Рим

Рим

По отъезде Радзивилла, поехала она с ними, через два дня, водою в Барлет, под именем графини Пимберг, где, выдержа карантин, отправилась в Рим; тамо жила два месяца и наконец писала князю Лимбургскому, что она намерена возвратиться в его земли и едучи чрез Геную, окончить начатую в Венеции о деньгах негоциацию.

Незадолго перед отъездом прислан к ней от графа Алексея Орлова Кристинек и велел о себе сказать, что он его адъютант и желает ее видеть, но она его к себе, как незнакомого ей человека, тогда не допустила, а приказала ему сказать, что если он что с нею говорить имеет, то подал бы ей письменно; что он и исполнил, написав только, что прислан от графа Орлова, — и сия записка, как вышесказанные письма, находится между ее бумагами; после чего она ему к себе притти позволила. Кристинек ей объявил, что граф Орлов велел ему спросить полученный им в Ливорно пакет подлинно ли прислан от нее; она ответствовала, что правда. Потом он ей сказал, что граф желает ее видеть, но не знает где. Она ему отвечала, что поедет в Пизу, где он ее и видеть может.

Согласился в том, по некотором времени, все они туда поехали; а три почты Кристинека она послала вперед, для предуведомления о ее приезде графа и приготовления ей дома. В Пизу она приехала под именем графини Силинской. Граф Орлов, по приезде ее, вскоре к ней явился и учтивым образом предлагал услуги ей свои всюду, где б она ни потребовала. Пробыв в Пизе девять дней, предложила она графу, что желала бы быть в Ливорно, и он на то согласясь с нею и поехал, взяв с собою и вышесказанных поляков.

Знать, не знать или не хотеть знать — каким путем проходят эти градации в позиции следствия? В официальной версии Рим — это десятки имен, не умещающиеся в днях события, здесь — пустота. И в том же неподписанном письме Алексею Орлову: «…Уверенные в вашей честности, граф, имели мы намерение лично побывать в Ливорно, но обстоятельства тому воспрепятствовали. Неоднократно доказанная вами при разных обстоятельствах честность свидетельствует о прекрасном вашем сердце. Подумайте, граф, поразмыслите: если присутствие наше в Ливорно, по вашему мнению, нужно, уведомьте нас о том с подателем сего письма. Он не знает, от кого и кому привезено им письмо, и потому можете доверить ему ответ, а чтобы не возбуждать его любопытства, адресуйте на имя г. Флотирона — это мой секретарь».

Следствие не заинтересовалось и Флотироном, не сделало ни малейшей попытки установить его личность. А ведь кому, как не секретарю, быть в курсе всех связей, знакомств, переписки неизвестной?

И остается еще дата письма — июль 1774 года. Алексей Орлов не только не начинал тогда искать «самозванку», даже не догадывался о ее существовании — утверждает обвинение. Тогда откуда же появляется обсуждение возможности и целесообразности приезда в Ливорно — некий аванс со стороны неизвестной?

Позиция Орловых при русском дворе ни для кого в Европе не представляла тайны. Можно было рассчитывать на их жажду мести и власти. Но не менее вероятной представлялась бы и попытка вернуть утраченные милости наиусерднейшей службой Екатерине. Откуда же такое доверие неизвестной к Алексею Орлову доверие до того, как он представил оговоренные тeм же письмом доказательства верности «самозванке»? Без этих действительно необходимых доказательств все начинает смотреться продолжением когда-то начатых переговоров и договоренностей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.