Глава 15. Воцарение Михаила
Глава 15. Воцарение Михаила
После победы сторонников Романовых возник весьма забавный вопрос: а где же сами Романовы? Иван Никитич торчал под боком и все время твердил, прозрачно намекая на себя, что Романовы знатны и в родстве с царями, но Михаил де слишком молод и неопытен и т. д. и т. п. Но его, как уже говорилось, всерьез не приняли.
На поиски Михаила Романова и его матери была снаряжена большая экспедиция под руководством архиепископа рязанского Феодорита и родственника Михаила Федора Ивановича Шереметева. В наказе послам говорилось: «Ехать к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси в Ярославль или где он государь будет». Посланцы, уведомив новоизбранного царя и его мать об избрании, должны были сказать Михаилу: «Всяких чинов всякие люди бьют челом, чтоб тебе, великому государю, умилиться над остатком рода христианского…. и пожаловать бы тебе, великому государю, ехать на свой царский престол в Москву…» В заключение наказа говорилось: «Если государь не пожелает, станет отказываться или начнет размышлять, то бить челом и умолять его всякими обычаями, чтоб милость показал, был государем царем и ехал в Москву вскоре: такое великое божие дело сделалось не от людей и не его государским хотеньем, по избранью бог учинил его государем. А если государь станет рассуждать об отце своем митрополите Филарете, что он теперь в Литве и ему на Московским государстве быть нельзя для того, чтоб отцу его за то какого зла не сделали, то бить челом и говорить, чтоб он государь про то не размышлял: бояре и вся земля посылают к литовскому королю, за отца его дают на обмен литовских многих лучших людей».
Послы отправились из Москвы 2 марта 1613 г. А еще ранее, 25 февраля, по русским городам были разосланы грамоты с известием об избрании Михаила: «И вам бы, господа, за государево многолетие петь молебны и быть с нами под одним кровом и державою и под высокою рукою христианского государя, царя Михаила Феодоровича. А мы, всякие люди Московского государства от мала до велика и из городов выборные и невыборные люди, все обрадовались сердечною радостию, что у всех людей одна мысль в сердце вместилась — быть государем царем блаженной памяти великого государя Федора Ивановича племяннику, Михаилу Федоровичу. Бог его, государя на такой великий царский престол избрал не по чьему-либо заводу, избрал его мимо всех людей, по своей неизреченной милости. Всем людям о его избрании бог в сердце вложил одну мысль и утверждение».
Как видим, не прошло и двух недель после переворота, как началась мифологизация «февральской революции». Михаил чудесным образом стал племянником царя Федора, а Бог лично «помимо всех людей» выдвинул кандидатуру племянника в цари.
Присяга в большинстве областей России последовала быстро и без осложнений. Первыми присягнули 4 марта жители Переяславля-Рязанского.
Наконец пришло в Москву сообщение от посольства, посланного на поиски Михаила. Михаила с матерью обнаружили в Костроме в Ипатьевском монастыре.
Из предыдущей главы мы уже знаем, какими мотивами руководствовалась жена тушинского патриарха, выбирая в качестве убежища Ипатьевский монастырь.
Московское посольство прибыло в Кострому 13 марта 1613 г. Михаил приказал им явиться в Ипатьевский монастырь на следующий день, о чем послы оповестили весь город. Наутро послы, костромской воевода, местное духовенство с крестами и иконами, а также толпа зевак двинулись к Ипатьевскому монастырю, расположенному в двух-трех верстах от города. Михаил с матерью встретили процессию у входа в монастырь. Послы объявили Михаилу о цели своего визита, и он «с великим гневом и плачем» ответил, что не хочет быть государем, а мать его добавила, что не благословляет сына на царство. Послы с трудом уговорили их вслед за крестным ходом войти в соборную церковь. В церкви послы передали Михаилу с матерью грамоты от собора и снова просили Михаила на царство, но получили прежний ответ. Марфа сказала, что «у сына ее и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть государем, он не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались, дав свои души прежним государям, не прямо служили». Марфа припомнила измены Годунову, убийство Лжедмитрия I, свержение с престола и выдачу полякам Василия Шуйского и продолжала: «Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирожденному государю государем? Да и потому еще нельзя: Московское государство от польских и литовских людей и непостоянством русских людей разорилось до конца, прежние сокровища царские, из давних лет собранные, литовские люди вывезли; дворцовые села, черные волости, пригородки и посады розданы в поместья дворянам и детям боярским и всяким служилым людям и запустошены, а служилые люди бедны, и кому повелит бог быть царем, то чем ему служилых людей жаловать, свои государевы обиходы полнить и против своих недругов стоять?»
Марфа напомнила, что митрополит Филарет находится в польском плену «в большом утесненье», и как узнает король, что на Московский престол вступил его сын, тотчас же сделает Филарету какое-нибудь зло, а ему, Михаилу, без благословенья отца на Московском государстве никак быть нельзя. Послы со слезами молили и уговаривали Михайла, говорили, что выбрали его по изволению божию, а не по его желанию, «положил бог единомышленно в сердца всех православных христиан от мала и до велика на Москве и во всех городах». Далее послы стали доказывать, что все вышеупомянутые правители московские незаконно сели на престол, а вот Михаил один законный.
Представление длилось свыше шести часов. Наконец Михаил и Марфа сказали, что они во всем положились на провидение и непостижимые судьбы божии. Марфа благословила сына. Михаил принял посох у архиепископа, допустил всех к руке и сказал, что скоро поедет в Москву.
Казалось бы, комедия сыграна, теперь пора начинать царствовать. Государство по-прежнему находилось в критическом состоянии. Садись в сани, и через три дня государь будет в Москве. Санный путь 14 марта (по старому стилю) почти идеален, а через две недели начнется распутица, и уже не будет санного пути, но не будет еще и водного. Но Михаил выехал лишь 19 марта, а 21 марта прибыл в Ярославль.
Оттуда царь, а точнее, его мамочка, затеяла хозяйственную переписку с московскими властями: «К царскому приезду есть ли на Москве во дворце запасы и послано ли собирать запасы по городам, и откуда надеются их получить? Кому дворцовые села розданы, чем царским обиходам впредь полниться и сколько царского жалованья давать ружникам и оброчникам?» Москва отвечает: «Для сбора запасов послано и к сборщикам писано, чтоб они наскоро ехали в Москву с запасами, а теперь в государевых житницах запасов немного». 8 апреля Михаил (Марфа) пишет: «Писали вы к нам с князем Иваном Троекуровым, чтоб нам походом своим не замедлить, и прислали с князем Иваном роспись, сколько у вас в Москве во дворце всяких запасов. По этой росписи хлебных и всяких запасов мало для обихода нашего, того не будет и на приезд наш».
Соловьев писал: «Наконец 18 апреля царь уведомил духовенство и бояр, что поход его к Москве замедлился за дурною дорогою, зимний путь испортился, а как большой лед прошел и воды сбыло, то он выехал из Ярославля 16 апреля». И кто бы мог подумать, что в апреле наступит оттепель?! Нашим правителям уже 500 лет мешает погода.
25 апреля Михаил (Марфа) пишет боярам, чтобы они велели приготовить для царя Золотую палату царицы Ирины, а для Марфы — деревянные хоромы жены царя Василия Шуйского. Бояре ответили, что приготовили для Михаила покои царя Ивана и Грановитую палату, а для матери его — хоромы в Вознесенском монастыре, где жила царица Марфа. Те же хоромы, о которых приказал государь, надо отстраивать заново — кровли там нет, лавок, окошек, дверей нет, и денег также нет, плотников нет, материалов нет.
29 апреля Михаил отписал боярам: «По-прежнему и по этому нашему указу велите устроить на Золотую палату царицы Ирины, а матери нашей хоромы царицы Марьи, если лесу нет, то велите строить из брусяных хором царя Василья. Вы писали нам, что для матери нашей изготовили хоромы в Вознесенском монастыре, но в этих хоромах матери нашей жить не годится».
Почти два месяца вояжировал Михаил из Костромы в Москву. Из его переписки с московскими властями можно составить пухлый том, но, увы, писалось там только о государевом быте, да о разбойниках — не шалят ли по дороге, не обидят ли царя-батюшку? И ни одного военного, административного или иного государственного распоряжения!
2 мая 1613 г. царь Михаил торжественно въехал в Москву. Михаил с матерью отстояли молебен в Успенском соборе, после чего Михаил допустил всех к своей руке.
Венчание Михаила на царство состоялось 11 июля 1613 г. Накануне торжественного дня, с вечера, в Успенском и других соборах, а также во всех столичных монастырях и церквях были отправлены всенощные бдения. На рассвете 11 июля начался звон кремлевских колоколов, который не прекращался до самого прибытия царя в Успенский собор.
Царь Михаил Федорович в первые годы правления. Журнал «Родина» № 11, 2005
Перед венчанием Михаил пожаловал в бояре стольников князей Пожарского и Черкасского. Во время коронации боярин князь Мстиславский осыпал Михаила золотыми монетами, боярин Иван Никитич Романов держал шапку Мономаха, боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой — скипетр, боярин князь Пожарский — державу. Венчал Михаила за неимением патриарха казанский митрополит Ефрем.
Любопытно, что в грамоте об избрании царя Михаила подпись князя Дмитрия Пожарского шла 42-й!
Уже в апреле 1613 г. в челобитных царю Михаилу Пожарский подписывается «холоп твой Митька». Можно ли, находясь в здравом уме, предположить, что князь Рюрикович Д. М. Пожарково-Стародубский добровольно захочет ни за что, ни про что сделаться «холопом Митькой»?
В конце 1613 г. царь Михаил, а точнее, его мать, пожаловала боярство Борису Михайловичу Салтыкову. Салтыковы запятнали себя изменой в 1610–1612 гг., но зато они приходились родственниками инокине Марфе. Вдобавок то ли бойкая монашка, то ли бояре надоумили Мишу заставить именно Пожарского публично объявить Салтыкову о производстве его в чин («у списка велел стоять»). Как уже говорилось, Салтыковы были беспородны. Их предок якобы объявился «из прус» в Новгороде. Дмитрий Михайлович стал доказывать, что он Салтыкову «боярство сказывать и меньше его быть не может». Дьяки принесли разрядные книги, и в присутствии царя началось разбирательство.
Михаил потребовал, чтобы он «сказал боярство» Салтыкову, меньше которого ему быть можно. Но Пожарский не послушался, уехал домой и сказался больным. В итоге Салтыкову о производстве его в бояре объявил думный дьяк, а в разряде записали, что Пожарский. Салтыкова же это не устроило, он бил челом государю о бесчестии, и Михаил удовлетворил его просьбу. Пожарский был вынужден поехать в дом к Салтыковым и просить прощения у Бориса.
Михаил, вернувшись в Москву в мае 1613 г., нашел уже нормально функционирующий государственный аппарат. Основные Приказы (министерства) были воссозданы Мининым и Пожарским еще летом 1612 г. в Ярославле. Зимой 1612/13 г. аппарат был существенно усилен чиновниками, съехавшимися в Москву.
Боярскую думу по-прежнему возглавлял князь Федор Иванович Мстиславский. Он был именным представителем боярства, ибо по-прежнему писалось: «Бояре — князь Ф. И. Мстиславский с товарищи». Важную роль играл в думе и князь Иван Михайлович Воротынский. Но, увы, оба были абсолютно тупы в военном деле и весьма посредственными администраторами. Оба были в солидном возрасте и слабы здоровьем. Мстиславский умер в 1622 году, а Воротынский — в 1617-м.
Мстиславский и Воротынский удержались у власти исключительно в силу слабости царя, который принципиально был против выдвижения умных и энергичных государственных деятелей. Царя Михаила монархические историки называют Кротким. Естественно, что наименование дано на эзоповом языке, поскольку назвать кротким человека, отправившего на виселицу четырехлетнего ребенка, довольно сложно. «Кротость» на эзоповом языке означала «слабость ума». Семнадцать лет, проведенные за бабскими юбками, и не могли дать другого результата. За царя фактически правила его мать инокиня Марфа и его родня — Салтыковы. Замечу, что дядя царя Иван Никитич Романов занимал третье место после Мстиславского и Воротынского, но Марфа относилась к нему весьма настороженно, и его роль в управлении государством была крайне мала.
Управление государством инокиней резко нарушало писанные и не писанные светские и церковные законы. Но возражать этому никто не смел, поскольку Смута надоела всем классам населения России, за исключением разве что «воровских» казаков. Здоровый организм выздоравливает сам по себе, без врача, или при враче, который не особенно вредит пациенту. Приблизительно такая ситуация сложилась и в России в 1613–1620 гг. И если бы «кроткого» Михаила заменили матерчатой куклой, в истории России мало что изменилось бы.
Сразу после прибытия Михаила Романова в Москву началась массовая раздача казенных и конфискованных у политических противников земель. Подавляющее большинство царских и советских историков утверждали, что в 1612–1613 гг. к власти пришли «здоровые силы», то есть дворяне из нижегородского ополчения. Однако статистика раздач земель показывает, что больше всего получили именно тушинцы, как из бояр, так и просто «воровские казаки» из бывших боевых холопов, стрельцов и крепостных крестьян.
По сему поводу профессор М. Н. Покровский писал: «Более жалостливое отношение к тушинским грамотам сравнительно с королевскими чрезвычайно характерно: правительство царя Михаила не могло забыть, что и Тушино когда-то было „дворянским гнездом“, из которого вылетели Романовы. Оттого „воровские дачи“ и не отбирались с такою неуклонностью, как дачи „королевские“…
В 1619–1620 годах был роздан целый Галицкий уезд, т. е. все его „черные“, занятые свободным еще крестьянством земли»[46].
Среди получивших огромные вотчины — бояре Иван Никитич Романов и Шереметевы, князья Буйносовы-Ростовские, Ромодановские и др.
Замечу, что подлинные спасители отечества князь Пожарский и Кузьма Минин получили чисто символические награды. Так, в 1618 г. Дмитрий Пожарский получил позолоченный серебряный кубок и атласную шубу на соболях с серебряными позолоченными пуговицами.
В сентябре 1619 г., сразу после посвящения Филарета в патриархи, за стойкость и мужество во время последней войны Пожарскому были пожалованы село, проселок, сельцо и четыре деревни. В 1621 г. данная Пожарскому царем Василием вотчина была пополнена и закреплена за ним жалованной грамотой.
В 1613 г. царь Михаил пожаловал Кузьму Минина в думные дворяне и подарил село Богородское.
Как видим, награды были более чем скромные, я бы сказал — это было издевательство.
Сотни тушинских «воровских казаков» стали зажиточными дворянами. Так, «в Рязанском уезде в 1619 г. получили поместья из дворцовых земель в Болванниковской волости и в Каменском стане тремя отдельными группами 68 казаков…
В Каширском уезде 89 казаков получили поместья одновременно. 15 сентября 1619 г., в дворцовой Лысцовской волости. Отделяли их С. С. Чириков и подьячий И. Шумов. Среди казаков было 5 атаманов и 5 есаулов… Иван Шумов впервые упоминается как атаман в 1615 г. В 1617 г. за участие в подмосковных ополчениях [то есть в первом ополчении. — А. Ш.] и другие службы он получил 13 рублей „вновь“ из Галицкой четверти…»[47].
В 1619 г. нескольким казакам были пожалованы выморочные дворянские и казачьи поместья в Вологодском и Шацком уездах. Так, атаману Алексею Жерлицыну, принимавшему участие в подавлении восстания М. И. Баловня, пожаловано 83 четверти; есаулу Никифору Степанову — 150 четвертей; казакам Ивану Терскому и Сысою Петрову — по 46 четвертей.
К 30 мая 1619 г. поместье в Ливенском уезде в 100 четвертей было выделено атаману Воину Внукову, владевшему с 1613 г. еще одним поместьем в Вологодском уезде. Однако в июле того же года Внуков лишился ливенского поместья «за воровство».
До 6 июля 1619 г. еще более 50 «вермстанных» казаков, в том числе станицы Нагая Тобынцева, получили поместья в Ливенском уезде на землях, отписанных у столичных дворян, и многие в соответствии с «указанными нормами» — 18 четвертей земли на 100 четвертей оклада.
Не позднее 1619 г. в ближайшем к Звенигороду Городском стане Звенигородского уезда (село Васильевское, деревни Мышкино, Агафонова и несколько пустошей) получили поместья 13 атаманов: Богдан Подорван, Влас Баврин, Семен Суровцев, Борис Топорков, Василий Митрофанов, Бессон Постников, Панкрат Вахтырев, Елизар Клоков, Иван Костерев, Микула Завьялов, Иван Железков, Нагай Тобынцев, Третьяк Бурков.
Список можно продолжить до бесконечности. Нас же эти царские «дачи» интересуют лишь, чтобы констатировать, на какие силы опирались Марфа и Михаил, а позже и Филарет — на верных дому Романовых бояр и воровских атаманов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.