Глава третья Речь Посполитая: экспансия продолжается

Глава третья

Речь Посполитая: экспансия продолжается

К XVI веку наиболее характерные черты польского национального менталитета, в котором всегда было больше отталкивающего, нежели вызывающего уважение, в основном сформировались.

Устойчивым элементом польской «идентичности» стал польский язык, который сумел вытеснить латынь из сферы общественной жизни и стать средством выражения в области духовной жизни поляков. В этот же период укоренилось общее для всего шляхетского сословия представление о праве как о норме, стоящей выше любой власти. И наконец, на смену королевству пришла Речь Посполитая как самобытная форма государственного правления, оказавшая огромное влияние на всю дальнейшую историю. В Речи Посполитой шляхетское сословие превратилось в «шляхетскую нацию»; на протяжении жизни двух поколений благодаря полученным прежде привилегиям и благоприятной экономической конъюнктуре в ее руках оказался полный контроль над всеми областями политической, социальной и экономической жизни. Шляхетская Речь Посполитая просуществовала вплоть до разделов, однако характер доминирующего положения шляхты не претерпел существенных изменений. На протяжении XVI века король превратился в избираемого монарха с весьма ограниченными властными полномочиями, а шляхта, не забывая о своем рыцарском происхождении, стала превращаться в помещичье сословие.

Смерть короля Яна Ольбрахта (1492–1501) открыла новый период в истории Польши, когда наметились противоречия между интересами государства и интересами правящей династии. Амбиции Ягеллонов, иногда совпадавшие, а иногда и противоречившие устремлениям шляхты, столкнулись с внешнеполитическими планами Габсбургов. Шляхта испытывала неприязнь к этой династии и неохотно соглашалась выполнять какие-либо повинности в пользу государства. Ягеллоны, в свою очередь, стремились сохранить свои позиции в Литве, в чем шляхта усматривала как положительные, так и отрицательные для себя моменты.

После поражения литовцев в войне с Московским государством на реке Ведроша (1500) и польской армии на Буковине (1497) сложились условия, которые благоприятствовали дальнейшему сближению Польши и Литвы. В 1499 году для более успешного противостояния Московскому княжеству была восстановлена Городельская уния; в 1501 году она была вновь подтверждена, что было обусловлено причинами внутриполитического характера. Тогда же закрепилась практика избрания короля на выборных съездах шляхты, хотя круг претендентов ограничивался только членами правящей династии. Занимавший с 1491 года литовский престол Александр (1501–1506) в обмен на коронацию и польский трон предоставил знати привилегии. Знать оказывалась в более выгодном по сравнению со шляхтой положении: власть переходила в руки сената, а королю практически отводилась роль его председателя. Совершенно очевидно, что перспектива ограничения властных полномочий не отвечала интересам монарха, поэтому он попытался найти опору в лице средней шляхты. В результате на сеймах, состоявшихся в Пётркове (1504) и Радоме (1505), сложился антимагнатский союз, который положил начало борьбе за возвращение жалованных коронных владений. Возвращение этих земель в казну позволило бы королю увеличить свои доходы, а шляхте — рассчитывать на уменьшение налогов в пользу государства.

В 1506 году в своде законов, составленном по инициативе коронного канцлера Яна Лаского, был закреплен запрет на введение каких-либо новшеств без согласия представителей шляхты. Но ни одна из сторон не проявила должной решительности. Борьба за так называемую «экзекуцию прав» не разрешила существующих проблем, хотя именно вокруг экзекуции и была на протяжении более чем полувека сосредоточена деятельность шляхетских реформаторов государства. В борьбе за свою сословную гегемонию они выработали особый стиль общественной деятельности и специфические формы жизненного уклада.

Двум последующим представителям династии Ягеллонов — Сигизмунду I (1506–1548), прозванному Старым, и его сыну Сигизмунду Августу (1548–1572) удавалось довольно удачно балансировать между устремлениями знати и претензиями шляхты. В этом заключался интерес династии, который в понимании последних Ягеллонов был тождествен интересам государства. Их политике противостояла концепция Речи Посполитой, т. е. республики как общего блага, идентифициуруемого с благом шляхетского сословия. Но, хотя конфронтация двух концепций государственного устройства принимала порой резкие формы, до открытого столкновения дело не дошло: экономические преобразования, распространение протестантской Реформации и гуманистических идей протекали спокойно. Сложилось своего рода равновесие, которое выражалось в принципе взаимодействия трех так называемых «сеймовых сословий»: короля, сената и «посольской избы».

Польские земли и Великое княжество Литовское, как и прежде, были объединены персональной унией; и лишь в 1569 году в Люблине была заключена уния реальная и два государства были объединены в единое целое. Речь Посполитая превратилась в однородный (с точки зрения институтов государственной власти) политический организм, но сохранила при этом неоднородность во всех иных отношениях. Территория государства после аннексии Ливонии в 1582 году составляла 815 тыс. кв. км и была меньше, чем в начале века (1140 тыс. кв. км); после заключения Поляновского мира в 1634 году она увеличилась до 990 тыс. кв. км. После России это было самое большое государство в Европе. В начале XVI столетия в Речи Посполитой проживало около 7,5 млн человек, от 8 до 10 млн — в 1582 году и почти 11 млн — в 1650 году.

Постепенно ограничивалась свобода передвижения крестьян, что служило интересам шляхты и ее хозяйства. Со временем крестьянам было навязано крепостное право. И лишь гораздо позже дали о себе знать отрицательные для государства последствия подобного решения.

Оба последних представителя династии Ягеллонов вели ожесточенную борьбу в первую очередь за то, каким образом будет осуществляться управление в государстве. Обладая неограниченной наследственной властью в Литве, Ягеллонам не удалось навязать Речи Посполитой государственное устройство абсолютистского типа. Это не было связано с многочисленностью шляхетского сословия, достигавшего 8—10 % общей численности населения. В это же самое время в Испании численность знати была приблизительно такой же, но, несмотря на это, там сложилась совершенно иная форма правления, ставшая для польской шляхты в XVI–XVII веках синонимом самой ужасной тирании. Поэтому безуспешность попыток королевской власти обрести доминирующую позицию в государстве следует связывать с другими причинами.

Речь Посполитая сформировалась как государство шляхты. Она оставалась таковым и тогда, когда реальные рычаги власти оказались в руках магнатов, и тогда, когда власть в стране вершили иностранные армии и резиденты соседних держав. Начиная с XIV века шляхта постепенно отвоевывала себе привилегии, которые позволили рыцарскому сословию превратиться в сословие землевладельцев, и именно это дало ей возможность воспользоваться уникальной экономической конъюнктурой, сложившейся в XVI столетии, в Европе в связи с ростом спроса на зерно и притоком ценных металлов из Америки. Проблемы, связанные с кризисом феодализма, затронули польскую шляхту в меньшей степени, чем привилегированное сословие на Западе, и, возможно, поэтому численность польской знати существенно увеличилась. В любом случае решение было найдено прежде, чем сложилась благоприятная экономическая конъюнктура: личная зависимость крестьянства стала основой шляхетской модели общества и государства, а конъюнктура цен на зерно в XVI веке позволила в полной мере использовать эту зависимость.

Власть в Речи Посполитой была разделена между тремя силами, а сложившееся в первой половине XVI века равновесие препятствовало введению каких-либо принципиальных новшеств в сфере управления государством. В 30-е годы XVI столетия под лозунгом «исполнения» прежних прав и возвращения королевских владений формируется политическое движение шляхты, получившее название экзекуционного движения. Политически активная часть шляхетского сословия стремилась добиться влияния на монарха, давая ему, таким образом, шанс укрепить собственную власть. Программа «экзекуции прав», связанная с польской Реформацией и распространением идей гуманизма, долгое время оставалась в сфере постулатов. Но сила шляхты заключалась в том, что именно ей принадлежало право определять уровень налогов, и король был не в состоянии получить необходимые ему средства другим путем, хотя скудость королевской казны объяснялась не только отсутствием кредитования со стороны мещанства. Экзекуционисты, не соглашаясь с экономическими привилегиями католического клира, требовали независимости от Рима. Но им не удалось создать национальную Церковь. По всей видимости, ни король, ни шляхта не нуждались в столь радикальном решении проблем. Реформация, однако, получила среди шляхты довольно широкое распространение, и в середине XVI века Речь Посполитая являлась государством нескольких религиозных вероисповеданий. Это, впрочем, не изменило общего направления эволюции общества и государства.

В конце 50-х годов XVI века постепенно нарастало ощущение бесплодности спора, который длился в течение двух десятилетий. Сигизмунд Август, который остро нуждался в средствах на ведение войны в Ливонии, пошел на сближение с посольской избой. На Пётрковском сейме 1562–1563 годов были утверждены требования экзекуционистов, и в первую очередь требование произвести ревизию полученных магнатами прав на владение королевскими землями, что должно было ослабить позиции знати; было решено, что четвертая часть доходов с этих земель будет выделяться на содержание постоянной армии. Шляхта попыталась переложить обязанность по защите государственных границ на короля и крепостных. Стремясь обезопасить себя от возможных притеснений со стороны монарха, шляхта сохранила за собой право на неповиновение королю. Но союз короля со сторонниками реформ не принес успеха ни одной из сторон, а в 1569 году и вовсе разразился конфликт сторон: чтобы заставить шляхту реформировать налоговую систему, король всячески сдерживал реформу апелляционного судопроизводства.

Агитация вокруг программы экзекуции и планов переустройства Речи Посполитой, особенно активно проводившаяся на сеймах 1564 и 1565 годов, значительно ослабла после смерти Сигизмунда Августа, хотя борьба за власть и за передел доходов все еще продолжалась. Шляхта ревниво следила за тем, чтобы раздача владений и должностей не приводила к усилению позиций короля. В 1573–1575 годах была установлена главенствующая роль сейма в политической жизни. Но прерогативы, полученные сеймом, были своего рода авансом. В условиях дальнейшего усиления имущественного расслоения шляхты это привело в XVII веке к усилению роли магнатов.

Продолжалось присоединение к Речи Посполитой новых земель. Мазовия включалась в состав польского государства постепенно, на протяжении XV и XVI веков (по мере угасания местной княжеской династии). Их окончательная инкорпорация завершилась в 1526–1529 годах. На протяжении последующих 50 лет Мазовия в полной мере интегрировалась в состав Речи Посполитой, хотя и слыла самым бедным регионом, известным своей чрезвычайно многочисленной (до 40 % населения) мелкопоместной, задиристой и весьма невежественной шляхтой. Но благодаря тому, что Варшава стала столицей, этим землям суждено было стать символом всех польских земель. После Великой Польши пришло время Мазовии стать синонимом всего «польского», хотя это и произошло уже в эпоху утраты государственности. Наряду с территориальной интеграцией в XVI веке рождалось осознание общности интересов и ощущение единства. Но этот процесс затронул польские земли не слишком глубоко и не преодолел их разнородности. Двойственный характер идентификации шляхты с польской землей и с Речью Посполитой облегчал территориальную экспансию без одновременного усиления государства.

Иначе сложились судьбы прусских территорий, где интересы и сознание местной знати радикально отличались от тех, что были присущи основной массе польской шляхты. Тевтонский орден не отказался от идеи вернуть утраченные в предыдущем столетии территории. Для реализации своих устремлений он легко находил поддержку в империи, поскольку Габсбурги видели в Ягеллонах своих соперников за гегемонию в Центральной Европе. Данциг (Гданьск) связывали с Польшей деловые интересы, при этом руководство города предпочитало придерживаться совершенно независимой от Речи Посполитой политики. Данцигский патрициат стремился не подпускать Речь Посполитую близко к Балтике и был совершенно не намерен подчиняться ее налоговой политике.

У представителей польской государственной власти не существовало какой-либо определенной концепции относительно морской политики, а потому все попытки подчинить себе Данциг были непоследовательны. Во время первой Северной войны 1563–1570 годов Речь Посполитая в силу своих интересов в Ливонии оказалась вовлечена в боевые действия на Балтийском море. Сигизмунд Август считал, что Москве нельзя давать доступ к Балтике и что нужно создавать собственный флот. Это переплетение внутри- и внешнеполитических условий склонило его к сотрудничеству с движением экзекуционистов. Король действовал решительно и в 1568 году сумел подчинить себе Данциг. Зато Стефан Баторий, занятый исключительно московскими и венгерскими делами, с легкостью пошел в 1576 году на уступки жителям Данцига: жизненно важное для существования Речи Посполитой устье реки Вислы осталось под контролем гордого города.

Обособленность Королевской Пруссии (Восточного Поморья) была ликвидирована после 1568 года. Зато возникшее на территории Пруссии после секуляризации Тевтонского ордена княжество все более явно демонстрировало свою независимость от Речи Посполитой. Присяга, принесенная в 1525 году последним великим магистром Альбрехтом Гогенцоллерном Сигизмунду I, стала событием, которое, впрочем, не повлияло на будущее этих земель. Обе стороны имели все основания считать это событие внешнеполитическим успехом: хотя секуляризация лишала княжество протекции со стороны императора и папы, Альбрехт сумел предотвратить, казалось бы, неизбежное военное поражение, а Речь Посполитая — обезопасить свой северный фланг без дополнительных затрат. Гогенцоллерны стремились создать на территории Пруссии собственное государство и смогли получить значительную поддержку у местной знати и мещанства. Бранденбургским Гогенцоллернам удалось сначала закрепить свои наследственные права на Пруссию (1563), а в 1611 году распространить на нее права лена, чтобы в 1657 году добиться наконец полного уничтожения ленной зависимости Княжеской Пруссии от Польши. Сиюминутные выгоды, полученные от секуляризации ордена, были незначительными, а последствия этого проявились много позже. Прусская проблема в XVI столетии не рассматривалась в категориях этничности, а религиозный фактор дал о себе знать лишь в XVII веке, когда начинала формироваться польская «идентичность», связанная с католицизмом и шляхетством.

Внимание шляхты и власти было обращено в первую очередь на юго-восточное направление. Интересы Польши той эпохи, когда существовало определенное языковое и социальное сообщество, смещались с северо-западного направления на юго-восток. В этом же направлении шли наиболее интенсивные процессы экспансии; ось этого направления объединяла самые густонаселенные территории: Куявию, Мазовию и краковские земли с привлекательными для сельскохозяйственной колонизации землями Галицкой Руси, Волыни, Подолии. Здесь также проходил путь, по которому заработанные на торговле зерном драгоценные металлы устремлялись в направлении Леванта; этим же путем в Польшу проникали столь характерные для той эпохи восточные мотивы.

В результате польская экспансия в восточном направлении стала одним из проявлений процессов интеграции, в результате которых значительная часть населения, главным образом шляхетского происхождения, стала считать себя поляками. Уния 1569 года с Литвой втянула Польшу в далекие, казалось бы, от нее московские, а со временем также ливонские и украинские проблемы. Известно, что в XVI веке и Московское княжество осуществляло экспансию на землях Великого княжества Литовского. Польша же всячески противилась продвижению московского государства на Запад.

Не проявляя особого интереса к Пруссии, Речь Посполитая обратилась к экспансии в Ливонии. Эти земли, находившиеся под властью Ливонского ордена меченосцев, были охвачены внутренними конфликтами на религиозной почве. Конфликты усугублялись интригами со стороны внешних сил, заинтересованных в установлении своей власти над богатой страной, контролирующей торговлю с литовскими и русскими землями. Вмешательство Сигизмунда Августа во внутренние конфликты в Ливонии привело в 1557 году к заключению направленного против России Позвольского соглашения. Началась война, в результате которой Россия добилась выхода к Балтийскому морю в Нарве (1558); Швеция вторглась в Эстонию (1561); Дания овладела Эзельским епископством. Ливония оказалась перед выбором: либо подвергнуться разделу, либо сохранить свою целостность, которую гарантировала Речь Посполитая. В 1561 году орден был секуляризирован, и на территории Курляндии и Семигалии создано светское княжество; оставшиеся территории превращались в польско-литовское совместное владение.

Сигизмунд Август стремился укрепить связи ливонской знати с Речью Посполитой, но этому помешало все возраставшее давление со стороны польской и литовской шляхты. Созданные в Ливонии в годы правления Стефана Батория староства оказались в руках поляков. В этой ситуации стала очевидной необходимость договориться с одним из претендующих на Ливонию соперников, но, поскольку соглашение с Москвой было невозможно, единственно разумным явился союз со Швецией. Однако именно этот вариант оказался совершенно нереалистичным, и Речь Посполитая не сумела достичь в Ливонии значительных успехов с помощью военной силы. По мирному договору, подписанному в Щецине (1570), Швеция укрепила свои позиции, а Московское государство благодаря поддержке Габсбургов сохранило за собой право судоходства по Нарве. При подобном раскладе сил удар Ивана IV в 1577 году не только был нацелен на вытеснение Речи Посполитой из Ливонии, но и представлял известную угрозу для Литвы.

Таким образом, экспансия Речи Посполитой в Ливонии была неудачной. Слишком сложно было примирить между собой материальные интересы магнатов, контрреформаторские настроения католического духовенства и налоговые интересы государства. А потому, несмотря на растущее влияние шляхетской культуры и возможные выгоды от союза с Речью Посполитой, Ливония продолжала колебаться. Это облегчало вмешательство со стороны Швеции и подталкивало и Москву к решительным действиям.

В этих условиях юго-восточное направление польской экспансии представлялось самым выгодным. Магнаты и шляхта действовали совместно. Это, однако, не означает, что они всегда действовали умело. Все попытки вовлечь шляхту в войну против Москвы и подчинить русское общество с помощью церковной унии оказались несостоятельными. Подобный конфликт был по плечу лишь действительно великой державе, однако Речь Посполитая великой державой тогдашней Европы так и не стала.

Юго-восточное направление польской экспансии давало возможность избежать прямых военных конфликтов и решить при этом проблемы, связанные с численным увеличением шляхты. Однако в XVI веке полякам не удалось укрепиться на Украине и полонизировать ее. Характер земель, включенных в состав Короны после Люблинской унии 1569 года, и специфика государственного устройства способствовали развитию на этих территориях крупной земельной собственности. На пограничных землях, слабо населенных, но очень плодородных, которым постоянно угрожали татарские набеги, происходили противоречивые процессы: с одной стороны, колонизация осуществлялась преимущественно местным населением, которое отличалось от польского элемента по своей этнической и религиозной принадлежности; с другой — только большие земельные владения могли успешно обороняться в условиях постоянной внешней опасности. Поэтому именно на юго-восточных землях складывалось экономическое могущество магнатов и возникали предпосылки для их реальной независимости. Шляхта оттолкнула от себя казачество, единственную силу, которая могла бы прочно связать Украину с Речью Посполитой и польской культурой.

Со смертью последнего Ягеллона наступила эпоха выборных (элекционных) королей. Период бескоролевья (июль 1572 — май 1573 годов) и продолжавшееся немногим более года правление Генриха Валуа (1573–1574) не поколебали Речь Посполитую: несмотря на хаос, сопровождавший элекцию, и внутренние распри, кризиса удалось избежать. В годы правления Стефана Батория (1576–1586) и Сигизмунда III Вазы (1587–1632) Речь Посполитая достигла апогея своего могущества: самые обширные за всю ее историю границы, самая масштабная экспансия и самая весомая позиция в Европе — все эти преимущества пришлись на тот момент, когда уже давали о себе знать предпосылки будущего краха.

В Речи Посполитой не уделялось большого внимания внешней политике. Она не отличалась продуманностью, сочетая не связанные между собой, часто противоречившие друг другу интересы монарха и шляхты, отдельных родов знати, Польши и Литвы. В начале XVI века на внешнюю политику влияли династические планы Ягеллонов и их противодействие экспансии Габсбургов. Формирование Речи Посполитой было связано с гибкостью институтов Короны. Этому же способствовала и сознательная политика династии. На рубеже XV–XVI веков международная ситуация представлялась особенно благоприятной. Большие надежды на сдерживание османской экспансии вселяла перспектива, что по Дунаю будет проходить граница государства, имеющего солидные тылы; вопрос был лишь в том, о каком государстве могла идти речь. Совершенно очевидно, что на роль главной, а следовательно, и доминирующей в этой части Европы силы претендовала империя. Политика Ягеллонов в этом регионе зависела де-факто от местных антигабсбургских тенденций: Речь Посполитая, во-первых, могла стать противовесом габсбургской экспансии, а во-вторых, в ней видели защиту от турецкой угрозы.

Все страны южного пояса стремились к обретению государственной независимости. И это в значительной мере увеличивало шансы Ягеллонов на то, чтобы достойно конкурировать с Габсбургами.

Обе стороны всерьез подходили к этой проблеме. Император Максимилиан поддерживал все попытки Тевтонского ордена добиться независимости и искал союзника в лице Москвы. Экспансия Русского государства при Василии III развивалась быстрыми темпами, вступая в конфликт с территориальными претензиями со стороны Литвы. В 1514 году был захвачен Смоленск, и важная победа польско-литовской армии под Оршей в том же году не обеспечила политического решения конфликта. Тогда Сигизмунд I затеял долгосрочную политическую интригу, целью которой было обретение польско-литовским государством великодержавного статуса. В 1515 году Сигизмунду удалось изменить невыгодную для Польши ситуацию: ценой надежды на получение чешского и венгерского престолов он добился от Максимилиана отказа поддерживать Тевтонский орден и искать союза с Москвой. Но у этого плана не было прочной опоры, доказательством чего стали дискредитировавшие Сигизмунда действия чехов во время выборов императора в 1519 году. Альбрехт Гогенцоллерн оставался союзником Москвы (с 1517 года); но в 1519–1521 годах поляки сумели оказать на него значительное давление. От катастрофы орден спасли дипломатическое вмешательство Карла V и действия датского флота. Дальнейшее развитие событий в Пруссии и империи заставило Альбрехта подчиниться Польше, и союз этот оказался устойчивым на протяжении длительного времени. В 1522 году литовцы заключили с Москвой перемирие, не получив, однако, обратно утраченных ими смоленских и северских земель. Такое положение вещей сохранилось и после русско-литовской войны (1534–1537). Условия мирного договора соблюдались в течение 25 лет и были нарушены агрессивными действиями со стороны Ивана IV.

Ягеллонский план укрепления своего влияния в Центральной Европе закончился провалом в 1526 году под Мохачем, где венгерские войска были разбиты турками. Смерть молодого венгерского короля Людовика Ягеллона открыла Фердинанду Габсбургу дорогу к чешскому и венгерскому престолам. Сопротивление в Венгрии было непродолжительным; шляхетская партия, объединившаяся вокруг Яноша Запольяи, который пользовался поддержкой Сигизмунда, не смогла сохранить целостность страны. Турция была ближе и оказалась более надежным протектором, чем Речь Посполитая. События обнажили слабость позиций Сигизмунда I в Европе: он не мог участвовать в военных конфликтах одновременно на нескольких фронтах, а против Турции старался не предпринимать никаких действий. Причиной конфликтов с молдавскими господарями было стремление контролировать проходящие через их земли торговые пути. Конфликты ограничивались рамками приграничных войн, чтобы не провопировать Турцию, которая рассматривала эти земли как сферу своего влияния. Поэтому после победы гетмана Яна Тарновского над молдавским господарем Петрилой под Обертыном (1531) Польша довольствовалась гарантией безопасности для региона Покутья, не пытаясь установить протекторат над всей Молдавией. С Портой в 1533 году был заключен вечный мир, который не нарушался почти целое столетие. Ни с финансовой, ни с военной точек зрения Речь Посполитая не была в состоянии сделать необходимое усилие, чтобы воплотить в жизнь возможности, которые открыла перед ней династическая политика Ягеллонов.

Причины политического поражения Польши в Центральной Европе коренятся в интересах правящей группы: эти интересы привели к формированию такой политической системы, которая была неспособна вести экспансию с помощью военной силы. Именно поэтому противостоявшая Габсбургам Франция искала союзника скорее в лице Турции, чем Речи Посполитой.

И это особенно заметно в решении проблемы господства на Балтийском море. Весьма характерно, что для всех последующих польских королей ливонская проблема была важнее прусской. Главным противником Речь Посполитая считала Москву, поэтому возникало стремление создать на территории Ливонии преграду, способную сдержать распространение «варварства». Внешнеполитический поворот в сторону Швеции после 1568 года, когда на шведский трон вступил женатый на Катажине Ягеллонке Юхан III Ваза, оказался недолговечным. В 1570 году в Щецине император оставил польских послов ни с чем, делая невозможным план дипломатической изоляции Москвы.

Благодаря дополнительным средствам, полученным после введения сеймом чрезвычайного налога, Стефан Баторий провел последовательно три военные кампании, в результате которых удалось оттеснить Россию от устья Двины. Удар по русским землям, ознаменованный приобретением Полоцка (1579), Великих Лук (1580) и осадой Пскова (1581), позволил подписать в Яме-Запольском перемирие, по которому Речь Посполитая получала всю Ливонию и Полоцк. Успех был очевиден, но оказался недолговечным. В самой Ливонии союз с Речью Посполитой уже не считали необходимым.

Баторий и поляки не рассматривали всерьез угрозу со стороны шведов, и те, воспользовавшись ситуацией, захватили Нарву и укрепляли свои позиции в Эстонии. Получив Ливонию, Речь Посполитая не сумела воспользоваться своим успехом в полной мере и не ликвидировала источник потенциальных конфликтов со Швецией.

Смерть короля помешала осуществить планы вторжения в Московское государство, а последовавшее за нею бескоролевье усилило влияние магнатов в сейме и государстве.

Продолжительное правление Сигизмунда III привело Речь Посполитую к вершинам ее могущества, но одновременно с этим стало эпохой невиданных поражений. Иллюзорность устремлений Речи Посполитой обрести статус великой державы обнаружилась с началом Тридцатилетней войны. Состояли они из попыток заключить унию со Швецией, что спровоцировало ряд военных конфликтов, из попыток поглотить Украину и, наконец, из попыток подчинить Московское государство.

Речь Посполитая не сумела заключить союз со Швецией, хотя этот союз был для нее единственным шансом решить балтийскую проблему. Попытки Сигизмунда закрепить за собой шведский трон после смерти Юхана III подтолкнули его противников на союз с Москвой. Протестантская Швеция вступала в период активной внешнеполитической экспансии, главной целью которой были плодородные земли южного побережья Балтийского моря. Но именно поляки вопреки какой-либо логике требовали передать Польше права на Эстонию и добились на это согласия Сигизмунда III в самый неподходящий для Польши момент. Узнав о своей детронизации в Швеции (1599), король попытался еще сильнее связать с Речью Посполитой собственные династические устремления. Эти расчеты оказались ошибочными и втянули республику в ряд совершенно ненужных ей военных конфликтов. В тот момент, когда Сигизмунд III принимал правление в свои руки, позиции Речи Посполитой казались очень прочными: бескоролевье, длившееся целый год, хотя и сопровождалось страшными беспорядками, не привело к дестабилизации ситуации в стране. Москва, где с 1598 года правил Борис Годунов, не представляла угрозы; сначала Литва, а потом и Польша без труда добились продления сроков перемирия. Соглашение 1589 года урегулировало конфликт Речи Посполитой с императором.

Сенаторы и послы, магнаты и шляхта — все считали, что их государство способно продолжить экспансию. Такая уверенность влияла на короля и круг его советников; разделял ее и канцлер (1578) гетман Ян Замойский (1542–1605).

Причины того, что Польша не стала великой державой и что для экспансии не хватало материальных средств, отчасти заключается во внутриполитических факторах. Внешнеполитическая слабость Речи Посполитой не проистекала напрямую из отсутствия сильной королевской власти, но определялась несовершенством политической системы, которая создавала условия как для самоуспокоенности и беззаботной жизни, так и для проявления частных интересов в неслыханных масштабах. Эти чрезмерные амбиции знати блокировали завершение реформ государственного устройства и казны. Проекты дальнейших преобразований не были реализованы на сейме 1589 года, так как не удалось договориться о принципах избрания короля. С этого момента дороги короля и канцлера разошлись. Замойский стремился не только сделать процедуру выборов более эффективной, но и навсегда исключить Габсбургов из числа кандидатов на польский престол.

В 1592 году состоялся инквизиционный сейм, на котором были раскрыты замыслы короля передать польскую корону Габсбургам. Сигизмунд был унижен, а его попытки в 1594–1598 годах установить в Швеции свое правление закончились катастрофой. Все эти события способствовали дальнейшей децентрализации власти в стране. Проблема заключалась в том, что перемещение центра тяжести в провинциальные органы сословного представительства (сеймики) усиливало влияние местных интересов на польскую внутреннюю политику и затрудняло создание института, который бы взял на себя реальные функции центрального органа власти, а объединенные вокруг короля и канцлера политические силы вели ожесточенную борьбу исключительно за сохранение собственного влияния. В хаосе соперничества затерялись голоса, высказывавшиеся за необходимость упорядочить принципы проведения сеймов; на задний план отошли также проблемы внешней политики. На рубеже XVI–XVII веков, прежде чем внутреннее противостояние достигло своей кульминации в сандомирском мятеже 1606 года, неожиданно стало ясно, что Речи Посполитой со всех сторон угрожает опасность.

В Ливонии шведы сумели за два года свести на нет все усилия Батория, а основные военные силы Речи Посполитой были в тот момент сосредоточены на Дунае. Когда Замойскому, а потом и Ходкевичу удалось овладеть ситуацией, для завершения кампании не хватило денег. Не помогла и победа Ходкевича над Карлом IX под Кирхгольмом (Саласпилс) 27 сентября 1605 года, когда три с половиной тысячи польских кавалеристов разгромили четырнадцатитысячную шведскую армию. Военные удачи только усыпляли бдительность поляков, давали им ощущение собственного превосходства. Тем временем, несмотря на победу над господарем Валахии Михаем Храбрым под Буковом (Румыния) 20 ноября 1600 года, потерпели крах усилия Замойского, который стремился в 1599–1600 годах подчинить Молдавию, возведя на молдавский трон представителей рода Могилы.

Турция сумела быстро восстановить свою гегемонию в этом регионе, показав, сколь бесплодны все усилия по созданию направленной против нее лиги христианских государств. Противоречия между имперскими, польскими и местными балканскими интересами были гораздо сильнее, чем стремление объединиться перед лицом турецкой угрозы. В самой же Речи Посполитой миф Крестового похода превращался в одну из иллюзий, которая мешала пониманию важнейших проблем. В 1563 году ради мнимых преимуществ в решении ливонского вопроса Польша позволила курфюрсту Бранденбургскому взять в управление герцогство Пруссия.

Следует сказать несколько слов о важнейшем для польской истории религиозном вопросе.

Процессы полонизации на украинско-белорусских землях сопровождались в значительной степени принятием католицизма. Это справедливо в первую очередь по отношению к тем слоям общества, которые стремились перейти в шляхетское сословие. В XVI веке появились протестанты.

Эхо выступлений Лютера и религиозные «новшества» быстро достигли Польши благодаря немецкому населению городов и молодежи, обучавшейся в немецких университетах. Лютеранство получает распространение уже после 1520 года, а в 1522 году издается королевский эдикт, направленный против реформирования костелов. После 1540 года популярность завоевывает кальвинизм, в первую очередь в шляхетской среде. Наиболее широкое распространение кальвинизм получил в Литве, где он пользовался покровительством могущественного рода Радзивиллов. Переходя в протестантизм, шляхта переделывала католические церкви в протестантские, а местное население фактически не могло выбирать вероисповедание. Быстрое распространение Реформации только отчасти было связано с кризисом религиозных убеждений. Гораздо чаще от католицизма отворачивались по причине его глубочайшего упадка. Высшее духовенство вело светский образ жизни, с небрежением относясь к своим церковным обязанностям. Шляхта неодобрительно смотрела на налоговые льготы Католической церкви. Всем вероисповеданиям в начале XVI века был присущ антиклерикализм; многие представители епископата, бывшие в большей степени гуманистами и политиками, чем духовными лицами, способствовали своим образом жизни и взглядами распространению протестантских тенденций. Шляхетская реформация, в свою очередь, была явлением поверхностным, не имела под собой серьезного теологического фундамента. И именно это считается причиной того, почему многие представители шляхты возвращались в лоно католицизма.

Такие протестанты, как Рафал Лещинский, Иероним Оссолинский или Миколай Сеницкий, были в середине XVI века предводителями посольской избы, выступавшей за реформирование Речи Посполитой. Они боролись и за создание независимой от Рима национальной Церкви.

Заключенное в 1570 году в Сандомире соглашение кальвинистов, лютеран и «чешских братьев» носило оборонительный характер и было нацелено против Контрреформации. Без сомнения, самым значительным успехом польских протестантов стал акт Варшавской конфедерации (1573), гарантировавший религиозный мир в Речи Посполитой. Шляхта была заинтересована в том, чтобы религиозные споры не привели к гражданской войне. Однако уже во времена Батория и особенно Сигизмунда III католики пользовались очевидной поддержкой королевской власти, а протестанты дискриминировались.

В конечном итоге протестантизм оказал незначительное влияние на формирование польской религиозности. Процесс становления польского католицизма продолжался довольно долго. Протестантская Реформация и католическая Контрреформация влияли на изменение шляхетского самосознания. Католики и протестанты пользовались одним и тем же языком, боролись за аналогичные права, одинаково использовали свое привилегированное положение. Однако у католицизма, как показало время, способность консолидировать общество оказалась сильнее.

На смену поколению равнодушных к религиозным проблемам епископов на рубеже XVI–XVII веков пришли люди не менее вовлеченные в политику и государственные дела, но уже с иным стилем деятельности. Их предшественником можно считать епископа Вармии кардинала Станислава Гозия. Именно Гозий в 1564 году пригласил в Польшу иезуитов, оказавших значительное влияние на религиозную жизнь и культуру следующего столетия.

Иначе складывались отношения с православием. С усилением процессов полонизации имущие слои православного населения переходили в кальвинизм или католицизм. На присоединении Православной церкви настаивал Рим; эта идея общественных предпосылок не имела. В 1596 году в Бресте был заключен акт унии и возникла Униатская церковь, которая сохраняла греческий обряд, но признавала верховную власть папы. Заключение унии привело к серьезным конфликтам, поводом для которых, среди прочего, стало неисполнение ряда политических условий: униатские епископы, например, не получили обещанных им мест в сенате. В 1635 году под давлением шляхты Православная церковь была восстановлена в своих правах, но к социальным конфликтам на Украине добавились еще и религиозные мотивы. Все это тяжело сказалось на судьбах Польши и Украины.