АНГЛИЙСКОЕ ВОЛЬНОДУМСТВО

АНГЛИЙСКОЕ ВОЛЬНОДУМСТВО

Подобно тому как в эпоху Возрождения сильное литературное движение наводнило все культурные страны Европы гуманитарными идеями, которые должны были возродить человечество, так спустя два столетия возникла новая мировая литература, развивавшаяся почти одновременно и в Англии, и во Франции и коснувшаяся своими отраженными лучами также и Германии. И на этот раз снова свободный дух исследования и пытливый ум вступили в борьбу с господствующим мировоззрением и системой воспитания, с традиционными представлениями, догматами и правилами нравственности. Непоколебимо уверенное в истинности и глубине своих выводов и теорий, новое, молодое поколение, подобно ревностным прогрессистам и необузданным новаторам наших дней, стремилось на место застарелых заблуждений и злоупотреблений, как в церкви, так и в государстве, нарушавших неотъемлемые права человека, создать новое мировоззрение, основанное на философии, справедливости и гуманности, — мировоззрение, таившее в себе зачатки революционных переворотов.

После продолжительной и тяжелой религиознополитической борьбы английский народ создал наконец правовое государство, гармонический порядок которого держался равновесием общественных сил. Все благородные умы чувствовали душевное утомление от недавних ужасных междоусобиц; наступило время, когда в обществе, как и у каждого отдельного человека, должны были сложиться новые верования и новый, более гармоничный строй жизни — жизни, о которой одним поколением раньше грезил среди треволнений своей бурной жизни мечтательно — набожный Херберт фон Шербург (ум. 1642).

Учение Ньютона (1643–1729) о притяжении тел создало идею мира как вечной, неизменной закономерности, которая сама на себе зиждется. Это представление об устройстве вселенной было перенесено на природу человеческого духа, якобы вполне самостоятельно существующего, свободного от всех случайных влияний.

В своем важнейшем сочинении «Опыты о человеческом разуме» Локк (1632–1704) доказывает, что источником всего человеческого знания является способность нашего ума познавать свою собственную деятельность; но вместе с тем всякое познание основывается на опыте и индукции; познание же сверхчувственного есть результат деятельности нашего духа; ошибки и ложные толкования часто приходят лишь вследствие знания языка и значения отдельных слов.

В нескольких сочинениях, посвященных религиозным вопросам, Локк оспаривает доктрины епископальной церкви. Он пытается доказать, что в религии откровения нет ничего, что бы противоречило разуму. Другие произведения, вышедшие из?под неутомимого пера этого многостороннего философа, направлены против абсолютистских учений о государстве. Он дает ясное и всестороннее обоснование всенародного суверенитета и доказывает, что государство возникло из взаимного договора между правителем и подданными — договора, имеющего целью благо и безопасность каждого отдельного лица и охраняемого определенными, обязательными для обеих сторон законами. Учение это является первой попыткой создать теорию правового конституционного государства с разделением властей.

Как своими государственно — правовыми доктринами, которые вскоре проникли во Францию и в Германию, так и своим учением о воспитании Локк первый указал путь, по которому позднее выступили Руссо и немецкие педагоги. В то время как прежняя схоластическая система обучения стремилась к накоплению бесполезных познаний о бесплодной учености путем усиленного изучения языков и чисто внешнего упражнения памяти, Локк, согласно стремлениям натурфилософов, предлагал практическое обучение и развитие умственных способностей при помощи точного наблюдения и ознакомления с природой и с человеком.

Локк убедительно доказывал необходимость разделения церкви и государства и провозглашал идею веротерпимости, что создало почву для дальнейшего прогресса мысли и для реформ, которые должны были пробудить в обществе интерес к нравственным вопросам и стремление к добродетели, к обогащению внутренней жизни человека.

Люди, подобные Болингброку, Шэфгсбери, Коллинзу, Толенду и другим, подвигли интеллектуальные и моральные силы современного им общества на борьбу с тем, что сложилось историческим путем, и положили основание моральной философии, провозгласившей независимость нравственности от догматов веры; выставляя блаженство целью жизни, они основывали свое учение не на вере в Священное Писание, а на возможности осуществления идей добра, истины и красоты.

Эти философы так же, как и их последователи, известны в истории науки под именем «деистов» или свободомыслящих, так как они оспаривали христианское представление о триедином Божестве и признавали Богом (Deus) лишь высшее духовное существо.

Самым даровитым проповедником нового свободного учения был Шэфтсбери (1670–1713). Полный восторженной веры идеалиста в благородство человеческой натуры и обладая в то же время критическим умом Бэйля, он исследовал сущность и задачи морали и религии и стремился дать в своих сочинениях цивилизованному миру основные правила мышления, веры и деятельности. Он провозглашал в духе Платона добродетель, красоту и Sophrosyne сущностью истинной человечности, высшими, дарующими счастье благами. В то время как, по учению церкви, земля представляется юдолыо печали, а блаженство и награда за добродетель даруются лишь в небесах, этот жизнерадостный философ — оптимист, бессознательно подчиняясь фаталистическим склонностям своей души, стремился доказать существование вечной гармонии и красоты вселенной. Познание и созерцание ее должно привести человека к удивительному представлению о божестве и вместе с тем к блаженству.

Если боевым лозунгом Толенда (ум. 1722) было: «Не нужно догматического христианства», а Шубба (ум. 1744): «Нет исторического христианства», то лозунг Болингброка (1672–1751) гласил: «Вообще не нужно христианства». Талантливый и остроумный человек, он не признавал никаких религиозных и нравственных принципов, не верил в существование бескорыстной добродетели, но в то же время глубоко проникал в жизнь отдельных людей и целых народов острым и беспристрастным взором человека, много перевидавшего на своем веку. Этот философ — аристократ считал всю церковную религию, опиравшуюся на предполагаемое откровение, со всеми ее таинственными символами и мистериями, измышлением умствующих теологов. Вымышленную религию разработала, по мнению Болингброка, ради иерархических и политических целей жаждущая власти каста жрецов. Бессмертие представлялось ему весьма сомнительным благом; он считал: человек должен стремиться приобрести то, «что может доставить наибольшее количество приятных ощущений и наслаждений здесь, на земле».

Ту роль, которую Болингброк занял в области практической философии, в области поэзии играл его друг и единомышленник Александр Поп (1688–1744). Этот «князь рифмы», плывший на всех парусах по фарватеру современной ему учености и просвещения, сделался любимым, прославленным поэтом своего народа благодаря красоте формы, подкупающей ясности изложения и правильности языка. Правда, муза его никогда не достигала тех высот, где парят освободительные идеи, чувства, поднимающие душу над землей, творческая фантазия. Его увлекательная комическая эпопея «Похищение локона» представляет собой воздушное сооружение весьма изящной постройки и весьма богатое красками — «остроумная пародия на возвышенное». С веселой улыбкой он бичует здесь суетность общественной жизни и часто смешную или нелепую злобу дня. Переводом Гомера он хотел сделать возвышенную красоту и спокойную величавость ионийского певца более доступной для английского народа. Но его гладкий, рифмованный стих, которым некогда так восхищались, далеко уступает немецкому переводу Гомера Фосса. Переводу Попа прежде всего недостает греческого колорита, свежести, простоты и детской непосредственности — словом, всего того, что придает греческому эпосу неувядаемую прелесть. Старик Гомер в передаче Попа является каким?то знатным, щегольски разодетым англичанином. В своих «Опытах о человеке» Поп с самоуверенностью философа развивает в изящных стихах свои воззрения — диестические доктрины касательно мира и человечества. Близорукий и поверхностный наблюдатель видит на земле лишь горе и страдание; а между тем наш мир есть создание высокой мудрости, полное внутренних совершенств, и таит в себе все данные для человеческого блаженства. Дать счастье может одна лишь добродетель. Но полнота и добродетели, и счастья достигается в согласовании с общественным порядком мироздания. Вся мудрость исчерпывается изречением: «Познай самого себя!»

Глубокая любовь к природе побудила шотландского поэта Томсона дать поэтическое описание четырех времен года. Как ни мало книга эта отвечает требованиям истинного художественного произведения, но все же ее вполне справедливо хвалят за ее элегически-идиллические стихи, дышащие искренностью и отличающиеся образностью и музыкальностью; в описании явлений природы ясно слышится отзвук настроений человеческой души. Как известно, нежные мотивы этой поэмы произвели глубокое впечатление на Галлера и Клопштока, а Гайдн взял у нее текст и тему для своего большого музыкального произведения.

Большое влияние на настроение умов того времени, особенно в Германии, оказали произведения Уота (ум. 1765) и Макферсона (ум. 1796). «В них звучит тот же грустный, полный тоски основной тон и сказывается то же идиллическое стремление к уединенному величию сельской природы и к невинному человеку лучших первобытных времен, как и у Томсона, и в манерных пасторальных поэмах Попа, наконец, во вдохновенных мечтаниях Руссо о жизни доисторической эпохи».

Сатирические сочинения Свифта, в которых этот нервный памфлетист изливал свое негодование по поводу недостатков церкви, государства и общества, изображая действительность в карикатурном виде, также имели реформаторскую тенденцию. Как в «Сказке бочки», так и в «Путешествиях Гулливера», где очаровательно переплетаются чуть брезжащий свет современной действительности и сказочного мира грез, Свифт бичует христианские вероисповедания и религиозную догматику, пороки и извращения, нелепые взгляды и партийные увлечения эпохи, обливая их едким шелком своей иронии и сатиры.

Драматическая муза, руководимая Драйденом (1616–1700) и его способными, но совершенно беспринципными последователями, напыщенностью и высокопарностью своего слога и фривольностью содержания представляла верное отражение жизни безнравственного высшего общества эпохи реставрации Стюартов, но постепенно получила более серьезное направление и формы, а затем сценой завладела чувствительная мещанская драма, с нравоучительными тенденциями.

К той же цели стремились Сгиль (1671–1729) и Адиссон (1672–1719). Стоя в центре политической жизни своего времени, они обсуждали в своих, пользовавшихся широкой популярностью, нравоучительных журналах все вопросы и события текущей жизни, привлекая к себе читателей увлекательным изложением и художественным языком; не касаясь глубочайших проблем человеческого мышления и деятельности, они в легкой и забавной форме обсуждали человеческие проступки и ошибки, весело и снисходительно карая людей за их пороки и глупость.

Практическое применение современных философских идей касательно развития человека и общества в связи с развитием терпимости и любви к ближнему, добродетели и гуманности дал талантливый Даниель Дефо (1661–1731) в своем удивительно интересном романе «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо». Этот излюбленный герой немецкого юношества отражает в себе все человечество, а его остров — целый мир в миниатюре.

Все эти произведения пробудили интерес к реальному человечеству, к богатой формами и многообразной действительности, как она раскрывается перед нами в крупных и мелких событиях домашней и семейной жизни, в жизни города и деревни, в различных проявлениях общественной жизни и гражданских отношений, так же как и в интимных душевных отношениях между людьми; таким образом, они являются предшественниками нравоучительного и юмористического романа.

Ричардсон (1689–1761) дал ряд глубоко прочувствованных идеальных жизненных картин и человеческих образов. Филдинг (1707–1754) воспроизвел человеческую жизнь с правдивостью и знанием человеческого сердца, претендующими на полноту и совершенство. Родствен ему Оливер Голдсмит (1728–1774). В своем «Векфильдском священнике» он создал «сентиментальную идиллию», очарованию которой мы охотно поддаемся. Картинки нравов и описания Смоллета (1721–1771), нередко блестящие искорками веселого юмора, также захватывают своим реализмом. В своих ночных картинках он безжалостно вводит читателя в вертепы порока и преступления, тогда как Стерн (1713–1768) глядит на мир ласковым взглядом, полным любви к человечеству. Каждому явлению жизни, каждому настроению человеческой души он отдает должное. В описаниях этого знатока человеческого сердца, который сам прошел через очистительный огонь жестоких душевных страданий, столько добродушной иронии, мягкого юмора и глубокой любви к человеку, что чтение его произведений облагораживает и возвышает душу.

Изумительные успехи англичан как в устройстве своей государственной и правовой жизни, так и в области мысли и поэзии пробудили духовную жизнь во Франции и оказали на нее чрезвычайно благотворное влияние. Страсть к путешествиям и оживленный обмен мыслями между наиболее влиятельными представителями общества сблизили эти два враждебных народа и создали некоторую общность в формах общежития, во взглядах и настроениях.

Литературные сокровища соседней страны, благодаря свойственному французской нации вкусу и высокоразвитому чувству прекрасного, превратились в царстве «Короля солнца» в художественные произведения высокого достоинства. Пред спокойным и ясным умственным взором Монтескье (1698–1755) всплывал конституционный строй островного государства, когда он в своем «Духе законов» создавал идеальную теорию современного государственного права. Здесь не будем подробно говорить о том, сколь многими материалами, аргументами и идеями были обязаны английским философам и естествоиспытателям Вольтер (1694–1778), энциклопедисты и даже Руссо (1712–1778) — эти истинные сыны и в то же время вожаки и глашатаи своего богатого идеями, жаждавшего обновления и высокомерного века, которых так много прославляли и так много поносили и оскорбляли. В конце XVIII в. в этом отношении произошла значительная перемена: литературное образование и мировоззрение Англии в свою очередь подпало влиянию культурной соседней страны, расположенной по другую сторону Па?де — Кале.

Но в то время как во Франции пропасть между государством и церковью, с одной стороны, и творениями свободной и смелой мысли — с другой, делалась все шире, в то время как сомнения и неверие вели нацию к глубокому нравственному упадку, а революционные зародыши быстро развивались здесь, в Англии, отчасти вследствие исторических и политических событий, отчасти вследствие большей устойчивости исторически сложившихся учреждений и унаследованных взглядов, критическая и скептическая философия не выходила за пределы известных политических слоев. В конце концов смелая мысль оказалась скованной в своем полете, область применения новых идей к миру действительности значительно ограниченной, а наивная игра в библейское откровение была успешно ограждена и спасена от натиска и неустрашимого разума.

Но вначале влияние английского свободомыслия казалось неизмеримым. Широкое распространение английских сочинений, которое не могли сколько?нибудь значительно сократить ни противодействие духовенства, ни судебные преследования, уже само по себе неопровержимо свидетельствовало о глубоком стремлении французского народа к освобождению от гнетущего ига церковной традиции, о стремлении к такому состоянию мысли и веры, при котором свободное человечество, всеобщая терпимость и деятельная любовь к ближнему могли бы получить свои неотъемлемые права. Биологическое учение, гласящее, что, вследствие грехопадения человека в раю, земля и люди осуждены на вечную гибель, уже не могло более удовлетворять мыслящие, просвещенные умы. Поэтому они искали в философии средства спасения и исцеления от мнимой греховности человеческой природы, идеалы добра, истины и красоты.

Ввиду таких условий и при наличии такого рода идей, занимавших и волновавших умы, вряд ли покажется удивительным, что в Англии возникло в это время общество, стремившееся воплотить эти идеи в чувственно — символическую религию, в которой должны были исчезнуть все сословные и религиозные различия. Это общество, непосредственно примыкавшее к традициям прежде существовавших обществ и союзов, апеллировало к разуму и воображению человека и стремилось воспитать в нем полную гармонию ума и чувства, пробуждая в человеке всю свойственную ему душевную красоту и благородство; унаследовав традиции средневековых строительных обществ, оно ставило себе целью построить храм истинной человечности. «Не дерево, не камень, не железо и цемент или другие предметы, но жизнь и душа человеческие должны были отныне сделаться строительным материалом для царственного искусства».

Истинный друг человечества с чувством глубочайшего удовлетворения будет всегда взирать на благородные и высокие задачи союза свободных каменщиков.

Если же мы примем во внимание, как глубоко проникал этот союз в важнейшие жизненные отношения, сколько чистой, истинной гуманности пробудили и еще пробуждают в людях свободные каменщики и их младшие братья, друиды и Od. Fellows, то история этого удивительного исторического явления не может не вызвать к себе некоторого интереса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.