Глава четвертая «ЧТО ЗА ЗВУКИ! НЕПОДВИЖЕН, ВНЕМЛЮ…»

Глава четвертая

«ЧТО ЗА ЗВУКИ! НЕПОДВИЖЕН, ВНЕМЛЮ…»

К 200-летию русской гитары

Каждый, кто пожелал бы побольше разузнать о гитаре, сразу же столкнулся бы со способными удивить противоречиями и неожиданностями. Начать с того, что этот самый широко распространенный в нашей стране и даже, если угодно, наимоднейший сейчас музыкальный инструмент является вместе с тем едва ли не самым древним из ныне существующих, ибо восходит еще к античной кифаре (в иной транскрипции — китаре). Не позднее XIV столетия гитара была завезена с Востока в Испанию, а к XVI веку уже стала здесь одним из самых любимых и подлинно народных инструментов. Вскоре гитара перешла в Италию, а затем распространилась по всей Западной Европе. В 1596 году, то есть четыреста лет назад, в Барселоне вышел в свет солидный трактат о гитаре, утверждавший ее высокие музыкальные достоинства. Словом, глубокая старина и современность загадочно уживаются в этом инструменте, который можно найти сегодня, по всей вероятности, во всяком городском доме и в любой деревне.

Гитара, с одной стороны, предстает как самый общедоступный инструмент, изготовляемый фабричным способом в миллионах экземпляров и нередко звучащий не без своеобразного обаяния в руках людей, которые не имеют никакой профессиональной выучки. Но знающим историю этого инструмента известно, что гитары создавал, наряду со скрипками, величайший мастер Антонио Страдивари, что легендарный скрипичный гений Никколо Паганини был одновременно виртуозным гитаристом (он говорил, что гитара позволяет «брать такие гармонические сочетания, какие скрипке недоступны»), что для гитары сочиняли музыку Франц Шуберт и Гектор Берлиоз, что испанский гитарист Андрео Сеговия по праву считается одним из самых выдающихся музыкантов XX века и т. д. и т. п.

Противоречия, о которых идет речь, как бы составляют самую суть гитары, ее своеобразную музыкальную природу, и в конечном счете в них выражается ее ничем не заменимая роль и ценность.

Но, прежде чем говорить о своеобразии гитары, вернемся к ее истории. Как и многие другие инструменты, гитара не раз изменяла свой строй и облик; в частности, менялось количество ее струн. Окончательную, сохранившуюся и поныне форму, точнее, две разные формы гитара обрела к концу XVIII века, когда она вступала в продолжавшийся до 1840-х годов и на Западе, и в России период особенного расцвета.

Именно с тех пор существует шестиструнная гитара, обычно называемая испанской, и русская, семиструнная гитара. Следует отметить, что «семиструнки» имели хождение и в Европе, особенно во Франции. Но у них был иной строй, чем в России, а кроме того, их довольно быстро вытеснила испанская, шестиструнная гитара.

Современные историки гитары (см., например, статью А. Я. Ларина «Гитара в России», опубликованную в 1981 году в XI выпуске «Альманаха библиофила») основательно относят возникновение русской гитары к 1780-м годам; в 1790-х годах в Москве и Петербурге уже издаются ноты и руководства для игры на семиструнной гитаре.

В первые полвека своей истории искусство гитары в России развивалось прямо-таки стремительно. Уже в 1800–1810-х годах она стала одним из основных музыкальных инструментов, а в 20–30-е годы ее роль в отечественной музыке и даже культуре в целом была огромна и поистине неоценима.

Автор исследования «Гитара в России» (Л., 1961) Б. Л. Вольман доказывал, что «в первой трети XIX века гитара в России соперничала с фортепьяно» и творчество крупнейших композиторов этого времени — Верстовского, Алябьева, Варламова, Гурилева и молодого Глинки — было теснейшим образом связано с гитарой. О тогдашнем значении гитары наглядно свидетельствует тот факт, что живописец пушкинской эпохи Г. Г. Чернецов, поставивший перед собой цель запечатлеть облики выдающихся деятелей отечественной культуры, одновременно со своим известнейшим полотном, на котором перед нами предстают Пушкин, Жуковский, Крылов и Гнедич, создал картину «Сихра и Аксенов» (1832).

А. О. Сихра (1773–1850) и его ученик С. Н. Аксенов (1784–1853) — крупнейшие петербургские гитаристы того времени. Начинали они свою деятельность в 1800-х годах в Москве (где обычно и зарождались все творческие движения в сфере русского искусства, литературы, мысли). Андрей Осипович Сихра первым возвел игру на семиструнной гитаре до высокого профессионального уровня и стал учителем множества замечательных гитаристов. С 1802 года он издавал специальный «Журнал для гитары».

Любимый ученик Сихры Семен Николаевич Аксенов уже в 1800-х годах направил искусство гитары в русло народно-песенной мелодики (вслед за ним вступил на этот путь и его учитель). «Семиструнка» с ее соль-мажорным строем идеально подошла для этой цели. И в результате инструмент (точнее, его модификация), пришедший из Западной Европы, стал собственно русским и подлинно народным. В частности, именно «под аккомпанемент гитары, — писал Б. Л. Вольман, — в первой трети XIX века пелись в городе все народные и близкие к ним песни».

В 1810–1830 годах десятки даровитых профессиональных гитаристов, чьи имена дошли до нас, и многие тысячи безвестных любителей из самых разных слоев общества сделали семиструнную гитару неотъемлемой частью отечественной культуры и самой жизни. Это со всей ясностью запечатлено в мемуарах, разнообразных документах и художественных повествованиях того времени.

Самым выдающимся гитаристом эпохи был Михаил Тимофеевич Высотский. Он родился в 1791 году (иногда говорят осторожнее — около 1791 года). Отец его был крепостным приказчиком знаменитого тогда поэта и директора (затем куратора) Московского университета М. М. Хераскова. В подмосковном херасковском имении Новинки недалеко от Серпухова прошли детство и отрочество Высотского. В 1800-е годы у Хераскова не раз гостил Аксенов, которого заинтересовал необычайно одаренный в музыкальном отношении мальчик. Он преподал ему первые уроки на гитаре, дополненные затем аксеновским учеником Акимовым. По-видимому, в 1807 году, перед своей кончиной, Херасков дает Высотскому, который был его крестником, вольную и отправляет его в Москву. С начала 1810-х годов Высотский играет перед самыми разными аудиториями — от дворянского салона до простонародного трактира, дает многочисленные уроки, публикует свои сочинения и переложения для гитары. Первой напечатанной его пьесой для гитары был марш в честь 1812 года «На бегство неприятеля из Москвы».

Войдя в московскую музыкальную и культурную жизнь, М. Т. Высотский сам стал одним из ее средоточий. Известно, что он учил играть на гитаре Антона Дельвига, дружил с Александром Полежаевым, наконец, не раз встречался с самим Пушкиным, который полюбил гитару еще в лицее, где слушал игру своих даровитых сотоварищей Михаила Яковлева и Николая Корсакова, о чьей «гитаре сладкогласной» он упомянет впоследствии в стихах, а также знаменитого гусара Каверина (об отношениях Пушкина и Высотского можно узнать из известной «энциклопедии» «Пушкин и его окружение», составленной Л. Я. Черейским).

Несколько позже М. Т. Высотский давал уроки гитары юному Лермонтову, посвятившему ему восторженное стихотворение «Звуки» (1830):

Что за звуки! Неподвижен, внемлю

Сладким звукам я;

Забываю вечность, небо, землю,

Самого себя…

В конце своей недолгой жизни, которая оборвалась в 1837-м, в один год с пушкинской, М. Т. Высотский обрел новых замечательных, хотя и совсем еще молодых тогда, учеников, чья деятельность развернулась позднее, уже в середине века. Среди них были критик, поэт, мыслитель Аполлон Григорьев и выдающийся фольклорист, музыкант и музыковед Михаил Стахович, написавший первую, но сохранившую и поныне все свое значение «Историю русской гитары» (1854).

Наконец, нельзя не сказать и еще об одной ценнейшей заслуге Высотского. Он передал свое искусство знаменитым цыганским гитаристам и руководителям хоров Илье Осиповичу Соколову (1777–1848), который воспет в стихах хорошо знавших его Пушкина и Дениса Давыдова, и его преемнику Ивану Васильевичу Васильеву (1810–1875). Цыганская музыка и пение развивались в России с конца XVIII века, но гитара поначалу вовсе не имела в их быту того господствующего и основополагающего значения, которое она обрела после встречи Соколова с Высотским (в Молдавии, откуда главным образом и пришли в Россию цыгане, они вообще не были знакомы с гитарой). Усвоив коренные основы искусства Высотского, цыганские гитаристы внесли в манеру исполнения, по слову Аполлона Григорьева, «свой знойный, страстный характер», и созданное ими ответвление отечественного искусства семиструнной гитары дало богатые плоды. Вплоть до нашего времени гитаристы-цыгане хранили благоговейную память о М. Т. Высотском.

Но в чем же суть творчества Михаила Высотского, ставшего образцом, даже идеалом искусства г итары в России? Едва ли не главная основа этого творчества — органическое соединение, слияние глубоко жизненных, уходящих корнями в душу народа мелодических начал с высшей музыкальной культурой. Творчество Высотского родилось на почве русских народных песен, многим из которых он дал проникновенные обработки, и в то же время он, как свидетельствуют современники, постоянно стремился овладеть художественными достижениями Моцарта, Гайдна, Бетховена и, в особенности, Баха. «Высотского, — писал Б. Л. Вольман, — поражало полифоническое мастерство Баха, то сплетение голосов, которое он сам пытался осуществить в гитарных обработках».

Тайна искусства гитары — разумеется, искусства в подлинном смысле слова — в том, в частности, и состоит, что самые сложные явления музыки оказываются в ее исполнении внятными и близкими всем и каждому, а, с другой стороны, простые мелодии обретают сложность и богатство, роднящие их с классическими творениями.

Вполне очевидно, что одни инструменты — как фортепьяно или скрипка — предназначены главным образом для исполнения классической музыки, требующей от слушателей достаточно серьезной подготовленности, а другие — как гармоника или балалайка — прежде всего для музыки общедоступной, «бытовой». Но искусство гитары — если, конечно, оно истинное — способно преодолеть это разделение, как бы стереть границу между двумя музыкальными мирами. Характерно, что уже А. О. Сихра в равной мере прославился и вариациями на тему общеизвестных тогда песен «Ты пойди, коровушка, домой», «Среди долины ровныя» и т. п., и исполнением сочинений Моцарта, Глинки, Россини.

Тем более это относится к искусству М. Т. Высотского, о котором его ученик М. А. Стахович говорил: «Игра его отличалась… классическою ровностию тона, а вместе смелостью, быстротой, особого рода задушевностью… и необыкновенною певучестью, но не тою слащавою певучестью или злоупотреблением экспрессии, переходящей в декламаторство, а классическою обработкою ровности тона — оттого игра его оставляла необыкновенное, истинно музыкальное впечатление… Он мог все играть, и трудностей для него не существовало… Главное, чем он поражал в игре слушателя, было его фантазирование — все в новых оборотах, в самых роскошных пассажах и с нескончаемым богатством модуляции и аккордов» (речь идет о том, что ныне обычно называют импровизацией).

Здесь уместно, забегая вперед, сказать, что все это присуще и искусству замечательного современного гитариста С. Д. Орехова (которого многие знают по его выступлениям по Центральному телевидению), — притом равным образом в исполнении и. классической, и самой элементарной, «бытовой» музыки.

Но продолжим наше размышление об истории отечественной гитары. В эпоху Михаила Высотского гитара сыграла неоценимо важную роль в развитии музыкальной культуры, и даже шире — культуры в целом. Достаточно будет упомянуть о том, что чуть ли не все творения Глинки — включая основные элементы партитуры «Ивана Сусанина» и «Руслана и Людмилы» — были переложены для гитары и в этом своем воплощении стали достоянием самых широких кругов слушателей.

С другой стороны, именно в сопровождении гитары исполнялись, распространяясь по всей России, песни и романсы Алябьева, Варламова, Гурилева, Глинки, Даргомыжского и других композиторов первой половины XIX века на стихи Пушкина, Жуковского, Дельвига, Боратынского, Языкова, Вяземского, Лермонтова, Кольцова, молодого Фета. Можно без всякого преувеличения сказать, что классическая поэзия без участия гитары не смогла бы в такой степени проникнуть в души людей, принадлежащих к самым разным общественным слоям, и стать своего рода фундаментом русского эстетического самосознания.

Словом, значение искусства гитары в «золотой» — пушкинско-глинкинский — век отечественной культуры было чрезвычайно велико и многообразно. И вполне естественно, что гитара — о чем уже шла речь — соперничала тогда с фортепьяно, не говоря уже о других инструментах.

* * *

И все же… все же этот плодотворный расцвет искусства гитары, начиная с 1840-х годов, сменяется длительным периодом упадка и даже вырождения. Ближайшей и очевидной причиной драматической судьбы гитары был тот факт, что в 40-е годы, и особенно позже, музыка выходит из своего, главным образом, «домашнего» бытия во все увеличивающиеся в объеме концертные залы, где звучание гитары слишком резко проигрывало в сравнении с фортепьяно или скрипкой (вопрос этот разобран в упоминавшемся исследовании Б. Л. Вольмана). Дело было даже не столько в относительной «негромкости» гитары, сколько в том, что в просторных залах гасли специфические гитарные модуляции, терялись певучесть и богатство обертонов (кстати сказать, к середине XIX века на долгие годы сходит с музыкальной авансцены и европейская — испанская — гитара).

Но решительное оттеснение гитары на задний план было обусловлено и тем, что она соответствовала начальной поре русской музыкальной культуры, а зрелость требовала всемерного развития фортепьянной и симфонической музыки. И даже те композиторы второй половины XIX века, которые, как нам известно, высоко ценили гитару — Даргомыжский, Балакирев, Чайковский, Мусоргский — все же не уделяют ей сколько-нибудь серьезного внимания.

Разумеется, гитара отнюдь не исчезла в 40-е и позднейшие годы, она продолжала звучать по всей России. Но она надолго стала чисто «бытовым» инструментом, почти полностью оторванным от высокого и серьезного в музыке. Уже в середине XIX века сохранялись только лишь отдельные небольшие очаги подлинного искусства гитары. Одним из них был круг сподвижников и друзей нашего величайшего драматурга Островского, в театре которого гитара занимала очень большое, даже исключительное место. Среди ведущих представителей этого круга — не расстававшиеся со своим инструментом ученики Высотского Аполлон Григорьев (1822–1864) и Михаил Стахович (1819–1858), которые к тому же первыми дали глубокое осмысление и оценку искусства русской гитары. Они были тесно связаны и с еще одним учеником Высотского — И. В. Васильевым, после кончины И. О. Соколова возглавившим лучший тогдашний цыганский хор; именно Васильев сочинил знаменитую «Цыганскую венгерку» (слова Аполлона Григорьева).

Но, несмотря на то, что в кругу людей, о которых идет речь, развертывалась тогда деятельность замечательных композиторов и музыкантов А. И. Дюбюка и К. П. Вильбоа (первый известен всем и сегодня своей песней «Ах, мороз, мороз…», второй — «Нелюдимо наше море» на слова Языкова), они все же находились далеко не в центре музыкальной культуры эпохи, а, так сказать, на ее обочине. Страстный интерес к гитаре, характерный для этого круга, многим казался уже некой странной оригинальностью, даже чудачеством.

Ныне же ясно видно, что и во второй половине XIX века искусство гитары оставалось неотъемлемой органической частью отечественной культуры. Это наглядно выразилось в литературе того времени. Гитара как бы постоянно присутствует в лирике Фета, Полонского, Мея (все они с молодых лет были близки к Аполлону Григорьеву), в драматургии Островского, в прозе Тургенева, Лескова, Толстого (позднее, уже в XX веке, искусство гитары очень много значило для Блока и Есенина).

Толстой знал Григорьева и Стаховича, а также неоднократно слушал Ивана Васильева и его хор (впечатления эти отразились в «Двух гусарах», «Живом трупе» и других толстовских произведениях). Пластичный словесный образ русской гитары создал Толстой в «Войне и мире», вложив восторг перед ней в свою любимую героиню, обладающую высшей музыкальностью.

В знаменитой сцене охоты дядюшка Ростовых играет на гитаре «По улице мостовой»:

«Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню… Дальше расходилась песня, ускорялся темп и в местах переборов отрывалось что-то.

— Прелесть, прелесть, дядюшка! еще, еще! — закричала Наташа, как только он кончил. — Николенька, Николенька! — говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?..

— Ну, ну, голубчик, дядюшка, — таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого».

Такую музыку Толстой считал «у нас в России единственным переходом от музыки народной к музыке ученой», — и нельзя не осознавать всю важность существования этого перехода.

Необходимо сказать еще и о том, что образ Наташи Ростовой — «лучший» и стержневой образ толстовской эпопеи, и что наиболее глубокая суть этой героини раскрывается в ее высшей музыкальности. И вот оказывается, что самое сильное, захватывающее музыкальное переживание Наташи («как будто жизнь ее зависела…») вызвано не чем-нибудь, а именно гитарой… И это не случайно.

В игре гитариста-любителя, воссозданной Толстым, есть несомненные отзвуки того искусства, корифеем которого был Михаил Высотский (между прочим, замечательная обработка песни «По улице мостовой» принадлежала к его основному репертуару). Но поскольку как раз ко времени появления «Войны и мира» гитара почти уходит из мира большого искусства, начинает снижаться уровень игры на ней вообще, ибо нет уже очевидных подлинных образцов, вдохновлявших и самых рядовых исполнителей.

Определенное возрождение русской гитары настает в 1880-е годы в творчестве А. П. Соловьева (1856–1911). В высшей степени примечательно, что в качестве наставника этого гитариста выступает проживший долгую и до конца деятельную жизнь Александр Иванович Дюбюк (1812–1898), который в молодости был теснейшим образом связан с М. Т. Высотским, а позднее стал одним из главных сподвижников Островского, Аполлона Григорьева, Стаховича. А. И. Дюбюк — весьма замечательный музыкант и композитор, его песни и романсы постоянно исполняются и сегодня. Но особенно важна была его многообразная деятельность в различных сферах музыкальной жизни России. Так, он подготовил музыку (в том числе и гитарную) для целого ряда спектаклей по пьесам Островского, был замечательным педагогом, учившим несколько поколений русских музыкантов (в частности, Балакирева и, много позднее, Рахманинова), и, наконец, сыграл незаменимую роль в истории гитары, как бы передав эстафету из 1830-х годов, от Высотского, к гитаристам самого конца века.

Его ученик А. П. Соловьев воспитал целую плеяду музыкантов, которые заложили основы искусства гитары советского времени. При этом возрождение гитары неожиданно оказалось совершенно уместным, ибо с 20–30-х годов XX века музыка начинает существовать во все более расширяющейся связи с электроусилительной техникой, и та причина «отступления» гитары, о которой шла речь выше, полностью сходит на нет. В снабженных усилителями залах или по радио гитара воспринимается так же, как и другие инструменты. Казалось бы, ничто не препятствует теперь новому расцвету русской гитары, имевшей столь славное прошлое.

Тем не менее ее судьба в XX веке оказывается весьма сложной. Дело в том, что ученики и последователи А. П. Соловьева в большинстве своем раньше или позже отходят от семиструнной гитары и обращаются к шестиструнной, испанской. Эта тенденция особенно возрастает после гастролей в нашей стране великого испанского гитариста Андреса Сеговия (он трижды приезжал к нам в 1920–1930 годах). В конечном счете только два крупных гитариста, В. М. Юрьев (1881–1968) и М. Ф. Иванов (1889–1953), полностью сохранили верность «семиструнке». Правда, до самого последнего времени семиструнной гитаре были верны многочисленные цыганские музыканты, среди которых выделяется своим проникновенным даром Валерьян Егорович Поляков (1907–1967), в юности игравший для Есенина (отец гитариста, Егор Алексеевич Поляков, был знаменитым руководителем цыганского хора, существовавшего с 1890-х до 1930-х годов, и приобщил сына к лучшим традициям «цыганской» — «Соколовской» — гитары).

Нет сомнения, что испанская гитара имеет свои огромные возможности, столь великолепно раскрытые Андресом Сеговия. У нас были и есть «шестиструнники» высокого класса; назову, к примеру, имя превосходного современного музыканта Н. В. Осипова, который постоянно выступает в концертных залах, по радио и телевидению, записал несколько грампластинок. Его исполнение не уступает современным мировым образцам искусства шестиструнной гитары.

Но нельзя не сознавать, что эта гитара развилась на почве испанской народной музыки и ее едва ли можно оторвать от этой почвы. Закономерно, что и поныне наиболее выдающимися мастерами этого инструмента являются, как правило, испанские или латиноамериканские музыканты. И в частности, именно поэтому даже при самом глубоком восхищении достоинствами испанской гитары у нас нет никаких оснований отказываться от продолжения и развития традиций отечественной семиструнной гитары, органически связанной с русской народной мелодикой.

Известный деятель цыганской культуры И. И. Ром-Лебедев рассказывает, что Андрес Сеговия во время одной из своих гастролей в Москве, прослушав игру «семиструнника» В. Е. Полякова, дал ей самую высокую оценку, хотя, конечно, сам он играл в совершенно иной манере.

* * *

Музыка В. Е. Полякова, продолжавшего традиции Соколова и Васильева, стала первой вдохновляющей основой для крупнейшего, по общему признанию, современного мастера семиструнной гитары Сергея Дмитриевича Орехова. Еще в отроческие годы он восторженно слушал грампластинки с записями игры В. Е. Полякова. Позднее он встретился с ним, а также с учениками Соловьева, сохранившими верность семиструнной гитаре, — В. М. Юрьевым и М. Ф. Ивановым. И в искусстве С. Д. Орехова как бы вновь соединились две ветви, восходящие к М. Т. Высотскому, но надолго разошедшиеся.

Высшие возможности отечественной гитары воскресли в творчестве Сергея Орехова, хотя музыкант (как он и сам нередко подчеркивает) ставит перед собой цель не только продолжать традиции М. Т. Высотского, но и быть в своей музыке всецело современным.

Как уже говорилось, Высотский создал художественный стиль, в котором словно роднились, сливаясь в единой музыкальной стихии, русские народные мелодии и классические пьесы Моцарта, Бетховена, Баха. По свидетельству М. А. Стаховича, в искусстве Высотского «самые яркие местные, русские народные эффекты носят такой общеклассический музыкальный отпечаток, что возводят каждую его русскую тему до степени строгой композиции». Это полностью относится и к искусству Сергея Орехова. Простейшие, казалось бы, народные мелодии обретают в его исполнении сложность и стройность высокой музыки, а классические образцы становятся до конца внятными любому слушателю, — не теряя, разумеется, своего мелодического богатства.

В музыке Сергея Орехова постоянно возникают своего рода отзвуки классических инструментов; его гитара словно воссоздает фортепьянные, скрипичные, виолончельные и тому подобные звучания, подчас мы слышим как бы даже целый оркестр. Но все это живет внутри особенной задушевной — напевно-разговорной (как сказано в знаменитых стихах Аполлона Григорьева, «гитара, пой, пой, разговаривай») — мелодике, захватывающей каждого.

Утонченная художественная культура нераздельно сливается в музыке Сергея Орехова с жизненной вольностью, поистине виртуозная техника — с открытым душевным порывом. И если не упускать из виду, что гитара сегодня — самый что ни есть распространенный инструмент, нетрудно понять, сколь существенное и плодотворное значение имеет искусство Сергея Орехова и его сподвижников. Оно способно стать своего рода мостом между высшей музыкальной культурой и «бытовым» музицированием, к которому приобщаются миллионы людей.

Сергей Орехов постоянно стремится связать свое творчество с современными музыкальными веяниями и вкусами и вместе с тем воскрешает прекрасные черты искусства гитары эпохи его расцвета — пушкинско-глинкинской эпохи.

Постскриптум 1989 года.

Статья эта была опубликована в 1985 году (Огонек, № 43), и вскоре, в следующем году, явилась на свет грампластинка Сергея Орехова («Мелодия», 1986. С.2024391000). Теперь каждый, кто понимает значение гитары в отечественной культуре, имеет возможность познакомиться с искусством Орехова.

Опыт убеждает меня (исключений просто не было), что для любого человека — в частности, совершенно независимо от уровня музыкальной «образованности» — знакомство с искусством Сергея Орехова всегда оказывается настоящим событием или даже потрясением. И дело не только в высшей одаренности и безупречном профессионализме этого музыканта, но и в том, что он сумел всецело унаследовать двухвековую культуру русской гитары. Он считает себя — и с полным правом — учеником М. Т. Высотского. Это может показаться странным: Сергей Орехов — ученик музыканта, умершего за целых сто лет до его рождения, в один год с Пушкиным… Но есть и другая мера времени — человеческие поколения.

Высотский был прямым учителем прославленного хоровода и прекрасного гитариста Ивана Васильева, который передал эстафету дальше прямо из рук в руки (а гитара — это можно серьезно обосновать — инструмент, высшее овладение которым подразумевает именно такую «передачу»). Одним из лучших его учеников был Михаил Александрович Шишкин, чья гитара сопровождала пение «божественной» Вари Паниной (см. вышедшую в 1984 году книгу Т. А. Щербаковой «Цыганское музыкальное исполнительство и творчество в России»). У Шишкина[96] учился Николай Степанович Лебедев, по прозвищу Паяла, ставший в свою очередь учителем уже упомянутого Валерьяна Полякова. Об этом рассказывал в своих недавно опубликованных воспоминаниях патриарх цыганского артистизма Иван Иванович Ром-Лебедев. Из личной беседы с ним я узнал, что Вава Поляков (так он называл его в разговоре) говорил, что играть на гитаре надо так, как играл Иван Васильев (близкий друг — о чем уже шла речь — Аполлона Григорьева и Островского). У Валерьяна Егоровича, поведал мне также И. И. Ром-Лебедев, была поразительная артистическая черта: доводя исполнение какой-либо пьесы до высшего совершенства, он вообще переставал ее исполнять и брался за другую. Это имело, понятно, тяжкие последствия: сохранилось всего несколько грамзаписей В. Е. Полякова.

Но Поляков передал традицию Орехову. Считается, что трудность искусства гитариста — в левой руке, которая должна совершенно свободно и подчас стремительно «работать» на грифе. Но еще от Паганини дошла заповедь искусства гитары: левая рука — ремесленник, а правая — певец. Сергей Орехов, разумеется, безупречно владеет грифом, но «предельность» его музыки состоит, пожалуй, в самом характере извлечения звука из струн (то есть в правой руке). Здесь он не имеет равных в мире.

«Генеалогия» искусства Сергея Орехова (Высотский — Васильев — Шишкин — Лебедев — Поляков) — это не чисто музыкальная, но и как бы литературная генеалогия, ибо судьба Михаила Высотского тесно связана с Херасковым, Дельвигом, Лермонтовым, А. Григорьевым и самим Пушкиным, Иван Васильев неотделим от кружка Островского, музыкой Михаила Шишкина и Николая Лебедева восторгались (вместе с голосом Паниной) Толстой, Куприн, Блок, а Валерьян Поляков (по свидетельству И. И. Ром-Лебедева) играл для Есенина…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.