ИСТОРИЯ КОРЁ

ИСТОРИЯ КОРЁ

Империя Тан поровну дала землю народу и

владела Поднебесной 300 лет…

Нужно начать все сначала.

Чо Джун.

Монгольское нашествие оставило повсюду свой страшный след, и Корею постигла та же судьба, что и Китай: в середине XIV столетия страна лежала в развалинах; повсюду виднелись пустые села и руины городов; немногие уцелевшие чиновники с трудом собирали среди руин дань для завоевателей. Монголы выбрали для поселения пастбища на севере страны, в провинции Хванхэ; в остальных областях власть по-прежнему принадлежала вану, к которому был приставлен монгольский баскак-"даругачи". Время от времени из Монголии прибывали посольства за данью и женщинами – при приближении послов население разбегалось, пряталось в лесах и горах. В те времена у корейцев появился обычай прятать новорожденных девочек; их не показывали даже соседям, опасаясь, что те донесут помещику. Свои помещики были для крестьян иной раз хуже монголов: пользуясь слабостью власти вана, они закабаляли крестьян, обращая их в рабов-ноби. «Если ноби заболеет, его не лечат,– говорит свидетель об обычаях тех времен, – раба выбрасывают на дорогу».

Революция, произошедшая в Китае в середине XIV века, вызвала немедленный отклик в Корее. Разгромленные китайскими "красными войсками" монголы не смогли удержаться в Корее, и она обрела независимость. Корея всегда брала за образец своего "старшего брата", и вслед за реформами Чжу Юаньчжана в Китае начались аналогичные реформы в Корее. В 1388 году прославленный генерал Ли Сон-ге захватил власть и вместе со своим советником Чо Джуном приступил к восстановлению обычаев эпохи Тан. "Династия Тан поровну дала народу землю и владела Поднебесной 300 лет… – писал Чо Джун. – Нужно начать все сначала, чтобы у государства были достаточные доходы и жизнь народа была зажиточной…" Новая власть уничтожила помещичью собственность, отнятые у помещиков земельные грамоты несколько дней горели в кострах на улицах столицы. Рабы получили свободу, а крестьяне – землю; чиновники-"янбаны" набирались путем экзаменов, делились на ранги и получали в кормление "ранговые земли" – несколько крестьянских дворов.

Основанная Ли Сон-ге династия Чосон проводила "политику поощрения земледелия". "Начальники уездов должны побуждать к тому, чтобы повсеместно обрабатывали и пропалывали землю, – говорит земельный кодекс тех времен. – Следует оказывать помощь крестьянам, не возлагать тяжелых повинностей, не устраивать поборов. Губернаторы должны выявлять разницу в успехах тех, кто усердно трудиться и кто ленится…" По древнему обычаю сам ван начинал пахоту, проводя борозду на церемониальном поле. Время от времени он объезжал районы вокруг столицы, наблюдая за работой крестьян и выясняя виды на урожай; в дальние провинции с этой целью высылались чиновники. Новоизобретенным печатным способом издавались книги по агротехнике; в 1429 году было указано расспросить старых крестьян о земледельческих приемах в различных провинциях и была создана обширная энциклопедия "Нонса чикколь" ("Все о земледелии"). Местные чиновники учили крестьян высаживать рисовую рассаду, выращивать хлопок, устанавливать водоподъемные колеса. Во всех провинциях прокладывались ирригационные каналы, крестьяне расширяли пашню, деревни стали многочисленными и многолюдными.

В течение ХV века население возросло в четыре раза, до 3,5 миллионов, – но затем темпы роста резко замедлились, началось Сжатие. Малоземелье стало ощущаться уже в середине ХV века. "В нашей стране уже долгое время мир, – писал один провинциальный чиновник в 1438 году. – Население из года в год растет, а земли по сравнению с прошлым не прибавляется. Поэтому те, кто обрабатывает 10 и более кель – это все богачи; имеющих 3-4 кель тоже мало". Бедняки не могли содержать рабочий скот и сами впрягались в сохи, лишь десятая часть дворов имела быков. Хотя государство предоставляло беднякам зерновые ссуды, они попадали в долговую кабалу к местным кулакам и, в конце концов, лишались своей земли.

История династии Чосон повторяла то, что было раньше, историю Тан и Силла. Так же, как во все времена, Сжатие привело к появлению помещичьей собственности и разложению чиновничества. Снова началась борьба "чистых чиновников" с теми, кто пытался воспользоваться трудностями государства и захватить ранговые земли в собственность. В начале XV века "чистые чиновники" ("саримы") засыпали вана Енсана докладами о необходимости наведения порядка и прекращения захватов земель; их настойчивые доклады разгневали правителя, и он приказал всем чиновникам носить на груди таблички с надписью: "Осторожнее со словами!" Борьба саримов с коррумпированной знатью сопровождалась дворцовыми переворотами и казнями и во многом зависела от аналогичных событий в Китае. Хотя "чистые чиновники" и не добились решительного успеха, они завоевали определенное положение и пользовались большим авторитетом. С середины ХVI века каждый чиновник мог открыто объявить себя конфуцианским ученым-саримом и с гордостью заявлять, что является учеником казненных "чистых чиновников". Для их поминовения саримы создавали "храмы славы" ("совоны"), которые вместе с тем были конфуцианскими школами и политическими клубами. Каждую весну в совонах устраивался традиционный пир, на который могли прийти все желающие. Присутствующие усаживались за столом строго по возрасту – почетные места предоставлялись старцам – и провозглашали клятву: "В первую очередь… безупречно относиться друг к другу, во вторую – помогать одиноким матерям, в третью – защищать друг друга, в четвертую – оказывать взаимопомощь. Каждый в своем округе должен почитать родителей, следовать братству, верности, чтить традиции!" Эта клятва передавала основные идеи конфуцианства: государство мыслилось как большая семья, спаянная духом отеческой заботы и сыновней почтительности, братства и взаимопомощи.

Между тем, Сжатие продолжалось и положение в деревне становилось все более напряженным. "В нашей стране бедные и богатые сильно отличаются друг от друга, – говорил один из саримов, Пак Сурян. – У богатого следует межа за межой, а у бедного нет земли, чтобы шило воткнуть…" В XVI веке учет земель пришел в беспорядок, и "сильные" безнаказанно захватывали крестьянские наделы; в результате частых голодовок истощились государственные запасы хлеба. "Зерна не хватает, народ голодает", – докладывало Управление по оказанию помощи. В разных провинциях возникали голодные бунты, и дело шло к всеобщему восстанию, как в Китае, – однако в 1592 году бедственный ход событий был прерван еще более страшной катастрофой – японским нашествием.

Японцы обладали новым для Кореи оружием – приобретенными у европейцев мушкетами; среди всеобщего смятения японские войска заняли почти всю страну, лишь на море знаменитый адмирал Ли Сун Син сумел нанести завоевателям несколько поражений. Главную силу корейского флота составляли необычные, закрытые со всех сторон листами железа "корабли-черепахи", "кобуксоны"; эти неуязвимые для огня противника броненосцы расстреливали японские суда из пушек и внушали врагам суеверный ужас. Корейцам удалось отрезать высадившуюся армию от баз в Японии и с помощью подошедших китайских войск оттеснить противника на юг. Отступавшие самураи оставляли после себя пустыню; в 1598 году они были вынуждены уйти из Кореи – но страна лежала в развалинах; по некоторым оценкам, погибло около половины населения; посевные площади уменьшились в три раза. "Народ разбежался кто-куда, даже янбаны и те не знали, как поддержать свое существование… – писал современник. – Повсюду валялись трупы, но некому было их похоронить…"

Среди руин и заброшенных полей начиналась новая эпоха корейской истории.