СТАЛИН И КАПИЦА[209] (2000)

СТАЛИН И КАПИЦА[209]

(2000)

Я хочу поговорить об одном факте в нашей истории, который может показаться известным. Но всякий факт, особенно значительный, имеет последствия, которые могут быть бесконечно разнообразными по своему влиянию на жизнь. Иметь совершенно неожиданные выходы в современность. В исследовании этих последствий и состоит захватывающий и неисчерпаемый смысл работы историка. Речь пойдет об известном ученом Петре Капице. И, собственно, даже не как об ученом. Я на это, пожалуй, не имею права. Его вклад в науку настолько значителен, что об этом лучше говорить тому, кто лучше меня знает историю науки. Хочу поразмышлять об одной его инициативе, которая, как я убежден, сыграла свою исключительную роль не только в истории нашей науки и техники, но и в самой историй как таковой. Дело в том, что Петр Леонидович, чувствовавший всегда ответственность за все, что происходит в стране, и особенно за то, что происходит в научно-технической области, начиная с середины тридцатых годов постоянно писал письма, поучительные и смелые, многим руководителям страны, в том числе и Сталину.

За десять лет — с тридцать шестого года по сорок шестой (буду говорить только об этом периоде) — он отправил вождю полтора десятка писем. Это только те, которые опубликованы. Есть у меня такое подозрение, что многие еще неизвестны. Вот цитата из первого письма: "Все развитие нашей промышленности базируется на перенятии чужого опыта. В отношении прогресса науки и техники мы полная колония Запада".

При этом он прекрасно сознавал, и я дальше скажу об этом, что положение такое объясняется революционным переворотом и в жизни, и в сознании. Россия, по логике этого сознания, была тюрьмой народов, ничего хорошего в ее истории не было и быть не могло. Это следовало и из указаний самого Сталина. Еще в тридцать втором году он печатно заявил следующее: "Наша страна была исключительно отсталой. Мы следим за Соединенными Штатами Америки, так как эта страна стоит высоко в научном и техническом отношении. Мы бы хотели, чтобы люди Америки были нашими учителями в области науки и техники, а мы их учениками".

И эта мысль проводилась неукоснительно.

Можно сказать, что ни одно начинание наших ученых и техников, инженеров и технологов, которое не имело западного аналога, не принималось во внимание и откровенно игнорировалось. И эта установка принимала жестокие формы. В частности, это сыграло роковую роль в судьбе Сергея Королева. К тому времени, когда он начал заниматься реактивными двигателями, уже подразумевая космонавтику (он ведь был учеником Циолковского), на Западе ничего подобного не делалось. Первая беда, что он был арестован по ложному доносу, а вторая, что при допросах ему было заявлено следователем, конечно, с подачи более высоких инстанций: "Ваши фейерверки нашей стране не нужны и даже опасны". И из-за этого его работа прервалась примерно на десять лет. Не будь к нему такого отношения, мы, несомненно, вышли бы в космос намного раньше.

Я процитировал одно из первых писем Капицы к Сталину. Нетрудно представить, что происходило у него на душе, поскольку письмо это он так и не решился отправить, оно осталось в черновике. После этого он послал Сталину, как я говорил, по крайней мере полтора десятка писем. И вот, наконец, в январе сорок шестого года он отправляет еще одно, которое стало решающим в этой истории. Пакет, который он отправил, выглядел внушительно, поскольку к письму была приложена рукопись известного историка техники Льва Гумилевского "Русские инженеры". В письме же говорилось следующее: "Один из главных отечественных недостатков — недооценка своих и переоценка заграничных сил. Излишняя скромность — это еще больший недостаток, чем излишняя самоуверенность. Для того, чтобы закрепить победу (имеется в виду победа в Великой Отечественной войне) и поднять наше культурное влияние за рубежом, необходимо осознать наши творческие силы и возможности. Сейчас нам надо усиленным образом поднимать нашу собственную оригинальную технику. Успешно мы можем это сделать только тогда, когда будем верить в возможности и престиж нашего инженера и ученого, когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других. Что это так, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел проглотить..."

Вот такое письмо получил Сталин. Тут надо заметить, что на все прежние письма ответа не было. А на это письмо Сталин ответил немедленно. Тут начинается загадка истории, над которой историки науки будут много размышлять. В психологии вождя произошел перелом. Очередное письмо Капицы заставило его изменить мнение о русской науке. И этот факт в истории имеет те самые далеко идущие последствия, которые, вероятно, до сей поры определяют положение в нашей науке, во всяком случае, в некоторых, к сожалению, немногих ее областях, которые и сегодня не отстают, а то и опережают мировую науку. Сталин ответил следующее: "Все ваши письма получил. В письмах много поучительного. Что касается книги Гумилевского "Русские инженеры", то она очень интересна и будет издана в скором времени..." Заметьте, Сталин находит письма Капицы поучительными для себя.

Тут кстати было бы сказать и о книге Гумилевского. Капица написал о ней отдельно. "Из книги ясно, — писал он, — что большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас". Действительно, тут можно вспомнить самолетостроение, телевидение, радио. Массу примеров можно привести. "Мы сами почти не умели (эти разработки), — пишет далее Капица, — развивать... Часто причина неиспользованного новаторства в том, что обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное..."

И вот великий учитель всех времен и народов, прочитавши это, признал, что Капица его чему-то научил. И действительно, уже 9 февраля 1946 года, через месяц с небольшим после получения письма, Сталин заявил в своей речи перед избирателями: "Особое внимание будет обращено на широкое строительство всякого рода научно-исследовательских институтов, могущих дать возможность науке развернуть свои силы. Я не сомневаюсь, что если мы окажем должную помощь нашим ученым, они сумеют не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны".

Возвращаясь к письмам Капицы, следует подчеркнуть два существенных и рискованных момента, на которые он указывал. Подобное отношение к отечественной науке возникло в результате революционной размашистости, которая перечеркнула весь российский опыт. Война лишь в незначительной степени помогла восстановить нормальное отношение к науке. Как на вопиющий факт он указывал на то, что с тридцатых годов в стране было открыто лишь два научно-исследовательских института... И вот после этой речи Сталина было открыто сразу несколько десятков крупных научных учреждений. Упорство и смелость Капицы, сконцентрированные, по сути, в единственном письме (потому что неизвестно, читал ли на самом деле Сталин другие письма), произвели гигантский переворот. Переворот в сознании Сталина и в научной практике страны. Вот только некоторые детали этого переворота. Их редко вспоминают и замечают.

Восемь лет спустя, в пятьдесят четвертом году, в нашей стране заработала первая в мировой истории атомная электростанция, создан первый реактивный пассажирский лайнер. Еще через три года выведен на орбиту первый искусственный спутник Земли. Потом был первый в мире атомный ледокол. И в шестьдесят первом году состоялся первый полет человека в космос. Мы тогда впервые за всю свою историю опередили весь мир в практическом осуществлении великих научных открытий и технологий.

Я считаю, что инициатором этого взрыва в российской науке был именно Петр Леонидович Капица, и это по-особому подчеркивает масштабность его фигуры. Капица, наверное, единственный, кто в такой степени понимал, каким действительным потенциалом обладала тогда русская наука. Знал он это и чувствовал не понаслышке. В двадцатых-тридцатых годах он много работал и жил в Англии и мог сравнивать возможности русской и европейской науки.

Разумеется, Капица известен больше своими чисто научными свершениями. В этом смысле его мировой авторитет бесспорен. И тот подвиг, о котором я говорил, находится как бы в тени его научной славы. Но для меня, историка, интересы которого лежат в области общественных отношений, вклад Петра Капицы в историю России представляется осмысленным не до конца. И он очень поучителен именно сегодня. У нас опять возобладало мнение, что учителями нашими обязательно должны быть иностранцы. Мы опять должны их догонять. Это у нас уже бывало, и мы как никто знаем, что ничего хорошего из этого не выходило. Подражание всегда вторично. Оглядка всегда лишает самостоятельности и оригинальности. Зависимость от авторитета воспитывает инфантильность мысли и робость поступков. А это один из верных способов всегда плестись в хвосте. Настойчивость и веру Капицы сегодня нам следовало бы воспринимать как лучший из заветов этого замечательного человека.