ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ЕВРОПЫ В XVIII ВЕКЕ

ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ЕВРОПЫ В XVIII ВЕКЕ

Итоги двух войн, открывавших столетие, привели к радикальному изменению геополитической ситуации в Европе. Получив отпор от объединенных сил западноевропейских государств, Франция впредь уже не могла рассчитывать на продолжение политики территориальной экспансии, подобной той, которую ранее проводил Людовик XIV. Вместе с тем ее ослабление не привело и к нарушению паритета в противостоянии французских королей с Габсбургами, каковое являлось одним из определяющих факторов европейской политики XVI–XVII вв. Лишившись такого союзника, как Испания, австрийские Габсбурги уже не могли надеяться на восстановление той доминирующей позиции в Европе, которую они занимали до Тридцатилетней войны. Более того, с потерей и Бурбонами, и Габсбургами надежд на установление своей абсолютной гегемонии в регионе, многовековое соперничество двух династий утратило былую остроту, а затем и вовсе сошло на нет, что позволило им в середине XVIII в. даже стать союзниками.

Вынужденная отказаться от экспансии на континенте, Франция активизировала свою колониальную политику. Для этого она имела хорошие исходные позиции: сильный и многочисленный флот, созданный при Людовике XIV под руководством Кольбера, и опорные пункты в Индии (Пондишери, Чандернагор, Масулипатам), в Индийском океане (о-ва Иль-дё-Франс и Бурбон), на западном побережье Африки, в Вест-Индии (Мартиника, Гваделупа, Гаити) и Северной Америке (Квебек). Сразу после войны за Испанское наследство развернулось энергичное освоение французами Луизианы, исследованной ими еще в 80-90-е годы XVII в. В 1718 г. здесь был основан Новый Орлеан, а в 1721 г. Луизиана была разделена на 9 военных округов. В 1727 г. началось строительство фортов на реках Гудзон и Мохок. Столь же активную экспансию французы проводили и в Индии. В 1721 г. они утвердились в Маэ на Малабарском побережье. В 1724 г. руководство Ост-Индской компанией взяло на себя непосредственно французское правительство. Особенно больших успехов в расширении своих владений и влияния в Индостане французы добились при генерал-губернаторе Дюплексе (1742–1754).

Однако колониальная экспансия Франции очень быстро привела ее к затяжному конфликту с Великобританией, также энергично стремившейся к приумножению своих заморских владений.

По Утрехтскому миру Великобритания получила Гибралтар и право в течение 30 лет поставлять чернокожих рабов в испанские колонии. Эти достаточно скромные приобретения оказались явно непропорциональны тем огромным затратам, в которые обошлась стране изнурительная война за Испанское наследство. Поэтому в последующее двадцатилетие британские правящие круги проявляли крайнюю осторожность в международных отношениях, избегая непосредственного вмешательства в континентальные дела. А вскоре они и вовсе сделали ставку на другое, менее рискованное, но экономически более выгодное направление внешней политики — колониальное. Для этого Британия имела примерно такие же исходные позиции, как Франция: опорные пункты в Западной Африке, фактории в Индии (Мадрас, Бомбей и Калькутта), несколько островков в Вест-Индии (Сен-Кристофер, Антигуа и др.), колонии на побережье Северной Америки.

Поддержка британским правительством колониальной экспансии существенно активизировалась со второй половины 30-х годов XVIII в. под давлением парламентской группировки «патриотов», резко критиковавших излишне миролюбивый, по их мнению, курс премьер-министра Р. Уолпола и призывавших к захвату новых заморских территорий. В 40-е годы идеи «патриотов» стали во многом определяющими для внешнеполитического курса страны, а лидер этой группировки У. Питт Старший с 1746 г. постоянно входил в состав кабинета министров. С 1756 г. он возглавлял военное и дипломатическое ведомства, а в 1757–1761 гг. (с небольшим перерывом) фактически руководил правительством.

Разумеется, геополитические интересы Великобритании и Франции — двух держав, наиболее активно осуществлявших колониальную экспансию, не могли не войти в противоречие между собой. Уже во время Девятилетней войны и войны за Испанское наследство вооруженные столкновения между французами и англичанами происходили не только в Европе, но и в Канаде, Африке, Вест- и Ост-Индии. Однако тогда эти театры военных действий имели второстепенное значение. В крупнейших же войнах XVIII в. — войне за Австрийское наследство, Семилетней войне и Войне за независимость североамериканских колоний — именно заморские территории в Северной Америке, Вест- и Ост-Индии стали основным полем военного противоборства между Великобританией и Францией. Более того, именно конфликты в колониях привели к началу второй и третьей из названных войн. Характерно также, что результатом всех этих конфликтов, независимо от того, кто в них побеждал, было перераспределение владений в колониях, при сохранении в целом статус-кво в Европе и для Франции, и для Великобритании.

Таким образом, на смену противостоянию французских королей и Габсбургов, во многом определявшему международный климат в Европе в XVI–XVII вв., пришло новое — соперничество между Францией и Великобританией за колонии, ставшее одной из доминант европейской и мировой политики на следующие двести лет.

На протяжении XVIII в. это соперничество складывалось не в пользу Франции, во многом из-за присущей ее внешней политике в тот период ярко выраженной противоречивости — стремления одновременно преследовать ряд практически не связанных между собой, но весьма амбициозных стратегических целей, что вело к распылению имевшихся у страны сил и средств. Если британские власти, во многом под влиянием идей «патриотов», уже в середине столетия сконцентрировали усилия и ресурсы на колониальной экспансии, избегая непосредственного вмешательства в военные конфликты на континенте, то правительства Людовика XV и Людовика XVI постоянно разрывались на международной арене между двумя главными направлениями — колониальным и континентальным. С одной стороны, принимая во внимание экономические потребности и геополитические реалии XVIII в., правящие круги Франции охотно оказывали поддержку завоеванию и освоению заморских территорий. Но такая поддержка далеко не всегда оказывалась достаточной, поскольку, с другой стороны, Франция прилагала немало усилий для того, чтобы, как и в предшествующем столетии, оставаться арбитром в германских делах и гарантом существования так называемого «восточного барьера», состоявшего из Швеции, Польши и Турции.

Подобная раздвоенность доходила до того, что при Людовике XV одновременно существовали две параллельные системы французской дипломатии, преследовавшие разные, порой противоречившие друг другу цели. Так, например, во время Семилетней войны приоритетом для официальной дипломатии Франции было обеспечение союза с Россией, в том числе ценой согласия с российской политикой в отношении Польши и Турции. Но в то же время сеть подчиненных лично Людовику XV дипломатических агентов («секрет короля») проводила диаметрально противоположную линию и противодействовала российской политике в этих странах.

Когда-то, в условиях противостояния французских королей и Габсбургов, поддержание «восточного барьера» было для Франции действительно необходимо, ибо входившие в него страны нередко, по наущению Парижа, оказывали давление с востока на Священную Римскую империю, отвлекая на себя силы австрийских Габсбургов. Но после прекращения такого противостояния и уж тем более после установления между Францией и Австрией союзнических отношений, французская политика «восточного барьера» утратила прежнее значение, превратившись, по оценке многих современных историков международных отношений, в своего рода анахронизм. Тем не менее в силу определенной инерции и отчасти по династическим мотивам (Людовик XV был зятем бывшего польского короля Станислава Лещинского) власти Франции продолжали проводить ее, не считаясь с затратами. Более того, в XVIII в. идея «восточного барьера» приобрела ярко выраженную антироссийскую направленность, ибо смысл его сохранения объясняли, прежде всего, необходимостью сдержать «напор русских варваров» на Европу. И это при том, что Россия тогда непосредственно не угрожала французским интересам ни в одной из сфер, а активизация торговли с нею сулила выгоды для экономики Франции. Во всяком случае так утверждали французские коммерсанты в многочисленных записках и проектах, направляемых ими своему правительству, а ныне хранящихся в парижском архиве МИДа.

В конечном счете стремление вести одинаково активную, но не подкрепленную должными ресурсами внешнюю политику и на колониальном, и на континентальном направлениях привело Францию к краху на обоих из них. С одной стороны, недостаточная материальная поддержка метрополией своих колоний имела следствием утрату французами прежних позиций в Северной Америке и в Индии, с другой — все усилия Франции по сохранению «восточного барьера» не уберегли Османскую империю от разгрома в русско-турецких войнах, а Польшу от раздела 1772 г. Более того, французская монархия и сама не выдержала взятого на себя бремени: огромные расходы на участие в Войне североамериканских колоний за независимость — войне, принесшей Франции, несмотря на одержанную ею победу, чисто символические приобретения, — спровоцировали катастрофический рост ее государственного долга и, в конечном счете, финансовый кризис, ставший одной из причин Французской революции.

На востоке Европы Великая Северная война привела к столь же радикальному изменению геополитических ролей, как это сделала война за Испанское наследство на Западе. До Северной войны положение в регионе на протяжении полутора столетий определялось соперничеством за гегемонию между членами восточноевропейского «квартета»: Швеции, Польши (Речи Посполитой), России и Османской империи (Турции). Последняя влияла на ситуацию в Восточной Европе как непосредственно, так и через зависимое от нее Крымское ханство. Эта борьба шла с переменным успехом: если на протяжении XVI в. наиболее сильным из участников «квартета» была Турция, являвшаяся тогда великой державой общеевропейского масштаба, то в XVII в. такой статус получила Швеция. Великая Северная война, в которой так или иначе приняли участие все четыре соперника, решающим образом изменила соотношение сил среди них в пользу России.

Швеция, потерпев поражение, отныне была обречена жить лишь воспоминаниями о былом величии и мечтами однажды воспользоваться трудностями своих более удачливых соседей, чтобы взять реванш. Однако на деле все попытки такого реванша — и по отношению к Пруссии (Семилетняя война), и по отношению к России (русско-шведские войны 1741–1743 и 1788–1790 гг.) — окончились полным провалом. Вместе с тем, как подчеркивают современные шведские историки, крах имперских амбиций, больно ударив по национальной гордости шведов, оказался для них мощным стимулом к развитию и залогом будущего преуспеяния их страны.

Польша, вступившая в Северную войну как равноправный член антишведского альянса, в ходе нее превратилась из субъекта политики в объект — сферу соперничества между Швецией и Россией, стремившихся возвести на польский престол своих претендентов. И хотя Польша, в течение войны примыкавшая то к одному лагерю, то к другому, оказалась в конечном счете на стороне победителей, король Август II своей короной отныне был полностью обязан русскому царю, который вернул ему ее, отняв у шведского ставленника Станислава Лещинского. В еще большей зависимости от России оказался следующий польский монарх Август III, сумевший только благодаря русской армии в ходе войны за Польское наследство 1733–1738 гг. отвоевать престол у все того же Станислава Лещинского, на сей раз поддержанного Францией. Последний обладатель польской короны, Станислав Август Понятовский, был также возведен на свой престол русской императрицей, как потом ею же и снят.

Османская империя, ослабленная тяжелым поражением в австро-турецкой войне 1683–1697 гг. и внутренними разногласиями, не только не решилась принять полноценного участия в войне Северной, к чему ее настойчиво подталкивал Карл XII, но даже не сумела воспользоваться той благоприятной возможностью изменить к своей выгоде соотношение сил в восточноевропейском «квартете», которую ей предоставил опрометчиво затеянный Петром I Прутский поход 1711 г. В итоге турки получили на своих северных границах мощного соперника, который вскоре посягнул на их владения в Северном Причерноморье и на Кавказе.

Напротив, Россию Северная война не только возвысила над соседями-конкурентами по «квартету», но и вывела на уровень великой державы. Завоевания в Прибалтике открыли ей выход к Балтийскому морю, сделав полноправным участником европейской международной системы.

Еще одним важным результатом этой войны, способствовавшим усилению Российской империи, стала полная интеграция Украины в ее состав. Хотя украинский гетман Богдан Хмельницкий еще в середине XVII в. перешел со своими соотечественниками под протекторат России, и он, и его преемники сохраняли высокую степень автономии во внутренних делах, а на протяжении какого-то времени и во внешних. Некоторые из гетманов даже прибегали к покровительству других участников «восточноевропейского квартета» — Польши (И. Выговский) или Турции (П. Дорошенко). Да и сам Хмельницкий в конце жизни вступил в союз со Швецией, воевавшей тогда против России, что позволило позднее Мазепе ссылаться на этот прецедент в оправдание своих действий. Однако союз Мазепы с Карлом XII стал последней из попыток украинских гетманов выйти из-под российского влияния, ибо дал повод Петру I еще больше ограничить казацкие вольности на Украине, с коими его наследники и вовсе покончили.

Но главное, из Северной войны Россия вышла во много крат усилившейся в военном отношении, поскольку, благодаря преобразованиям царя-реформатора, обрела военно-морской флот и современную армию, организованную на европейский манер.

Получив после Северной войны большое военно-стратегическое преимущество над своими традиционными соперниками по восточноевропейскому «квартету», Российская империя развернула в отношении них такую же активную территориальную экспансию, какая в XVIII в. была характерной чертой внешней политики всех великих держав. Объектом подобной, экспансии стали прежде всего владения Турции и Польши. И здесь естественным союзником России оказалась Австрия, имевшая схожие внешнеполитические интересы.

После войны за Испанское наследство Австрия практически избавилась от необходимости противодействовать на Западе французской экспансии, что развязало Габсбургам руки для продвижения на Восток — на турецкие, а затем и польские территории. Близость геополитических интересов Австрии и России в этот период определила устойчивую тенденцию к существованию между ними союзнических отношений. Действительно, на протяжении XVIII столетия при всех конъюнктурных переменах внешнеполитической линии каждой из этих держав они в критические моменты всякий раз оказывались союзниками.

Так, несмотря на произошедший в 1719 г. между двумя странами разрыв отношений, уже в 1726 г. Австрия вступила в альянс с Россией, а в 1727 г. подписала с нею конвенцию о военной помощи. В войне за Польское наследство Россия была союзником Австрии. Во время русско-турецкой войны (1735–1739) также была заключена конвенция о взаимной помощи между Австрией и Россией, возобновленная в 1739 г. В 1746 г., во время войны за Австрийское наследство, Россия вновь вступила в союз с Австрией и год спустя приняла участие в войне на ее стороне. После начала Семилетней войны Россия в декабре 1756 г. опять же присоединилась к австро-французскому союзу. И если Вена во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. занимала в целом достаточно враждебную позицию по отношению к России (хотя и приняла вместе с ней участие в разделе Польши 1772 г.), то уже в 1781 г. Иосиф II заключил с Екатериной II союз против Турции. Иначе говоря, несмотря на все конъюнктурные колебания, объективная потребность Австрии и России в союзнических отношениях оставалась геополитической константой на протяжении всего XVIII в.

Помимо названных мотивов австрийские Габсбурги были заинтересованы в союзе с Россией также для совместного противодействия прусской экспансии в Центральной Европе. С воцарением Фридриха II (1740) Пруссия стала проводить активную политику, направленную на поглощение соседних земель — Силезии, Саксонии, части польских владений. Тем самым ее король нарушил геополитическое равновесие в этой части Европы, где традиционно доминировала Австрия. Началось длительное австро-прусское противостояние, которое во многом будет определять европейский политический климат на протяжении последующих ста с лишним лет. И в ряде случаев именно вмешательство России позволяло Габсбургам удержать равновесие в этом противостоянии: в Семилетней войне Россия, как уже говорилось, выступала союзником Австрии, а в войне за Баварское наследство 1778–1779 гг. — посредником австро-прусского примирения.

Таким образом, в европейской, а во многом и в мировой политике XVIII в. тон задавала «пентархия» великих держав — Великобритании, Франции, Австрии, России и Пруссии. В отношениях же между ними определяющими являлись три константы: англо-французское колониальное соперничество, австро-прусское противоборство в Центральной Европе и обоюдная заинтересованность России и Австрии в захвате владений Османской империи. В остальном же система международных отношений того периода отличалась достаточно высокой подвижностью и переменчивостью: великие державы в разных сочетаниях заключали между собою более или менее краткосрочные союзы, которые в своей совокупности обеспечивали общее европейское равновесие и не позволяли ни одной из них чрезмерно усилиться по сравнению с другими.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.