2

2

В то утро Николан выехал за городские стены. Ему предстояло принять самое важное решение в его жизни. Ехал он отпустив поводья, предоставив лошади самой выбирать путь, и многие часы кружили они по степи. Вернулся он смертельно усталым, словно после еще одной битвы. Решение он принял, и сказал себе, что не отступит от него, несмотря на последствия.

После возвращения армии Аттилы город изменился. Мужчины уже не раздувались от гордости, видя в себе покорителей мира. Черноглазые женщины не стояли в дверях и не плевали в инородцев. Даже дети, играя, кричали не так громко. Сомнений быть не могло: сражение у Шалона отрезвило гуннов.

Николан думал об этом, въезжая в ворота. Улицы города бурлили. «Что-то не так», — решил Николан. Ему пришлось слезть с лошади, чтобы продолжить путь ко дворцу.

Незнакомый бородач положил руку ему на плечо.

— Еще дюйм, и императора бы не стало.

Николан вытаращился на бородача.

— Что ты такое говоришь?

— Ты еще не слышал? О покушении на Аттилу?

— Опять? На него покушались много раз.

— На этот раз Аттиле грозила смертельная опасность. Предатель, похоже, нашелся среди охранников. Убийца проник в кабинет императора. Если б не проворство великого хана, он был бы уже на том свете.

— Убийцу поймали?

Бородач покачал головой.

— Он покончил с собой. Жаль. На его казнь стоило бы посмотреть.

«То-то я обратил внимание на стоящие за воротами фургоны Микки Медеского, — подумал Николан. — Нет ли тут какой связи».

Гизо торопливо пробирался сквозь толпу. Увидев Николана, устремился к нему.

— Тогалатий! — воскликнул он. — Я давно тебя ищу. Великий Светоч требует тебя к себе. Где тебя носило?

Николан махнул рукой в сторону ворот.

— Ездил в степь.

— Он этого не поймет.

— В каком он сейчас настроении?

— А как ты думаешь? — Гизо заметил, что вокруг все замолчали, жадно ловя каждое его слово. — Вновь принялся за работу. Никому не удастся сбить его с пути истинного. Он выкован из железа.

— А что с Миккой Медеским? — спросили из толпы.

Гизо окинул стоящих рядом суровым взглядом.

— Я не могу отвечать на вопросы.

— А нам есть, что спросить. Что сделали с братьями Серки?

Гизо гордо вскинул подбородок.

— Вы знаете, что обсуждать внутридворцовые дела запрещено.

Но любопытствующих это не остановило.

— Говорят, Серка умерла, — выкрикнул кто-то.

— Пойдем, Тогалатий, — и Гизо увлек Николана за собой, дабы прекратить поток вопросов.

У дворца Николан отдал поводья слуге. Они пересекли обеденный зал и начали спускаться по ступенькам. Гизо наклонился к Николану и шепнул ему на ухо: "Все охранники арестованы, их заменили другими. А прежних он, скорее всего, повесит. Ала Сартак не смог бы проникнуть во дворец, не подкупив одного из них.

— Ала Сартак! — воскликнул Николан. Он вспомнил, что уже слышал эти имя и фамилию. Их обладатель ловко обращался с ножом. Вроде бы его видели в компании Микки Медеского.

Гизо подтвердил его предположения.

— Да, ходили такие разговоры. И Микку вызвали сразу после покушения. Его арестовали, но, по-моему, он не умрет. Этот хитрец всегда выкрутится.

Аттила уже не работал, когда в кабинет ввели Николана. Что-то пробурчав, он порылся среди бумаг, выбрал одну и протянул ее вошедшему.

— Я выполнил обещание.

То было свидетельство о передаче Николану земель, принадлежащих его отцу! Он взял бумагу дрожащими руками, и поначалу слова расплывались и прыгали у него перед глазами. Он получил то, к чему стремился, достиг поставленной цели, деспотичный хозяин наградил его за безусловное послушание.

— Великий Танджо, я потрясен твоей щедростью. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность.

— Ты это заслужил.

Как странно, подумал Николан, что случилось это сразу после того, как я принял решение. Он прочитал документ во второй раз, затем положил на стол.

— Великий хан. Повторяю, ты очень щедр. Но я… я не могу принять твой дар.

Глаза Аттилы чуть не вылезли из орбит. Он не верил своим ушам.

— Ты сошел с ума?

— Нет, великий Танджо. Дело в другом. Я понимаю, что земля даровано мне в ожидании того, что я буду по-прежнему полезен тебе.

— Ты всегда будешь мне полезен, — кивнул Аттила. — Тебе известны мои планы, и ты знаешь, какая роль отведена в них тебе.

— Но я более не считаю возможным служить тебе.

Человек, Который Хотел Покорить Мир, сверлил взглядом своего помощника, решившегося на столь дерзкие слова.

— Разве тебе не известно, что с моей службы живыми не уходят?

— Великий король, теперь от меня не будет никакой пользы. Ты, конечно, сочтешь меня слабаком, но я понял, что ненавижу войну и более не желаю принимать в ней участие.

— Даже если я лишу тебя всех привилегий и пошлю в бой простым пехотинцем?

— Даже в этом случае я не стану сражаться. Я не подниму щит и позволю перерезать себе горло в первом же столкновении с противником.

Аттила гневно отодвинул от себя ворох документов.

— Ты ударился в религию. Поверил в бессильных богов.

— В одного Бога, о король. Бог один.

— Богов много и все они одинаковы.

— Позволь объяснить, что… произошло со мной.

— Только покороче. Меня тошнит от таких разговоров.

Сквозь узкую прорезь окна Николан видел кусочек голубого неба, согретого полуденным солнцем. Возможно, подумал он, он видит эту синеву в последний раз.

— Я все еще слышу жалобные крики раненых, которых мы оставили умирать под Шалоном. Хотя прошел не один месяц, я не могу спать по ночам. Когда я заговариваю об этом, я слышу одно и то же: «Они все равно бы сдохли». И лишь христиане выказывают сострадание.

— Христиане! — Аттила побагровел от гнева. — Мне следовало догадаться. Эти женоподобные трусы, поклоняющиеся богу, который не предлагает им ничего, кроме арфы и песни! Разве ты не знаешь, идиот, что у недругов римлян появился шанс взять над ними верх лишь после того, как Рим стал христианским?

— Христиане не трусы! Разве ты не слышал, как мужественно умирали они на аренах Рима? Они гибли под пытками Нерона, но не отрекались от веры.

Аттила, несомненно, злился, и в то же время его завораживала столь разительная перемена в человеке, которого ранее он полагал лишенным подобных эмоций.

— Они будут столь же храбры в защите Рима от удара моих армий? — спросил он.

В наступившей тишине Аттила впился взглядом в лицо Николана. И, не получив ответа, продолжил.

— Я не хочу, чтобы мои армии сворачивали не на те дороги и утыкались друг в друга. Замены тебе у меня нет, так что я не хочу тебя терять. Куда ты пойдешь? В Рим? Аэций, этот жестокий демон, прикажет распять тебя на кресте. Я видел это в его взгляде.

— Есть только одно место, куда я могу пойти, — воскликнул Николан. — В город, где я смогу прикоснуться к истинному учению Иисуса. В Иерусалим.

Аттила не желал смириться с поражением.

— Ты хочешь идти в такую даль, чтобы узнать, что говорил мертвый крестьянин? Идиот, у тебя просто помутилось в голове. Но глаза у тебя ясные. Они светятся холодным расчетом. Неужели ты говорил все это серьезно?

Аттила поднялся и заковылял на кривых ногах по кабинету. Николан заметил, что его качает. Лицо его побледнело. На лбу выступили бисеринки пота. Едва ли утреннее происшествие могло послужить причиной ухудшения его самочувствия. Эти симптомы болезни он видел у Аттилы и раньше, пусть и не столь выраженными.

— Я выступлю на Рим через пять месяцев. Ступай в этот жаркий город, где христиане вырубают жилища в скалах и, утоли свое любопытство. Потом возвращайся. Через два месяца!

Николан покачал головой.

— Нет. Войной я сыт по горло. С ее предательством, жестокостью, кровопролитием.

Распирающий Аттилу гнев вырвался из-под контроля.

— Ты думаешь, что сможешь покинуть меня и избежать наказания. Нет в мире уголка, где ты сумел бы спрятаться от меня. Я достану тебя даже за Геркулесовыми столбами.

— Я полностью осознаю, что меня ждет. Но разве я смогу жить в мире с собой, если передумаю?

Направление мыслей Аттилы переменилось. Он остановился, уставился на свои заляпанные грязью сапоги. Вернулся к столу, тяжело опустился на стул. Вновь всмотрелся в лицо Николана.

— Есть одно задание, которое надо выполнить, не откладывая. Задание опасное, и поручить его я могу только смелому и рассудительному человеку. Выполняя его, ты не вступишь в конфликт со своей нежной совестью. Поедешь?

— Что от меня потребуется?

— Я направлю тебя на римскую территорию. Мне нет нужды напоминать тебе, что ты умрешь страшной смертью, если попадешь в руки Аэция, — Аттила помолчал, не дожидаясь ответа Николана, а с тем, чтобы четче сформулировать задачу. — Если ты выполнишь это нелегкое задание, потом я разрешу тебе искать своего женоподобного бога. Но, скорее всего, ты вернешься исцеленным, что будет лучше для нас обоих. Теперь о деле. Я хочу послать тебя к принцессе Гонории. Я бы хотел, чтобы ты организовал побег принцессы и увез ее с собой. Если тебе это удастся, ты получишь достойную награду. Я назначу тебя губернатором Иерусалима, чтобы ты мог улучшить жизнь христиан, которых ты так любишь, внезапно император расхохотался, откинув назад голову. — Пожалуй, я отдам тебе и принцессу. В жены. Мне она не нужна. У меня на этот счет другие планы. Если исходить из того, что я слышал, прекрасная дочь императорского Рима может предпочесть тебя такому варвару, как я.

Николан хотел что-то сказать, но Аттила знаком остановил его.

— Немедленного ответа я не требую. Хорошенько все обдумай. Поговорим завтра. Утром. Если ты согласишься, то в полдень отправишься на юг.

Аттила коротко глянул на прибывшего рано утром Николана и удовлетворенно кивнул.

— Ты едешь.

— Да, великий Танджо. Еду.

— Это хорошо. Я рад, что ты внял голосу разума. Хотя бы, частично. Процесс, можно сказать, пошел.

Аттила взял нож с коротким лезвием и начал вычерчивать маршрут на карте Северной Италии, что висела на стене.

— К востоку отсюда, — он указал на горный перевал над Аквилией, стоящий на пути к Ломбардии, — есть цепочка островов, образовавшихся в нижнем течении рек, впадающих в Адриатическое море. Что ты знаешь об этих островах?

— Нечего о них знать, — ответил Николан.

— Ха! — победно воскликнул император. — Ты, небось, думаешь, великие реки севера, По, Брента, Адидже, просто впадают в море. Как бы не так. Воды этих рек быстрые, и они много чего тащат с собой: почву, камни, стволы деревьев. Из этих наносов в устье образовались довольно-таки большие острова. Ты, наверное, уверен, что они необитаемые?

— Мне всегда так казалось.

— Эти острова заросли сосновым лесом. И в тени деревьев живет много людей. Рыбаки, которые продают рыбу жителям городов, что расположены неподалеку. Солевары. Преступники, сбежавшие от наказания. Есть там и политические изгнанники, которые неплохо живут в построенных для них домах. Если Аэций прошерстит эти острова, он найдет там богатый улов.

Теперь об этом острове, — Аттила показал на остров в центре архипелага. — Он один из самых древних и, соответственно, наиболее обустроен. Деревья на нем выше, чем на других. Именно здесь, глубоко в лесу, стоит каменный дворец. Построен он так, что с воды увидеть его невозможно. Никто не знает о нем, кроме рыбаков и тех преступников, кто попытался искать там пристанище, но не решился остаться на острове. А во дворце, с многочисленной челядью, живет принцесса Гонория. Раз в неделю на баркасе им привозят еду. Прибывшим не разрешается ступить на берег. Она ни с кем не общается, кроме нескольких личных служанок. Ее злобная мамаша решила, что так она будет жить до конца своих дней. Старуха умерла, но император оставил все по-прежнему.

Николан всмотрелся в карту.

— Туда ты меня и направляешь?

— Да. К отъезду все готово. Ты возьмешь с собой один из фургонов Микки, набитый товаром. С тобой поедут трое из его каравана, один из них жонглер и фокусник. Тебя будут сопровождать и несколько надежных воинов. Думаю, будет мудро, если ты выдашь себя за политического изгнанника, ищущего убежища. У охраны не должно возникнуть и тени подозрения, иначе тебя не пустят на берег.

— А если они-таки прогонят меня?

— Это невозможно. Жизнь там скучная, и они не упустят случая чего-нибудь прикупить и посмотреть представление. Микка несколько раз посылал туда фургон, и их всегда принимали с распростертыми объятьями. Если же охрана проявит упрямство, тебе придется найти способ проникнуть на остров под покровом ночи и переговорить с пленницей. Будешь действовать по обстановке.

Николан глубоко задумался.

— По-моему, задача куда сложнее, чем ты ее себе представляешь.

Аттила беззаботно махнул рукой.

— Нет такого препятствия, которое может остановить человека с богатым воображением.

— Как мы попадем на остров?

— В Алимиуме у Микки есть баркас, которым вы можете воспользоваться.

— Что я должен передать принцессе?

— На этом листе написано все то, что ты должен ей сказать. Прочти его и запомни написанное. Лист надо уничтожить.

А теперь мы переходим к самому трудному. Если принцесса согласится на мои условия, ты должен сразу же увезти ее с острова. Поход на Рим может начаться раньше, чем я предполагал.

Николан вскинул голову. Маленькие глазки императора горели жарким огнем. Он несколько раз энергично кивнул.

— Мои шпионы подтвердили слухи, доходившие до меня и раньше, — прошептал он. — Ни один из союзников Аэция, что сражались у Шалона, не будут помогать ему. Теперь мы сразимся один на один. Он этого боится и, как мне говорили, не может спать по ночам, этот человек, когда-то бывший твоим хозяином. Страх поселился в его душе, — Аттила возвысил голос. — Эта схватка будет для него последней.

Аттила сел. Молчал несколько минут, и Николан с удивлением отметил, сколь много энергии отнял у императора этот эмоциональный всплеск. Рука его заметно дрожала, когда он перебирал на столе документы.

— Если римская принцесса согласится уйти с тобой, привезешь ее сюда. Тебе понадобятся люди, корабли, деньги. Обратишься к Скальпию.

Ранее Николан не слышал этого имени, поэтому он воззарился на императора.

— В Аквилии ты пойдешь на рынок. Увидишь там много нищих. Скальпий — один из них, но ты его отличишь. Он трус, лжец, лицемер, но влияние его в Ломбардии велико. Я это знаю. Потому что Скальпий — мой человек.

Обратись к нему и он снабдит тебя всем необходимым.

История обращения Николана в христианство оставлена за рамками этого повествования. Примем за истину, что все эти годы, что он прожил среди двурушничества, предательства, жестокости, зернышко веры спало в его душе, чтобы пробудиться и бурно пойти в рост после пережитого на Каталаунских полях. В этом духовном пробуждении не было ничего удивительного. Послание Христа распространялось по всей земле. Миссионеры несли Его учение даже в те земли, что лежали за пределами цивилизованного мира.

Можно также, заглянув вперед, сказать, что Аттила так и не захватил Иудею, то есть не смог бы назначать Николана губернатором Иерусалима. Вполне возможно, что и Николан, отпусти его Аттила, не смог бы пройти по пыльным и жарким дорогам, ведущим в Святой город, с посохом в руке. Лишившись таким образом общения с отцами церкви. Но ему приходилось встречаться с людьми, искренне верящими в Христа и делящимися с ним жемчужинами Его учения. Однажды один бедняк, писец из Аквилии, сказал Николану: «В те дни многое говорилось и делалось, в чем таким людям, как я, не разобраться. Есть такой великий человек, зовут его Несторий, который проповедует собственное видение того, во что мы должны верить. В Египте есть другой ученый человек, утверждающий, что Несторий злобен и лжив. Я закрываю уши, когда слышу подобную болтовню. Я знаю, чему учил Христос. И ничему другому нет места в моем сердце».

Христиан, исходя из собственного опыта, Николан делил на две группы. К первой он относил воинствующих, громко объявляющих о своей вере и жаждущих обратить в нее весь мир. Ко второй — молчаливых, которые находили достаточным верить в то, что говорил Иисус, и жить по установленным им законам. Николан относил себя к последним, потому что сознавал, сколь многому ему нужно учиться. Ему требовалось время, чтобы осознать себя в новом качестве. И он понимал, что получить это время он мог лишь не входя в противоречия с желаниями великого хана. Вот почему он согласился поехать к принцессе Гонории вместо того, чтобы расхлебывать последствия своего отказа.

Николан и Ивар жили в маленьком сарайчике, что стоял во дворе, рядом с деревянным дворцом Аттилы. Первоначально там держали несколько лошадей императора, но долетающие до обеденного зала запахи и мухи заставили перевести четвероногих обитателей сарайчика в более удаленное от дворца помещение. Потом в сарайчике держали кур, какое-то время он пустовал, и в конце концов его отдали двум друзьям. Несмотря на решительные усилия, им так и не удалось полностью отделаться от запахов предыдущих обитателей сарайчика. Стены украшали военные трофеи: боевое знамя, разноцветные вымпелы, разнообразное оружие, римский щит, несколько шлемов.

После разговора с Аттилой, Николан торопливо пересек двор и распахнул дверь сарайчика. Времени на подготовку к отъезду у него было в обрез. Ивар сидел в углу.

— Я уезжаю! — объявил Николан, прежде чем заметил сидящего на полу незнакомца.

— Я приехал из твоей страны, — незнакомец поднялся. — Я принадлежу Мацио Роймарку и зовут меня Хурста.

Из-под треугольной коричневой шапки на Николана смотрели черные, с длинными ресницами глаза. Гость был очень молод.

— Что привело тебя сюда? — спросил Николан.

— Меня послал мой господин. Ему нездоровится. Он не встает с кровати с той поры, как узнал о смерти своего сына. Лежит и размышляет.

— Он все еще председательствует на еженедельных встречах вождей в Ферма?

Хурста покачал головой.

— Нет. У него нет на это сил.

— Кто занял его место?

— Ранно Финнинальдер.

— Его избрал Совет Ферма?

Вновь гость покачал головой.

— Совет не созывался. Ранно взял на себя обязанности председателя, сказав, что другой кандидатуры просто нет, — Хурста помолчал. — После битвы у нас осталось мало вождей.

— Наш народ благоволит к Ранно? — спросил Николан.

Хурста кивнул.

— Говорят, что он очень мудр для своих лет. Теперь, когда Рорик мертв, — глаза Хурсты подозрительно заблестели, — он наверняка займет место моего господина после его смерти.

— Что ты хотел мне сообщить?

Хурста понизил голос.

— К моему господину прибыл гонец. От вдовы Тергесте. Она сейчас далеко на Востоке.

— С каким он прибыл известием? — жадно спросил Николан.

— Возможно, что-то сообщил о короле — нашем великом Хартагере. А может, о какой-то опасности, грозящей госпоже Ильдико. Мой господин ничего не сказал мне, а гонец молчал, как скала. Мне велено передать, что мой господин хочет поделиться с вами сведениями, полученными от гонца.

— Через два часа я уезжаю по приказу императора, — Николан повернулся к Ивару. — Дело очень важное и столь секретное, что Аттила запретил тебе ехать со мной. Он подумал, что твои габариты не останутся незамеченными и, возможно, навлекут на нас беду.

— Тебе обязательно ехать? — спросил Ивар.

— Две жизни поставлены на карту. Одна — Микки, который оказался большим мерзавцем, чем мы все думали. Он умрет жестокой и мучительной смертью, если моя миссия закончится неудачей. О второй жизни я волнуюсь меньше, потому что речь идет обо мне.

— Мне кажется, я нашел способ разрешить наши затруднения, — Ивар встал. — Я могу поехать с Хурстой и поговорить с Мацио. Надеюсь, он доверится мне и скажет все, что предназначалось для твоих ушей. Я присоединюсь к тебе сразу после завершения твоей миссии.

Николан обдумал предложение Ивара.

— Выполнение задания императора не займет много времени. Мы можем встретиться на горном перевале над Аквилией.

Ивар нахмурился.

— Допустим, ты не сможешь приехать туда? Что мне делать?

— Жди. Жди до последней возможности.

— А если ты так и не появишься?

— Тогда сделай то, что хотел от нас Мацио. В одиночку.

— Но захочет ли он положиться на меня? Я чужеземец.

— Это правда. Но он знает, что ты честен и силен. Думаю, он поймет, что ты его не подведешь.

— Даже если речь будет идти о безопасности его дочери?

— Скорее всего Мацио заботит благополучие Ильдико. Именно поэтому я не могу пожертвовать своей жизнью, отказавшись выполнять приказ Аттилы. Я должен обязательно добраться до нее. Знаешь, Ивар, Мацио, скорее всего, согласится отправить с тобой Хурсту. Если тебе придется отбыть до моего приезда, оставь его на перевале с необходимыми инструкциями. В пятнадцати милях от Аквилии, по пути к перевалу, есть харчевня. Пусть он дожидается меня там. Ее легко отличить по кресту над дверью.

— Ты не можешь отложить отъезд?

— Каждая секунда промедления уменьшает мои шансы встретиться с тобой на перевале.