Время императрицы Елизаветы Петровны (1741–1761)

Время императрицы Елизаветы Петровны (1741–1761)

§ 120. Общее направление и характер царствования Елизаветы. Вступив во власть, императрица Елизавета устранила от дел всех влиятельных немцев и передала дела в руки русских людей. «Брауншвейгская фамилия» была выслана в г. Холмогоры, откуда сам бывший император Иоанн Антонович впоследствии был перемещен в Шлиссельбургскую крепость. Остерман и Миних были сосланы в Сибирь; Бирона же из Сибири, куда его послали при Анне Леопольдовне, перевели в Ярославль. При расправе с немцами, несмотря на большое раздражение против них, никто не был казнен, так как Елизавета, как говорят, при вступлении на престол дала обещание никого не казнить смертною казнью во все свое царствование. Эти две черты Елизаветинского царствования – русское направление и гуманность – были всеми замечены и доставили императрице общую любовь.

На каждом шагу новая государыня говорила, что желает во всем восстановить порядки Петра Великого. Но ни сама она, ни ее сотрудники, за немногими исключениями, уже не помнили порядков Петра. Елизавета и вообще была мало знакома с делами и мало интересовалась ими. При жизни своих родителей она была живым, веселым и добродушным ребенком; позднее же, при Анне, она была удалена от всяких дел. Находясь под опалою императрицы Анны, она жила вдали от двора (в Александровской слободе, знаменитой со времени Ивана Грозного) и чувствовала себя как бы в ссылке. Позже ее вызвали ко двору, но держали под присмотром. Ее характер испортился от гонений и преследований. Она стала подозрительна и вспыльчива, а в то же время леновата и апатична; у нее не было желания трудиться над делами, узнать положение государства и самой деятельно руководить правлением. Уничтожив Кабинет, Елизавета все правление предоставила сенату. Но Петр запрещал сенату законодательствовать; а при Елизавете сенат превратился в такое же законодательное учреждение, каким ранее был верховный тайный совет. Он издавал законы и ведал все стороны государственного управления. Однако Елизавета не видела в такой деятельности сената умаления своей собственной власти.

Из числа приближенных Елизаветы особенно выдавались графы Разумовские (Алексей и Кирилл Григорьевичи), по происхождению малороссийские казаки. Из них старший, по преданию, был тайно повенчан с императрицею. Он пользовался своим высоким положением очень благодушно, никому не делал зла и не желал вмешиваться в управление государством. Младший (Кирилл), получив хорошее образование за границей, был президентом академии наук и, кроме того, гетманом Малороссии. Кроме Разумовских, пользовались расположением Елизаветы братья графы Шуваловы, из которых один (Петр Иванович) был главным дельцом в сенате, а другой (Иван Иванович) заслужил известность стремлением к просвещенно, знакомством с французскою литературою и меценатством. (Именно ему принадлежит проект основания в Москве университета, которого он и был первым «куратором».) За Шуваловыми следует упомянуть близкую к Елизавете семью Воронцовых, один из которых (граф Михаил Иларионович) был видным дипломатом того времени. Все перечисленные фамилии любимцев Елизаветы принадлежали к ее придворному штату еще тогда, когда она была опальною цесаревною. Никто из них ранее не участвовал в государственном управлении; никто не был сотрудником Петра Великого. Один только старый дипломат, канцлер Елизаветы, граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, называл себя и на самом деле был «учеником» Петра.

Вряд ли все эти люди могли припомнить и точно восстановить порядок Петра Великого. Вряд ли, впрочем, его и возможно было точно восстановить. В годы, прошедшие со времени кончины Петра, жизнь ушла вперед. Опыт показал уже, что областные учреждения Петра сложны и дороги (§ 111); трудно было их устроить во всей их сложности. Далее, быт дворянства настолько изменился к лучшему во время Анны, что трудно было и подумать отнять у дворян дарованные им Анною льготы и заставить их снова жить и служить по Петровским законам. Таким образом, возвращение к законам Петра, обещанное Елизаветою, не могло быть исполнено в точности. Но тем не менее Елизавету любили и почитали, как «дочь Петра», за то, что она возвратила Россию к Петровскому обычаю – делать дела по возможности посредством русских же людей. Спокойное и популярное царствование Елизаветы было временем, когда русское общество отдохнуло от бироновщины, пришло в себя и жило, не боясь завтрашнего дня и собирая силы для будущей славной эпохи завоеваний и преобразований. В этом заключалось историческое значение времен Елизаветы и причина ее популярности среди подданных.

§ 121. Дела внутренние (1741–1761). Елизаветинский сенат не стремился в управлении государством ни к каким крупным преобразованиям и не задавался никакими широкими проектами, ограничиваясь частными мерами по различным отраслям управления. Большое внимание оказывал сенат делам церковного благочиния (заботясь о печатании церковных книг, об улучшении иконописания, о благолепии храмов, также о благосостоянии духовенства и о защите его от обид и притеснений). В сфере народного просвещения главным делом было основание Московского университета (1755) с двумя приготовительными к нему гимназиями (для дворян и для «разночинцев», то есть лиц, уволенных из других сословий). При академии наук университет с гимназией был образован и в Петербурге; но в Петербурге, удаленном от центральных дворянских губерний, дворянам было неудобно учиться; поэтому академический университет заглох. Учреждались при Елизавете и другие школы: в губерниях – общеобразовательные, а в столицах – разного рода специальные. В сфере военной важен был закон, облегчивший рекрутские наборы: установлена была рекрутчина ежегодно лишь с одной пятой части государства. В сфере экономической любопытно было учреждение государственных заемных банков с дешевым кредитом в 6 % годовых; особо действовал банк для дворянства и особо для купечества. Были уничтожены внутренние таможни, стеснявшие свободу движения товаров и бывшие наследием глубокой старины. Установлен 15?летний срок для производства податных ревизий, с целью упорядочить платеж подушной подати, и по этому новому правилу были произведены две ревизии, одна в начале, другая – в конце царствования Елизаветы. В области наказаний сенат, подчиняясь упорному нежеланию Елизаветы утверждать смертные приговоры, несколько раз давал распоряжение не применять смертной казни и обращать осужденных в тяжкие работы.

Особенное внимание оказывал сенат шляхетству. Рядом распоряжений было разъяснено, что только дворяне могут владеть населенными имениями и что в дворянстве надлежит считать только таких потомственных дворян, которые докажут свое дворянское происхождение установленным порядком. Этими распоряжениями дворянство было превращено в замкнутое сословие, отличием которого стали его землевладельческие права и благородное происхождение, а не только одна служебная повинность. При Елизавете дворяне начинают уже мечтать о полной отмене этой повинности, облегченной для них указом императрицы Анны.

§ 122. Дела внешние (1741–1761). Вступая на престол, Елизавета застала при русском дворе различные политические влияния[108]. В Европе тогда шла борьба за «австрийское наследство» между Австрией и Пруссией. И та и другая желали видеть Россию своей союзницей. За Пруссию старался не только сам прусский король Фридрих II, но и французские дипломаты, именно Шетарди. За Австрию стоял русский канцлер Бестужев-Рюмин, который очень опасался быстрого возвышения Пруссии и завоевательных стремлений ее «скоропостижного короля» (как он называл Фридриха II). После нескольких лет борьбы и интриг Бестужев одолел: его стараниями Шетарди был выслан из России; Россия склонилась на сторону Австрии и приняла участие в новой «семилетней войне» против Пруссии.

Семилетняя война началась в 1756 году. Фридрих имел против себя Австрию и примирившуюся с нею Францию. Россия не сразу была готова к войне; русские войска только в 1757 году вступили в Восточную Пруссию. Командовавший ими генерал С. Ф. Апраксин разбил пруссаков (при Гросс-Егерсдорфе на р. Прегеле), но не воспользовался победою, а, сославшись на плохое состояние своих войск, сам отступил из Пруссии[109]. В последующие годы (1758–1760) русские войска заняли Восточную Пруссию с ее главным городом Кенигсбергом и вторглись в Бранденбург. В кровопролитнейшей битве под Цорндорфом (близ р. Одера) пруссаки остановили напор русских; русская армия, потеряв более 20 000 человек, оставила раньше прусской поле битвы и отошла в порядке на восток, почему Фридрих и приписал себе победу (1758). В следующем году (также близ р. Одера, в окрестностях г. Франкфурта) при Кунерсдорфе генерал Салтыков разбил прусскую армию и почти ее уничтожил; сам Фридрих едва спасся от плена (1759). Еще через год русским отрядам удалось на время захватить Берлин и взять с него контрибуцию (1760).

Средства Пруссии были совершенно истощены войною, и Фридрих, можно сказать, погибал. Его спасла только кончина императрицы Елизаветы (в самый день Рождества 1761 года). Наследник Елизаветы, император Петр III, немедленно прекратил войну с Фридрихом, возвратил ему все у него завоеванное и заключил с Пруссией не только мир, но и союз. Россия, таким образом, сразу потеряла плоды своих завоеваний и даром погубила много своих людей и средств.

§ 123. Вопрос о престолонаследии. Тотчас по воцарении императрица Елизавета приняла меры к тому, чтобы обеспечить престолонаследие за потомством Петра Великого. Это потомство было представлено тогда одним только маленьким внуком Петра по женской линии – голштинским герцогом Карлом-Петром-Ульрихом, сыном Анны Петровны. У Елизаветы, стало быть, выбора не было, и она пригласила герцога в Россию. Герцог немедля приехал в Петербург вместе со своим воспитателем (отец и мать его уже умерли). Объявленный наследником русского престола, он принял православие и стал великим князем Петром Федоровичем. По достижении им 17?летнего возраста его женили. Невеста его была дочь прусского генерала, из мелких владетельных принцев Ангальт-Цербст, София-Августа, всего на один год моложе жениха; ее привезли в Петербург и присоединили к православию с именем Екатерины Алексеевны. После свадьбы (1745) юная великокняжеская чета жила под надзором лиц, заведовавших их «малым» двором. Великий князь кончал свое образование, а великая княгиня скучала без общества и много читала. В 1754 году у нее родился сын, великий князь Павел Петрович; его не оставили на руках матери, а взяли на личное попечение самой императрицы Елизаветы.

С течением времени открылась громадная противоположность ума и характеров великого князя и великой княгини, следствием чего явился их глубокий разлад.

Великий князь Петр Федорович был так легкомыслен, что возбуждал сомнение в своей душевной нормальности. Он ничего не знал из того, чему его учили, и отличался большою бестактностью. России он не любил и не скрывал этого, восторгаясь Фридрихом Прусским и его победами. Православие в нем было смешано с протестантством, и он сам не в состоянии был разобрать, во что он веровал. Под влиянием вина, до которого он был большой охотник, он совершал большие невежества и шалости даже за столом, при посторонних. Сам он считал себя военным человеком, но военного дела не разумел и ограничивал свои военные занятия грубыми кутежами с офицерами выписанных для него (в Ораниенбаум) голштинских батальонов и детскою игрою в солдатики, расставленные на столах. Он не чувствовал своего духовного убожества и был высокого мнения о самом себе, с высокомерною грубостью относясь ко всем окружающим и даже к своей жене. Чем дальше шло время, тем яснее становилось, что он не мог править государством.

Напротив, великая княгиня Екатерина Алексеевна с годами обнаружила большой ум и блестящие способности. Уже в детстве она казалась выдающимся ребенком. Когда судьба привела ее во дворец Елизаветы, она должна была жить там без родных и близких, среди чуждых ей придворных, с мужем, которого она не могла любить. В такой трудной и тоскливой обстановке Екатерина не потерялась. Предоставленная самой себе, она начала читать и учиться. От легкого чтения она перешла к серьезному и в несколько лет познакомилась с современной ей французской, по преимуществу философской и политической, литературою. Мало-помалу она стала «ученицей» Монтескье, Вольтера и «энциклопедистов», только что создавших тогда «новую философию» века «просвещения». По силе ума и широте образования Екатерина была самым выдающимся человеком Елизаветинского двора, и придворные вельможи не могли не заметить, что из наивной девочки Екатерина превратилась в замечательную женщину.

Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора. Ясно было, что великий князь Петр Федорович управлять Россиею не может по неспособности к делам и по отсутствию русского патриотизма. По закону 1722 года (§ 115), Елизавета могла заменить его кем угодно и, разумеется, скорее всего его сыном Павлом. Но над маленьким Павлом необходима опека, а опека естественнее всего могла быть вверена матери Павла, Екатерине. Таким образом Екатерина получала определенную, очень важную роль в вопросах престолонаследия. Однако Елизавета, отлично понимая непригодность Петра, боялась устранить его и не желала дать власть Екатерине. Так до самой кончины она и не решила этого мучившего ее дела.

§ 124. Воцарение и свержение Петра III Федоровича. Получив власть после смерти своей тетки, Петр III Федорович желал ознаменовать начало своего правления милостями. Он помиловал многих людей, сосланных в предшествующие царствования (и прежде всего знаменитых Бирона и Миниха). Он уничтожил «тайную канцелярию», в которой со времен императрицы Анны производились дела и чинились наказания по политическим преступлениям. Наконец, он (манифестом 18 февраля 1762 года) дал дворянам вольность служить или не служить по их собственному желанию, но при этом выразил уверенность, что дворяне и впредь не будут укрываться от службы и не дерзнут детей своих оставлять без обучения «благопристойным наукам».

Однако эти меры, даже давно желаемый дворянами манифест о вольности дворянской, не могли расположить русских людей к Петру III, так как все остальное его поведение возбуждало сильнейшее против него неудовольствие. Во-первых, не нравилась внешняя политика императора. Всех раздражало бесславное прекращение войны с Фридрихом, войны, которую в России привыкли считать необходимою и победоносною. Желание же Петра вместо Прусской войны начать войну с Данией, за ее мнимые угрозы Голштинским владениям, казалось ненужным и нелепым с русской точки зрения. Огромное влияние, какое получили при русском дворе прусский король и его посол, представлялось позором для России. Во-вторых, отношение Петра III к духовенству и дворянской гвардии было таково, что вызывало у них чувство горькой обиды. Император не понимал православных верований и обычаев, не чтил икон, смеялся над одеждою духовенства, желал закрытия домовых церквей, отнял у духовенства управление его землями и крестьянами, передав их в особую «коллегию экономии». Духовенство подало государю сильно написанное представление по поводу его гонений, но он просто не понял этого протеста духовенства и легкомысленно забросил его. Гвардия чувствовала на себе тоже гонение. Петр называл гвардейцев янычарами, не скрывая того, что опасается их движения. Он хотел развести их по армейским полкам, явно предпочитал им своих голштинских солдат и смеялся над ними. Вместо простой и удобной Елизаветинской формы Петр дал гвардии прусскую форму, дорогую и стеснительную. Наконец, он объявил гвардии поход на Данию, цель которого ей была непонятна. В-третьих, личное поведение Петра всем представлялось прямо зазорным: «он не похож был на государя», говорили о нем. Детские выходки у него сменялись грубыми кутежами. При всем дворе и даже на народе он являлся нетрезвым и несерьезным человеком. Он не скрывал своей нелюбви к Екатерине, при всех обижал ее и грозил заточить. Было ясно, что Петр, сам не умея править, подвергал опасности и государство, и свою семью. Казалось, что с ним возвращались самые худые времена немецкого господства, воскресала бироновщина. Петр напоминал собою печальной памяти немецких временщиков; трудно было ожидать, чтобы ему продолжали повиноваться.

Императрица Екатерина Алексеевна отлично воспользовалась нерасположением общества к Петру III. В то время, когда Петр, не похоронив еще праха Елизаветы, начал свои шумные и непристойные выходки и пирушки, Екатерина долго носила траур по Елизавете и вела скромный и пристойный образ жизни, показывая собою полную противоположность мужу. Он не скрывал своих немецких симпатий; она старалась всегда казаться православною и русскою. Он не упускал случая обидеть ее; она держалась скромно и с достоинством. Но в то же время она принимала деятельное участие в приготовлениях к перевороту в ее пользу. Эти приготовления шли в кругу некоторых Елизаветинских вельмож и в гвардейских полках. Вельможи были очень осторожны и скрытны, а гвардейская молодежь смела и решительна. Поэтому именно молодежь и повела дело вперед. Во главе ее стала семья офицеров Орловых (из которых в особенности работали в пользу Екатерины два брата, Алексей и Григорий Григорьевичи). Среди гвардейских и армейских полков, стоявших в столице, заговорщики насчитывали до 10 тысяч преданных Екатерине солдат. Лето 1762 года Петр III проводил в Ораниенбауме, а Екатерина – в Петергофе. Рано утром 28 июня Орловы тайно вывезли Екатерину в Петербург и провозгласили ее императрицею и самодержицей, а великого князя Павла Петровича наследником престола. Все войска присягнули Екатерине, народ ликовал. Вельможи в Зимнем дворце приветствовали новую государыню. Послав своих сторонников в Кронштадт привести его к присяге новому правительству, Екатерина к вечеру 28 июня выступила с войсками в Ораниенбаум против Петра. Император не решился на борьбу и в день своих именин, 29 июня, подписал отречение от престола. Он был отправлен на мызу Ропшу, под присмотром А. Г. Орлова, и раньше, чем Екатерина решила, что с ним далее делать, он в Ропше скончался[110].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.