25. Обожествление Ермака татарами и обожествление коня Кортеса индейцами Последовавшее за этим разрушение «языческого идола» описано как русскими, так и испанскими летописями

25. Обожествление Ермака татарами и обожествление коня Кортеса индейцами

Последовавшее за этим разрушение «языческого идола» описано как русскими, так и испанскими летописями

Теперь становится также понятно, почему Кунгурская Летопись сообщает об ОБОЖЕСТВЛЕНИИ ЕРМАКА местными жителями, похоронившими его. «И НАРЕКОША ЕГО БОГОМ, и погребоша по своему закону на Башлевском кладбище под кудрявою сосну, и пансыри его разделиша на двое» [67], с. 128.

Такое обожествление выглядит странно. В самом деле, ведь Ермак был завоевателем. Однако если учесть, что его похоронили в Мешико рядом с вулканом, и что время от времени над его могилой вздымались столбы подземного огня, достигавшие небес, то почтительное отношение местных мексиканских жителей к памяти Ермака становится ясным. Могущественность погребенного здесь вождя подтверждалась страшными стихийными силами, время от времени сотрясавшими окрестности.

Итак, запомним, что местные жители объявили Ермака богом. И стали поклоняться ему на свой манер.

Интересно посмотреть — сохранились ли испанские свидетельства, что индейцы обожествили погибшего Кортеса? Прямых указаний мы не нашли. Однако обнаружили любопытнейшее сообщение, что МЕШИКАМИ БЫЛ ОБОЖЕСТВЛЕН КОНЬ КОРТЕСА! Если уж даже боевого коня великого полководца стали считать божественным созданием, то, скорее всего, и самого Кортеса причислили к лику богов.

Вот что известно. В 1618 году из Мериды, столицы испанских владений на Юкатане, отправились с миссионерской миссией два монаха-францисканца: Бартоломе де Фуэнсалида и Хуан де Орбита, хорошо знавшие язык майя. Правитель Тайясаля Канек даже позволил монахам начать среди жителей столицы пропаганду христианства.

«Их замысел — сделать христианами язычников-ицев, — казалось, был близок к осуществлению. Но здесь произошло событие, резко нарушившее эту идиллическую картину.

После окончания проповеди преподобные отцы отправились посмотреть „многочисленные храмы и святилища ЗЛОВРЕДНЫХ И МНИМЫХ ИНДЕЙСКИХ БОГОВ…

И, войдя в один из храмов, — продолжает свой рассказ Вилья-гутьерре, — они увидели, что посреди него стоит огромный идол… сделанный из камня и притом весьма любопытный“.

Монахи от изумления потеряли дар речи. Таинственное „божество“ майя-ицев оказалось не чем иным, как СТАТУЕЙ ЛОШАДИ ПОЧТИ В НАТУРАЛЬНУЮ ВЕЛИЧИНУ. „И они, как варвары, поклонялись ему (идолу…), как БОГУ ГРОМА И МОЛНИИ, называя его Циминчак.

Далее Вильягутьерре сообщает, что „преисполненный религиозного рвения“ отец Орбита СХВАТИЛ УВЕСИСТЫЙ КАМЕНЬ И В ЯРОСТИ РАЗБИЛ ИДОЛА НА КУСКИ. Индейцы пришли в ужас. На их глазах совершилось неслыханное кощунство: чужеземцы осмелились поднять руку на одного из главных богов Тайясаля! Только смерть осквернителей святыни могла искупить столь тяжкий грех. Разгневанные майя плотным кольцом окружили перепуганных миссионеров. И тогда отец Фуэнсалида… решился на отчаянный шаг. Встав на пьедестал только что РАЗБИТОЙ СТАТУИ, он обратился к бушующей толпе со страстной проповедью о вреде язычества… Индейцы несколько успокоились и позволили францисканцам вернуться во дворец Канека. Так проповедники и узнали удивительную историю о „лошадином боге“ ица. Виной всему оказался вороной конь Кортеса, которого тот во время похода в Гондурас весной (якобы — Авт.) 1525 года оставил на попечение майя. Индейцы поместили раненое животное в храм и принесли ему мясо, букеты цветов… Подобные „угощения“ пришлись бедной лошади не по душе, и она вскоре подохла от голода. Перепуганный Канек, страшаясь мести Кортеса, приказал изготовить из камня точную копию коня и установить ее в том же самом храме. Нового бога индейцы нарекли пышным именем „Циминчак“, т. е. „ГРОМОВОЙ Тапир“ („Цимин“ — тапир, „чак“ — гром, дождь, гроза). В иерархии местных богов Циминчак занял ВТОРОЕ МЕСТО после бога дождя Чака.

Оправившись от потрясения, испытанного в храме Циминчака, преподобные отцы напомнили Канеку о том, что прежний правитель Тайясаля обещал Кортесу принять католическую веру и сжечь всех идолов. Ответ Канека… был тверд и нелицеприятен. Он заявил монахам, что сейчас, по предсказаниям жрецов, неудобно отказаться от старых богов и принять новых, а посему святым отцам следует прекратить здесь дальнейшие проповеди и вернуться на Юкатан“» [24], с. 132–133.

Итак, боевой конь Кортеса был объявлен божеством, причем ВТОРЫМ после бога дождя Чака. Отсюда, скорее всего следует, что и самого Кортеса индейцы обожествили. То же самое мы уже знаем по поводу Ермака.

Кстати, название «ГРОМОВОЙ Тапир», по-видимому, указывало на ГРОМ пушек, неразрывно связанных в памяти индейцев с вождем Кортесом-Ермаком.

И тут мы неожиданно обнаруживаем, что натолкнулись на еще одно соответствие между русской и испанской = османской версией событий. Как мы только что узнали, монах-францисканец Хуан де Орбита — Хан Орды? — схватил «увесистый камень и в ярости разбил идола на куски». Во всей дошедшей до нас письменной истории конкисты такое яркое событие было, насколько нам известно, единственным. В то же время, выше мы уже подробно обсуждали историю разрушения остяцкого = ацтекского идола атаманом Иваном Мансуровым. Дело было уже после гибели Ермака. В Сибирь из Москвы пришел атаман Мансуров с сотней казаков, чтобы завершить завоевание Ермака. Остяки окружили ордынский отряд, заперши его в крепости. Началась осада и тяжелые бои. Остяки притащили большой идол и стали совершать перед ним жертвоприношения, дабы получить помощь в войне. И тут Мансуров приказал тщательно навести пушку и выстрелить по идолу. Надо полагать, достаточно тяжелым ядром. Выстрел оказался настолько точным, что разнес в щепки не только идола, но и дерево, к которому его поставили, см. рис. 8.114 и 8.166. Во всей истории походов Ермака и его преемников такой сюжет — орудийная и удачная стрельба по идолу — является единственным. Во всяком случае, в Кунгурской Летописи более ни о чем подобном не сообщается.

Рис. 8.166. Атаман Иван Мансуров приказывает расстрелять Остяцкого = Ацтекского идола из пушки. Идол и дерево были уничтожены. В испанской = османской версии это же событие описано как уничтожение «монахом», при помощи камня, священной статуи «коня Кортеса» в столичном городе майя. Испанская версия точнее, чем романовская, отражает суть дела, поскольку говорит о событиях в Центральной Америке. А вовсе не в Сибири, как стали ошибочно уверять романовские историки. Фрагмент рисунка из Кунгурской летописи. Взято из [67], с. 138.

Скорее всего, это яркое событие отразилось и в индейских, и в испанских = османских источниках. Там тоже говорится, что разрушение идола произошло уже после смерти Кортеса. Тоже сообщается, что монах разбил идола при помощи увесистого камня. Скорее всего, речь шла о пушечном казацком ядре, разрушившем остякского идола и березу.

Далее, подчеркивается, что два монаха оказались в меньшинстве, будучи окруженными враждебно настроенными индейцами майя. Атаман Мансуров и его немногочисленные казаки тоже были окружены превосходящими силами остяков = ацтеков.

В обеих версиях говорится, что в конце концов пришельцы победили. Монахи «уговорили индейцев», «объяснили им их неправоту» и те пристыженно отпустили их. А казак Мансуров победил остяков силой. После чего продолжил поход. Конечно, испанская версия уверяет нас, будто два бесстрашных монаха, окруженные озверевшей толпой индейцев, возмутившихся разрушением их святыни, всего лишь «силой слова» сломили ярость толпы. Однако, сравнивая теперь с русской версией, мы понимаем, что вместо «силы слова» была применена «сила пушек». Атаман Иван Мансуров — «монах по имени Хан» — убедил остяков = ацтеков не витиеватым разговором, а пушечным огнем. После чего перепуганные остяки-индейцы «отпустили» завоевателей.

С одной стороны, русская Летопись оказывается в данном случае более точной. Рисуемая ей картина конфликта выглядит естественнее, чем испанская = османская. С другой стороны, последняя сообщает деталь, явно забытую русским летописцем. А именно, что разрушенный идол, названный в Кунгурской Летописи «белогорским болваном», был как-то связан с памятью о Ермаке-Кортесе.

В заключение, полностью приведем соответствующий фрагмент Кунгурской Летописи.

«Во второе лето по смерти (Ермака — Авт.), посланы воеводы с Москвы, Иван Мансуров с товарыщи, с ним 100 человек ратных. Егда плыша по Иртышу и видеша по Иртышу по брегу яко песка поганскаго войска, ждуще на побиение, по ведомости, яко в малости посланного войска (казаков — Авт.); и стужившеся и проплыша за страх и до Оби реки. Видев же смерзение лда, поставиша град над Обью, против устья реки, и седоша зимовати (см. рис. 8.167 — Авт.).

Рис. 8.167. Поход атамана Ивана Мансурова. Напомним, что на старинных картах моря часто изображались в виде рек, см. книгу «Основания истории». Взято из [67], с. 137.

Собрашася с Иртыша и с Оби множество Остяков и оступиша городок, и бишася день, в он же поганий в вечер отступиша. В утрии же ПРИНЕСОША С СОБОЮ БОЛШЕГО БЕЛОГОРСКАГО БОЛВАНА, и поставиша под древо березу, и молясь и жряху, да возмут град. И во время жрения их стрелиша из города в цель из пушки, и КУМИРА ИХ С ДРЕВОМ НА МНОГИЕ ЧАСТИ РАЗДРОБИША. Погани же зело устрашишася, не знаше, мня же, что из лука такой человек розбил, и вси разыдеся по своим. И посем ясак принесоша и в весне чрез Камень пройдоша» [67], с. 134, 136.

На рис. 8.168 приведена карта походов Ермака-Кортеса и его последователей. Как мы уже понимаем, датировки, поставленные здесь историками, ошибочны. Эти события происходили примерно шестьюдесятью годами позднее — в самом конце XVI века, а вовсе не в его начале, как нас уверяют.

Рис. 8.168. Карта завоевательных походов в Центральной Америке Ермака-Кортеса и его последователей. По Г. Парксу, 1949 г. Взято из [10], с. 271.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.