. Их цель разорить до тла страну, обращаться с ней, как от обращаются с Индиями, превратить все население в рабов, а чтобы успеть в этом, они стремятся поразить всех тех, кто среди дворян, купечества, горожан занимает первые места, не считаясь с заслугами перед королем как предков этих лиц, так и их самих. Не настало ли время, — говорилось дальше в соглашении, — положить этому конец всеми средствами, которые бог предоставил в наши руки? Мы не думаем, что бог вложил в наши сердца меньше доблести, чем в сердца наших предков, которые защищали свободу страны. Таков наш дворянский долг. Мы не можем, не поступаясь против чести, пренебречь защитой наших жен и детей, такого множества несчастных и порабощенных, защитой нашей родины и свободы. Мы предпочитаем лучше пасть на поле чести, выполняя справедливое дело, нежели быть рабами».

***

Остатки разбитых Нуаркармом отрядов кальвинистов, к которым примкнули и некоторые участники иконоборческого движения, укрылись в непроходимых лесных и болотных дебрях и образовали там отряды так называемых «лесных гёзов» или «лесных братьев». Численность их иногда достигала нескольких сот человек. Когда «кровавый совет» начал свою деятельность, ряды лесных гёзов пополнились дворянами и крестьянами, до тла разоренными, лишившимися своих поместий и наделов, бежавшими от пыток, а иногда и от смертной казни.

В апреле 1568 г. лесные гёзы составили заговор под руководством Иоанна Хинкертса сеньера де Ризуар о нападении в лесу Суань во владениях этого дворянина на герцога Альбу, когда он отправится на богомолье на страстной неделе в один из монастырей около Брюсселя. Образовался отряд в несколько сот всадников. Но заговор был раскрыт, он повлек за собой новые преследования со стороны «кровавого совета» и вызвал новую волну эмиграции. Несмотря на жестокие преследования, герцогу Альбе не удалось искоренить лесных братьев, они упорно держались и еще в 1574 г. наводили ужас на всю округу в Турнэзи.

Для борьбы с Альбой организовала свои силы и эмиграция. Уже в конце 1567 г. вскоре после прибытия герцога Альбы в Нидерланды начались военные выступления эмигрантов. Во главе военных отрядов нередко становились кальвинистские пасторы. Так, в январе 1568 г. была сделана попытка вооруженного вторжения в западную Фландрию. Экспедиция подготовлялась в Англии в кальвинистских консисториях Норича и Сандвича. На трех кораблях, пришедших из Англии, высадилось около 1 500 вооруженных эмигрантов под предводительством хромого проповедника Иоанна Михиэля, который в бурные дни иконоборчества осенью 1566 г. особенно ретиво сокрушал «идолов». Эмигранты были разбиты, и остатки их присоединились к лесным гёзам.

Несколько позже эмигранты, собравшиеся в западной Германии, сделали попытку захватить город Рэрмонд, чтобы открыть путь через Маас армии Вильгельма Оранского, собранной за пределами Нидерландов и готовившейся ко вторжению в страну. Во главе этого предприятия стал один из ближайших друзей принца. Оно окончилось неудачей, пленом, пытками и казнью руководителя, выдавшего под пыткой тайные планы Вильгельма.

После тщетных обращений к Вильгельму Оранскому начать немедленно войну против Альбы для освобождения Нидерландов от испанского ига «великий гёз» Бредероде решает выступить сам. Смерть застает его среди приготовлений к походу. Все эти разрозненные нападения не могли нанести серьезного удара испанскому господству в Нидерландах.

Своеобразную партизанскую борьбу, приведшую в конечном счете к очень важным результатам, гёзы повели на море.

Религиозные преследования, террор «кровавого совета» нашли немало жертв среди населения приморских провинций Фрисландии, Голландии, Зеландии, где кальвинизм был довольно широко распространен.

Тяжелый удар приморскому населению нанесла также и финансовая политика Альбы, введение «десятой деньги» (десятипроцентного налога). Остановив торговлю и промыслы, она лишила средств существования массу людей, занятых в мореходстве и рыбной ловле. Приморские города Зеландии и Голландии были полны безработными моряками. Спасая свою жизнь, разоренные, озлобленные, отчаявшиеся моряки — матросы, рыболовы уходили в море, становились пиратами.

Испанский террор и безработица выгнали в море также ткачей и прядильщиков из юго-западных (сильно зараженных кальвинизмом) областей Нидерландов. Корсарами стало, наконец, немало дворян-кальвинистов, которые лишились своих поместий, потеряли нередко своих близких, сами находились под угрозой смертной казни. Лютая ненависть к испанцам и к католической церкви и ее представителям спаяла этих выходцев из столь разнородных слоев населения. Вождями морских гёзов выступали большею частью дворяне, военные командиры по профессии. Своей отвагой и пиратскими действиями они наводили ужас на вражеские корабли.

Некоторые из них, как Адриен фан Доллен сеньер Сент Винокс или барон Люме, самый страшный и жестокий из всех гёзов, являлись грозой всего побережья. Одетый в традиционное серое платье нищих, Люме, как говорят, поклялся не стричь ногтей и бороды, пока он не отомстит за смерть графа Эгмонда, и он свято выполнял свой обет, проливая потоки крови и подвергая неописуемым пыткам захваченных монахов и католических священников. Заместителем Люме был Биллем фан Блуа фан Трелонг, голландский дворянин, один из родственников которого был казнен по приказу Альбы. Наконец, нужно упомянуть еще о брабантском дворянине Луи де Буазо, который, став адмиралом, одержал ряд блестящих побед над испанскими эскадрами.

Уже весной 1568 г. Вильгельм Оранский вступает в сношения с отдельными предводителями морских гёзов и в качестве суверенного принца Оранжа, имеющего право вести войну с любым монархом как равный с равным, снабжает их каперскими свидетельствами. Операции гёзов входили в общий стратегический план Вильгельма. Гёзы в 1568 г. должны были поддержать с моря вдоль побережья вторжение Людовика Нассауского в область Гронингена. Эта кампания, как известно, потерпела неудачу. После поражения Вильгельма, казалось, дело было совершенно потеряно. Не сложили оружия только морские гёзы. Летом 1569 г. они уже формально открывают каперскую войну против Испании. 15 августа 1569 г. Лансело де Бредероде подписывает с пятью товарищами декларацию о том, что они обязуются сражаться с герцогом Альбой и наносить ему возможно больший ущерб.

В сентябре 1569 г. Вильгельм Оранский дает Долену полномочия адмирала этих морских сил. Для налажения лучшей организации Вильгельм составил военно-морской устав. Вот некоторые положения устава.

Корабли должны помогать друг другу. На каждом корабле должен находиться пастор. Добыча должна делиться на три части — одна часть Вильгельму Оранскому, другая офицерам, третья матросам и солдатам. В команду не должны приниматься пираты и люди плохой репутации. Кто будет богохульствовать, того привяжут к мачте, а в случае повторения — закуют в кандалы и накажут по усмотрению капитана. Кто заснет на вахте первый раз, будет закован в цепи и наказан перед мачтой, во второй раз — сброшен трижды с конца реи в море, а в третий раз — с веревкой на шее, привязанного к лодке, поволокут к берегу. Кто обнажит нож против кого-либо, тому будет этим же ножом пронзена рука и пригвождена к мачте. Кто потребует еды и питья больше, чем в состоянии съесть или выпить, будет закован в кандалы. Кто первым вступит на захваченный корабль, получит двойную долю добычи. Кто в битве увидит, что его товарищ отступает, может его убить, как врага.

Вильгельм Оранский поддерживал сношения с морскими гёзами через своего брата Людовика Нассауского. Людовик находился большую часть времени в главной морской базе гугенотов — Ларошели. Он пользовался огромным влиянием и популярностью среди корсаров всего западного побережья — от устьев Мааса до устьев Луары. Он выдавал торговым судам для безопасного плавания охранные грамоты, адресованные ко «всем капитанам морской армии моего досточтимого государя и брата принца Оранского, особу которого мы представляем в означенной армии и повсюду в других местах». Не раз Людовик сам садился на корабль и отправлялся в море в поисках добычи, и испанский посол в Париже неоднократно делал представления французскому правительству по поводу попустительства в отношении Людовика Нассауского. Корсары Людовика наводили страх на испанских моряков по всему западному побережью Франции и Нидерландов, и сам Альба избегал возвращаться морем в Испанию.

В сентябре 1569 г. Долен с семнадцатью большими военными кораблями вышел из Англии. Экипаж его эскадры составлял около трех тысяч эмигрантов. Став у входа из Зейдерзе, Долен перехватил в течение первого же месяца около 60 судов, направлявшихся в Амстердам, а к февралю 1570 г. число захваченных кораблей достигло трехсот. Остановлена была вся морская торговля в восточных Нидерландах. «С каждым днем, — писал сеньор де Билли, — силы морских гёзов растут. Так, в прошлый вторник 50 судов их вышло из Эмдена и столько же из Ларельта. На соединение с ними из Англии в Эмден прибыло семь судов, которые можно рассматривать как вражеские». Гёзы решались нападать и на сильные эскадры испанцев и не без успеха. Во время одного такого нападения на фландрскую эскадру, возвращавшуюся из Испании, было захвачено несколько больших кораблей, из которых на каждом оказалось добычи на 60 тыс. золотых. Доля добычи гёзов являлась одним из источников средств Вильгельма для найма военных отрядов. Испанцам пришлось вести беспрерывную борьбу с гёзами в Зейдерзе и устьях Эмс. Гёзы при этом не раз терпели поражения от оставшихся верными правительству голландских адмиралов. В одном сражении они потеряли 9 кораблей и свыше 100 человек пленными. Но на смену погибшим судам приходили новые корабли с вновь навербованными экипажами.

Бухты восточно-фризского побережья, а также островов давали надежное убежище судам гёзов. Главным сборным пунктом на востоке был Эмден, где гёзов поддерживали многочисленные кальвинистские эмигранты. На западе важным опорным пунктом был Дувр. Англичане сквозь пальцы смотрели, как снаряжались я снабжались всем необходимым корабли гёзов. Гёзы стремились поддерживать хорошие отношения с английским правительством, и сеньер де Лембр даже представил Елизавете проект совместно создать флот, которому будет принадлежать полное господство на море. И Англия действительно оказывала деятельную поддержку гёзам, хотя английское правительство уверяло, что оно не будет поддерживать ни одного бунтовщика против испанского короля. «Мы идем очень далеко в нашей поддержке корсаров, но если с вами об этом заговорят, — писал Берли Волсингему, — решительно заявляйте, что мы им никогда ни в чем не будем помогать».

Наконец, важной базой гёзов была французская крепость Ларошель.

Когда протесты Альбы становились особенно настойчивыми, английское и фрисландское правительства несколько усиливали надзор за своими гаванями и время от времени конфисковали то или иное судно гёзов. Но репрессии продолжались недолго.

Как бы то ни было, перед гёзами вставала необходимость захватить какой-нибудь опорный пункт на побережье северных Нидерландов, где они могли бы складывать свою добычу и укрываться от преследований испанцев и вместе с тем поддерживать сношения с Англией и Ларошелью. Таким пунктом мог быть Роттердам или Медемблик, Фоорн, Бриль или Кампель на Зейдерзе. Захват одного из этих городов должен был преследовать еще другую цель. По плану широкой иностранной интервенции, разработанному летом 1571 г., морские гёзы должны были, захватив один из голландских приморских городов, поднять восстание в северных провинциях Нидерландов, подготовляемых к этому тайными эмиссарами Вильгельма Оранского.

В конце марта 1572 г. англичане отказали в приеме в порт кораблям гёзов, и их эскадра из 22 судов была вынуждена спешно под командой Люме и Трелонга покинуть Дувр, не запасшись провиантом. В поисках продовольствия решено было высадиться в Энкгейзене, но встречный ветер заставил повернуть на юг, и 1 апреля флот оказался в виду Бриля, на острове Фоорне. У Трелонга возникла смелая мысль: предложить городу сдаться, заявив, что целью пришельцев является освободить горожан от десятой деньги и сбросить ненавистную тиранию Альбы. Испуганное внезапным появлением морских гёзов, население города почти все обратилось в бегство, и высадившийся отряд гёзов без особого труда, взломав двое городских ворот, с противоположных концов вошел в опустевший город.

Запасшись провиантом, ограбив церкви, казнив монахов, попавшихся под руку, Люме уже готов был приказать сниматься с якоря, но Трелонгу удалось убедить адмирала не уходить из города, а, наоборот, удержать его как важный опорный пункт. И Бриль действительно стал этим опорным пунктом. Вскоре сюда стали отовсюду стекаться эмигранты-кальвинисты. Немало пришло и гугенотов из Ларошели. Отсюда начался захват гёзами городов Зеландии и Голландии. Он являлся важнейшей стадией борьбы северных провинций Нидерландов за освобождение от испанского ига.

Различные слои населения в разных городах далеко не одинаково встречали гёзов. Низы населения под влиянием уже давно проводившейся агитации эмиссаров Вильгельма Оранского обычно если сами и не сразу поднимались против испанского правительства, то все же оказывали гёзам всяческую поддержку. Зажиточные слои с городскими советами во главе или бежали из города или оказывали сопротивление. Первым городом, захваченным гёзами несколько дней спустя после взятия Бриля, был Флиссинген. Под влиянием агитации эмиссара Вильгельма — Яна фан Куика сеньера Эрпта, особенно горячо воспринимавшейся безработной матросской и рыбацкой массой, горожане прогнали слабый испанский гарнизон и не впустили в город слишком поздно присланные подкрепления. Городской совет оказался бессильным сдержать воинственный пыл горожан, но все же часть населения колебалась, опасаясь грядущей тяжелой кары за отпадение. Появление гёзов, приплывших из Бриля на трех судах под предводительством Трелонга, одетых в роскошные священные облачения, покончило со всякими колебаниями. Брабантский дворянин Тсерертс, присланный Вильгельмом в качестве коменданта, прибыл с французскими и валлонскими войсками. Вскоре здесь высадился и английский десант — «и тогда народ во Флиссингене стал очень храбр, и не было и речи о противодействии войне». Флиссинген, занимающий важное стратегическое положение, в устье Шельды, стал наряду с Брилем важнейшей базой гёзов, откуда они повели захват всех северных провинций Нидерландов. Гёзы сильно укрепили оба эти пункта. «Можно полагать, — писал один из корреспондентов, Гранвеллы Морильон, — что трудно будет вернуть Бриль, который они с рвением укрепляют, и еще трудней Флиссинген, хотя некоторые испанские командиры и сын Альбы говорят, что там всего дела на три дня, но я боюсь, что они найдут там больше работы, чем думают, так как те, кто там сидит, будут биться за свою жизнь, ибо знают, что они все заслужили виселицу».

Всюду с некоторыми вариантами повторяется та же самая картина. В близком от Флиссингена небольшом городке Феере магистрат не хотел пускать гёзов, но Куик поднял рыбаков, и ворота были отперты отряду гёзов, прибывшему из Флиссингена.

В Энкгейзене, главной военно-морской базе испанского флота и одном из важнейших торговых городов на Зейдерзе, как и во Флиссингене, среди безработных рыболовов и матросов шло брожение. Бургомистры хотели ввести испанский гарнизон, но горожане, взявшись за оружие, предупредили эту попытку. После нескольких недель колебания город перешел на сторону Вильгельма Оранского. При первых известиях о беспорядках в Энкгейзен хлынула толпа эмигрантов. В виду города на море появились корабли гёзов. В конце мая с их помощью магистрат был арестован. В Бриль и Флиссинген обратились за подмогой. Несколько дней спустя в город прибыл Сонуа, назначенный Вильгельмом правителем северной Голландии.

В Лейдене вооруженная толпа вернувшихся из изгнания горожан помешала городскому совету призвать испанский гарнизон, а несколько дней спустя в город было впущено несколько сот гёзов.

В южной Голландии сеньер Свитен, владевший землями около Лейдена, 18 июня с небольшим отрядом гёзов, прибывших из Бриля, захватил Удеватер, а в конце июня занял по соглашению с горожанами город Гуда, где уже давно шли волнения. Когда при приближении Свитена бургомистры, желая проверить настроение горожан, спросили, готовы ли они защищать город против гёзов, то все ответили: «Нет, за десятую деньгу мы и пальца не поднимем».

В Гаарлеме, под давлением из Энкгейзена и Лейдена, бургомистр и цехи по настоянию части горожан, вернувшихся из эмиграции, заключили соглашение с уполномоченными Вильгельма. Таким образом, в течение лета почти вся Зеландия и Голландия отпали от испанского правительства. Но испанцы удерживали такие важные пункты, как Миддельбург, главный город Зеландии, и Амстердам.

Душой движения и главной военной силой его были морские гёзы. Теперь предстояло удержать только что добытую независимость, отбить натиск испанских полчищ, двинутых в отпавшие провинции. В этой неравной борьбе гёзы тоже стояли в первых рядах. С их помощью были прежде всего подавлены всякие попытки к капитуляции перед испанцами там, где они имели место. Ярким примером этой героической борьбы является знаменитая осада Гаарлема.

Гаарлем, прославившийся своей стойкой обороной, чуть было не был сдан без боя испанцам в декабре 1572 г.

Когда испанская армия, опираясь на Амстердам, готовилась к усмирению Голландии, то нетрудно было предвидеть, что первый удар будет нанесен Гаарлему, ввиду его исключительно важного стратегического положения. Осада, захват, разгром города, резня населения, казалось, были неминуемы. Чтобы предупредить эту опасность, городской совет в декабре 1572 г. послал трех делегатов в Амстердам для переговоров с Альбой об условиях сдачи города. Город готов был капитулировать. Положение спасли гёзы. Командиру стоявшего там отряда гёзов Вигбольду фан Рипперда удалось воодушевить горожан на борьбу. Ссылаясь на пример Мехельна и других разгромленных Альбой городов, нетрудно было убедить горожан и городское ополчение, которых созвал Вигбольд на городской площади, что с врагами столь же кровожадными, как и вероломными невозможно соглашение, что трусливая капитуляция не спасет ни их жизни, ни имущества. И все принесли присягу до последней капли крови защищать город. Делегаты городского совета, ведшие переговоры с Альбой, по возвращению были выданы Вильгельму и казнены. Вскоре уполномоченный Вильгельма — Марникс де Сент-Альдегонд сменил членов городского совета, проявивших малодушие.

Началась осада Гаарлема. Она продолжалась не семь дней, как хвастливо заявлял командующий испанским войском, сын Альбы Фердинанд, а затянулась на семь месяцев «Это была война, — писал старый герцог Альба королю, — никогда невиданная и неслыханная ни в какой стране на земле». Ни одна крепость, по его словам, не защищалась с таким искусством и храбростью, как Гаарлем. Гарнизон Гаарлема насчитывал около 4 тыс. человек, испанцев было 30 тыс. Защитники умело использовали природные условия. По льду замерзшего Гаарлемского озера была налажена связь с внешним миром. В осажденный город на коньках спешили люди на помощь гарнизону. Конькобежцы на спине и в салазках доставляли провиант и снаряжение. Письма все время пересылались при помощи почтовых голубей.

Все атаки испанцев, подготовляемые сокрушительной бомбардировкой, были отбиты с огромными для атакующих потерями. В городе под предводительством вдовы Кенау Хаселер сформировался отряд в 300 женщин, который храбро сражался в самых опасных местах. И защитники и обороняющиеся зарылись в землю, и с той и с другой стороны неутомимо рыли и взрывали подкопы. Осажденный город был в конце концов взят измором, Гаарлем не выдержал голода и сдался 12 июля 1573 г. на милость победителя. Испанцы взяли 240 тыс. гульденов выкупа, но гарнизон был поголовно уничтожен. Одним из первых был казнен храбрый Рипперда, казнили и несколько сот горожан. Гёзам рубили головы, вешали их, а последних 300 человек утопили в озере, связав попарно. Испанцам осада стоила свыше 12 тыс. солдат убитыми и погибшими от эпидемии. Эта доставшаяся дорогой ценой победа была для испанцев последней.

Следующим городом, который был осажден испанцами вскоре после сдачи Гаарлема, был Алькмар, на котором Альба хотел показать пример жестокости и назидание другим сопротивляющимся городам. «Если я возьму Алькмар, — писал он Филиппу, — я не оставлю в живых ни одного человека. Нож будет приставлен к каждому горлу. Так как пример Гаарлема оказался бесполезным, то, может быть, пример жестокости образумит другие города». Судьба Алькмара буквально висела на волоске, когда одновременно к одним воротам города подошел отряд испанцев, а к другим — отряд гёзов под предводительством Якова Кабельо сеньера Мюльгема из Гентского округа, назначенного Вильгельмом комендантом города. В городском совете разгорелись жаркие споры — на чью сторону стать. «Они были так испуганы, — пишет современный историк событий, — что они ничего не могли решить, а перед ратушей собралась большая толпа горожан, ожидавших решения магистрата. Когда совещание очень затянулось, то Руихавер (один из командиров гёзов) сказал с гневом: „Сейчас не время дальше вести обсуждение, скажите нам кратко, что вы хотите делать и чего не хотите“. На это один из бургомистров — Флорис фан Тейлинген сказал: „С принцем и горожанами я буду жить и умирать“. И тотчас же он вышел с капитаном Руихавером из ратуши. Множество горожан собралось толпой, вооруженные топорами и молотами, они разрубили настежь Фрисландские ворота и впустили людей принца Оранского, а в следующее мгновение были раскрыты Кенемерские ворота, так что эти солдаты смогли произвести атаку против испанцев».

Испанцы были отброшены, и в городе водворился гарнизон гёзов. Их было всего около 800 солдат. Вместе с 1300 горожанами, способными носить оружие, это были все силы, которые несколько недель спустя должны были оборонять город против 16 тыс. испанцев. Осада началась 21 августа 1573 г. Город был обложен так, что, по словам Альбы, невозможно было влететь или вылететь воробью. Первый штурм происходил 18 сентября. Он длился с 3 часов пополудни до наступления темноты и был отбит с такими потерями для испанцев, что на следующий день испанских солдат ни угрозами, ни обещаниями невозможно было бросить в атаку. 8 октября испанцы сняли осаду Алькмара, узнав о прорыве плотин и предстоящем затоплении окрестностей города, предпринятом для спасения Алькмара.

«От Алькмара пошла победа», — гласит народная традиция. На самом же деле поворотным моментом войны была неудачная для испанцев осада Лейдена (с 26 мая по 3 октября 1574 г.). Спасителями города и всей Голландии опять оказались гёзы.

Когда Лейден осадила 8-тысячная испанская армия, укрепившаяся в 62 редутах, город оказался в отчаянном положении. Непредусмотрительное городское управление не сделало достаточных запасов продовольствия, хотя только всего два месяца назад была снята почти 6-месячная осада города. Из Лейдена был выведен гарнизон, и в городе к моменту начала второй осады оказался всего только небольшой отряд гёзов и пять рот гражданского ополчения. Испанцы, обложивши город, не производили атак на его укрепления, они теперь стали придерживаться новой тактики — брать город измором. И действительно, в Лейдене некоторое время спустя начался ужасающий голод и разразилась эпидемия чумы. Спасение города и всей кампании зависело от того, удастся ли защитникам Лейдена продержаться пока придет помощь извне. Мысль о капитуляции не раз возникала в городском совете, не проявившем достаточно твердости. К сдаче города склонялась и католическая часть населения, надеявшаяся воспользоваться недавно объявленной испанским правительством амнистией. «Большое вероломство, — писал один из друзей Оранского, — проявляют иные городские советники, которые стараются с каждым днем все больше и больше побуждать к неповиновению нуждающееся и голодное население города путем пустых и ложных обещаний, заимствованных ими из писем неприятеля, вопреки присяге, которую они дали вашей светлости и Штатам». Были даже завязаны переговоры о сдаче с одним из испанских командиров, но все дело испортил своим вмешательством командующий испанской осадной армией Вальдес, рассчитывавший на основательный грабеж города при его взятии.

Непреклонную решимость и твердость проявила небольшая группа людей, преданных делу национального освобождения и опирающаяся на находившихся в городе гёзов: недавно вернувшийся из изгнания секретарь совета фан дер Верфт, поэт и ученый Ян фан дер Дэс, назначенный Вильгельмом командующим войсками, его брат и кузен и др. Они действовали убеждениями и устрашением.

После разгрома сухопутной армии Людовика Нассауского под Мооком, где погиб он сам и еще другой брат Вильгельма, нечего было и думать об оказании помощи наступлением сильной сухопутной армии. Не было никакой возможности ни собрать, ни оплатить ее. Поэтому было пущено в ход уже хорошо испытанное, но крайнее по тем огромным бедствиям, которые оно причиняло населению, средство — затопление страны. Вода должна была прогнать испанцев из их укреплений, и по воде должны были двинуться на выручку городу все силы морских гёзов. Собранные в Роттердаме Штаты после долгих споров постановили 30 июля открыть шлюзы и прокопать плотины на Маасе и Иселе, остававшиеся еще в руках повстанцев. Было сосредоточено свыше двухсот плоскодонных судов, вооруженных пушками, на которых находилось около 2 1/2 тыс. морских гёзов под командой Буазо. С этими силами нужно было прорваться через кольцо десятитысячной испанской армии. На плотинах, еле выдающихся над уровнем воды, окружающих город и занятых испанцами, разгорелись кровопролитные бои. Но вода прибывала очень медленно. Суда Буазо больше стояли неподвижно, врезавшись в грунт, нежели продвигались вперед. В последнюю минуту смелому предприятию, грозившему было окончиться неудачей, помогло счастливое обстоятельство. Сильный западный ветер сразу поднял уровень до сих пор безнадежно медленно прибывавшей воды и снял с мелей застрявший было в виду города флот гёзов. Он мог теперь обойти сильные испанские укрепления и дойти до самых городских стен. Тогда же, в ночь на 3 октября, испанцы в панике перед наводнением покинули траншеи и отступили от города.

Успешные операции гёзов на суше сопровождались и крупными победами их на море над правительственными морскими силами.

11 октября 1573 г. эскадрам гёзов, состоявшим из 25 небольших кораблей, удалось близко подойти и напасть на снаряженный в Амстердаме испанский флот из 30 гораздо более крупных и лучше вооруженных судов. Испанская эскадра скоро была обращена в бегство, пять испанских судов было захвачено. В страшной битве, длившейся двадцать часов, на палубе громадного адмиральского корабля, взятого на абордаж четырьмя судами гёзов, был захвачен в плен сам граф Босю, адмирал испанской службы и наместник Голландии и Зеландии, назначенный испанским правительством. Этой победой гёзы удержали Зейдерзе в своих руках.

Несколько месяцев спустя другая победа обеспечила им господство в устьях Рейна и Шельды.

29 января 1574 г. испанская эскадра, шедшая на выручку осажденного гёзами Миддельбурга, главного города Зеландии, была встречена кораблями Буазо, столь стремительно бросившимся на абордаж, что испанцы едва успели дать один залп. Гёзы и тут показали себя мастерами абордажного боя. Пятнадцать испанских кораблей скоро было взято в этой битве. Сам командующий флотом Ромеро, блестящий сухопутный офицер, никогда, однако, не бывший моряком, вплавь добрался до берега с потопленного адмиральского корабля. В мае 1574 г. Буазо, ворвавшись в устье Шельды, истребил остатки испанских морских сил.

Эти победы окончательно утвердили господство гёзов на море. Они разрушили стратегические планы Рекезенса, испанского наместника, сменившего Альбу, завоевать опорный пункт на западном побережье Нидерландов, что, по его мнению, недостаточно впрочем обоснованному, было бы единственным способом покорить страну. После разгрома испанского флота гёзам удалось установить строгую блокаду нидерландского побережья и окончательно расстроить морскую торговлю. Вместе с тем усилился и хозяйственный развал в стране, особенно в южных покорных испанцам провинциях, что способствовало нарастанию революционных настроений в Нидерландах.