ЗОЛОТЫЕ ЗЕРНА ИСТОРИИ

ЗОЛОТЫЕ ЗЕРНА ИСТОРИИ

В первой половине XVII века отважные русские люди совершили два удивительных путешествия в самые глубины Центральной Азии.

В славном городе Тобольске жил служилый человек Ян Куча, числившийся в так называемом «литовском списке». Он был выходцем из литовских земель, попал во время каких-то военных событий на Русь и вслед за тем был зачислен в сибирское войско. Нелегка была жизнь тех служилых людей. Они охраняли сибирские границы, ездили в соседние страны, проведывали новые земли. Верхом на мохнатом коньке или в пешем строю, на речном струге или морском коче служилые люди открывали и осваивали безграничные просторы. За это им платили скудное «государево жалованье» — зерном, крупами, толокном, солью, — которое, кстати сказать, выдавалось не каждый год.

Из древних бумаг тобольского воеводства мне удалось узнать сначала, что Ян Куча в 1613 году вместе с ротмистром Барташем Станиславовым был послан проведать «соленое озеро вверх по Иртышу». Речь идет, без сомнения, о столь знаменитом впоследствии Ямышевском озере, находящемся на земле нынешнего Казахстана. Ян Куча справился с данным ему поручением и благополучно доставил баржи с солью к тобольским причалам. Но он недолго пользовался покоем и отдыхом. Уже через год Куча был послан на «годовую службу» в Томский город под начало воеводы Ивана Куракина. Из томского гарнизона он снова вернулся в Тобольск.

Прошло четыре года, и бывалый литвин двинулся в отряде Алексея Вельяминова-Воронцова на междуречье Иртыша и Тобола, преследуя большой отряд калмыков. Произошло сражение, калмыцкие князьки были разбиты и захвачен караван в семьдесят верблюдов. Верблюды эти, или «звери», как называли их наши предки, были отправлены в Москву. Тобольское начальство отметило участие Кучи в бою с калмыками. И в то время когда диковинные живые трофеи Яна Кучи оглашали своим ревом Красную площадь, он получил новый приказ — идти к Каракуле-тайше и уговаривать его, чтоб он был «под царскою высокою рукою».

Воинственный и честолюбивый Каракула-тайша, он же Хара-Хула из дома Чорос, властитель черных калмыков (ойратов), мечтал о создании единого ойратского царства. Ядром его Хара-Хула считал свое владение. А оно находилось на берегу Или, но уже в пределах будущего Восточного Туркестана. Туда в 1619 году и двинулся Ян Куча. Подробности этого похода неизвестны, но есть сведения, что его путь к ставке Хара-Хулы внял более двадцати четырех недель. «Государева жалованья» не хватило, крупы и толокно кончились, и Куча «голод и нужду всякую терпел». Какой дорогой он шел? Известен путь от Иртыша к хребту Калба, камню Калмак-Тологой, озеру Зайсан, перевалу Хамар-Дабан и далее к реке Боротале с последующим выходом в долину Или. Возможно, что Куча воспользовался именно этой дорогой, в те времена очень трудной и опасной.

Он разыскал кочевье Хара-Хулы и выполнил все наказы, данные ему тобольским воеводой Матвеем Годуновым.

Хара-Хула счел необходимым отправить к царю Михаилу Федоровичу посольство во главе с неким Айнучаком. Оно последовало в Тобольск в сопровождении Яна Кучи. «Каракулины люди с ним Яном в Тобольск приезжали», — свидетельствует одна из грамот, написанная в 1620 году. Куча остался в Тобольске, а посол Хара-Хулы последовал в Москву, чтобы войти под своды Золотой палаты и склониться перед ступенями царского трона наравне с послами Алтын-хана, среди которых находились тибетские ламы.

Воевода Матвей Годунов решил отметить усердие Яна Кучи. Его повысили по службе, поверстали на место служивого Семейки Слонского, дали и землю, и сенокосные угодья. Но недолго прожил в почете и награде отважный землепроходец. Преемник Матвея Годунова, своенравный и алчный воевода, Павел Хмелевский, отнял у него пахотную землю и травяные луга, а самого Яна избил так, что тот едва не отдал богу душу.

Дальнейшую судьбу тобольского посла проследить не удалось. Но и то, что о нем стало известно, ярко свидетельствует о неудержимом стремлении русских людей к познанию Востока. Не прошло и сорока лет после гибели Ермака — и они достигли неведомых пространств Центральной Азии, смогли узнать нравы и обычаи народов, связанных с культурой заповедного Тибета!

А вот что произошло двадцать лет спустя после того, как Ян Куча вернулся из своего похода через иртышские теснины и приилийские пески.

В Томском городе в то время находился конный казак Емельян Вершинин, ранее служивший в Тарском остроге, или просто Таре, на Иртыше. 28 сентября 1639 года томский воевода Клубков-Масальский вызвал Вершинина к себе и приказал ему отправиться к Дайчину-тайше, князю черных калмыков, привести его к присяге и уговорить, чтобы он прекратил свои угрозы и больше не появлялся со своим войском возле сибирских городов. Ставка Дайчина-тайши помешалась на берегах Яика, но он часто переходил границы своего улуса и то кочевал «под Бухарой», то переваливал через Тянь-Шань. Оговоримся сразу: Бухарой, или Бухарией, тогда назывался и Восточный Туркестан. Известно, что именно там Дайчин-тайша побывал в 1640 году, незадолго до встречи с Вершининым.

Спутниками тарского казака были толмач-бухаретин Ермомет Шагалаков и «гулящий человек» татарин Алыбайка из Казани. Три человека безропотно и бесстрашно двинулись в путь. В тот год Дайчин-тайша находился именно «под Бухарой», где и отыскал его Вершинин.

Следуя наказам Клубкова-Масальского, отважный казак «списывал речи» Дайчина-тайши. Князю черных калмыков Вершинин пришелся по нраву, и тайша пригласил томского посланца совершить дальнее путешествие «в Бухару и Казачью орду», а также в «Трухменское государство», Самарканд и Ташкент.

Впоследствии Емельян Вершинин составил краткий дорожник своего похода. Он писал, что от Тары до улуса Дайчина-тайши надо ехать три месяца на вьючных конях, оттуда — один месяц тяжелым ходом до «Трухменского государства» и далее — к порубежным городам. В этот маршрут включалась и «Казачья орда». Однако, надо полагать, ни в какой Туркмении Вершинин не бывал, а судьба привела его в восточнотуркестанский город Турфан, в страну шелка.

В дорожнике Вершинин указывает, что вначале прошел в Самарканд и Ташкент, а оттуда двинулся в мнимую «Трухменскую землю». Последуем за ним по его пути. Он не зря шел туда «тяжелым ходом», ибо на его стезе вставали одна за другой горные преграды.

Из Ташкента ему надо было следовать в Сайрам, затем выходить к берегам лазоревого Иссык-Куля, а оттуда — в долину Или. Далее нужно было перевалить через громады Небесных гор и двигаться к городу Турфану. Вершинина явно обмануло созвучие в названиях, и он превратил Турфан в «Трухменское государство». Потом за городом Хами открылось песчаное лоно пустыни. Преодолев ее, Емельян Вершинин очутился на дороге, которая в конечном счете могла бы привести его в Канбалык, как тогда напевали Пекин. Тарский казак разглядывал зубчатые стены и башни Сучжоу, Ганьчжоу, Ланьчжоу. У последнего из этих городов Вершинин увидел волны Желтой реки. Там находилась переправа.

Закончил он свой путь в «зарубежном городе Сюмени». Но это не что иное, как Синин! «Город-де каменный, добре велик», — сказывал впоследствии Емельян Вершинин в Томске. Если бы отважный казак мог читать сочинения древних путешественников и историков, то он узнал бы, что в Синине в 1265 году побывал великий Марко Поло, который называл этот город по-разному: Синги, Финги, Чингуй и другими именами — их было не менее восьми. Окрестная страна была известна Марко Поло как «царство Ергигул».

Стены Синина скрывали великое торжище, на котором Вершинин продавал товары, данные ему Дайчином-тайшой, и покупал для него товары местного рынка. О составе их можно догадываться. Склады Синина ломились от грузов драгоценного ревеня, произраставшего на Тибетском нагорье. Оно было совсем близко, отроги Восточно-Тибетских гор подступали к Синину. В кумирнях Синина мерцали золоченые лики буддийских истуканов, окутанные дымом благоуханных курений. От ворот города уходили дороги в Восточный Туркестан, Тибет и область озера Кукунор.

О приезде русских в Синин узнали слуги Сыцзуна, властителя Минской империи. Вскоре Емельяну Вершинину вручили грамоту императора. Он посылал русскому царю подарки — тридцать две чаши, выточенные из какого-то ценного камня — возможно, из чудодейственного нефрита. В те времена существовало поверье, что нефритовые чаши предохраняют людей от отравления.

Надо полагать, что Емельян Вершинин 1642 год встретил в Синине и, следовательно, хорошо изучил жизнь и быт его обитателей. Лишь 20 сентября 1642 года два загорелых человека въехали в тесовые, обитые железом ворота Томска и остановились у воеводского двора. Князь Клубков-Масальский увидел перед собой Емельяна Вершинина и толмача-бухаретина Ермомета Шагалакова. А где же казанский татарин Алыбайка? Вершинин ответил, что не судьба была вернуться Алыбайке в Томск… его убили калмыки.

Тарский казак выставил на стол воеводе тридцать две нефритовые чаши и положил свернутую в трубку грамоту минского императора Сыцзуна, покрытую неведомыми письменами. В тогдашней Руси грамоту эту не мог прочесть никто.

Емельян Вершинин был грамотным и пытливым человеком! Поэтому можно предполагать, что он составил чертеж — по-нашему, маршрутную карту своего путешествия — от «Казачьей орды» до Восточного Тибета. Может быть, в делах Сибирского приказа еще отыщется такая карта, где, по обычаю, север изображен внизу, а юг — вверху. Эта находка была бы воистину драгоценной.

Составленная князем Клубковым-Масальским «отписка» о походе Емельяна Вершинина в дальние страны пролежала в архивных «столбцах» более столетия. Нашел ее российский историограф Г. Ф. Миллер. Он включил отписку в свое знаменитое собрание древних бумаг, известное под названием «Портфели Миллера». В этих грандиозных «портфелях» к тому времени уже лежали сведения о человеке, совершившем в первой четверти XVIII века путешествие по следам Емельяна Вершинина. Этим человеком был Федор Трушников.

Трушников вышел из Тобольска, миновал, как и Вершинин, казахские степи и Восточный Туркестан и очутился в Синине. Трудные дороги привели Трушникова на озеро Кукунор и на берега золотоносной реки Алтын-Гол. Мне довелось изучать поход Трушникова, и я пришел к выводу, что его путь зачастую совпадал с дорогами Емельяна Вершинина.

…Грамоту минского императора Сыцзуна, доставленную Вершининым в Томск, долго никто не мог перевести. Смысл ее прояснился лишь после того, как воевода Афанасий Пашков, в отряде которого состоял «огнепальный» и неистовый протопоп Аввакум, вернулся из своего похода в «глубочайшие пределы» Даурии. А когда они находились на Нерче-реке и стояли на берегах озера Иргень, в отряде появились знающие толмачи, умевшие читать восточные письмена. Один из них пошел на Русь, поселился в Тобольске и принял русское имя. Именно он и прочел с опозданием более чем в тридцать лет послание минского императора. Оно полностью подтверждало факт пребывания Вершинина и его товарищей в Синине, у врат Восточного Тибета. В грамоте Сыцзуна высказывались вполне трезвые и миролюбивые мысли. Сыцзун давал высокую оценку мужеству Вершинина и его спутников. Из грамоты видно, что Алыбайке-татарину удалось вместе с Вершининым достичь Восточного Тибета, и убили его калмыки лишь на обратном пути из Синина в Томск.

Не зря Емельян Вершинин с товарищами изучал торговлю в Восточном Тибете, Турфане, Хами и других посещенных ими городах. Не прошло и десяти лет после возвращения путешественников в Томск, как на Ямышевское озеро пришел торговый караван из Яркенда, доставивший ревень, яркендские ткани, овчинные тулупы. Томский татарин Шарип Яриев, узнав об этом, в 1633 году посетил Ямышевское озеро и скупил там много разных товаров для продажи в родных краях. Так началась торговля Сибири с кашгарскими городами и Синином.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.