КРЕСТ И ПОЛУМЕСЯЦ

КРЕСТ И ПОЛУМЕСЯЦ

«Карлу Августейшему, коронованному Богом, великому и миролюбивому римскому императору, долгой жизни и славных побед!» Идет 800 год нашей эры. Канун Рождества. Хвалебные восклицания раздаются не в честь римского императора, а в честь Карла I, известного в истории под именем Карла Великого[25]. Этот государь создал Франкскую империю. Он завоевал Ломбардское королевство в Италии, аннексировал Германию, раздавил Саксонию. Он покорил аваров, которые в конце концов приняли христианство. В Риме из рук папы, которому покровительствует, он получает ключи от Иерусалима и храма Гроба Господня.

В те времена на средиземноморском побережье империи франков, где стоит несколько бедных городишек, каждую весну происходит одно и то же. Незадолго до рассвета, пока еще темно, к берегу приближается с десяток длинных низких судов. Это африканские фелюки и шебеки. Когда на этих узких судах подняты паруса, кажется, что они летят над морем. У берега паруса спускаются, и суда подходят к пляжу на веслах. Вооруженные до зубов смуглые люди бросаются к домам.

Когда несколько часов спустя суда на всех парусах уходят в море, на берегу горят дома, валяются трупы людей с перерезанными глотками, раздаются крики и стоны. Рыдают опозоренные женщины, но участь других еще печальнее: их побросали в фелюки и теперь везут на юг! Среди пленников есть и мужчины. Каждый год с весны до осени, пока стоит хорошая погода, одни и те же драматические сцены разыгрываются на всем побережье. Как же случилось, что на Средиземноморье снова воцарился разбой после нескольких столетий спокойствия и мира?

Когда читаешь о нашествиях варваров, кажется, что листаешь приключенческий роман, действие которого растянуто на века. Укрепленные границы Римской империи были впервые прорваны в 235 году племенами, пришедшими из-за Рейна. Страна вооружилась, ощетинилась крепостями, золотой век подходил к концу. В учебниках истории этот период называется падением Римской империи – разложение и долгая агония на море и на суше.

455 год. Римский флот оказался настолько слабым, что не смог перехватить корабли короля вандалов Гензерика, приплывшие с тунисского побережья (Ифрикия). Гензерик высадился в Италии, вошел в Рим и взял в плен императрицу с двумя ее дочерьми. К концу V века от римского флота ничего не осталось. В то же время был низложен Ромул Августул, последний император Западной Римской империи. Звезда Рима закатилась. Взошла новая звезда – Византия.

Константин[26] выбрал для размещения столицы гористую местность на европейском побережье Босфора, где стоял некогда греческий город Византии. Его положение позволяло контролировать как наземные пути между Европой и Азией, так и водный путь, связывающий Черное море с Эгейским. Еще до гибели Западной Римской империи на роль Рима стал претендовать Константинополь. Почти тысячу лет Восточная Римская империя – Византия – служила оплотом цивилизации, а остальной мир погряз в варварстве. Юстиниан, царивший с 527 по 565 год нашей эры, возвел несравненную базилику святой Софии (ныне мечеть) и множество других замечательных здании, отредактировал знаменитейшие тексты по римскому праву, изгнал вандалов из Африки, разбил остготов в Италии, вестготов в Испании и надолго восстановил единство империи.

Византия экспортировала вина, пряности, хлопок, ткани, ввозила китайский шелк, африканские слоновую кость и золото, драгоценную азиатскую древесину, янтарь и меха Северной Европы. В самом начале царствования Юстиниан понял, что торговля и могущество страны немыслимы без сильного военного флота. И это было тем яснее, что столица была связана с провинциями лишь морскими путями – их сеть простиралась от Кавказа до Гибралтара (и даже дальше), от Крыма до Красного моря.

Основным боевым кораблем византийцев был дромон, легкая быстрая галера с тараном. Византийские инженеры вооружили эти военные суда мощным оружием – греческим огнем, честь изобретения которого, по-видимому, принадлежит китайцам. Греческий огонь – смесь нефти, селитры, серы и угля – выстреливался с помощью арбалетов и баллист и горел даже на воде. Как и римляне, византийцы набирали экипажи судов из наемников.

Богатства Византии позволили Юстиниану не скупиться на количество судов и их вооружение. Весь бассейн Западного Средиземноморья был очищен от варваров, а заодно византийцы уничтожили пиратов и вандалов. Римский мир сменился на море византийским.

Византийский мир мог бы длиться столько же времени, сколько продолжалось наземное могущество Византии, если бы у Восточной Римской империи не объявились после разгрома и ассимиляции варваров новые враги. Пыль из-под конских копыт и дым пожарищ возвестили появление на исторической сцене арабов. Новые завоеватели оказались опаснее прежних врагов. Они, по крайней мере вначале, не искали ни земель, ни богатств, но зато, как и христианские миссионеры, стремились обратить всех и вся в свою веру. Однако они не теряли времени на убеждение: «Веруй или умри». Головы слетали с плеч, имущество неверных сгорало в пламени. «Кавалерия Аллаха» нашла в аравийских пустынях всадников, лошадей в Персии, шпоры в Китае и двинулась вдоль африканского побережья. Нам по прошествии времени кажется, что арабское нашествие длилось всего несколько недель. На самом деле завоевание африканского побережья продолжалось до VIII века и имело неожиданные последствия.

Вначале море пугало арабов. «Это громадное существо, – говорил Халиф Омар, – которое несет на своей спине ничтожных червей, копошащихся на кусках дерева». Но требования священной войны заставляют арабов превратиться в мореходов. Они овладевают Сеутой, Мостаганемом, Карфагеном, изгоняют из этих портов византийцев, захватывая суда и их экипажи. Когда арабы решаются на высадку в Испании, у них уже есть мощный флот, способный вместить 12000 вооруженных людей.

Двенадцать тысяч фанатиков – грозная армия по тем временам. В Испании она раздавила бывшее вестготское королевство и ринулась на запад и север на земли франков. Карл Мартелл, один из майордомов[27] умирающей династии Меровингов[28], останавливает их под Пуатье в 732 году. Его победа спасает Западную Европу от власти полумесяца, но византийскому миру на Средиземном море приходит конец. Выход арабов на побережье ведет к возрождению пиратства, как в худшие дни античности. При этом арабское пиратство на Средиземном море – всего лишь один из аспектов борьбы двух миров, столкнувшихся на этом «внутреннем» море, – христианского и мусульманского.

В IX и X веках юная морская держава полумесяца распадается на две части – Испанию и Ифрикию. В Испании размещается, как мы говорим сегодня, национальный флот – крупные эскадры и верфи. В Ифрикии (ныне Тунис), где только что основан город Тунис, находится пиратский флот. Научные достижения арабов (алгебра, астрономия) доказывают, что завоевателей отличают не только храбрость, религиозный фанатизм и жестокость. Покоряя различные народы, они быстро ассимилируют их полезные знания. В Ифрикии еще со времен Карфагена живет народ рыбаков и великолепных мореходов. Арабы, вначале относившиеся к морю со страхом, идут к ним в обучение, и их религиозный фанатизм помогает им превзойти учителей. Из Ифрикии они начинают проводить операции по созданию пиратских гнезд в Сицилии, Сардинии, на Корсике. В 870 году они отвоевывают у Византии Мальту.

Принцип морских сообщений не меняется – море велико, но торговые корабли идут одними и теми же маршрутами, и пираты подстерегают добычу вблизи морских путей. Капитаны, моряки и пассажиры любого торгового судна с ужасом ждут своей участи, завидев на горизонте треугольные паруса. Простым выкупом, как в дедовские времена в Малой Азии, не обойтись. У арабских завоевателей мало рук для строительства новых городов и возделывания твердой африканской земли; им всегда не хватает женщин и юных слуг. Им годится все. Всех пленных гонят на невольничьи рынки. Но однажды великий халиф со скукой отрывается от наргиле[29].

– Добыча в море приносит слишком мало.

И начинается долгий период разбойничества на побережье. Наглость пиратов переходит все границы. 846 год – разграблен Рим, осквернен собор святого Петра; затем несколько недель пираты держат в руках Геную; 848 год – разграблен Марсель; 869-й – Арль, откуда пираты увозят архиепископа. Эта часть побережья, которую впоследствии назовут Лазурным берегом, беспрестанно подвергается набегам, грабежу, опустошениям. Но худшие времена впереди. Однажды жители Тулона, заметив в море треугольные паруса, бросают все и спешат укрыться в лесу, но оттуда появляются смуглые люди с кривыми мечами. Эти пришли не с моря. Большое количество мавров, спасшихся от Карла Мартелла, откатилось к Альпам. Изгнанные ломбардцами воины дошли до гор, закрепились к этой природной крепости и получают по морю оружие и боеприпасы и морем же отправляют свою добычу и пленников. Они сопротивляются любым властям, и по причине феодальной анархии во Франции (наследие правления Карла Великого) никто не может их остановить. Тулон, Фрежюс, Антиб, Ницца превращены в руины. «Прованс обезлюдел от набегов мавров», – сказал один из прелатов на провинциальном церковном соборе в Валенсе.

Жители бегут с равнин в горные районы, где выросли укрепленные города Грасс, Кастеллан, Ле-Бо, но жизнь там тяжела – слишком большое скопление людей вызывает голод. Западная Италия живет не лучше Прованса, ибо сарацины обосновались в Лигурии. Нападения в открытом море учащаются, капитаны судов отказываются уходить в плавание, арматоры прекращают свою деятельность. «Христиане, – писал о Средиземном море Ибн Хальдун[30], – не могли спустить на воду даже простую доску».

Только одна держава – Венеция – избегла пиратского террора.

«Вначале было море и немного суши». И действительно, так выглядели места, где вырос уникальный город. На первый взгляд ничего необычного. Мелководная зона, куда впадает несколько рек; прибрежные лагуны, отделенные от Адриатического моря узкими полосками низменной суши (лиди); многочисленные острова, где живут рыбаки и лодочники. Ближайшие города – Равенна, Аквилея – далеко и стоят на континенте. Но лагуна позволяет поддерживать связь между ними, и лодочники пользуются этим.

В 568 году резкая перемена: в Северную Италию приходят варвары-лангобарды. Сначала они просто грабят, потом завоевывают ее и создают новое государство. Столицей королевства становится Павия. Жители Аквилеи, Падуи, Равенны бегут от завоевателей. Куда? На острова лагуны, где до них не могут добраться мусульмане. А в начале IX века лагуна защищает беглецов от нашествия франков Карла Великого. Франков отбрасывают дважды, и они отказываются от дальнейших попыток. Позже василевс Византии подписывает с императором франков (который присвоил себе титул императора Запада) договор, по которому эта полоска берега остается византийским владением. Архипелаг управляется дожем (герцогом). В четырех километрах от континента начинается сооружение Венеции.

Пример этого города показывает, насколько судьбы некоторых государств зависят от их географического положения. Когда первые мусульманские пираты проникают в глубь Адриатического моря и подходят к берегу лагуны с ее меняющимися границами, их фелюки садятся на мели и тонут. Пиратов охватывает страх. Они разворачиваются и убираются восвояси. Венецианцы, прирожденные моряки, разбогатевшие на торговле, создают мощный морской флот, и Адриатическое море становится для арабов ловушкой. Они даже перестают заходить в него.

Венеция процветает. И по мере ослабления византийской мощи под ударами арабов, а затем и норманнов Венеция с ее исключительно благоприятным географическим положением становится основным поставщиком восточных товаров в Европу: порт стоит на перекрестке византийского, славянского и германского миров. У набережных Венеции выгружают шелка, производимые Византией, товары Ближнего и Дальнего Востока, а в эти страны отправляют древесину, железо, шерсть, которые экспортирует Запад.

Этот торговый поток вызывает зависть. На противоположном берегу Адриатического моря живут нищие бандиты, которым годится любая добыча. Они с жадностью глядят на идущие мимо суда, груженные ценными товарами. В море выходят новые пираты. Но разбой длится недолго. Венецианцы XI века достаточно сильны, чтобы уничтожить этих пиратов. Они очищают Адриатику от врагов, но не останавливаются на этом. Пираты-корсары, щедро оплачиваемые дожем, высаживаются на далматском побережье. И не только ради грабежа. Они охотятся за юношами и девушками, которых продают поставщикам гаремов в Сирии. Эта торговля становится столь прибыльной, что, когда вдоль Большого Канала возникает большой международный рынок, одной из крайних набережных дается имя набережной Юных Рабов.

Венецианцы и арабы налаживают прекрасные взаимоотношения. Этот modus vivendi[31]еще долго будет охранной грамотой торгового города на Адриатике.

В остальной части Западного Средиземноморья дела обстоят иначе: христианские берега беднеют от мусульманского пиратства и кое-где превращаются в настоящую пустыню, в то время как мусульманский берег богатеет, заселяется и застраивается. Я уже упоминал о бывшем сиртском побережье, ныне Ифрикии, где арабы стали наследниками морских традиций Карфагена. Самый процветающий порт Ифрикии – Махдия, и это название долгие годы будет звучать похоронным звоном в ушах христиан. Из Махдии уходят пиратские экспедиции в Прованс и Лигурию. На алжирском берегу рабы-христиане под ударами палок строят Эль-Джезаир (Алжир) и Насирию (потом Бужи, ныне Беджаия).

На верфях Насирии не прекращается стук молотков и визг пил. Дерево, доставляемое из отдаленных районов страны, превращается в суда. Их становится все больше, растет их мощность. Ни один город франкского побережья Средиземного моря не может сравниться по оживленности с Насирией XI века. Конечно, рабы и бедняки столь же несчастны, как и везде на Востоке, но уровень жизни средних классов, ремесленников, торговцев, горожан намного выше, чем в Марселе и Тулоне, а богачи буквально купаются в роскоши. Один из современников пишет, что в то время в городе жило «более ста лиц, прославившихся своими познаниями в юридических, медицинских, поэтических, музыкальных и теологических науках».

«Жизнь человека меняется, как цвет неба», – говорит арабская пословица. И все изменится еще раз, когда новые, не похожие на других актеры появятся на исторической сцене: на Средиземное море придут норманны.

Смелые мореплаватели викинги обосновались в Исландии и Гренландии и открыли Америку за четыре столетия до Христофора Колумба. Известно, что викинги «исследовали» не только Север и Запад. Они опустошали побережье Франции и добирались по Сене до Парижа, а по Гаронне до Тулузы.

Они не боялись плавать и дальше к югу. Жители западного побережья Иберийского полуострова[32] не раз видели дракары с форштевнем в виде сказочного дракона. Беспощадные бандиты грабили, насиловали, убивали, жгли. В конце 844 года викинги ворвались в Лиссабон, разграбили город и окрестные деревни, а затем добрались до марокканского побережья. Они не делали различий между христианами и мусульманами, они исповедовали свою свирепую религию. Викинги не стремились к завоеванию и заселению земель – они только грабили. Если жители пытались защищаться, их убивали, но, когда викингам встречались хорошо вооруженные войска (как, например, воины эмира Кордовы), они выводили свои дракары в море и отправлялись грабить в иные места.

Эти редкие экспедиции длились иногда по нескольку лет. Викинги прошли Гибралтар и проникли в Средиземное море в 850 году. Как ни парадоксально, это море поставило в тупик победителей туманов, льдов и огромных волн Северной Атлантики. Местные бури казались им неожиданными, а ветры слишком неустойчивыми. Эти суровые люди, сидевшие целый день в открытых дракарах под палящим солнцем, как все блондины, плохо выдерживали загар и страдали от солнечных ударов. Когда их кожа краснела и трескалась, они считали, что заболели неизвестной болезнью. Резкое изменение пищи также не прошло даром. Они страдали от дизентерии и малярии, больных было некуда деть, родина находилась слишком далеко. А где взять новобранцев, которые могли бы заменить мертвых?

В столь сложных условиях северные люди, пришедшие в Средиземноморье водным путем вокруг Европы, столкнулись с пиратами-мусульманами. Последние были у себя дома, в привычных климатических условиях и прекрасно знали Средиземноморское побережье. Арабы одержали первые победы над викингами. На этом закончилась первая часть морских походов норманнов. Они завоевали Средиземное море иным путем.

В конце X века Южная Италия – Апулия, Калабрия, Кампанья, Неаполь – принадлежала Византийской империи. Даже после ослабления власти Константинополя нравы, язык и религиозная служба в Южной Италии остаются греческими, а местные князья признают себя (теоретически) вассалами василевса. Но против власти далекого сюзерена то и дело вспыхивают мятежи. Нередко их раздувают знатные северяне с более или менее открытого благословения папы, мечтающего освободить Южную Италию от византийского владычества и покончить с ее независимостью от Ватикана. Постоянные раздоры и местные войны позволили арабам покорить Сицилию.

В XI веке некоему знатному ломбардцу, возглавлявшему мятеж Апулии против Византии, приходит в голову любопытная мысль.

– Мне донесли, – сказал он одному из своих приверженцев, – что во франкской земле, в Нормандии, обосновались суровые воины, пришедшие из Норвегии. Эти люди помогут нам, если будут сражаться на нашей стороне. Отправляйся туда и найми их, не скупясь на расходы.

И в Нормандии нет более приятного звона, чем звон монет. Забияки, непоседы, всегда готовые отправиться в поход, наемники с севера, объединившись в отряды, тронулись в путь. Во главе их стояли отпрыски знатных семейств. Одни ехали на лошадях, другие шли пешком, ночуя в лесу либо в конюшнях замков. Их не смущали вопросы идеологии. Они продавались тому, кто лучше платил, и в первых же стычках доказали свою военную доблесть. Князья Салерно, Неаполя и Капуи, плетущие заговоры против Византии, набирают нормандских наемников и платят звонкой монетой. К услугам нормандцев прибегают и василевсы Византии, и даже папа, властитель-временщик, чье существование всегда находится под угрозой.

Если есть деньги, заполучить наемников проще простого. Труднее заставить их подчиняться, особенно если среди них есть умелые заводилы. Не прошло и тридцати лет, как нормандские вожди отобрали власть у призвавших их князей. Запомните имена четырех баронов из Нормандии, которые – вместе или друг за другом – завершили эту операцию. Они сыновья сеньора Танкреда де Отвиля: Гийом, Дре, Онфруа и Робер по прозвищу Робер Гюискар. Все четверо просто и здраво рассуждают о том порядке, который следует установить в Южной Италии: строгая феодальная иерархия без всякой оппозиции. Феодал раздает земли служилым людям, и начинается выжимание соков из деревенского жителя – реквизиции, налоги, оброк.

Селянин стонет, вспоминая «милые мятежики» против Византии. Когда жизнь становится невыносимой, он зовет на помощь. Кого же звать, как не папу, единственного князя, еще сидящего на троне? История повторяется. Папа Лев IX явился во главе армии немцев, поскольку германский император числится официальным защитником Священной империи. Папу наголову разбивают и берут в плен. Титул папы не смущает нормандцев, и их пленник прозябает в помещении, больше похожем на застенок. Через два года больного Льва IX отпускают на свободу. Он вскоре умирает, и его оплакивает весь христианский мир. Новый папа, Николай II (1059 год), успел поразмыслить над достоинствами и недостатками нормандцев.

– Лучше признать их власть, – заявил он кардиналам из своего окружения, – и заполучить их в друзья.

Пораженная Западная Европа молчит, а верховный владыка церкви принимает клятву верности от «князя Капуанского» и «герцога Апулийского», признав законными государями нормандских узурпаторов, которые за это обещали не трогать земель святого Петра, то есть владений Ватикана.

Деятельность нормандцев на Средиземном море – та, которая интересует нас и которая еще раз изменит судьбы этого мира и даже Запада, – только начинает разворачиваться.

На сцене появляется Роже де Отвиль, пятый сын Танкреда. Как и все герои рыцарства, Роже наделен многочисленными достоинствами: он высок, красив, отменно сложен, его голова увенчана белокурой шевелюрой, его отличают храбрость, сила, красноречие. Он конкурент Робера, правящего Южной Италией. Их первые встречи нельзя назвать сердечными. Но Робер находит средство утешить младшего брата:

– Есть еще несколько подданных Византии. Помоги мне их уничтожить, и ты выкроишь себе королевство.

Роже соглашается, и нормандские трубы созывают воинов в поход. Вперед! Византийские города сдаются один за другим.

– Детские забавы, – говорит юный Роже. – Мне нужна Сицилия. Такое королевство мне подойдет.

Его слова не случайны. Он хорошо изучил карты, разузнал, какими военными средствами и властью располагают арабы в Сицилии.

– Население, – доносят шпионы, – ненавидит арабов, а те погрязли в раздорах.

Мы мало знаем о морских операциях Роже де Отвиля против Мессины, а то, что знаем, недостоверно. Известно, что он захватил ее в 1061 году во главе войска в 2000 человек (сегодня эта цифра выглядит смешной). Захват Сицилии был куда более длительным и трудным, поскольку арабы защищались до последней капли крови, а население, принявшее вначале нормандцев как освободителей, возмутилось против них из-за грабежей, убийств, насилий. Робер помогает брату, и к 1091 году под его властью оказывается весь остров. Роже принимает титул короля Сицилии и завершает победу захватом Мальты.

Тем читателям, которые сомневаются в напористости потомков викингов в ту эпоху, нужно напомнить, что уже в 1066 году Вильгельм Завоеватель высадился на побережье Англии, а вскоре покорил весь остров.

Случается, что власть делает завоевателя благоразумнее. Так случилось с Роже де Отвилем. Став королем, он отбрасывает политику насилия. Ему лет пятьдесят-шестьдесят (акты гражданского состояния и хронисты не слишком точны), и он проявляет качества настоящего государственного деятеля – интеллект, умение размышлять, ловкость и даже хитрость.

– Я не трону религии и обычаев. Христиане будут под защитой, но и мусульмане могут исповедовать свою религию.

Мусульманские чиновники работают в администрации и при дворе наряду со знатными христианами; имеются мусульмане и среди военных и морских командиров. Папа, узнав о такой веротерпимости, сначала возмутился, а потом, как и его предшественники, примирился со свершившимся:

– В конце концов Роже I – христианский король. Когда-нибудь он приведет Сицилию в лоно церкви. Назначаю его легатом в этой стране.

Несмотря на либерализм Роже I, потеря Сицилии нанесла тяжелый удар арабам из Ифрикии, где развивалась великолепная цивилизация: исчезло (или почти исчезло) зерно. Сицилийское зерно всегда поставлялось в избытке и было дешевым. В руках Роже зерно становилось могучим средством давления, когда являлся эмиссар ифрикийских князей и говорил:

– Нам нужно зерно. Мы готовы дать хорошую цену.

– Цена будет высокой. А кроме того, я хочу заключить договор о прекращении морского пиратства.

Перемирие соблюдалось до самой смерти Роже I, и в то время случаи пиратства мусульман стали очень редкими. Средиземное море перестало быть мусульманской вотчиной.

Если вы думаете, что после смерти Роже I перемирие нарушили мусульмане, вы ошибаетесь. Это сделали нормандцы в лице Роже II, сына Роже I.

– Я родился князем и буду иметь все, что пожелаю.

И действительно, все пять братьев Отвиль были всего-навсего знатными авантюристами, а Роже II родился королевским наследником. «Все, что пожелаю» – это прежде всего владения дядюшки Робера, умершего после блистательной войны в Балканах, когда он дошел до Константинополя, чем нанес смертельный удар византийскому могуществу; затем сюзеренство над всеми нормандскими владениями в Италии. Когда Роже II узнал, что папа Гонорий, возмущенный его претензиями, отлучил его от церкви, он расхохотался, и не без причины: несколько позже преемник Гонория понял, как и его предшественник за полстолетия до этого, что с нормандцами можно придерживаться лишь одной линии поведения – склоняться перед силой. В 1130 году Роже II – король Сицилии, Калабрии и Апулии, князь Капуи, сюзерен Неаполя и Беневенто, а церемония коронации проходит с восточной пышностью.

Зерно жителям Ифрикии больше не поставляется. Корабли Роже II идут на приступ африканских берегов и опустошают их, как ранее фелюки опустошали христианские берега. Снова грабежи, насилия, захваты в плен. Арабы в недоумении. А Роже II ненасытен.

– Хочу быть королем Ифрикии.

Им движет не только тщеславие. Стать королем Ифрикии означает получить доступ к источнику всех богатств (особенно суданского золота), текущих из Африки в тунисские порты. Роже II, наследник морских традиций викингов, содержит кораблестроителей, которые разрабатывают для условий Средиземного моря разновидность быстрого крейсера на основе дракара. Он становится хозяином Средиземного моря. В 1148 году захвачен важнейший порт Махдия, нормандцы движутся вдоль алжирского побережья, покорена Беджаия (бывшая Насирия). Идет жестокое нормандское завоевание с грабежами, поджогами, захватом рабов, увозимых в Сицилию, требованием выкупа за знатных лиц.

Из-за восстаний, которые вернут Махдию и другие тунисские порты в лоно ислама, Роже II будет королем Ифрикии всего одиннадцать лет. Но многочисленные мелкие мусульманские королевства в течение века будут платить нормандцам дань, чтобы иметь возможность свободно плавать по морю. Даже когда сицилийская корона окажется на голове Карла Анжуйского, брата Людовика Святого[33], сицилийцы не перестанут грабить тунисские порты и собирать дань. И в течение многих лет христианское господство на Средиземном море позволит совершать почти безопасные путешествия людям, с которыми мы пока не сталкивались, – с паломниками в Святую землю и крестоносцами.

«Религиозное паломничество, – писал один из историков, – есть особое духовное побуждение: оно заставляет верующего обращаться к Богу с некоей «вещественной» молитвой, свидетельствующей о его вере». С древних времен паломники отправлялись в путь, чтобы выполнить обет, испросить благодати, вымолить прощение грехов; иногда они совершали свой подвиг во славу Бога.

Однако все эти причины не могут полностью объяснить необоримый импульс, побуждавший стольких людей, в том числе женщин и детей, пускаться в дальние и часто опасные путешествия. Стремление к паломничеству хорошо согласуется с древним кочевым инстинктом, свойственным человеку. Когда деятельность человека являлась функцией его веры, паломничество оказывалось естественным и законным средством удовлетворения этого миграционного инстинкта.

«Христианин, который с раскаянием в сердце совершил одно из трех славных паломничеств – в Иерусалим, Рим или Сантьяго-де-Компостела[34], – не умрет в состоянии смертного греха – так считали жители средневековой Западной Европы. Паломничество в Иерусалим стояло на первом месте в ряду заслуг, поскольку оно было наиболее трудным и опасным. Некоторые совершали его пешком через Италию, Далмацию и Константинополь – это несколько месяцев пути. Морское путешествие проходило быстрее. К концу XII века переход Марсель – Акра занимал пятнадцать – двадцать пять суток. Именно таким путем отправлялись французские паломники. Последуем за ними.

Паломники начали посещать Святую землю с конца IV века, после того как мать императора Константина повелела уничтожить языческих идолов, загромождавших и осквернявших Голгофу. Затем начались персидские и мусульманские нашествия, но вначале мусульмане отличались веротерпимостью – паломники могли свободно посещать храм Гроба Господня. Затем мусульмане ввели въездную пошлину для желающих попасть в Иерусалим. Паломники, которые не могли заплатить ее, подвергались оскорблениям, угрозам, побоям, а иногда их просто убивали. Это вымогательство и желание отвоевать Святую землю оказались одной из причин крестовых походов. Первый крестовый поход начался в 1096 году, а последний официальный поход закончился в 1270 году. Но паломники ходили в Святую землю до, во время и после крестовых походов. Следует сказать, что до XIII века во французском языке не существовало понятия «крестового похода». Жуанвиль[35] говорит о «паломничествах к Кресту». И лишь позднее вооруженные походы стали называть крестовыми.

За два века условия путешествия в Святую землю совершенно не изменились. Более того, некоторые детали не изменились и до сегодняшних дней. Так, в Старом порту Марселя хозяева прогулочных лодок завлекают прохожих, размахивая носовыми платками сомнительной чистоты. Именно носовыми платками. Они в малейших деталях повторяют жесты средневековых зазывал, которые размахивали эмблемой судна, на борт коего хотели завлечь возможного пассажира. Волнение, толчею и смешение языков тех времен можно сравнить с сегодняшними. В провансальском языке зазывал средних веков множество французских, немецких и английских слов.

У причалов стоят галеры крестоносцев и парусные суда для простого люда. Эти тяжелые корабли имеют высокие борта, широкую палубу и могут перевозить больше 300 пассажиров и 50-100 лошадей. Уже в порту суда, идущие в Святую землю, поднимают парус с громадным алым крестом или просто красный парус, а зазывала с эмблемой привлекает внимание паломников, стоя у причального каната. Ведь именно его судно самое лучшее, самое быстрое, самое роскошное, и кормят на нем вкусно и досыта. Иногда завязываются словесные дуэли с зазывалой-конкурентом.

– Не слушайте его, его судно насквозь прогнило и вряд ли проплывет более трех лье. В нем водятся крысы величиной с собаку, а кормить вас будут крысиным жарким. Его хозяин не может отличить одну звезду от другой! А у нас лучшие моряки, удобства и прекрасная пища. Поднимитесь к нам на борт и убедитесь сами, это вас ни к чему не обязывает!

На корме корабля размещается бесплатный буфет. Там дают отведать мясо разных сортов, александрийские варенья, критское вино.

– Загляните на кухню. Повар готов вам показать ее...

«Повар» увлекает клиентов в свой закуток, откуда доносятся (пока судно в порту) аппетитные запахи. Неискушенный одинокий паломник поддается на уговоры этих средиземноморских флибустьеров, которые не утратили ловкости до наших дней. Но одинокий паломник – исключение. Обычно паломники собираются в монастыре или церкви, где им сообщают сведения, подобные тем, какие можно получить в современном агентстве путешествий. Им назначают в провожатые человека, знающего, к кому следует обратиться в порту, чтобы получить хотя бы минимальные гарантии.

Несмотря на ярмарочную сутолоку Старого порта, зазывал, бесплатные буфеты и ловцов простофиль, гарантии все же существовали.

Вот что рассказывал один паломник:

– Мы знали еще до прихода в Марсель, что в городе имеются три «наблюдателя» от городских властей и встретиться с ними мог каждый. Перед отплытием эти лица проверяли, может ли судно выйти в море, не перегружено ли оно, имеет ли каждый пассажир место и пищу, обещанные в проездной грамоте.

На борту паломнических судов было обычно четыре класса. Пассажиры первого класса жили в кормовой надстройке по нескольку человек в каюте. Второй класс размещался на верхней палубе и под надстройками. Когда матросы выполняли свою работу, они сгоняли их с места. Пассажиры третьего класса размещались в межпалубном помещении, где им грозило удушье, а четвертый класс спал и вовсе в конюшне. Стоимость проезда по классам была разной, но приводить ее нет смысла по двум причинам: сумму в турских ливрах и су нельзя перевести на современные деньги, а кроме того, официальная стоимость обрастала чаевыми и доплатами за еду и питье, которые иногда удваивали расходы на путешествие.

Если бы нам пришлось отправиться на одном из этих судов в Святую землю, нас бы ужаснули скученность и отсутствие каких-либо удобств. Однако для людей той эпохи они были привычными. Ведь и в окна домов в те времена вставляли не стекло, а промасленный пергамент. По вечерам богачи зажигали восковые свечи, люди среднего достатка – жировые свечи, а бедняки обходились вовсе без света. Даже в замках зимой было холодно, и в комнатах спало по нескольку человек.

«Когда мы поднялись на борт и раздали деньги, писец записал наши имена, род занятий и место жительства в два журнала, один из которых оставался на берегу. Мы представились морскому консулу, который защищает на борту судна интересы пассажиров. Он уверил, что нас не заставят участвовать в работах и что в его обязанности входит разрешение споров между нами и хозяином. Нам показали наши места. Каждый из нас имел право на место между палубами, размером один метр восемьдесят два сантиметра на шестьдесят пять сантиметров. Нам дали подстилку для лежания, но днем ее следовало вешать на перила по бортам».

Я перевел футы и дюймы в метрические единицы. Эти размеры соблюдались редко, и часто пассажирам приходилось спать валетом. На лошадей выделяли площадь 2,5 метра на 0,73 метра. Их погрузка поставила перед кораблестроителями той эпохи серьезную проблему. Грузить с помощью крана, как это делается сегодня, было невозможно как по причине малого количества и небольшой мощности подъемных средств того времени, так и по причине небольших размеров люков. Судостроители нашли решение (которое было использовано впоследствии во время второй мировой войны для погрузки танков и тяжелого вооружения на суда): в корпусе судна проделывали дверь выше ватерлинии. После погрузки лошадей дверь забивалась и законопачивалась. Многие древние суда погибли потому, что эти двери не выдерживали натиска стихий.

«Мы отправились поглядеть на лошадей в глубине корабля. Их нельзя оставлять на ногах из-за качки – они могут упасть и пораниться. Но они не могут и лежать долгое время. Их подвешивают под грудь и брюхо. Они касаются ногами пола, но не опираются на него. Ремни ранят кожу лошади, поэтому под них подкладывают солому. И им надо растирать ноги, чтобы они не затекали. И все равно по прибытии лошадей приходится заново учить ходить».

После погрузки пассажиров, лошадей и багажа судно отплывает в одиночку или вместе с другими судами. Караван судов времен крестовых походов состоял из галер и кораблей самого разного тоннажа, которые часто теряли друг друга из виду во время перехода.

Церемония отплытия была на всех судах одинакова. Вначале люди на борту затягивали песню:

Поплывем во славу Бога,

Чтобы испросить его благодати,

Дай нам силы, Господи.

И храни нас, Гроб Господень.

Господи помилуй.

Затем начинались обычные на парусном судне работы – поднимались передние паруса, вытягивался якорь. Новая песня, «Veni creator»[36], затем раздавалась команда капитана:

– Поднять паруса! С Богом!

На корме развеваются флажки, звенят трубы. Им отвечают громкие крики провожающих (в том числе родных и друзей), собравшихся на причале. Выбирается на борт якорь, поднимаются паруса, судно покидает порт, используя, если нужно, весла.

Ричард Лондонский, Франческо де Барберино, Жуанвиль, Филипп де Мезьер и немецкий монах Шмидт по прозвищу Фабер оставили описания путешествий паломников по Средиземному морю, и можно восстановить, как проходил их обычный день.

На рассвете, когда многие из них еще спят, с полуюта доносится сильнейший свист. Слуга хозяина поднимает огромную хоругвь с образом Богоматери, и все, кто может найти место на палубе, опускаются на колени для чтения молитвы «Ave Maria»[37].

Затем начинается уборка палубы – ее поливают морской водой из ведер, поэтому все собирают свои подстилки. В восемь часов – утренняя церемония, как и сегодня в национальном флоте. На корме поднимают флаг, а вернее, хоругвь.

Затем начинается месса. Она происходит ежедневно, а не только по воскресным дням. Но эта месса отличается от обычной. Ее называют «сухой мессой», поскольку нет освящения Даров. На борт не берут Святых Даров – они могут утонуть во время кораблекрушения; никаких причащений, поскольку из-за морской болезни и причащающиеся, и священники могут не удержать просфору. Только Людовик IX добился того, чтобы на борту его судна производилось причащение. Верующие во время мессы молились Богородице или своему святому.

«Дважды в день звук трубы возвещал трапезу. На кормовой надстройке стояли столы, но люди ели где придется. Глава нашей группы договорился с хозяином. Мы имели право на стакан мальвазии после пробуждения и ежедневно ели кур, которых взяли с собой живыми и которых подкармливал повар. На каждые двадцать пять человек приходился один слуга».

В обычное меню входили солонина, соленая или вяленая рыба, соленые овощи. Этой пищи не хватало, и к тому же она была отвратительна. Она вызывала жажду, а вино, которое отпускали с большей легкостью, чем пресную воду (пол-литра воды в день на человека), жажды не утоляло. Некоторые знатные пассажиры садились за трапезу, укрывшись за занавесями или коврами, но их пища вряд ли была лучше.

«Скучнее всего тянулось время от еды до еды. Сражались в шахматы, кости. Музыканты пиликали на скрипке, играли на флейте, бренчали на лютне, гитаре.

Позже стали играть и в карты, но монахи осуждали безбожное времяпрепровождение, им хотелось, чтобы паломники молились от зари до зари.

Мы беседовали с моряками, слушали их рассказы».

Моряки тех времен к «сливкам общества» не относились, а иногда среди них встречались и верные кандидаты на виселицу. Они от души веселились, пугая пассажиров фантастическими рассказами о морских чудищах и обычаях африканцев. Они подрабатывали на продаже пассажирам спиртного, пищи, фальшивых камней с Востока и предметов, украденных у других пассажиров. Попадись они с поличным, их бы вздернули на рею.

«Сегодня, когда наш корабль попал в затишье, умер один из паломников. Его зашили в саван вместе с песком и спустили в море, а мы пели „Libera me“[38].

В наше время в мешок с покойным кладут балластину, а в средние века клали песок, чтобы не лишать мертвеца «христианской земли», необходимой для вечного успокоения. Смертность в те времена была намного выше, и редкое путешествие обходилось без похорон. И скорбь, и развлечение.

«Каждый вечер происходила одна и та же церемония. Незадолго до молитвы Богородице мы собирались на палубе, и корабельный писец распевал молитву на французском языке, затем читались литании на латыни, команда и офицеры подпевали, преклонив одно колено. Мы, стоя на коленях, распевали „Salve Regina“[39], а потом по звуку трубы, как и утром, слуга хозяина поднимал образ Богородицы. Три «Ave Maria», и мы отправлялись спать. Ночью нам мешали спать крысы и черви, которые рождались от сирокко».

Крысы кишели на кораблях всех наций вплоть до той поры, пока не стали использовать крысиный яд, полученный в пастеровском институте. Что касается присутствия червей, то оно объяснялось полным отсутствием гигиены, а не ветром сирокко. Нужды человеческого организма не способствовали улучшению ночного «комфорта». Ведра, стоящие вдоль рядов спящих людей, были маловместительны, а пассажиры, которые отправлялись в гальюн на носу, ступали по спящим и часто опрокидывали параши. При волнении на море дела обстояли еще хуже: как писал Жуанвиль, «нужды отправлялись на месте».

Описания бурь, дошедшие до нас с тех времен, всегда носят драматический характер прежде всего потому, что простой люд любит драматизировать. Кроме того, опасность кораблекрушения была тогда куда больше из-за малой прочности судов и такелажа, перегрузок (ставших правилом в эпоху крестовых походов), а часто и по причине неумелых действий экипажа. Невежество и суеверные страхи только ухудшали дело. «Огни святого Эльма» на мачтах во время грозы пугали матросов не меньше, чем пассажиров. Все бухались на колени, вздымали руки к небу, и некому было брассовать рею или убирать парус.

Хозяин или капитан командовал на судне единолично, а в случае кораблекрушения покидал борт первым по простой и веской причине: в ту эпоху специалисты, в том числе знатоки навигации, встречались редко, и их жизнь ценилась на вес золота.

Паломники ступали на берег в Акре или Хайфе, где долгое время на берегу ничего не было, кроме лачуг и развалин. Добраться оттуда до Иерусалима можно было лишь на верблюдах. Наконец взглядам паломников открывался Святой город – мощная крепость с высоченными стенами, колокольни и минареты, купол храма, увенчанный позолоченным крестом. Паломники собирались чаще всего у ворот святого Стефана и шли крестным путем на Голгофу, а затем в храм Гроба Господня. Затем обходили городские кварталы, часовни, рынки, которые напоминают рынки сегодняшней Сирии или Ливана. В этой пестрой людской толчее встречались евреи, сирийцы, армяне, византийцы, французы, немцы, испанцы, венецианцы, генуэзцы.

Я уже говорил, что непосредственной причиной крестовых походов были препятствия, чинимые мусульманами христианским паломникам. Сохранились сотни свидетельств о паломничестве в Святую землю, но хронисты-современники не смогли пролить свет на все эпизоды этого массового и беспорядочного движения людей. Нас больше всего интересуют морские походы крестоносцев, но их следует вписать в общую картину событий.

Любопытно отметить, что историки не считают первым крестовый поход, собравший в 1096 году паломников по инициативе Петра Затворника. Это паломничество получило название народного крестового похода, поскольку в нем участвовал только простой люд и даже нищие. Они двинулись по суше вдоль Дуная. Турки уничтожили их в Малой Азии под Сивито.

Поход, названный первым крестовым походом или крестовым походом баронов, начал подготавливаться после того, как на пресловутом церковном соборе 26 ноября 1095 года папа Урбан II призвал рыцарей к оружию. Было сформировано четыре экспедиционных корпуса. Два отправились морем и два – сушей. Все крестоносцы собрались в Константинополе, а затем двинулись в Малую Азию. Султан ждал их прибытия без страха.

– Не бойтесь, – говорил он своим военачальникам. – Этот враг, пришедший из далеких стран, где заходит солнце, устал от долгой дороги и, не имея достаточного количества лошадей, не сможет сражаться с нами на равных, с той же силой и яростью.

Но крестоносцы оказались в опасности с первых же стычек не из-за усталости. Их застали врасплох неведомые тактические приемы. Привыкнув к сражениям в броне, к медленным и тяжеловесным атакам, они столкнулись с жалящим роем стрел и быстрыми налетами турок-сельджуков, к чьей подвижности им никак не удавалось приспособиться. К счастью для крестоносцев, стратегия сельджукских военачальников уступала их тактическому умению; они не развивали успеха, а вражда между сектами вносила раздоры в их ряды. Армяне, которых использовали турки, сражались против христиан помимо своей воли и часто переходили на сторону противника. Главные турецкие силы были разбиты под Дорилеей (1 июля 1097 года), затем, после семимесячной осады, крестоносцы взяли Антиохию (3 июня 1098 года). 15 июля 1099 года был взят Иерусалим (бывший в руках турок с 1076 года). Вильгельм Тирский оставил нам очень живое описание дальнейших событий:

«Войдя в город, наши паломники преследовали и убивали сарацин до самого храма Соломонова, куда те отошли и где мусульмане сражались против наших с невероятной яростью целый день, и весь храм был залит их кровью. Наконец, раздавив язычников, наши захватили в храме множество мужчин и женщин, которых убивали или оставляли в живых по выбору. Затем крестоносцы рассеялись по городу, захватывая золото, серебро, лошадей и мулов, разоряя дома, ломившиеся от богатств. Затем, счастливые и со слезами радости в глазах, наши отправились поклониться Гробу Спасителя нашего Иисуса и отдать ему почести. На следующее утро они взобрались на крышу храма, напали на сарацин, мужчин и женщин, и обезглавили их, а многие из них сами бросились с крыши вниз. Узрев сие, Танкред исполнился возмущением».

Тремя годами раньше сарацины с такой же свирепостью расправились с паломниками под Сивито. Но они не прикрывались именем Бога.

После того, как участники первого крестового похода захватили в 1099 году Иерусалим, было создано Иерусалимское королевство, которое просуществовало до 1291 года. Маленькое королевство, раздираемое династическими и наследственными сварами, вскоре сократившееся до размеров береговой полосы. Крестоносцы занимают крепости-города и замки, но не могут помешать мусульманам совершать набеги и грабежи. Полицейские функции берут на себя два религиозно-военных ордена.

Первый из них появился на сцене еще до народного крестового похода.

В середине XI века Палестина зависит от египетского халифа. К 1050 году итальянские торговцы из Амальфи и Салерно добиваются от него разрешения построить в Иерусалиме гостиницу и приют для паломников. Приют был основан в честь Иоанна Крестителя[40], а монахи – врачи и санитары звались братьями-госпитальерами[41]. Поскольку им приходится лечить все больше паломников, пострадавших от мусульман, они решают, что лучше предупредить, чем лечить, и некоторые из них становятся военными, по-прежнему храня три обета – бедности, послушания и целомудрия. Количество военных растет, их патрули становятся все активнее, они строят и поддерживают в порядке военные сооружения, в том числе известнейший Крак-де-Шевалье (Замок Рыцарей). Но королевство быстро чахнет. Когда в 1187 году Иерусалим отобрали у христиан, орден иоаннитов перебирается в церковь святого Иоанна в Акре, а после падения этого города – на Кипр, затем на Родос и, наконец, на остров, давший им окончательное имя – «мальтийские рыцари».