Кто он, Влад Цепеш граф Дракула?

Кто он, Влад Цепеш граф Дракула?

Я не Кювье, но судя по этому зубу, граф Дракула Задунайский был человеком весьма странным: и неприятным:.

А. и Б. Стругацкие

Уже почти шесть веков тянется за Владом Цепешем зловещая тень его устрашающей репутации. Кажется, что речь идет на самом деле об исчадии ада. Кровожадный вампир, «ужас, летящий на крыльях ночи», деспот, сажающий на кол за малейшую провинность, и так далее и тому подобное. Влад Цепеш превратился в массовом сознании в чудовище, равных которому не бывало.

А может, это был обычный для той эпохи деятель, разумеется, обладавший выдающимися личными качествами, среди которых демонстративная жестокость занимала отнюдь не последнее место? О Дракуле снимают фильмы ужасов и пишут книги, леденящие кровь. О личности валашского господаря до сих пор идут споры, делаются очередные попытки выяснить соотношение мифа и реальности, правды и вымысла в описаниях этого человека. Однако при попытке разобраться в событиях, отстоящих от нас почти на шесть веков, иногда неосознанно, а иногда намеренно вокруг образа этого человека создаются новые мифы.

Так каков же он был на самом деле и почему именно его выбрали в «главные вампиры» истории? Кем же был тот, кто для миллионов читателей и кинозрителей стал воплощением вампиризма? На родине, в Румынии, он, как правило, считается поборником «жестокой справедливости», спасителем и защитником отечества. Эту странную антитезу один из исследователей сформулировал так: «Небезызвестный Дракула, валашский садист и патриот».

Но двусмысленности начинаются сразу же, едва мы попробуем воспроизвести полное имя, титул и прозвище нашего героя. Одни источники уверенно называют валашского господаря Владом III, другие же — не менее уверенно — Владом IV. Причем речь идет не об отце и сыне (порядковый номер отца, тоже Влада, варьируется соответственно), а об одном и том же человеке. Конечно, за древностью лет подобные расхождения неудивительны… Но, с другой стороны, никто ведь не путается в номерах куда более многочисленных Людовиков!

Год его рождения, не говоря уже о дате, точно не известен. Влад Цепеш-Дракула родился, вероятнее всего, в 1430 или 1431 году (кое-кто называет даже 1428 или 1429 годы), когда его отец, Влад Дракул, претендент на валашский трон, поддерживаемый императором «Священной Римской империи» Сигизмундом Люксембургским, находился в Сигишоаре, трансильванском городе вблизи границы с Валахией.

В популярной литературе часто связывают рождение Влада с моментом вступления его отца в орден Дракона, куда тот был принят 8 февраля 1431 года императором Сигизмундом, занимавшим тогда еще и венгерский престол. Однако на самом деле это просто совпадение, а скорее — попытка такое совпадение изобрести. Таких выдуманных, а иногда и реальных совпадений в биографии Влада Цепеша полным-полно. Относиться к ним следует с большой осторожностью.

Отец Влада III, правитель Валахии Влад II (или по некоторым документам все-таки III), находясь в юности при дворе германского императора, действительно вступил в орден Дракона, причем орден был исключительно респектабельным — его члены обязывались подражать Святому Георгию в его неукротимой борьбе с нечистью, которая тогда ассоциировалась с полчищами турок, наползавшими на Европу с юго-востока. Именно благодаря вступлению в орден Дракона отец Цепеша получил прозвище Дракул (Дракон), перешедшее потом по наследству и к его сыну. Так называли не только Влада, но и его братьев Мирчо и Раду. Поэтому не понятно, связывалось ли такое имя с представлением о нечистой силе или даже скорее наоборот. В качестве постоянного напоминая о данном обете рыцари носили изображение дракона, убитого Георгием и висящего с распростертыми крыльями и перебитой спиной на кресте.

Но Влад II явно перестарался: он не только появился со знаком ордена перед подданными, но и чеканил дракона на своих монетах, даже изображал на стенах сооружаемых церквей. В глазах народа он с точностью до наоборот стал драконопоклонником и потому обрел прозвище Влад Дракул (Дракон). Автор русского «Сказания о Дракуле-воеводе» пишет прямо: «именем Дракула влашеским языком, а нашим — Диавол. Толико зломудр, яко же по имени его, тако и житие его».

Известно, что это прозвище использовалось иностранными владыками при официальном титуловании Цепеша, когда он был правителем Валахии. Цепеш обычно подписывался «Влад, сын Влада» с перечислением всех титулов и владений, но известно и два письма за подписью «Влад Дракула». Совершенно ясно, что он носил это имя с гордостью и не считал его оскорбительным.

Прозвище Цепеш (Тепеш, Тепес или Тепез — румынская транскрипция допускает варианты), имеющее такое жуткое значение (по-румынски «Сажатель-на-кол», «Пронзитель», «Насаживающий на кол»), при его жизни не было известно. Скорее всего, оно еще до его гибели употреблялось турками. Разумеется, в турецком звучании — «Казыклы». Однако похоже, что и против такого имени наш герой нисколько не возражал. После смерти господаря оно было переведено с турецкого и стало использоваться всеми, под ним он и вошел в историю.

Есть еще портрет, сохранившийся в тирольском замке Амбрас. Разумеется, Дракула вряд ли был именно таким, каким его изобразил средневековый художник. Современники признавались, что Влад, в отличие от своего брата Раду, прозванного Красивым, красотой отнюдь не блистал. Зато был физически очень сильным человеком, прекрасным наездником и пловцом.

А вот был ли он патологическим садистом или же бескомпромиссным героем, который не имел права на жалость, — на этот счет мнения расходились тогда и продолжают расходиться теперь. Для начала обратимся к истории.

Княжество Валахия в те времена являло собой то самое маленькое государство, которое, как заметил мудрый лорд Болингброк из «Стакана воды», получает какие-никакие шансы в том случае, если на его территорию претендуют сразу два больших. В данном случае на Валахии сошлись интересы католической Венгрии, наступавшей на православие, и мусульманской Порты, претендовавшей на мировое владычество. Валахия была областью, зажатой между турецкими владениями с юга (особенно после 1453 года, когда пала раздавленная турками Византия) и Венгрией с севера.

Кроме того, за спиной маленькой Валахии пряталась богатая Трансильвания (или Семиградье), принадлежавшая Венгрии, где бурно развивались ремесла, проходила ветвь Великого шелкового пути, росли самоуправляемые города, основанные саксонцами. Семиградские купцы были заинтересованы в мирном сосуществовании Валахии с турками-агрессорами. Трансильвания была своего рода буферной территорией между венгерскими и валашскими землями.

Своеобразие геополитического положения Валахии, а также религиозная специфика (исповедание народом и государями православия) противопоставляли ее как мусульманской Турции, так и католическому Западу. Это обусловило крайнее непостоянство военной политики. Правители то шли вместе с венграми на турок, то пропускали турецкие армии в Венгерскую Трансильванию. Борьбу супердержав валашские господари более-менее успешно использовали в своих целях, залучаясь поддержкой одной из них, чтобы очередным дворцовым переворотом свергнуть ставленника другой. Именно таким образом взошел на престол Влад-старший (отец), с помощью венгерского короля свергнувший своего двоюродного брата. Однако турецкое давление усиливалось, и союзничество с Венгрией мало что давало. Влад-старший признал вассальную зависимость Валахии от Порты.

Такое сосуществование достигалось по традиционному для того времени сценарию: князья отправляли ко двору турецкого султана своих сыновей в качестве заложников, с которыми обращались хорошо, но в случае мятежа в вассальном государстве немедленно казнили. Таким гарантом повиновения и стали сыновья валашского господаря: Раду Красивый и Влад, который свое далеко не столь невинное прозвище заработает позже.

Тем временем Влад-старший продолжал маневрировать меж двух огней, однако в конце концов был убит вместе с сыном Мирчо то ли венграми, то ли собственными боярами.

Кроме того, говоря об ужасах, неразрывно связанных с именем Дракулы, следует помнить о состоянии страны и существовавшей там системе власти. Государи избирались на престол из одного и того же рода, но выбор не был обусловлен какими-либо определенными принципами престолонаследия. Все решала исключительно расстановка сил в кругах валашского боярства. Поскольку любой из членов династии мог иметь множество как законных, так и побочных детей, любой из которых становился претендентом на престол (было бы кому из бояр на него поставить!), то следствием этого была фантастическая чехарда правителей. «Нормальный» переход власти от отца к сыну был редкостью. Понятно, что при стремлении зарвавшегося господаря закрепить свои полномочия, на повестку дня ставился террор, и объектом его оказывались как родичи правителя, так и всевластные бояре.

Террористические, если так можно выразиться, царствования были и до, и после Влада III. Почему же тогда творившееся при нем вошло в устные предания и литературу как превзошедшее все мыслимое и немыслимое, вышедшее за пределы самой жестокой целесообразности? Деяния этого правителя, широко растиражированные письменными произведениями XV столетия, и в самом деле леденят кровь.

Сама жизнь Влада (в румынских сказаниях он же воевода Цепеш) кажется непрестанным переходом от одной экстремальной ситуации к другой. В тринадцать лет он присутствует при разгроме турками валашских, венгерских и славонских войск в битве под Варной, затем — годы пребывания в Турции в качестве выданного отцом заложника (тогда-то он и выучил турецкий язык). В семнадцать лет Влад узнает об убийстве боярами из «венгерской» партии отца и старшего брата. Турки освобождают его и сажают на престол.

Из турецкой неволи Влад вернулся на родину законченным пессимистом, фаталистом и с полным убеждением, что единственными движущими силами политики служат сила или угроза ее применения.

Продержался он на троне первый раз недолго: венгры сбросили турецкого ставленника и посадили на трон своего. Влад вынужден был просить убежища у союзников в Молдавии. Однако проходит еще четыре года, и во время очередной (уже молдавской) смуты гибнет правитель этой страны — сторонник Влада, который гостеприимно его принял в Молдавии. Новый побег — на этот раз к венграм, истинным виновникам смерти отца и брата Дракулы, и четыре года пребывания в Трансильвании, у валашских границ, жадное выжидание своего часа.

В 1456 году конъюнктура наконец сложилась благоприятно для беглого правителя. В очередной раз Дракула занимает престол с помощью валашских бояр и венгерского короля, недовольного своим предыдущим протеже. Так началось то правление Влада Цепеша в Валахии, во время которого он и стал героем легенд и совершил большую часть своих деяний, вызывающих до сих пор самые разноречивые оценки.

На четвертом году княжения Дракула разом прекращает выплату дани туркам и ввязывается в кровопролитную и неравную войну с султанской Портой. Для успешного ведения любой войны, а уж тем более с таким грозным соперником, необходимо было укрепить свою власть и навести порядок в собственной державе. К осуществлению этой программы и приступил Цепеш в присущем ему стиле.

Первое, что, согласно исторической хронике, совершил Влад, утвердившись в тогдашней столице Валахии городе Тырговиште, — выяснил обстоятельства гибели своего брата Мирчо и покарал виновных. Он приказал вскрыть могилу брата и убедился, что тот, во-первых, был ослеплен, а во-вторых, перевернулся в гробу, что доказывало факт погребения заживо. Согласно хронике, в городе как раз праздновали Пасху и все жители принарядились в самые лучшие одежды. Усмотрев в таком поведении злобное лицемерие, Цепеш распорядился заковать всех жителей в цепи и отправить на каторжные работы по восстановлению одного из предназначавшихся ему замков. Там они должны были работать до тех пор, пока парадные одежды не превратятся в лохмотья.

Звучит рассказ психологически вполне достоверно, да и документ, в котором он содержится, вроде заслуживает доверия. Это не памфлет, написанный врагами Влада, а добротный труд, составленный бесстрастным летописцем, причем почти одновременно с происходившими событиями.

Однако зададимся вопросом: а можно ли верить этой истории, описанной в хронике?

Власть в Валахии была захвачена Владом 22 августа 1456 года, после расправы над соперником, гибель которого произошла 20 августа. При чем здесь Пасха, ведь дело шло к осени?

Более правдоподобно выглядит предположение, что события эти относятся к первому вступлению Влада на трон в 1448 году, непосредственно после гибели брата. Однако тогда он правил всего лишь два осенних месяца — с октября по начало декабря, то есть никакого пасхального праздника тоже не могло быть.

Получается, что мы имеем дело с легендой, каким-то образом исказившей действительность и связавшей воедино разные происшествия, изначально друг с другом никак не связанные. Хотя, возможно, некоторые детали, попавшие в хронику, и соответствуют реальности. Например, эпизод со вскрытием могилы Мирчо. Такое событие могло действительно произойти, причем еще в 1448 году, когда Цепеш стал правителем в первый раз.

Что наверняка подтверждается упомянутой хроникой, так это тот факт, что легенды о правлении Влада Цепеша стали складываться практически сразу же с началом этого правления. Кстати, хотя все эти рассказы содержали описание разнообразных жестокостей, совершаемых Владом, общий тон их был скорее восторженным. Все они сходились на том, что Цепеш в кратчайшие сроки навел в стране порядок и добился ее процветания. Однако средства, которые при этом он использовал, вызывают в наше время далеко не столь единодушный восторг.

С момента второго воцарения Дракулы в стране творится нечто невообразимое. К началу правления под его властью находилось (включая смежные с Валахией и контролируемые области Трансильвании) около 500 тысяч человек. За шесть лет (1456–1462), не считая жертв войны, по личному распоряжению Дракулы было уничтожено свыше 100 тысяч. Возможно ли, чтобы правитель, пусть даже средневековый, вот так за здорово живешь уничтожил пятую часть своих подданных? Даже если в некоторых случаях под террор можно попытаться подвести какую-то рациональную основу (устрашение оппозиции, ужесточение дисциплины и прочее), то цифры все равно вызывают новые вопросы.

Происхождение легенд о Дракуле требует пояснений. Во-первых, деятельность Влада Цепеша была изображена в десятке книг — сперва рукописных, а после сделанного Гуттенбергом изобретения и печатных, созданных в основном в Германии и в некоторых других европейских странах. Все они сходны, так что, видимо, опираются на какой-то один общий источник. Важнейшими источниками в данном случае являются поэма М. Бехайма (немца, в 1460-х годах жившего при дворе венгерского короля Матиуша Корвина), а также немецкие памфлеты, распространявшиеся под названием «Об одном великом изверге» в конце того же столетия.

Другая группа сборников легенд представлена рукописями на русском языке. Они близки друг к другу, похожи и на германские книги, но кое в чем от них отличаются. Это древнерусская повесть о Дракуле, написанная в 1480-х годах, после того, как Валахию посетило русское посольство Ивана III.

Есть еще и третий источник — устные предания, до сих пор бытующие в Румынии, — как непосредственно записанные в народе, так и обработанные известным сказочником П. Испиреску в XIX веке. Они колоритны, но в качестве опоры для поиска истины спорны. Наслоившийся в них за несколько веков устной передачи сказочный элемент слишком велик.

Источник, к которому восходят немецкие манускрипты, написан явно врагами Цепеша и изображает его самого и его деятельность в самых черных тонах. С русскими документами сложнее. Не отказываясь от изображения жестокостей Влада, они пытаются найти для них более благородные объяснения и ставят акценты так, чтобы те же самые поступки выглядели в предлагаемых обстоятельствах и более логично, и не так мрачно.

Кто-то из современных исследователей-любителей решил проблему соотношения правды и лжи о Цепеше простым способом. Он решил: раз немецкие источники поносят Влада, а русские — выгораживают, возьмем только те рассказы, которые содержатся и там, и там. Эти уж точно будут соответствовать истине. Однако такой метод оказался не очень корректным. Русские манускрипты написаны, как уже доказано учеными, на основе немецких. Они изображают Цепеша в несколько более мягких тонах, но уж если ему было приписано какое-то деяние, то оно так и остается приписанным, лишь с другим объяснением. Так что если в немецком источнике содержалась ложь, то в русском она осталась, только в более умеренном виде.

Известен эпизод, когда в начале своего правления Дракула, созвав до 500 бояр, спросил их, сколько правителей помнит каждый из них. Оказалось, что даже самый младший помнит не менее семи царствований. Ответом Дракулы была своеобразная попытка положить конец «недостойному» порядку, когда бояре оказывались настолько долговечнее своих повелителей: все пятьсот «украсили» колья, вкопанные вокруг покоев Дракулы в его столице Тырговиште. Но если в этом случае понять чувства «террориста на престоле» и его мотивы нетрудно, то объяснить ими все остальное, пожалуй, нельзя.

Благодаря этим свидетельствам, изобилующим перекликающимися эпизодами, воссоздается образ владыки, до самозабвения любящего сажать людей на колы и бороться за правду-справедливость, причем невозможно сказать, где первая страсть переходит во вторую и наоборот, так неразрывно они слиты. «Правда» мыслится не иначе, как в виде неустанного умерщвления людей, и наоборот — убийства творятся исключительно во имя «восстановления справедливости». Достигается это неустанной изощренной игрой, которую ведет «зломудрый» (по словам древнерусского автора) Дракула с современниками: он «изобретает» ситуации, в которых должен возникнуть некий зазор между идеальной, абсолютной правдой-справедливостью и словами либо поступками испытуемых. Вот несколько примеров.

Иностранного купца, приехавшего в Валахию, обокрали. Он подает жалобу Дракуле. Пока ловят и сажают на кол вора, с которым «по справедливости» все ясно, купцу подбрасывают по приказу Дракулы кошелек, в котором на одну монету больше, чем было. Купец, обнаружив излишек, сразу сообщает об этом Владу. Тот хохочет: «Молодец, не сказал бы — сидеть бы тебе на колу рядом с вором».

Дракула обнаруживает, что в стране чересчур много нищих. Он созывает нищую братию, кормит досыта и обращается с вопросом: чем бы он мог их еще облагодетельствовать, не хочется ли им навсегда избавиться от земных страданий? Конечно, им этого хочется, и Дракула идет навстречу: двери и окна закрываются, а дом со своим христарадничающим содержимым сжигается дотла. При этом восхищенный сам собой Дракула замечает, что думая сделать одно благодеяние, он совершил два: страну избавил от паразитов, а нищих — от мук и печалей.

Вообще отличавшийся большой богобоязненностью, неустанно строивший церкви Дракула говорил, что заслуга его перед Всевышним исключительно велика — ни один его предшественник не послал к Богу столько святых великомучеников. Когда некий монах начал его уличать в тирании, а казненных в полном согласии со словами самого Дракулы величать мучениками, Дракула радостно ответил, что готов и самого монаха приобщить к мученикам. И приобщил.

Еще пример. Дракула весело пирует, по выражению древнерусского автора, среди «трупия». Слуга, подносящий блюда, морщится. На вопрос «почему?» выясняется, что он не может терпеть смрад. «Резолюция» Дракулы: «Так посадить же его повыше, чтобы и смрад до него не доставал». И корчится бедолага на колу невиданной высоты.

Как правило, Дракула стремился соизмерять высоту колов с социальным рангом казненных — бояре и здесь оказывались гораздо выше простолюдинов, благодаря чему «парк кольев» являл своего рода картину равного перед владыкою в смерти, но сословно дифференцированного валашского общества.

Примечательна и «дипломатия» Дракулы. Вот перевод с древнерусского: «Был такой обычай у Дракулы: когда приходил к нему неопытный посол от царя или от короля и не мог ответить на его коварные вопросы, то сажал он посла на кол, говоря: „Не я виноват в твоей смерти, а либо государь твой, либо ты сам. На меня же не возлагай вины. Если государь твой, зная, что неумен ты и неопытен, послал тебя ко мне, многомудрому государю, то твой государь и убил тебя; если же ты сам решился идти, неученый, то сам себя и убил“». Классический пример — расправа с турецкими послами, которые, по обычаю своей страны, кланяясь Дракуле, не снимали шапок. Дракула похвалил обычай, а чтобы еще более укрепить их в нем, прибил шапки к головам послов гвоздями.

Это уже не просто садизм. Историки сделали немало, чтобы ввести Дракулу в число «великих» садистов Возрождения. Чем не собратья Дракулы и «неополитанский король Ферранте (…), неутомимый работник, умный и умелый политик», который и убитых врагов, засолив, рассаживал вдоль стен погреба, устраивая у себя во дворце целую галерею, которую посещал в добрую минуту, и десятки подобных ему современников Влада III?

Но есть и различие: упоенная игра Дракулы с правдой — справедливостью, в которую, как легко убедиться, он вкладывает особый смысл. Во-первых, это проверка испытуемых на соответствие всем возможным идеалам — честности, красноречия, зажиточности, изящества и т. д. Причем любое отклонение от идеала наказывается мучительной смертью. Во-вторых, «правда» Дракулы — это уязвимость человека, т. е. возможность любым способом истолковать слова или поступки как несущие скрытое указание на его казнь, а еще желательнее — даже на вид казни (как в случае с турецкими послами).

Здесь очень показателен упоминаемый в различных источниках эпизод с венгерским послом. Дракула, пригласив его на пир, указывает на чрезвычайно большой позолоченный кол и вопрошает, зачем этот кол может здесь понадобиться. Следует ответ, что, верно, некий выдающийся муж провинился перед Дракулой и тот хочет отличить осужденного красотою кола. Дракула же отвечал: «Верно говоришь; вот ты — великого государя посол, посол королевский, для тебя и приготовил этот кол». По критерию открытости для смерти посол сам признал себя подходящей добычей Дракулы. Но звучит ответ: «Государь, если я совершил что-либо, достойное смерти, делай, как хочешь. Ты судья справедливый, не ты будешь в смерти моей повинен, но я сам». Ускользает венгерский посол — нет, оказывается, в его предыдущей реплике санкции на казнь. Не успевает ухватить его Дракула. Но при этом доволен, желанная формула прозвучала: не он убивает людей, несовершенства их и просчеты убивают. Следует развязка: «Если бы не так ответил, быть бы тебе на этом колу».

Подоспевшие войска султана разгромили Дракулу и подошли к Тырговиште, но здесь-то и произошло трудновообразимое — тысячи человеческих жертв как бы выкупили жизнь Цепеша. Увидев лес колов с мертвецами перед стенами его столицы, султан воскликнул: «Что же мы можем сделать с этим человеком?» И, странным образом утратив энтузиазм, он с основными силами отошел в Турцию.

Тем не менее поражение Цепеша было полным. Дракула, теснимый оставшимися турецкими отрядами, бежал. Но Европа, которая в дни побед славила его как великого христианского полководца, взявшего реванш за поруганный турками Константинополь, и «не замечала» его кровавых зверств, отвергла Дракулу. Венгерский король заточил его в темницу. Там Цепеш провел 12 лет.

И тут снова удача вернулась к нему. Венгерский король предложил Цепешу перейти в католичество. Дракула отрекается от православия. Следует женитьба на сестре короля Матвея Корвина, и садист, которого только что обличали сочиняемые в Венгрии памфлеты, становится желанной для венгров кандидатурой на валашский престол. В 1476 году он опять на троне, свергнув своего брата Раду II, придерживающегося турецкой ориентации. Вновь вспыхивает война с турками.

Сообщения о том, как именно погиб Цепеш, противоречивы. Согласно одному из них, у Влада был слуга-турок — агент, внедренный султаном, который пользовался полным доверием господаря и всюду его сопровождал. Он-то и убил Цепеша, подобравшись к нему со спины и отрубив голову, которую отвез повелителю правоверных.

Эта версия маловероятна. Цепеш был слишком осторожен и подозрителен, чтобы довериться турку (уж кто-кто, а он знал пристрастие турок к политическим играм), а единственная причина, по которой он мог бы иметь с ним дело, — получение каких-то сведений о противнике. В таком случае вряд ли «языку» было бы позволено находиться вооруженным без присмотра возле командующего.

О том, что голова Влада была отвезена в Турцию, сообщается по меньшей мере в трех европейских источниках. Один из них — хроника Антонио Бонфини, итальянского историка и летописца при дворе Матиуша Корвина, видимо, является основой для других сообщений. В турецких источниках об этом ничего не говорится.

Очень подробно описана гибель Влада в Кирилло-Белозерской рукописи. По этой версии, Влад отделился от своих войск и в одиночку поднялся на холм, «чтобы насладиться зрелищем своих бойцов, успешно рубящих турок» (вообще-то у военачальника есть более серьезные причины взглянуть на поле боя с возвышенного места). Тут на него наткнулся отряд валашских бойцов, которые приняли его за турка, ведь он, как обычно, был во время боя одет по-турецки. Уже пронзенный пикой, он сумел зарубить пятерых из нападавших, но их было гораздо больше, и Влад был заколот «многими копьями». Найдя мертвое тело «ошибочно» убитого воеводы, валахи отсекли ему голову и отправили султану, дабы мог порадоваться и тот.

Возможно, постепенно память о жестокосердном искателе справедливости — Владе Дракуле — изменилась бы в памяти обычных людей, став достоянием историков. Но фигура валашского правителя заинтересовала английского писателя Брэма Стокера, и в конце XIX века появился его знаменитый роман о вампире графе Дракуле.

Очень часто в критической и историографической литературе встречается утверждение: чудище, выдуманное Стокером, практически ничего общего не имеет с историческим Дракулой. Особый акцент делается на том, что в румынской традиции нет никаких указаний на превращение Дракулы в вампира, не говоря уж о тех удивительных изменениях, что претерпевает биография реального Дракулы в романе.

Стокер из валаха (румына) превращает своего героя в трансильванского венгра-секлера. Можно указывать и на иные отступления писателя от исторической правды. Так, замок Дракулы он помещает в трансильванском проходе Борго. Здесь в самом деле находился замок, который должен был посещать Влад Цепеш, но настоящая резиденция правителя — на реке Арджеш, близ границ Трансильвании и Валахии. Всего охотнее критики указывают на то, что Дракула у Стокера совершенно не похож на Влада Цепеша в румынской фольклорной традиции. Так ли это? Действительно ли между Дракулой-моралистом, Дракулой-садистом и стокеровским вампиром не найдется ничего общего?

Известно мнение, что Стокер сделал своего героя вампиром, неверно поняв одно слово в немецком памфлете против Цепеша, означающее на деле не вампира, а берсерка. Так называли исступленных древнегерманских воинов, которые в пылу битвы воображали себя волками, терзающими врагов. Но ведь у Стокера Дракула и остается берсерком. Похваляясь славой предков, граф говорит, что среди них были величайшие берсерки эпохи переселения народов. Откуда же взялся вампир?

Предполагалось, что этот мотив мог родиться из другой строки памфлета, в которой Дракула сравнивался с блохою, сосущей кровь своей жертвы. Кроме того, указывалось, что образ сумасшедшего Ренфильда, обожествляющего Дракулу и одержимого идеей поглощения различных жизней, в частности поедающего птиц живьем, навеян образом Дракулы, терзающего птиц и мышей в тюрьме.

Что же касается румынского фольклора, то и с ним дело обстоит далеко не так просто. Действительно, воитель Влад III обретает в нем героические черты. Более того, само имя Дракула, т. е. Сын Дракона, или Сын Дьявола, решительно устраняется из румынского фольклора, где он — Вода (воевода) Цепеш. Однако некоторые исследователи отмечают, что в биографии Дракулы несомненно есть один эпизод, которым вполне могло быть обусловлено появление легенды о его превращении в вампира, — это отступничество от православия, переход в католичество, что по народным верованиям часто карается проклятием в виде вампиризма.

Примечателен эпизод, который есть в одной из легенд: против Воды Цепеша поднимается вместе с турками вся нечисть. Тут и вампиры — они собираются на горе Ратезат, лежащей на границе Румынии и Валахии, совсем недалеко от исторического замка Дракулы.

С этим наблюдением исследователей, посвятивших немало времени «дракуловедению», следует сопоставить и проделанный ими же опрос крестьян, ныне обитающих по соседству с этим замком. Результаты оказались неожиданными. Крестьяне, конечно, чтут Цепеша как великого героя, многие утверждают даже, что предки их сражались под его знаменами, но в то же время замок овеян странной славой. Мимо него боятся ходить по ночам, а когда фольклористы просили показать к нему дорогу, им отвечали: «Запрещено».

А еще среди крестьян бытует поверье: Дракула то ли вообще не умер, то ли обладает удивительной способностью возрождаться и являться к живым в любой момент. Это предание тоже героическое: Цепеш придет и будет защитником Румынии от чужеземного нашествия, каким был и в XV веке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.