Глава 16 Поворотный пункт
Глава 16
Поворотный пункт
Поздняя осень 1942 года стала поворотным пунктом в великой драме, разыгравшейся в степях. Мы уже давно были не на «русской границе», мы подошли к жизненно важным центрам врага; мы привели громадную могучую нацию в движение; из Краснодара нас отправили по железной дороге на 400 километров в юго-восточном направлении. Мы высадились в Моздоке, который расположен совсем недалеко от Владикавказа. Этот город, который прикрывал с севера горный проход к Тифлису и который русские отчаянно защищали, был жемчужиной Кавказа. Мы были ближе к границам Индии, чем к границам нашей родины.
В те дни Азия – громадная таинственная Азия – появилась у нас на горизонте. Солнце вставало над Каспийским морем и над древним Тифлисом, столицей грузинских царей, где в свое время прошли арабы, турки, персы; именно там Сталин сделал первые шаги в своей политической карьере; однажды, в 1918 году, его уже занимали немецкие войска – Тифлис, который был нашей желанной целью.
Мы совершили громадное путешествие вдоль северных берегов Черного моря, от Комотини в Греции до Моздока на Северном Кавказе; от точки, расположенной примерно в 300 километрах к западу от Константинополя, до точки, расположенной в 200 километрах к северу от Тифлиса. На берегах Эгейского моря, вблизи Александрополиса, мы последовали вслед за Одиссеем в пещеру Полифема. Возле Батума, в древней Колхиде, мы вступили на землю, откуда Ясон вывез золотое руно. Мы превратились в орду бродячих воинов.
Но нам так и не удалось привезти домой ни золотого руна, ни сокровищ. Нам было предназначено пройти через тяжкие испытания, прежде чем мы вернулись на землю наших предков. Нашей единственной наградой за все это стали только наши воспоминания.
Путешествие по железной дороге обычно обставлено определенными удобствами для простых солдат. Будучи опытными специалистами по преодолению любых трудностей, которые им могут встретиться в пути, наши люди устанавливали печки в товарных вагонах, в которых перевозили лошадей. Естественно, это было строго запрещено, поскольку солома могла легко воспламениться. Если двери закрыты, то шести лошадям, которые перевозились в каждом вагоне, было достаточно тепло и без всякой печки. Но все хотели, чтобы двери были открытыми. Они хотели посмотреть мир. Патрульного на железнодорожной станции в Краснодаре, начавшего возражать против печки, с помощью бутылки водки удалось легко убедить, что не существует никакой опасности. В пассажирском вагоне, в котором ехал личный состав, сержант Германн установил коленчатую трубу для отопления, которую он возил вместе с операционным оборудованием с тех пор, как приобрел ее в Румынии. Мы уговорили инженера прицепить наш пассажирский вагон позади паровоза, а затем подсоединили вагон к нему с помощью этой коленчатой паровой трубы. Все вагоны ездили по колее европейского образца.
В течение нескольких дней мы ехали по местам, которые совсем недавно упоминались в сводках вермахта. Нам нравилось часами сидеть в товарных вагонах; из них лучше всего был виден постоянно менявшийся кавказский пейзаж – благородный и раздольный, покрытый громадными полями кукурузы и зарослями грецкого ореха. У нас была масса свободного времени; была возможность отоспаться и наговориться в тишине и покое.
Во время своих отпусков большинство из наших людей испытали сильный шок; недовольство, охватившее всю Германию, произвело на них очень тягостное впечатление. Некоторые из наших людей в качестве санитаров сопровождали поезда, следовавшие в Германию. Эти поезда перевозили русских – мужчин и женщин, которые были завербованы в Севастополе на совершенно добровольной основе для работы в военной промышленности. Наши санитары были крайне встревожены теми условиями, в которых ехали эти люди. Мы все еще поддерживали добрые отношения с русскими. Нашим людям было неведомо, что эти русские едут прямиком в рабство, и все те недочеты, свидетелями которых они сами становились, списывали просто на недостатки в организации.
Однако далее в этом не было никакой необходимости. Нацистская партия торжественно провозгласила освобождение русского народа от большевистского рабства и позволила для вида учредить в Киеве марионеточное украинское правительство, которому было позволено только написать собственную конституцию. Сотни тысяч русских сражались в рядах немецкой армии и показывали такие же чудеса храбрости, как и во время своей недавней службы в рядах Красной армии. Они сражались за освобождение своей страны от советской власти. В то же самое время сотни тысяч пленных, которые не выражали особого желания сражаться против коммунизма, умирали от голода в концентрационных лагерях, разбросанных по Украине. Подобные сведения наши люди получали от конвоиров, с которыми время от времени они сталкивались в поездах.
Капитан граф Вюрмб, старый кавалерийский офицер, родом из южногерманской знати, позднее рассказывал мне о тех впечатлениях, которые ему удалось пережить, будучи командиром отряда казаков. В ходе летней кампании 1942 года он командовал тремя эскадронами в степи под Элистой; в каждом эскадроне было только по два немецких офицера и по нескольку немецких сержантов. Казаки были выше всяких похвал.
Однажды они пришли к нему и сказали, что их родные станицы расположены неподалеку и что они хотят съездить домой, привезти оттуда свежих лошадей, а также новых добровольцев. Ситуация складывалась несколько двойственная. Казаки могли просто дезертировать и присоединиться к Красной армии, но граф Вюрмб без всяких колебаний дал свое согласие.
Он знал, что нельзя ожидать от людей верной службы, если не доверяешь им. На два дня небольшая группа немцев осталась совершенно одна в бескрайней степи. На третье утро казаки вернулись обратно. Никто из них не сбежал, более того, они привели с собой 30 новых добровольцев. Казачий атаман с гордостью доложил немецкому командиру о прибытии.
Пока мы двигались в сторону реки Терек, стали появляться странные слухи. Признаки разложения Красной армии приняли такие масштабы, что они не на шутку испугали коммунистов. Отдельные части стали сдаваться немцам в полном составе; русские столкнулись с угрозой полного морального разложения своих войск. Появились слухи, что начались переговоры о перемирии – всегда ходили какие-нибудь слухи, даже о тех событиях, которые уже давно произошли, причем все сведения о них были сильно искажены. Черчилль посетил с визитом Москву. Где-то в таинственном мире дипломатии происходили некие важные события. Наши сердца были полны надежд.
Во время войны люди обычно воспринимают все события в крайностях, как ведущие в победе или к поражению. Однако теперь все постепенно обесценивалось. Больше не было искреннего желания одержать победу. Абсолютная власть Диктатора, неприкрытое высокомерие нацистской партии после победы – об этом было даже страшно подумать. Но еще страшнее была мысль о поражении. Солдат на фронте всецело находится под впечатлением искренних усилий сотен тысяч мужественных людей, которые окружают его. Непосредственные результаты борьбы, когда ты находишься в самой гуще сражающейся армии, вовлеченной в тотальную войну, отодвигаются куда-то все дальше и дальше за невидимый горизонт. Никто на самом деле не может предвидеть всех последствий войны. И в этой борьбе за существование солдат перестает мыслить, а просто предпочитает следовать по ходу событий.
Наша часть выгрузилась из поезда в окрестностях Моздока и, к нашему удивлению, тут же попала под артиллерийский огонь. Русские не могли быть очень далеко. Начальник железнодорожной станции, к которому мы обратились за разъяснениями, зло ответил:
– Это совершенно ненормальная страна, без всяких сомнений!
Мы переправились через реку Терек и отправились в приготовленные для нас квартиры, расположенные в населенном пункте в нескольких километрах к югу от реки, название которого я, к сожалению, забыл и не могу теперь найти ни на одной из карт. Мы открыли полевой хирургический госпиталь, но мы были глубоко в тылу, к тому же на нашем участке фронта все было спокойно. Особых дел у нас не было.
Это на самом деле была совершенно ненормальная страна. Даже в декабре солнце вставало здесь в 4 часа утра и к обеду, который проходил в полвторого, было уже совершенно темно и на небе сияли звезды. Дело было в том, что немцы ввели единое время для той части Европы, которую они занимали; и между нами и Бордо была разница в 5 астрономических часов. Впрочем, солнце и звезды можно было видеть довольно редко, так как в это время года в этом диком уголке Кавказа все обычно было укрыто густым туманом.
Еще одной крайне неприятной особенностью данной местности было обилие мышей, по своим масштабам напоминавшее библейский потоп. Сидя в своих домах, мы одновременно могли видеть сразу от 20 до 30 мышей, снующих по комнате. Они ели буквально все. Они ели нашу еду; они ели бумагу с наших сигарет; по ночам они ели письма, оставшиеся в карманах наших гимнастерок, так что по утрам мы находили только обрывки от них; они бегали по операционным столам; кухонная обслуга вела против них постоянную, но совершенно бесполезную войну. Ничто другое не могло продемонстрировать более наглядно тот факт, что этот мир далек от совершенства, как наша беспомощность против банд этих маленьких мародеров.
Мы часто сидели по вечерам в темноте, так как свечи стоили очень дорого. Никто не хотел вставать в 3 часа утра только потому, что в это время начинало светать, никто не хотел идти спать в 3 часа дня только потому, что в это время уже было темно. Несмотря на всю свою красоту, это была странная, непонятная страна, в которой происходило нечто сверхъестественное. Кроме того, мы понятия не имели о том, как на самом деле идет война. По сводкам вермахта мы не могли точно определить, где в данный момент проходит линия фронта. Мы даже представить себе не могли, что на самом деле больше не было сплошной линии фронта.
Было решено, что на следующий день я поеду в штаб дивизии, чтобы узнать у майора Фабрициуса о положении дел на фронте, что я и сделал, отправившись в путь в 3 часа утра. Этот день навсегда остался у меня в памяти.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.