ИНДИЯ: НА ПЕРЕЛОМЕ
ИНДИЯ: НА ПЕРЕЛОМЕ
В начале XVIII в. империя Великих Моголов, в XVI и особенно XVII в. являвшаяся одним из богатейших государств Востока, рухнула под ударами мощных народных движений и сепаратистских выступлений местных элит. Наследники некогда всемогущих могольских падишахов обладали только номинальной властью, им подчинялась, да и то в значительной степени условно, область между двумя столицами империи — Дели и Агрой[19]. Завершающий удар Моголам нанесло нашествие на Индию в 1739 г. иранского правителя Надир-шаха, легко разбившего могольскую армию (она не горела желанием сражаться за падишаха) и предавшего Дели чудовищному разграблению. Победитель увез с собой казну и сокровищницу Моголов, включая даже императорский трон. Все наместники провинций империи объявили себя независимыми государями и тут же начали воевать друг с другом. За вторжением Надир-шаха последовали во второй половине 50-х — начале 60-х годов походы на Индию афганского правителя Ахмад-шаха Дуррани, также разграбившего Дели и многие окрестные территории.
В историографии (западной, отечественной и собственно индийской) долгое время существовала традиция рассматривать XVIII в. как трагическую эпоху всеобщего упадка, кризиса, социально-культурной, политической и моральной деградации общества. Такая оценка имела под собой основания и опиралась во многом на воззрения самих индийцев той эпохи, особенно поэтов и мыслителей, представлявших рухнувший имперский центр. В поэзии на языке урду, занявшей в XVIII в. лидирующее положение в индийской литературе, сложился даже специфический жанр шахр-е ашоб («потрясенный город») — плач по утратившим имперский блеск, разрушенным войнами и обнищавшим могольским столицам. Их сравнивали с высохшим, заброшенным садом, где от былой красоты остались лишь пыль да сухие колючки.
Даже Мухаммаду Рафи Сауде, лучшему сатирику того времени и безжалостному обличителю моральной деградации могольских вельмож, изменял привычный сарказм, и боль диктовала полные искренней скорби строки:
«Как описать мне опустошенный Дели? В жилых домах воют шакалы, мечети пусты, в редком доме горит светильник. Чудесные здания, при виде которых голодный путник забывал о своих мучениях, лежат теперь в руинах. В окрестных деревнях молодые женщины не собираются больше у колодцев, не судачат в тени деревьев: деревни опустели, деревья выжжены, колодцы забиты трупами. О Джаханабад (“Город мира”, эпитет Дели. — Е.В.), не заслужил такой судьбы ты, к которому, словно к земле обетованной, стремились по волнам океана люди и собирали жемчуг в твоей пыли!»
«Индия. Верхняя часть». Карта Р. Бонна. 1780 г.
«Индия. Нижняя часть». Карта Р. Бонна. 1780 г.
Упадок могольской столицы отметили многие иностранные путешественники, в том числе и наш соотечественник Ф.С. Ефремов (1774–1782), писавший о Дели: «прежде город сей был весьма велик, но ныне разорен и противу прежнего в половину не ответствует». Причину же он видел в том, что «здесь город с городом имеют распрю, и всегда бывают ссоры и сражения, и народ во всегдашнем беспокойстве». Многие индийцы, особенно в бывшем имперском центре, соглашались с высказыванием крупнейшего поэта урду той эпохи Мира Таки Мира: «Наше время — не то, в которое следует жить».
В современной историографии, однако, возобладал более сбалансированный взгляд на Индию XVIII в. Это связано со значительным расширением источниковедческой базы исследований. Не ограничиваясь более текстами, созданными в имперском центре и отражавшими реакцию могольской элиты на утрату прежнего величия и власти, исследователи стали активно привлекать источники, отражавшие жизнь провинций, ставших суверенными государствами. Это позволило выяснить, что упадок империи сопровождался во многих случаях расцветом регионов: там поднимались и отстраивались города, бурлила коммерческая деятельность, совершенствовались ремесла, развивались региональные стили в литературе и искусстве, иногда осуществлялись реформы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.