Глава 11 Средиземноморский, или юго-восточный театр военных действий

Глава 11

Средиземноморский, или юго-восточный театр военных действий

Итальянский театр военных действий. Осенью 1917 года Италия была ареной и объектом действий германского командования. И опять конфигурация границы давала ему целый ряд возможностей для географически непрямых действий, которых был лишен его оппонент. А последний и не проявлял склонности попробовать психологический непрямой подход. Итальянская пограничная провинция Венеция образовывала выступ, направленный в глубь австрийской территории, имея на северном фланге австрийские Тироль и Триент (Трентино), а на юге Адриатику. Вдоль границы с Адриатикой протягивалась полоса относительно невысокой местности вдоль реки Изонцо, но затем граница шла вдоль Юлийских и Карнийских Альп, описывая широкую дугу в северо-западном направлении, и далее дуга продолжалась на юго-запад до озера Гарда. Огромный размах альпийских массивов на севере и отсутствие каких-либо ценных объектов не прельщало Италию предпринять наступление в этом направлении. Таким образом, будучи ограничена в отношении наступательных возможностей на севере, Италия была вынуждена предпринять прямое наступление на Австрию в восточном направлении. Итальянский фронт неизбежно находился под потенциальной и вечной угрозой удара со стороны Триента в тыл. Но при столь ограниченном выборе Италия избрала этот путь. В течение двух с половиной лет она упорно продолжала попытки прямых действий, и к этому времени «одиннадцатое сражение» на Изонцо закончилось ничем, итальянские армии едва сдвинулись со своих стартовых позиций, а потери превысили 1 млн 100 тысяч человек, в то время как австро-венгры потеряли около 650 тысяч. В этот период Австро-Венгрия один раз переходила в наступление. Это случилось в 1916 году, когда Конрад Хетцендорф стремился заручиться поддержкой Фалькенхайна в попытке уничтожить Италию прорывом на юг из Триента (Трентино) в тыл итальянских армий, в то время занятых на Изонцо. Но Фалькенхайн, не веря в этот план и «решающие» удары, сосредоточенный на «мясорубке», работавшей под Верденом, уклонился от выделения даже минимума из девяти германских дивизий, которые Конрад просил для того, чтобы не трогать австрийские дивизии на Восточном фронте. Не получив этой помощи, Конрад решил попытаться в одиночку, сняв с Востока некоторые из своих лучших дивизий и тем самым ослабив этот фронт перед Брусиловским наступлением, не получив, однако, адекватных сил для реализации своего итальянского плана. Тем не менее это наступление было весьма близко к успеху.

Если нельзя сказать, что этого никто не ожидал, то была все-таки определенная внезапность, потому что итальянское командование не верило, что у Конрада найдутся силы и средства для широкомасштабного наступления. Это и было широкомасштабное наступление, но все-таки недостаточно крупное. Атака после начала принесла быстрый успех в первые дни, и, хотя Кадорна был умел и быстр в отводе резервов от Изонцо — помимо подготовки к эвакуации оттуда своих складов и тяжелой артиллерии, — все же это была гонка с равными шансами. Наступающие австрийские войска почти прорвались на низменность, но наступление утратило свою энергию из-за отсутствия резервов, и в результате Брусиловского наступления (австрийцы были вынуждены перебрасывать силы на русский фронт) оно заглохло.

Когда Людендорфу спустя 17 месяцев пришла идея нанесения совместного удара в Италии вследствие тяжелого положения в Австро-Венгрии, перспективы были уже менее благоприятными. Он мог потратить только свой тощий генеральский резерв из шести дивизий, а его союзник страдал (морально и материально) от истощения. И из-за отсутствия средств этот план был ограничен до более узкого и более прямого воздействия — удара по северо-восточному участку на рубеже реки Изонцо (здесь, в Словении, она называется Соча), в месте изгиба в Юлийских Альпах. Выбор такого сектора, однако, был сделан по принципу, новому для этого фронта, то есть по линии наименьшего тактического сопротивления. Вначале планом предусматривался только прорыв фронта в районе Капоретто (современный Кобарид в Словении) с последующим разгромом противника на рубеже реки Изонцо фланговым ударом, но потом план стал более амбициозным, но без добавления средств на его претворение в жизнь. Людендорфу в Капореттто, как и британцам той же самой осенью в Камбре, суждено было дать пример глубокой стратегической ошибки «отрезания ткани не по размеру, нужному для пошива пальто», а попросту — переоценив свои возможности. Людендорф ударился в другую крайность по сравнению с Фалькенхайном, который, собираясь шить пальто, всегда покупал слишком мало материала, а затем вынужден был прикупать еще, так что, в конце концов, пальто оказывалось испорченным, будучи сшитым из отдельных кусков, демонстрируя плохое качество шитья.

24 октября 1917 года началось искусно подготовленное и скрытое наступление, и им был глубоко вбит клин между итальянскими армиями фронта на Изонцо. Неделю спустя оно дошло до реки Тальяменто. Но как только итальянцы отвели свои потрепанные войска, пусть и с потерей большей их части, продолжение наступления превратилось в чисто прямой натиск на запад, оттеснив итальянцев к реке Пьяве, этой прочной преграде, за которой можно было закрепиться. (С 24 октября по 9 ноября 1917 г. итальянская армия здесь потеряла свыше 10 тысяч убитыми, 30 тысяч ранеными, 265 тысяч пленными, 3152 орудия, 1732 миномета, 3 тысячи пулеметов. Десятки тысяч итальянских солдат дезертировали, их отлавливали и расстреливали. Австро-германцы заняли 14 тысяч квадратных километров территории. Чтобы удержать фронт на Пьяве, сюда было переброшено 5 английских и 6 французских дивизий. — Ред.) Людендорф слишком поздно додумался о переброске резервов в обход Трентино, но потерпел неудачу из-за слаборазвитой сети железных дорог. Армия в районе Трентино сделала неэффективную попытку за счет собственных слабых ресурсов; эта атака уже не принесла результата настоящего удара в тыл, потому что весь итальянский фронт со своими резервами был оттеснен почти до этого же рубежа.

Первоначальная внезапность прошла, австро-германское наступление теперь обрело форму чисто прямого схождения лучей, тесня итальянцев назад в направлении их резервов, боеприпасов, родной земли и союзных подкреплений. И оно принесло неизбежный результат. Но мера достигнутого успеха с такими скудными ресурсами (7 германских и 8 австрийских дивизий с 1922 орудиями и минометами в пух и прах разгромили 25 дивизий итальянцев с более чем 3 тысячами орудиями. — Ред.) сформировала иронические высказывания над отказом Фалькенхайна выслушать более обещающий план Конрада в начале 1916 года.

Балканский театр военных действий. Перед тем как мы приступим к рассмотрению плана Людендорфа на 1918 год, необходимо проанализировать действия, предпринятые или планировавшиеся его оппонентами в течение последних трех лет за пределами французского и русского фронтов.

В то время как французский и британский штабы во Франции сохраняли неутолимую веру в мощь прямого наступления не только для прорыва траншейной системы полевых укреплений, но и для завоевания решающей победы, сильные сомнения в этом возникли с октября 1914 года в кругах как далеких от окопов, так и близких к ним. Те, кто придерживался такого мнения с перспективы, которую дает расстояние, не все являлись политическими лидерами: сюда входили Галлиени во Франции и Китченер в Англии, который 7 января 1915 года писал сэру Джону Френчу: «Немецкие оборонительные позиции во Франции можно рассматривать как крепость, которую нельзя взять штурмом, а также нельзя полностью окружить, поэтому эти укрепленные позиции можно блокировать, пока операции будут продолжаться в других местах».

Это оспаривалось, в частности, Черчиллем, который считал, что вражеский альянс следует рассматривать как единое целое и что современные события настолько изменили концепции расстояния и его влияние на переброску войск, что удар на каком-нибудь другом театре военных действий будет соответствовать «классическому» наступлению на вражеский стратегический фланг. Здесь можно заметить, что так часто цитируемый в поддержку удержания Западного фронта пример Наполеона скорее свидетельствует о необходимости иных действий. Кроме того, сложилось мнение, что такая операция соответствовала бы традиционной английской стратегии ведения морских десантных операций и позволила бы ей использовать свое военное превосходство морской державы, которым британцы до сих пор в Первой мировой войне использовали недостаточно. В октябре 1914 года лорд Фишер выдвинул план десанта на германском побережье. В январе 1915 года лорд Китченер выступил в поддержку еще одного плана с целью перерезать главную коммуникацию Турции на востоке, высадив десант в заливе Александретта (Искандерун на юго-востоке современной Турции). Послевоенные комментарии Гинденбурга и Энвер-паши (во время войны был фактическим главнокомандующим, вице-генералиссимусом, а генералиссимусом номинально был султан: после войны в 1921–1922 гг. возглавлял басмаческое движение в советской Средней Азии и был убит в стычке с отрядом Красной армии. — Ред.) показали, как это парализовало бы Турцию (скорее, туркам просто пришлось бы оставить Палестину, Сирию и Хиджаз. — Ред.), но это вряд ли оказало бы более обширное влияние или стало бы непрямым воздействием на центральные державы в целом.

Ллойд-Джордж поддерживал переброску основной части британских войск на Балканы, чтобы «войти к неприятелю через заднюю дверь». Но французское и британское командование, уверенные в скором окончании войны во Франции, яростно возражали против любой альтернативной стратегии, подчеркивая трудности транспортировки и снабжения и легкость, с которой Германия, по их мнению, может перебросить свои войска, чтобы отразить эту угрозу. Если и был смысл в этих утверждениях, то их пылкость преувеличила эти сложности. Возражения командования союзников также были маловразумительны, когда применялись к частному варианту балканского плана, выдвигаемому Галлиени. Он предлагал высадку десанта в Салониках как начальной точке для марша на Константинополь с армией, численности которой будет достаточно, чтобы вдохновить Грецию и Болгарию на присоединение и их войск к Антанте. За взятием Константинополя должно было последовать продвижение к Дунаю и вторжение в Австро-Венгрию вместе с румынами. Здесь наблюдается фундаментальное сходство с курсом, фактически избранным в октябре 1918 года; в сентябре указанного года германское военное мнение было склонно рассматривать такой вариант как «решающий», и в первые недели ноября эта угроза, хотя еще не столь близкая, стала важным фактором, ускорившим капитуляцию Германии.

В январе 1915 года Китченер получил призыв великого князя Николая организовать отвлекающий маневр, который уменьшил бы турецкое давление на русские войска на Кавказе. Китченер понимал, что не может обеспечить эти силы, и предложил военно-морскую демонстрацию силы в Дарданеллах, которую Черчилль (тогда первый лорд адмиралтейства, то есть военно-морской министр. — Ред.), оценивая более широкие стратегические и экономические проблемы, предложил из-за невозможности оказания прямой военной помощи русским превратить в попытку форсировать пролив. Его военно-морские советники, хоть и не проявляли энтузиазма, не возражали против этого проекта, и адмирал Карден прямо тут же разработал план. Отряд военных кораблей, в основном устаревших типов, был собран с французской помощью и после предварительного артиллерийского обстрела 18 марта вошел в проливы. Однако из-за подрывов на плавающих минах нескольких кораблей, от попытки пришлось отказаться. (Армада союзников: 11 линейных кораблей, 1 линейный крейсер, 4 легких крейсера, 16 эсминцев, 7 подлодок, 1 авиатранспорт — с 19 февраля долбила турецкие берега по площадям. Затем число линкоров возросло до семнадцати, но результаты обстрелов были безуспешными. — Ред.)

Неясно, принесло бы успех новое скорое наступление, потому что у турок боеприпасы подходили к концу, а в таких условиях минные заграждения можно было бы преодолеть. Но новый морской командующий адмирал де Робек решил не делать этого, пока не подойдет военная помощь. Еще месяц назад военный совет принял решение об объединенном штурме и начал отправку войск под командой сэра Яна Гамильтона. Но так как власти медленно приняли новый план, так же медлительно они и решали вопрос с отправкой необходимых сил, и даже когда они были посланы, причем в недостаточном количестве, еще пришлось тратить несколько недель дополнительно — в Александрии, — чтобы перераспределить войска по их транспортным кораблям, сообразно их тактической принадлежности. Хуже всего то, что эта безалаберная политика начисто исключала возможность для внезапности. Когда в феврале был проведен предварительный обстрел, в районе проливов дислоцировались лишь две турецкие дивизии, а к моменту обстрела корабельной артиллерией их число возросло до четырех. Когда же Гамильтон, наконец, был в состоянии высадить десант, их стало шесть. А у себя под рукой он имел только четыре британские дивизии и одну французскую дивизию — фактически уступая противнику в численности в ситуации, когда естественное превосходство обороны над атакующими было приумножено природными препятствиями района действий. Слабость в количественном отношении и ограниченность миссии (содействие флоту в проходе проливами) вынудила командующего предпочесть высадку десанта на Галлипольском полуострове, нежели на континенте или на азиатском побережье. (18 марта союзный флот предпринял еще одну неудачную попытку прорыва. — Ред.)

25 апреля союзники высадились на южную оконечность Галлипольского полуострова возле мыса Ильясбаба и севернее мыса Кабатепе, в 25 километрах севернее первой точки высадки по побережью Эгейского моря; в качестве отвлекающего маневра производилась демонстрация высадки в районе мыса Кумкале на азиатском берегу (а также в Саросском заливе на европейском. — Ред.). Но как только краткосрочный выигрыш от тактической внезапности был утрачен, а турки смогли перебросить сюда свои резервы, атакующие не смогли расширить свои два ненадежных плацдарма.

В конце концов, в июле союзное командование решило отправить еще пять дивизий для усиления семи, уже находящихся на полуострове. К тому времени, когда они прибыли, турецкие силы в регионе также возросли — до 15 (14. — Ред.) дивизий. Гамильтон решился на двойной удар — усиленный удар из Кабатепе и новый десант в заливе Сувла в нескольких километрах севернее, — чтобы перерезать полуостров посредине и захватить высоты, господствующие над проливом. Если этот удар выглядит более прямым, чем высадка к северу от Болайыра (то есть в Саросском заливе. — Ред.) или на азиатском берегу, то в его оправдание можно сказать, что он наносился в месте, где вражеское командование его не ожидало, и резервы противника были сосредоточены в других точках. До того, как прибыли подкрепления, только полтора турецких батальона преграждали путь десанту. Время и возможности были упущены из-за неопытности десантных войск и пассивности командиров на местах. Тупик, разочарование и возможность использовать эту неудачу для тех, кто всегда был против этого проекта, вскоре привели к эвакуации полуострова. Вердикт Фалькенхайна относительно Дарданелльской операции был таков: «Если проливы между Средиземноморьем и Черным морем не были бы постоянно закрыты для судоходства Антанты, все надежды на успешный исход войны были бы существенно уменьшены. Россия освободилась бы от своей серьезной изоляции… что давало бы большие гарантии, чем военные успехи… что раньше или позже разгром войск этого титана должен произойти… автоматически». Ошибка содержалась не в концепции, а в исполнении. Если бы британцы использовали в самом начале военных действий даже скромную часть своих войск, которые они в конечном итоге израсходовали по частям, то, по свидетельствам даже вражеских командиров, становится ясно, что все предприятие увенчалось бы успехом. Если Дарданелльская операция была прямым воздействием на Турцию, все же она была непрямым воздействием на основные турецкие армии, в то время воевавшие на Кавказе, и, на более высоком уровне, непрямым воздействием на центральные державы в целом. На фоне мрачных и пустых перспектив во Франции, которым исторический опыт не подарил ни одного луча надежды, дарданелльская идея выглядит как соблюдавшая закон согласования средств и цели столь же тщательно, как нарушило этот закон ее исполнение. (В общей сложности борьба за Дарданеллы продолжалась 259 дней. В ней участвовало со стороны Англии 490 тысяч, Турции — 700 тысяч человек. В ходе ее Англия потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести 119,7 тысячи, Франция 26,5 тысячи, Турция 186 тысяч человек. Англо-французский флот потерял 6 линкоров, турецкий — 1 линкор. — Ред.)

Палестинский и Месопотамский театры военных действий. Ближневосточные экспедиции вряд ли вписываются в поле настоящего исследования. Стратегически они были и слишком отдаленными, чтобы надеяться на какой-то решающий эффект от их исполнения, и, считаясь отвлекающими операциями, они обе вместе поглотили значительно больше сил у британцев, чем удержали вражеских войск. В сфере политики эти экспедиции, однако, сыграли определенную роль. Британия не только в огромной степени и неуклонно прогрессировала, но и отводила опасность от себя и компенсировала потери своих союзников, «собирая сливы во вражеском саду» (то есть захватывая заморские владения противника), в то время как главные силы союзников и противника изнуряли друг друга в схватке за ворота (в этот «сад»). В случае неблагоприятного поворота событий в главном сражении у Британии были козыри, с которыми можно было торговаться, а если поворот был благоприятный, она просто прикарманивала их. Таким образом, есть, по крайней мере, почва для рассмотрения, не заслуживает ли такая тактика совершенствования и развития в теорию большой стратегии, которой бы британцы руководствовались.

Однако локальная стратегия Палестинской экспедиции заслуживает изучения. В самом начале она сочетала в себе недостатки, присущие как прямым, так и непрямым действиям. Наступление развивалось на направлении, которое не являлось для противника неожиданным; к тому же оно было наиболее протяженным и трудным кружным маршрутом к какому-либо важному объекту Турции. После первых двух неудач у Газы, которая охраняла прямой доступ по побережью из Египта в Палестину в марте и апреле 1917 года, осенью были накоплены более мощные силы, и они использовались для менее прямого подхода. План — состав ленный Четвудом и принятый Алленби после освобождения от командования Мюррея — был настолько непрямым как в географическом отношении, насколько это позволяли доставка воды и небольшая ширина полосы между морем и пустыней. Турецкие укрепления простирались где-то в 32 километрах в глубь материка от Газы, в то время как еще в 16 километрах далее Беэр-Шевы (Биршебы) образовывала удаленный форпост, охранявший восточный край зоны возможного подхода. Действуя втайне, ухищрениями англичане сумели отвлечь внимание турок в сторону Газы; потом Биршеба с ее запасами воды была захвачена обходящим и стремительным ударом с незащищенной стороны. Дальше по этому плану, после отвлекающей атаки на Газу, наносился удар по флангу турецкой главной позиции, а в это время кавалерия из Биршебы выходила в турецкий тыл. Но трудности в снабжении водой и турецкий контрудар на севере от Биршебы сорвал этот маневр, и, хотя турецкий фронт был прорван, решающих результатов достигнуть не удалось. (Перед началом своего наступления 31 октября 1917 г. англичане сосредоточили здесь 7 пехотных и 3 кавалерийские дивизии — до 80 тысяч пехоты, 15 тысяч сабель, 270 полевых и 80 тяжелых орудий. Турки (8-я ярмия) имели здесь 45 тысяч пехоты, 2180 сабель, 308 орудий и 526 пулеметов. Командовал всеми турецкими армиями фронта бывший начальник германского генерального штаба генерал Фалькенхайн. — Ред.) Турецкие войска откатились назад, в итоге за пределы Иерусалима (на 80 км в узкой полосе Палестины), но они не были разбиты и не отрезаны, как это планировалось.

Решение и попытка добраться до них были отложены на год — до сентября 1918 года. А в это время в пустыне на востоке и на юге некая интересная кампания не только помогала ослабить боевую мощь Турции, но и проливала больше света на стратегию и, в частности, на непрямое воздействие. Этой кампанией было Арабское восстание, мозговым центром которого был Лоуренс. (Томас Эдуард Лоуренс, 1888–1935, по прозвищу Аравийский. Английский разведчик, известный также диверсионной и закулисной дипломатической деятельностью. В 1912–1918 гг. вел разведывательную работу в Сирии, Палестине, Египте и Аравии. В 1920–1922 гг. занимал пост советника по арабским делам при министре колоний У. Черчилле. В 1922–1929 гг. находился в Индии на границе с Афганистаном, в 1928 г. принимал участие в организации мятежа в Афганистане. Погиб в Англии в автомобильной катастрофе. — Ред.) Если оно и подпадает под категорию партизанских войн, которые по природе своей есть непрямое действие, ее стратегия имела настолько научно рассчитанный базис, что нам не следует упускать ее отражение на обычные методы ведения боевых действий. По общему признанию, как экстремальная форма непрямых действий она была наиболее экономически эффективной в тех пределах, в которых применялась. Арабы были более подвижными, но менее способными переносить потери в людях, чем традиционные армии. Турки были почти нечувствительны к потерям в личном составе, но совсем не к потере военных материалов, из-за нехватки которых они страдали. Непревзойденные в способности напряженно сидеть в окопах, стрелять по прямо идущих на них солдатам противника, турки в то же время не были приспособлены и не были в состоянии переносить напряжение быстро меняющейся обстановки. Они пытались удержать огромную часть своей страны с таким количеством солдат, которого было недостаточно, чтобы просто распределить его по сети сторожевых постов на этой территории. И они зависели от длинной и уязвимой транспортной линии коммуникаций, по которой шло снабжение.

Исходя из этих предпосылок и была разработана стратегия, являвшаяся антитезой ортодоксальной доктрине. Если обычные армии, если ими только не командует какой-нибудь Наполеон, стремятся сохранять контакт с противником, арабы старались избегать его. Когда нормальные армии нацелены на уничтожение противостоящих войск, арабы стремились главным образом уничтожить военные материалы и искали их в тех местах, где не было вражеских войск. Но они заходили и дальше. Вместо того чтобы стараться выбить противника, отрезав его от узлов снабжения, они были нацелены на то, чтобы удержать его на месте, позволяя противнику получать скудные рационы, отчего чем дольше держался враг, тем слабее и тем подавленнее становился он. Удары могли воодушевить его на концентрацию и улучшить меры как по снабжению, так и по безопасности. Булавочные уколы заставляли соперника распылять силы. И все-таки при всей своей нестандартности эта стратегия всего лишь приводит к логическому заключению — следованию линии наименьшего сопротивления. Как говорил Лоуренс: «Арабская армия никогда не пыталась удержать или улучшить свое превосходство в одном месте, а, наоборот, отходила и наносила удар в каком-нибудь другом месте. Она применяла самые малые силы самым быстрым образом и в самых удаленных местах. Продолжать операцию до тех пор, пока враг не перегруппировал свои силы, чтобы воспрепятствовать этой операции, было бы равносильно нарушению фундаментального правила этой стратегии — лишить его целей для атаки».

Что же это, если не стратегия, разработанная в 1918 году на Западном фронте? В принципе то же самое, но доведенное до более высокого уровня. Ее применение по отношению к проблеме нормального ведения боевых действий обусловливалось факторами времени, пространства и сил. Если применять активную форму блокады, она по натуре своей будет медленнее приносить результаты, чем стратегия, ставящая своей целью нарушить устойчивость противника. Отсюда если национальные условия требуют быстрого достижения решительного результата, то она выглядит предпочтительней. Но пока достигнуть победы пытаются не с помощью непрямых действий, решение, скорее всего, окажется более медленным, более дорогим и более опасным, чем «стратегия Лоуренса». Отсутствие пространства для маневра и большая плотность войск также являются минусами, притом редко преодолимыми. Обоснованный вывод в этом случае гласит, что в обычных военных действиях выбор должен падать на ту форму непрямых действий, которая нацелена на быстрое принятие решения, «заманивая оппонента в ловушку», если есть хорошая перспектива для ее успеха. В противном случае (либо после того, как эта стратегия потерпит неудачу) выбор должен пасть на такую форму непрямых действий, которая нацелена на достижение конечного результата путем подрыва мощи и морального духа противника. Любой непрямой способ действий будет предпочтительнее прямых действий.

Возможность осуществления стратегии арабского мятежа до завершения не была гарантирована, потому что в сентябре 1918 года, когда она низвела турецкие войска на линии Хиджаз (приблизительно совпадает с линией железной дороги в провинции Хиджаз, связывающей Дамаск и Медину. В Первую мировую войну неоднократно разрушалась партизанами Лоуренса во время Арабского восстания, которые устраивали засады на турецкие поезда. — Пер.) до состояния паралитической беспомощности, главные турецкие силы в Палестине были разбиты в единственном решающем сражении. Однако в этом ударе Алленби арабские войска сыграли по крайней мере значительную роль.

Следует ли эту финальную операцию в Палестине классифицировать как кампанию или сражение, завершившееся преследованием, установить трудно. Потому что они были открыты войсками, находившимися в контакте, и полная победа была достигнута до того, как этот контакт был разорван, так что, похоже, они подпадают под категорию сражений. Но победа была достигнута главным образом стратегическими средствами, а доля боевых действий была незначительной.

Это привело к занижению достигнутого результата, особенно среди тех, чья шкала ценностей подчинена догме Клаузевица, гласящей, что кровь — это цена победы. Если у Алленби и было более чем двойное превосходство в людях, хотя и меньше в артиллерии, баланс сил не был столь явно в его пользу, как при первоначальном наступлении британцев на Палестину, которое закончилось провалом. И многие другие наступления при подобном превосходстве сил завершились неудачно как в мировую войну, так и ранее.

Более серьезное «занижение» можно отнести на счет постепенного падения боевого духа. Но если полностью исключить благоприятные условия сентября 1918 года, эти операции заслуживают своего места в ряду среди исторических шедевров за свой размах и исполнение. Если бы предмет обсуждения не был таким сложным, то это почти уникальная картина идеального замысла, причем идеально реализованного, по крайней мере в общих чертах.

Этот план в избытке подкрепляет определение стратегии, данное Виллизеном (Вильгельм Виллизен, 1790–1879, германский военный теоретик, профессор Берлинской военной школы (академии). Свои теоретические взгляды изложил в книге «Теория большой войны»: В 4 т., 1840–1868. — Ред.), что это «наука о коммуникациях», а также наполеоновскую максиму о том, что «весь секрет войны состоит в том, чтобы стать хозяином коммуникаций». Потому что этот план был нацелен на то, чтобы сделать британцев хозяевами всего и всех видов турецких коммуникаций. Отрезать вражеский фронт от путей снабжения — значит парализовать его физическую структуру. Перекрыть путь его отступления — это значит парализовать его моральную организацию.

А уничтожить его линии «внутренней связи» — которыми передаются и получаются приказы и доклады — это значит парализовать его сенсорную организацию, жизненно важное соединение между мозгом и телом. Третьего здесь стремились добиться и добились с помощью военно-воздушной силы. Она изгнала всю вражескую авиацию из воздушного пространства, сделав вражеское командование слепым, а затем бомбежкой основной телеграфной и телефонной станции в Афуле сделала его еще и глухим и немым. Вторая фаза этой операции легко и умело последовала за перехватом железной дороги у Дepaa (Даръа) арабами, в результате чего временно — а это было все, что требовалось, — прекратилось снабжение из Турции. Это оказало сильное психологическое воздействие на турецкое командование, которое было вынуждено направить в Даръа часть своих скудных резервов.

Три так называемые турецкие «армии» зависели от единственной артерии — железной дороги из Дамаска, разветвлявшейся в Даръа, одна линия шла на юг через Хиджаз, другая поворачивала на запад через реку Иордан и Афулу, откуда, в свою очередь, одна ветка идет к морю в направлении Хайфы, а другая — в южном направлении к железнодорожным станциям снабжения 7-й и 8-й турецких армий; 4-я армия, находившаяся восточнее реки Иордан, в вопросах снабжения зависела от Хиджазской железной дороги. Если взять в свои руки Афулу и переправу через Иордан возле Бейсана (Бет-Шеана), то можно было перерезать коммуникации 7-й и 8-й армий, а также перехватить их линии отхода, за исключением трудного пути, ведущего в необитаемый район восточнее реки Иордан. Захват Даръа дал бы возможность англичанам перерезать коммуникации всех трех турецких армий и лишить 4-ю армию наиболее безопасного пути отхода.

Даръа располагался слишком далеко, чтобы можно было достичь его от британских позиций за время достаточно короткое, чтобы оказать быстрое влияние на ситуацию. К счастью, в распоряжении британцев были арабы, способные, словно привидения, возникнуть из пустыни, нагрянуть и перерезать все три железнодорожные ветки. Но ни суть арабской тактики, ни природа страны не позволяли организовать нечто вроде стратегического барьера поперек турецкого тыла. Поскольку Алленби стремился к быстрому и полному достижению успеха, ему пришлось подыскать более близкое место для такого барьера, и район реки Иордан и горных цепи к западу от него можно было использовать, чтобы преградить врагу путь отхода. Железнодорожный узел в Афуле и мост через Иордан возле Бейсана (Бет-Шеана) находились на расстоянии 96 километров, следовательно, в диапазоне «досягаемости» бронемашинами и кавалерией при условии, что эти жизненно важные пункты можно будет достичь без препятствий. Проблема состояла в том, чтобы найти такой маршрут, на котором врагу будет трудно организовать оборону вовремя, и гарантировать, чтобы он этого не сделал. И как же она была решена? Плоская прибрежная равнина Шарон (Хашарон) предоставляла коридор к Ездрилонской равнине (долина пересыхающей реки Нахр-Мукатта, ныне река Кишом на севере Израиля) и к Израильской долине (долина Эль-Гор), где располагаются Афула и Бейсан (Бет-Шеан). Этот коридор прерывался единственной дверью, настолько далеко в глубине, что она и не охранялась, так этот проход был создан узким горным поясом, отделяющим береговую равнину Хашарон от Ездрилонской равнины, лежавшей в глубине материка. Но вход в коридор был заперт и перегорожен траншеями турецкого фронта.

С помощью долго длившейся «психологической подготовки», в которой взамен снарядов использовалась хитрость, Алленби отвлек внимание противника от побережья, переключив его на иорданский фланг. В этом ему помогала сама неудача двух попыток наступления к востоку от реки Иордан в течение весны. В сентябре, в то время как внимание турок все еще было приковано к востоку, войска Алленби тайно перемещались на запад, пока в секторе возле побережья их прежнее двойное численное превосходство не выросло в пятикратное. (Боевые силы англичан достигали 57 тысяч штыков, 12 тысяч сабель и 540 орудий. У турок было 32 тысячи штыков, 2 тысячи сабель и 402 орудия. — Ред.) 19 сентября после пятнадцатиминутного интенсивного артиллерийского обстрела пехота пошла вперед, захватив две линии неглубоких турецких траншей, а потом покатилась в глубь материка, как будто огромная дверь распахнулась на своих петлях. Кавалерия ринулась в открытую дверь и, промчавшись сквозь коридор во главе со своими броневиками, захватила проходы к Ездрилонской равнине. Этот переход своим успехом во многом обязан тому факту, что военно-воздушные силы сделали турецкое командование глухим, немым и слепым. На следующий день поперек турецкого тыла был создан стратегический барьер. Их единственная оставшаяся дорога для отступления вела на восток через Иордан. Они могли бы достичь ее, но тут свое слово сказала авиация, поскольку прямое продвижение пехоты шло медленно из-за упрямого сопротивления турецких арьергардных частей. Рано утром 21 сентября британские самолеты заметили большую колонну — практически все, что уцелело от двух турецких армий, — спешащую по крутому узкому ущелью от Наблуса к Иордану. Четырехчасовая атака вынудила эту процессию остановиться. Этот момент можно считать концом существования 7-й и 8-й «армий». Остальное было похоже на то, как пастухи сгоняют скот в одно место.

К востоку от Иордана, где не было никаких возможных стратегических барьеров, судьбой 4-й «армии» стало быстрое истребление скорее под непрекращающимися булавочными уколами, чем от боевых действий в чистом виде. Далее последовало взятие Дамаска. Эта победа потом была использована в наступлении на Алеппо (Халеб), которого едва успели достичь, как Турция, под более неминуемой угрозой крушения Болгарии и наступления армии Мильна из Салоник на Константинополь и ее тыл, 31 октября капитулировала. (Армия Бартело салоникского фронта наступала через Софию к румынской границе, армия Анри через Белград вторглась в Австро-Венгрию. Всего в составе Салоникского фронта ко времени прорыва болгарского фронта 15–18 сентября 1918 г. (после 24-часовой артподготовки) у союзников было 667 тысяч человек и 2070 орудий. Против них сражались 11-я германская армия (в большинстве из болгар, офицеры немцы) и австрийский корпус, всего 400 тысяч человек. — Ред.)

Анализируя эту решающую победу в Палестине («великая» английская победа — после многих месяцев сидения над 32 тысячами турок. — Ред.), следует отметить, что турки все еще были в состоянии держаться под натиском британской пехоты до тех пор, пока не стало известно, что у них в тылу возник стратегический барьер, а это произвело свой неизбежный и неизменный моральный эффект. Более того, из-за существовавших предварительных условий окопной войны пехоте было необходимо «взломать замок». Но как только этим были восстановлены обычные условия ведения боевых действий, победа была добыта с помощью мобильных соединений, которые составляли всего лишь толику от общих боевых сил. Изящество этого конкретного примера непрямых действий ограничивается подготовкой операции; исполнение зависело целиком от нарушающего устойчивость противника и деморализующего применения мобильности, которая в крайней степени своей и была внезапностью, применяемой в момент, выбранный полководцем.

Еще один юго-восточный театр военных действий требует короткого замечания — это Салоники. Отправка союзных войск туда имела место в результате запоздалой и неэффективной попытки оказать помощь сербам осенью 1915 года. Только три года спустя настало время наступления, имевшего жизненно важные последствия. Но сохранение за собой опорного пункта на Балканах для того периода было необходимо по политическим причинам, а также и потому, что там потенциально могли развернуться военные действия. Мудрость и необходимость удержания такого огромного количества вражеских войск, в конечном итоге почти полумиллиона, в месте, которое немцы насмешливо называли своим «самым большим лагерем для интернированных», может вызывать сомнения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.