СОЦИАЛЬНАЯ И РАСОВО-ЭТНИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА НАСЕЛЕНИЯ

СОЦИАЛЬНАЯ И РАСОВО-ЭТНИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА НАСЕЛЕНИЯ

Вследствие происходившего в ходе европейской колонизации массового истребления аборигенов в Латинской Америке возник дефицит рабочих рук. Правительства иберийских метрополий пытались компенсировать его регулярным ввозом негров-рабов из Африки. Однако они составляли большинство непосредственных производителей лишь на островах Вест-Индии, в прибрежных районах Новой Гранады и Венесуэлы, а также в португальской Бразилии. Там сложился способ производства, специфической формой которого явилось плантационное рабство. Оно получило широкое распространение под прямым влиянием процесса первоначального накопления в Западной Европе.

В континентальной же части Испанской Америки (исключая южное побережье Карибского моря) основной рабочей силой продолжали оставаться индейцы. Частично они были подчинены непосредственно короне и управлялись королевскими чиновниками. С них взималась подушная подать, при сборе которой часто допускались злоупотребления. Индейцы не имели права менять место жительства без разрешения властей. Они отбывали трудовую повинность, заключавшуюся в обязательном выделении определенного числа мужчин в возрасте от 15 до 60 лет для работы на рудниках и плантациях, ухода за скотом, строительства зданий, мостов, дорог. Такой принудительный набор рабочей силы в Перу назывался мита, а в Новой Испании репартимьенто. Индейцы номинально считались лично свободными. Их не разрешалось продавать, дарить, обменивать, завещать, отдавать взаймы или в аренду. Они жили общинами, возглавлявшимися старейшинами. Их труд по закону подлежал оплате и не должен был быть чрезмерно тяжелым. Однако фактически индейцы работали бесплатно (или за жалкие гроши) и неограниченное время. Они были совершенно бесправны и полностью зависели от произвола латифундистов и колониальной администрации.

В процессе захвата земельных участков многих аборигенов сгоняли с земли, и тогда они нанимались к ее новым владельцам в качестве батраков-поденщиков. Некоторым их наделы оставлялись на правах «аренды», причем «арендатор» должен был работать на хозяина и отдавать ему львиную долю урожая. И в том и в другом случае работник оказывался в кабальной зависимости. Значительная часть со временем превращалась в прикрепленных к земле наследственных долговых рабов — пеонов. Хотя первые зародыши пеонажа появились в Новой Испании и Перу еще во второй половине XVI в., более или менее широкое распространение этот институт получил в XVII и особенно в XVIII в. Чилийской разновидностью пеона являлся инкилино. Пеонаж представлял собой своеобразную форму крепостничества. Наряду с сельским хозяйством система долгового рабства практиковалась также на рудниках и мануфактурах, собственники которых, уплатив за индейца подушную подать или выдав небольшой денежный аванс, заставляли его для погашения задолженности трудиться на своем предприятии.

В связи с распространением пеонажа институт энкомьенды к началу XVIII в. по существу утратил прежнее значение. Стремясь приобрести дополнительную рабочую силу и увеличить число налогоплательщиков, мадридское правительство издало в 1718–1720 гг. указы, формально упразднявшие энкомьенды в американских колониях. Однако фактически они существовали местами в скрытом виде или даже легально еще в течение ряда лет. При ликвидации энкомьенд крупные землевладельцы сохранили не только свои поместья (асьенды и эстансии), но практически и власть над индейцами. В большинстве случаев они захватили полностью или частично общинные земли, вследствие чего крестьяне, лишенные свободы передвижения, вынуждены были продолжать работу в поместьях в качестве пеонов. Те, кому удалось избежать этой участи, оказались в прямом подчинении у колониальных властей.

Помимо латифундистов и королевского правительства индейцев закрепощала и католическая церковь, которой принадлежали обширные территории. Владения духовных миссий назывались редукциями. Особенно много их было в Парагвае, где обосновался иезуитский орден. Покорив обитавшие в междуречье Параны и ее притоков Уругвая и Парагвая индейские племена гуарани, иезуиты согнали их в 30 редукций, подвластных провинциалу ордена в Кордове (губернаторство Тукуман), а тот, в свою очередь, подчинялся непосредственно генералу «Общества Иисуса» в Риме.

Таким образом, к концу XVIII — началу XIX в. большинство коренного населения Латинской Америки утратило личную свободу, а зачастую и землю. Основную массу его составляли закрепощенные крестьяне, а также рабочие рудников, мануфактур, ремесленных мастерских, грузчики, домашняя прислуга. Однако в некоторых малодоступных районах, удаленных от крупных центров колонизации, оставались племена, не признававшие власти завоевателей и оказывавшие им упорное сопротивление. В отдельных областях существовало свободное крестьянство: лъянеро — на равнинах (льяносах) Венесуэлы и Новой Гранады, гаучо — в Южной Бразилии и на Рио-де-ла-Плате. В Парагвае преобладающей формой землевладения являлись мелкие и средние хозяйства (кинта, чакра), а в Новой Испании было немало мелких земельных владений хуторского типа — ранчо.

Хотя на протяжении XVI–XVIII вв. в Латинскую Америку ввезли миллионы чернокожих невольников из Африки, вследствие высокой смертности, вызванной непосильным трудом, непривычным климатом и болезнями, их численность в большинстве колоний (кроме Бразилии и указанных выше районов Карибского бассейна) к концу XVIII — началу XIX в. оставалась невелика. Однако население, принадлежавшее к негроидной расе, преобладало на островах Вест-Индии, было довольно многочисленным в Новой Гранаде, Венесуэле и некоторых других регионах.

Весьма большая этническая группа европейского происхождения делилась на две неравных части. Малочисленную привилегированную верхушку колониального общества составляли уроженцы метрополий — испанцы и португальцы, преимущественно представители родовитого дворянства, а также богатые купцы, в чьих руках находилась торговля колоний. В Америке их презрительно именовали гачупинами или чапетонами[13]. Они занимали почти все высшие административные, военные и церковные должности, владели поместьями и рудниками. Эти люди кичились своим происхождением и считали себя высшей расой по сравнению не только с индейцами и неграми, но даже с креолами.

Термин «креол» весьма условен и неточен. Креолами в Новом Свете называли родившихся там «чистокровных» потомков европейцев. Однако на самом деле большинство из них имело в той или иной степени примесь индейской либо негритянской крови. Из среды креолов вышла большая часть крупных землевладельцев. Они пополняли ряды колониальной интеллигенции и низшего духовенства, занимали второстепенные должности в административном аппарате и армии. Сравнительно немногие из них подвизались в сфере торгово-промышленной деятельности, но им принадлежало большинство рудников и мануфактур. Среди креольского населения встречались также мелкие землевладельцы, ремесленники, хозяева небольших предприятий. Обладая номинально равными правами с уроженцами метрополий, креолы в действительности подвергались дискриминации и лишь в порядке исключения назначались на высшие посты. В свою очередь, они с презрением относились к так называемым «цветным», третируя их, как принадлежащих к неполноценной низшей расе.

Помимо индейцев, негров и колонистов европейского происхождения в Латинской Америке конца XVIII — начала XIX в. существовала многочисленная прослойка, возникшая в результате смешения (мисцегенации[14]) различных этнических компонентов, — евро-индейские метисы, мулаты, самбо (афро-индейцы). Они были лишены гражданских прав: не могли претендовать на чиновничьи и офицерские должности, участвовать в выборах муниципальных органов и т. д. Представители этой категории занимались ремеслом, розничной торговлей, свободными профессиями, служили управляющими, приказчиками, надсмотрщиками у богатых латифундистов, составляли большинство мелких земельных собственников. Некоторые из них к концу колониального периода стали проникать в ряды низшего духовенства, превратились в пеонов, рабочих мануфактур и рудников, солдат, деклассированный элемент городов.

Завоеватели стремились изолировать и противопоставить друг другу уроженцев метрополий, креолов, индейцев, негров и метисов. Они делили все население колоний на группы по расовому принципу. Однако практически принадлежность к той или иной категории определялась зачастую не столько этническими признаками, сколько социальным статусом. Так, многие состоятельные люди, являвшиеся в антропологическом смысле метисами, с успехом выдавали себя за креолов, а дети индианок и белых, жившие в индейских селениях, нередко рассматривались властями как индейцы.

Своеобразно сложились, в частности, отношения между небольшой кучкой испанцев и массой коренного населения в Парагвае, где по ряду причин процесс расовой интеграции протекал в специфических условиях. Потомство от смешанных браков и конкубината европейцев и женщин гуарани по своему внешнему облику, духовному складу, менталитету и положению в парагвайском обществе заметно отличалось от аналогичных групп населения остальных колоний. «Креолами» тут называли всех местных уроженцев, хотя большинство их составляли этнические метисы, у которых из поколения в поколение возрастала доля индейской крови. Они выполняли функции офицеров и чиновников, заседали в городских муниципалитетах — кабильдо, владели землей, освобождались от уплаты подушной подати и пользовались иными привилегиями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.