«Так все-таки зачем мы влезли в Афганистан?»
«Так все-таки зачем мы влезли в Афганистан?»
В хронике 1979 г. на этот вопрос нет четкого, вразумительного ответа. Да и быть не могло. Свои истинные цели в Афганистане, так сказать, подоплеку «афгана» Старая площадь скрывала, как только могла. Даже «пятерка», принимая 12 декабря 1979 г. решение о вводе войск, не осмелилась дать этому историческому акту однозначное объяснение, честно сказать, хотя бы друг другу, во имя чего советская армия вторгается на территорию дружественного нам государства.
Л. И. Брежнев и главный идеолог партии М. Суслов не придумали ничего лучше, как заявить, что войска вводятся ради спасения народной власти. Им и в голову не пришло, насколько смехотворна эта версия. Как можно спасать народную власть, если сам народ люто ненавидит ее и жаждет поскорее свергнуть?! Об этом, кстати, просигналили из Кабула генералы B. И. Варетшков и С. Ф. Ахромеев, которым как раз и было поручено спасать народную власть.
«Поймите, — взывали они к Старой площади, — ведь советская армия воюет с народом, и никакой победы в Афганистане быть не может».[223]
Ю. Андропов и А. Громыко изложили на кулуарной встрече иное видение причин, обусловивших ввод наших войск в Афганистан. Если сейчас не влезть в Афганистан, убеждали они своих коллег, «не поддержать кабульский режим с применением силы», то можно потерять его, и тогда американцы создадут «зеленое подбрюшье» под нашими среднеазиатскими республиками и будут угрожать территориальной целостности Советского Союза.
И эта версия выглядит неубедительной и даже надуманной. Ведь в течение долгих-долгих лет афганский нейтралитет надежно защищал территориальную целостность Советского Союза, не позволяя никому возводить на афганской земле «зеленое» или какое-нибудь другое «подбрюшье». Так что «страшилки», озвученные Ю. Андроповым и поддержанные А. Громыко, выглядели попыткой выдать желаемое за действительное. А подняли они руки «за» только потому, что прекрасно понимали, что голосование будет «заданным», предрешенным. Не случайно на принятом «пятеркой» рукописном постановлении появились, неизвестно как, подписи членов Политбюро, которые не присутствовали на кулуарной встрече, но покорно подписавшись «за», обеспечили генсеку и главному идеологу необходимые две трети голосов.
Что касается пятого участника кулуарной встречи Д. Устинова, он особо не напрягал себя, будучи уверенным в том, что через три-четыре месяца советские войска, успешно решив поставленные им задачи в Афганистане, под фанфары вернутся на родину.
Как заметил академик Б. Чазов, главный врачеватель партийных иерархов: «Единственной ошибкой Устинова, которую он, как мне кажется, до конца не осознал, была афганская война. Плохой политик и дипломат, он как представитель старой сталинской «гвардии», считал, что все вопросы можно решить с позиции силы. Если я видел, как метался в связи с афганской войной Андропов, понявший, в конце концов, свою ошибку, то Устинов всегда оставался невозмутимым и, видимо, убежденным в своей правоте».[224]
Стремление Старой площади понадежнее «спрятать» от всех и вся подоплеку своей политики в отношении южного соседа превалировало во всем, что затрагивало афганскую тему. Это отчетливо просматривалось как в совсекретных указаниях Политбюро ЦК КПСС, так и в официальных контактах с внешним миром, в том числе на высшем уровне.
«Совершенно секретно.
Особая папка
Выписка из протокола № 177 заседания Политбюро ЦК КПСС от 27 декабря 1979 г.
При освещении в нашей пропагандистской работе — в печати, по телевидению, по радио — предпринятой Советским Союзом по просьбе руководства Демократической Республики Афганистан акции помощи в отношении внешней агрессии руководствоваться следующим.
…2. В качестве главного тезиса выделять, что осуществленное по просьбе афганского руководства направление в Афганистан ограниченных советских воинских контингентов служит одной цели — оказанию народу и правительству Афганистана помощи и содействия в борьбе против внешней агрессии. Никаких других целей эта советская акция не преследует.
3. Подчеркивать, что в результате актов внешней агрессии, нарастающего вмешательства извне во внутренние афганские дела возникла угроза для завоеваний Апрельской революции, для суверенитета и независимости нового Афганистана.
… 5. При освещении изменений в руководстве Афганистана подчеркивать, что это является внутренним делом афганского народа, исходить из заявлений, опубликованных Революционным советом Афганистана, из выступлений председателя Революционного совета Афганистана Кармаля Бабрака.
6. Давать твердый и аргументированный отпор любым возможным инсинуациям насчет имеющегося якобы советского вмешательства во внутренние афганские дела… Задача Советского Союза в связи с событиями в Афганистане и вокруг него сводится к оказанию помощи и содействия в ограждении суверенитета и независимости дружественного Афганистана перед лицом внешней агрессии.
Как только эта агрессия прекратится, угроза суверенитету и независимости афганского государства отпадет, советские воинские контингенты будут незамедлительно и полностью выведены с территории Афганистана».[225]
…29 декабря 1979 г. президент США Д. Картер направил по прямой связи послание Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу по поводу ситуации в Афганистане.
В послании, в частности, подчеркивалось:
«Ввод советских войск в Афганистан — очевидная угроза миру и может ознаменовать фундаментальные и длительные перемены в наших отношениях».[226]
В тот же день, также по прямой связи, было передано в Вашингтон ответное послание Л. И. Брежнева, выдержки из которого приводятся ниже:
«Совершенно секретно Уважаемый господин Президент!
В ответ на Ваше послание от 29 декабря считаю необходимым сообщить следующее. Никак нельзя согласиться с Вашей оценкой того, что сейчас происходит в Демократической Республике Афганистан.
…Странно выглядит предпринятая в Вашем послании попытка поставить под сомнение сам факт просьбы правительства Афганистана о посылке наших войск в эту страну.
…Правительство Афганистана на протяжении почти двух лет неоднократно обращалось к нам с такой просьбой. Кстати сказать, одна из таких просьб была направлена нам 26 декабря с.г.
…Хочу еще раз подчеркнуть, что направление ограниченных советских контингентов в Афганистан служит одной цели — оказание помощи и содействия в отражении актов внешней агрессии, которое имеет место длительное время и сейчас приняло еще более широкие масштабы.
…Разумеется, нет никаких оснований для Вашего утверждения о том, будто наши действия в Афганистане представляют угрозу миру.
…Я повторяю снова, что, как только отпадут причины, вызвавшие просьбу Афганистана к Советскому Союзу, мы намерены полностью вывести советские воинские контингента с территории Афганистана.
…По нашему убеждению, то, как складываются отношения между СССР и США, — это дело взаимное. Мы считаем, что они не должны подвергаться колебаниям под воздействием каких-то привходящих факторов или событий.
29 декабря 1979 г.
Л. Брежнев».[227]
Выше уже говорилось о том, что еще задолго до ввода советских войск текущая жизнь нашего южного соседа не освещалась, не анализировалась и не комментировалась в отечественных СМИ. Советские люди довольствовались лишь скупыми официальными сообщениями ТАСС, отфильтрованными цензурой. Иногда, правда, делались намеки на «важные стратегические интересы Советского Союза». Но, как замечает в своих мемуарах В. Кирпиченко, «в чем они заключались, как правило, не объяснялось». И далее продолжает: «Вообще словосочетание «важные стратегические интересы» всегда было покрыто тайной. Раз «стратегические», значит, это не всем дано понять и не всем положено знать и нечего лезть с вопросами».[228]
И никто не лез. Никто не возмущался. Никто не протестовал. Наоборот, все, в той или иной мере, соглашались с вводом войск, одобряли его.
«Многие, в том числе и я, — признается доктор исторических наук, профессор Г. Мирский, — предполагали, что против советских войск моджахеддинам не устоять, что какое-то время они еще смогут продержаться, но потом их разгромят. И кабульское правительство, хотя оно и потеряет часть своего авторитета, поскольку пригласило иностранные войска для своего спасения, все же удержится.
После этого пройдет какое-то время, подрастет новое поколение, все забудется, и Афганистан будет идти в общем-то тем курсом, который начертан Апрельской революцией. То есть «история нас оправдает».[229]
А вот как вспоминает об этом академик Б. Примаков. «Нужно сказать, — пишет он в своей книге «Годы в большой политике», — что журналисты, ученые (к их числу принадлежал и автор этих строк), поставленные перед фактом ввода войск, не выступали публично против этого. Руководствовались главным образом устоявшейся привычкой безоговорочно поддерживать все принятые наверху решения. Сказывался и привычный для того времени образ мышления, сформировавшийся в условиях жесткой конфронтации с Соединенными Штатами, с осложнением отношений с Китаем.
Это все было характерно для реакции на ввод войск. И я не знаю исключений, несмотря на ретроспективные «пассажи» некоторых авторов, утверждавших, что с самого начала боролись против направления наших ребят в Афганистан. Такую борьбу — это нужно признать — вели те, кто порвал с советской системой, а не те, кто ощущал себя ее частью».[230]
Совершенно по-иному смотрело на афганские события международное сообщество и, в частности, американцы.
У Вашингтона было достаточно четкое представление о том, чего добивается и чего опасается Москва в Афганистане.
Так, еще в августе 1979 г., то есть практически за полгода до ввода войск, временный поверенный в делах США в Кабуле Б. Амстутц телеграфировал в госдепартамент:
«Падение радикального левого режима, поддерживаемого Советами, могло бы иметь положительные последствия для США во всем «третьем мире», поскольку оно показало бы, что утверждения наших противников о «неизбежности» развития истории в определенном направлении не является обязательным».[231]
Аналогичной точки зрения придерживался и сам госдепартамент. В одном из августовских документов госдепа прямо утверждалось: «Свержение ДРА покажет остальному миру, особенно «третьему миру», что советское представление о социалистическом пути истории как неизбежном неверно».[232]
А в январе 1980 г. ЦРУ дало однозначное объяснение вторжению советских войск в Афганистан: «Ключевой побудительной причиной, толкнувшей Москву на этот шаг, было то, чтобы сделать свои долговременные цели более близкими к достижению».[233]
* * *
«Некоторые соображения о внешнеполитических итогах семидесятых годов (тезисы)».
Так была озаглавлена аналитическая записка, подготовленная коллективом ученых-аналитиков Института экономики мировой социалистической системы Академии наук СССР. За подписью директора института академика О. Богомолова и с грифом «секретно» она была направлена 20 января 1980 г. на Старую площадь и в КГБ СССР.
В «записке» рассматривались две диаметрально противоположные линии, присутствовавшие в советской внешней политике послевоенного периода. Обе достаточно убедительно проявили себя в семидесятые годы, вследствие чего и был обозначен для анализа этот временной отрезок. Первая линия — это, выражаясь словами Ллойд Джорджа, «движение на путях мирового развития», на которых Советский Союз «станет одним из величайших факторов, определяющих судьбы народных масс во всех странах».
«Если посмотреть под этим углом зрения на наши достижения во внешней сфере в минувшее десятилетие, — говорится в «записке», — то, несомненно, можно констатировать крупные успехи внешнеполитической деятельности советского государства».[234]
И далее: «Главными итогами этой деятельности являются обеспечение мирных условий развития Советского Союза и других стран социалистического содружества и поворот к разрядке напряженности в отношениях с капиталистическими государствами, достижение первых успехов в ограничении гонки вооружений».[235]
Вторая линия в советской внешней политике обозначилась в какой-то мере спонтанно, в обстановке крушения мировой колониальной системы и появления на политической карте мира более семидесяти новых независимых государств, которым предстояло выбрать путь своего дальнейшего развития. Многие из них тяготели к социализму. В этих обстоятельствах Старая площадь вспомнила о канувшем в Лету Коминтерне, штабе мировой пролетарской революции, и соблазнилась примерить на себя эту роль, решила, что ей под силу сделать то, что не удалось предшественнику. «Мы похороним вас!» — эти слова Н. Хрущева, адресованные лидерам капиталистического мира, прозвучали сигналом к глобальному противоборству двух сверхдержав, к принудительному насаждению в «третьей мире» советской модели социализма.
Обо всем этом достаточно подробно рассказывалось выше. Краткое напоминание же потребовалось лишь потому, что семидесятые годы выявили непригодность попыток Старой площади стать вторым, более удачливым Коминтерном. Это как раз и доводили до сведения Старой площади авторы «записки».
«Эскалация противоборства между СССР и западными державами, а также Китаем в «третьем мире», — рапортовали они, — поставила к концу семидесятых годов под угрозу важнейшие завоевания политики разрядки. На дальнейшее наращивание нашего военно-политического наступления в «третьем мире» Запад будет отвечать все большим сползанием в «холодную» или «полугорячую» войну и резким усилением давления на Советский Союз по всем линиям — политической, экономической, военно-стратегической и пропагандистско-психологической».[236]
Последним, предгрозовым звонком об этом стало, по убеждению авторов «записки», советское вторжение в Афганистан.
«Введением войск в Афганистан наша политика, очевидно, перешла допустимые границы конфронтации в «третьем мире», — пишут они. — Выгоды от этой акции оказались незначительными по сравнению с ущербом, который был нанесен нашим интересам:
1. Для нас возник третий опасный очаг военно-политической напряженности на южном фланге СССР, в невыгодных географических и социально-политических условиях, где нам придется иметь дело с объединенными ресурсами США и других стран НАТО, Китая, мусульманских государств и повстанческой армии феодально-клерикальных кругов, обладающих сильнейшим влиянием на афганский народ. Впервые после Второй мировой войны мы оказались перед возможной перспективой локального конфликта, в котором, в отличие от корейского, вьетнамского и других, нам придется воевать собственными войсками…
2. Произошли значительное расширение и консолидация антисоветского фронта государств, опоясывающего СССР с запада до востока.
3. Значительно пострадало влияние СССР на движение неприсоединения, особенно на мусульманский мир.
4. Заблокирована разрядка и ликвидированы политические предпосылки для ограничения гонки вооружений.
5. Резко возрос экономический и технологический нажим на Советский Союз…
9. Усилилось недоверие к советской политике и дистанцирование от нее со стороны СФРЮ, Румынии и КНДР. Даже в печати Венгрии и Польши впервые открыто обнаружились признаки сдержанности в связи с акциями Советского Союза в Афганистане.
10. Усилилась дифференцированная политика западных держав, перешедших к новой тактике активного вторжения в сферу отношений между Советским Союзом и другими социалистическими странами и открытой игре на противоречиях и несовпадении интересов между ними.
11. На Советский Союз лето бремя экономической помощи Афганистану».[237]
Авторы «записки» не ограничивались одной лишь критикой, но и предлагали, на их взгляд, оптимальные меры по выходу из кризисного положения.
«Постепенному возвращению к политике разрядки, — пишут они, — могло бы способствовать свертывание нашей военной активности в «третьем мире»… Принятие подобного курса предполагает значительное расширение экономических, научно-технических и культурных отношений с развивающимися странами, т. е. перенос центра тяжести на использование мирных средств повышения влияния социализма в «третьем мире» и поддержки молодых развивающихся стран».[238]
Но при этом авторы «записки» вновь подчеркивают, что «в усложнившейся ситуации дальнейшее развитие процесса разрядки представляется маловероятным без разрешения афганского вопроса на компромиссной основе».[239]
И далее:
«Сейчас особое значение приобретает фактор времени. До весенней распутицы в Афганистане мы еще располагаем свободой политического маневра. С началом лета и активных действий афганских повстанцев, если наши войска будут втянуты в серьезные бои, такая возможность исчезнет».[240]
Несомненно, что главная, хоть и завуалированная, мишень авторов «записки» — партийный догматизм Старой площади, ее железобетонная страсть навязать народам мира и, в первую очередь, народам «третьего мира» коммунистическую идеологию в ее советском варианте как единственно правильный вектор политического, социально-экономического и культурного развития, как некую религию для всех времен и народов, не подлежащую ни малейшей адаптации.
Красной нитью через всю записку проходит желание се авторов максимально приблизить Старую площадь к реальному пониманию действительной, а не догматически книжной обстановки в мире, в корне отличающейся от времен Октябрьской революции.
Из мемуаров директора Института экономики мировой социалистической системы академика О. Богомолова:
«Мы прореагировали на ввод советских войск в Афганистан довольно быстро, хотя, собственно, эти события подтолкнули нас представить свои соображения в Центральный Комитет партии скорее, чем мы намеревались это сделать. Мы сразу же выступили против этой акции советского руководства, считая ее абсолютно неперспективной и даже губительной для нашей страны, причем мы исходили не из каких-то соображений военно-тактического характера и даже не из анализа расстановки политических сил в Афганистане. Мы руководствовались более общими концептуальными соображениями. Дело в том, что в «холодной» войне и в той напряженности, которые существовали в ту пору, во многом, по нашему мнению, был повинен Советский Союз с его политикой мессианства, то есть насаждения социалистической модели развития в странах третьего мира. Мы даже называли эти страны странами социалистической ориентации, это Ангола, Мозамбик, Никарагуа, Эфиопия… И естественно, такая мессианская линия расширения сферы влияния и сферы социалистических порядков вызывала резкое недовольство и сопротивление со стороны Запада. Это, по существу, была политика известного передела сфер влияния, она подогревала «холодную» войну, что влекло за собой гонку вооружений, а она была губительной для Советского Союза. Вторжение в Афганистан могло довести эту конфронтацию до крайней степени напряжения, что еще более бы ослабило наши возможности, поскольку нам противостоял весь западный мир. Противодействие этому советскому экспансионизму и, более того, вторжению в Афганистан сплачивало и арабские страны в противостоянии этой экспансии, то есть мы оказывались один на один со всем миром, что было абсолютно бесперспективно…
Наш доклад был направлен секретарям Центрального Комитета партии, это было сделано в ту пору под грифом «секретно», тогда мы не могли высказаться публично в газетах, тем не менее, это было довольно ответственно для нас, и мы ждали реакции, но никакой реакции не последовало».[241]
Академик О. Богомолов и его единомышленники, действительно, не дождались от Старой площади той реакции, на которую они, видимо, надеялись. Но была другая реакция. По указанию разгневанного главного идеолога партии М. Суслова Старая площадь оборвала все контакты с Институтом экономики мировой социалистической системы АН СССР, а академика О. Богомолова и его единомышленников — предала анафеме.
…Через неделю, 27 января 1980 г., Ю. В. Андропов тайно вылетел из Москвы в Кабул. Следует ли это рассматривать как своеобразную реакцию на «записку», с которой он, надо полагать, ознакомился? Однозначного ответа на этот вопрос, к сожалению, нет.
Однако обращает на себя внимание тот факт, что, расположившись на территории совпосольства, Председатель КГБ провел с глазу на глаз обстоятельные беседы практически со всеми руководителями ДРА, включая Бабрака Кармаля.
Из воспоминаний командира подгруппы «Гром» С. Голова:
«После проведения 27 декабря операции в Кабуле ребята наши улетели в Москву, а мы с Н. Швачко остались. Нам сказали, что принято решение оставить нас в Афганистане на три года. В конце января — начале февраля 1980 г. в Кабул инкогнито прилетал Ю. В. Андропов. Нас, тогда уже выздоравливающих, привлекли для его охраны. Мы стояли на посту непосредственно у дверей кабинета, где он работал. За это меня и Швачко от имени посла Табеева наградили часами…
По возвращении (в Москву. — А. Ж.) доложили начальнику 7-го управления генералу А. Д. Бесчастному о выполнении задания. Он сказал: то, что наградили часами, — хорошо, спасибо за службу, но об этом никому не надо говорить… Было приказано все забыть и молчать».[242]
…О результатах своей тайной поездки в Кабул Ю. В. Андропов отчитался 7 февраля 1980 г. на заседании Политбюро ЦК КПСС. Он признал тщетность усилий афганского руководства по наведению порядка в стране. Внутриполитическую ситуацию оценил как крайне напряженную. В этом контексте обозначил проблему вывода войск из Афганистана, воздержавшись от каких-либо конкретных предложений на этот счет. После его сообщения состоялось обсуждение афганского вопроса.
Ниже приводятся выдержки из протокола этого заседания.
«Совершенно секретно.
Экз. единственный (Рабочая запись).
Заседание Политбюро ЦК КПСС 7 февраля 1980 г.
Председательствовал тов. Брежнев Л. И.
Присутствовали т.т. Андропов Ю. В., Гришин В. В., Громыко A.A., Кириленко А. П., Суслов М. А., Тихонов H.A., Устинов Д. Ф., Горбачев М. С., Демичев П. Н., Кузнецов В. В., Пономарев Б. Н., Капитонов И. В., Долгих В. И., Зимянин М. В., Русаков К. В.
Устинов: Очень обстоятельное сообщение сделал Юрий Владимирович о поездке в Афганистан. Но я хочу сказать, что нам надо очень осторожно говорить относительно вывода войск из Афганистана. Я думаю, понадобится год, а то и полтора, пока стабилизируется обстановка в Афганистане, а до этого мы не можем и думать о выводе войск, иначе можем нажить много неприятностей.
Брежнев: Я думаю, что нам нужно даже несколько увеличить контингент войск в Афганистане.
Громыко: Мне представляется, что нам нужно немножко заглянуть вперед. Через какое-то время, безусловно, войска будут выведены из Афганистана, поскольку они сейчас введены по просьбе афганского руководства и в соответствии с договором. Допустим, прекратится враждебная пропаганда со стороны Китая, Пакистана и т. д.
Можем ли мы в таком случае говорить о полном выводе войск, не делая ничего взамен? Мне кажется, нам следовало бы подумать о том, какие договорные обязательства установить между сторонами после того, когда случится такое, что можно будет вывести войска. У нас не будет полной гарантии, я думаю, что никакие враждебные силы больше не нападут на Афганистан. Поэтому нам надо обеспечить полную безопасность Афганистана».[243]
Результаты обсуждения: все, о чем говорил Ю. В. Андропов, ушло в песок, не поколебав внутреннего настроя Старой площади на монопольное право руководить мировыми процессами, исходя лишь из собственных, густо замешанных на догматизме, представлений о роли и месте в них «второй Монголии», равно как и первой, а также всех других стран мира.
Аргументы для своего руководства виделись ей в силе политической, военной и экономической; метод применения силы: устрашение, диктат; способ реализации: выход на позиции военно-стратегического, геополитического превосходства над противником.
Догмы командовали здравым смыслом.
19 февраля 1980 г. Совет Министров СССР принял Постановление № 152–45 о финансовом обеспечении дислоцированного в Демократической Республике Афганистан «Ограниченного контингента советских войск», о выплате личному составу денежного вознаграждения и различных надбавок, а также положенных льгот. Это означало, что подразделениям советской армии в Афганистане предписывается надолго и всерьез обживаться на земле дружественного соседа.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.