Операции советских войск на Керченском полуострове

Операции советских войск на Керченском полуострове

(январь — апрель 1942 года)

За 9 суток активных боевых действий в Керченско-Феодосийской операции на фронте в 250 км было высажено свыше 42 тысяч войск, которые продвинулись на 100–110 км. В итоге десантной операции был захвачен важный в оперативном отношении плацдарм. Керченская группировка противника понесла значительные потери.

Вместе с тем командование Кавказского фронта переоценило результаты победы на Керченском полуострове и недооценило возможности противника к маневру и созданию прочной обороны.

2 января был утвержден план наступления войск Кавказского фронта в направлении Джанкой — Чонгар — Перекоп (51-я армия) и частью сил на Симферополь (44-я армия). 9-й стрелковый корпус 44-й армии наступал вдоль южного берега Крыма с одновременной высадкой десантов в Алуште, Ялте, Евпатории. План отражал незнание состояния войск противника из-за отсутствия разведданных, завышение своих возможностей и просчеты в определении соотношения сил. Задача уничтожения крымской группировки врага и освобождения всего Крыма в тот момент была явно нереальной.

Продолжая наступать, войска 51-й и 44-й армий к 6 января 1942 года вышли на рубеж реки Чурук-Су, где были остановлены противником. 14 января 1942 года начали наступление уже немецкие войска. 18 января войсками вермахта вновь была захвачена Феодосия, а части Красной армии отошли на Акмонайские позиции.

Несмотря на разгром вермахта под Москвой и на других участках советско-германского фронта, боеспособность вооружённых сил Германии оставалась достаточно высокой. Особенно это ощущалось на юге, где большинство советских соединений были недавно сформированы, нуждались в оснащении и не получили боевого опыта. При этом условия наращивания сил в Крыму ухудшались — немецкая авиация становилась многочисленнее и активнее. В тот период Генеральный штаб полагал, что в Крыму советских войск и боевых средств достаточно, чтобы разгромить противника на этом ТВД. Ставка продолжала требовать от командующего фронтом новых и новых наступательных действий. Для помощи в организации наступления 20 января она направила в Крым своего представителя — армейского комиссара 1-го ранга Л. З. Мехлиса и генерал-майора П. П. Вечного.

Если подходить к анализу неудач Красной армии объективно, то недостаточная подготовленность частей в ходе проведения десантной операции не зависела от отдельных личностей. Она заключалась в объективных упущениях подготовки и организации управления войск, наиболее ярко проявившихся в боях на Керченском полуострове. Так, перед войной в теории и практике обучения армии и флота десанты не превышали одной дивизии. Таким образом, ни теоретически, ни практически войска не были подготовлены к высадке такого крупного десанта. Не обладая специальными десантными судами и высадочными средствами, флот не был готов к подобному десанту и в техническом отношении.

Командование фронта не имело полноценного штаба в ходе планирования и управления десантной операцией, так как основной состав штаба оставался в Тбилиси, а в Краснодаре находилась лишь его оперативная группа.

Штабы флота и фронта недооценили проблему сбора транспортных (плавучих) средств и их подготовки к операции. Не было даже ориентировочного плана перевозки войск, техники и снабжения в Севастополь, Керчь, Феодосию и между портами Кавказа. В связи с общим недостатком морского транспорта было принято решение перевозить дивизии на плацдарм в уменьшенном составе, оставляя на Кавказском побережье тяжелые орудия, танки и, как тогда говорили, обозы. Это обстоятельство главным образом и определило малый оперативный успех войск 51-й и 44-й армий после их высадки в Крыму.

Лев Захарович Мехлис прибыл на Кавказский фронт 20 января 1942 года. Накануне (18 января) немецкие войска, перейдя в наступление, захватили Феодосию. Под угрозой потери оказался важный оперативный плацдарм, захваченный советскими войсками на Керченском полуострове в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции. А ведь отсюда по плану Ставки ВГК должно было начаться освобождение всего Крымского полуострова.

Вместе с армейским комиссаром 1-го ранга прибыли заместитель начальника Оперативного управления Генерального штаба — начальник Южного направления генерал-майор П. П. Вечный и военный комиссар артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления дивизионный комиссар П. А. Дегтярев.

Двух дней хватило армейскому комиссару, чтобы составить представление о положении дел на фронте. 22 января он докладывал И. В. Сталину: «Прилетели в Керчь 20.01.42 г…Застали самую неприглядную картину организации управления войсками…

Комфронта Д. Т. Козлов не знает положения частей на фронте, их состояния, а также группировки противника. Ни по одной дивизии нет данных о численном составе людей, наличии артиллерии и минометов. Д. Т. Козлов оставляет впечатление растерявшегося и неуверенного в своих действиях командира. Никто из руководящих работников фронта с момента занятия Керченского полуострова в войсках не был…»

Основные положения этой телеграммы были подробно раскрыты в приказе войскам фронта № 12 от 23 января 1942 года, анализировавшем итоги неудачных для Кавказского фронта боев 15–18 января, копия которого также была отправлена И. В. Сталину. Приказ, подписанный командующим войсками фронта Д. Т. Козловым, членом военного совета Ф. А. Шаманиным, а также представителями Ставки Л. З. Мехлисом и П. П. Вечным, констатировал, что были допущены «крупнейшие недочеты в организации боя и в управлении войсками».

Так, после успешного завершения десантной операции в районе Феодосии и выхода частей 44-й и 51-й армий на реку Чурук-Су войска не закрепились на занятом рубеже, не организовали соответствующей системы огня, бдительного боевого охранения, непрерывной разведки и наблюдения. В период боев командование и штабы этих армий не сумели организовать взаимодействие пехоты с авиацией. Командиры дивизий не использовали всей мощи огня артиллерии, мелкими группами бросали легкие танки Т-38 и Т-26 на неподавленную противотанковую оборону. При контратаках пехота за танками не шла, артиллерия ее не поддерживала. Плохо было организовано управление войсками от штаба армии и ниже. Штаб фронта не знал истинного положения дел в районе Феодосии. Основной рубеж обороны Керченского полуострова — Акмонайские позиции — был также подготовлен неудовлетворительно.

В приказе отмечались факты «позорного бегства в тыл» и потери управления войсками старшими и высшими командирами: командиром 9-го стрелкового корпуса генерал-майором И. Ф. Дашичевым, к тому времени уже арестованным по приказу Ставки, командиром и военным комиссаром 236-й стрелковой дивизии комбригом Морозом и батальонным комиссаром Кондрашовым, командиром 63-й горнострелковой дивизии подполковником Цендзиевским и некоторыми другими. При этом констатировалось, что в отношении трусов и дезертиров репрессивные меры на поле боя, как того требует приказ Ставки ВГК № 270, не применяются, а в войсковом и армейском тылу до сих пор отсутствует должный порядок.

Приказ обязывал:

«1. Командованию армий, дивизий, полков учесть опыт боев 15–18.01.42 г., немедленно навести порядок в частях.

…Полковую артиллерию и артиллерию ПТО иметь в боевых порядках пехоты…

2. Паникеров и дезертиров расстреливать на месте как предателей.

3. В трехдневный срок навести полный порядок в тылах. Организовать бесперебойное питание в любых условиях.

4. За проявленную трусость, потерю управления в бою Мороза и Цендзиевского снять с занимаемых должностей и предать суду военного трибунала».

Предавались суду также несколько политработников и работников военной прокуратуры фронта, без приказа оставивших поле боя.

Л. З. Мехлис дал указание специально проверить состояние ВВС и артиллерии фронта, в решающей степени определявших его боеспособность. Здесь также были вскрыты серьезнейшие недостатки[400].

Л. З. Мехлис действовал с присущими ему энергией, напором, свои возможности как заместителя наркома обороны и представителя Ставки ВГК использовал сполна. С ходу невысоко оценив командующего войсками фронта генерала Д. Т. Козлова, он взял все нити управления на себя. Л. З. Мехлис вел почти непрерывные переговоры по «Бодо» (тип телеграфного аппарата. — Прим. авт.) и обменивался телеграммами со Ставкой, Генеральным штабом, главными управлениями Наркомата обороны. Запрашивал людское пополнение, технику, боеприпасы.

Уже 23 января 1942 года заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант A. M. Василевский проинформировал Л. З. Мехлиса, что в соответствии с просьбой последнего и по указанию члена ГКО товарища Г. М. Маленкова фронту отпускается 450 ручных пулеметов, 3 тысячи автоматов ППШ, по 50 минометов калибра 120 мм и 82 мм. В пути находились два дивизиона реактивных минометов М-8. Были также обещаны средние танки и танки KB, противотанковые ружья и патроны к ним, другое вооружение и техника.

24 января в ходе новых переговоров с Василевским Мехлис узнал об удовлетворении его просьбы, обращенной к Сталину, о направлении пяти (просил четыре) «рот Мельникова» (очевидно, имеются в виду огнеметные роты — по фамилии начальника ГВХУ генерала П. Г. Мельникова). А вот получить штурмовики и бомбардировщики пока не удалось, вместо них высылались ремонтные бригады и запасные части для организации ремонтных работ на месте.

Действительно, Ставка ВГК напрягала все свои силы, чтобы обеспечить войска Крымского фронта всем необходимым. 29 января 1942 года между СССР, Великобританией и Ираном был подписан договор, положивший конец пронемецкой политике, проводившейся прежним правительством Ирана. Напряженность в этом регионе спала, и у советского командования появилась возможность перебросить из Ирана (советские войска были введены в Иран 25 августа 1941 года. — Прим. авт.) наиболее необходимые на советско-германском фронте танковые части. Поскольку войска, дислоцированные на территории Ирана, входили в состав Кавказского фронта, большинство танков, переброшенных из Ирана, попало в Крым.

Одной из первых в состав Крымского фронта вошла 55-я танковая бригада, имевшая на 27 февраля 1942 года 66 танков Т-26 и 27 танков XT (ОТ-130, ОТ-133). Всего 93 танка. Такой же состав имела 56-я танковая бригада.

39-я и 40-я танковые бригады прибыли на Крымский фронт в сокращенном составе, не имея в своем составе пехоты, артиллерии и некоторых тыловых структур. Распоряжением Л. З. Мехлиса им были приданы усиленные стрелковые роты и по 3 противотанковые пушки на бригаду. Их буксировали танки Т-34, которые находились во втором эшелоне. Состав обеих бригад был типовой: 10 KB, 10 Т-34 и 25 Т-60 имела каждая бригада.

В составе 226-го отдельного танкового батальона на 27 февраля 1942 года было 16 танков KB, а в составе 24-го танкового полка — 46 танков Т-26.

Стремясь к сосредоточению внимания на крымских делах, представитель Ставки поставил вопрос о реорганизации фронтового управления «с целью разгрузить Военсовет от забот по Закавказью». Это предложение получило поддержку Генштаба и через несколько дней было реализовано.

28 января 1942 года Ставка ВГК организовала новый Крымский фронт, который в условиях превосходящих сил Черноморского флота на ТВД должен был разгромить противника в Крыму.

Как обычно, предметом особой заботы были у Л. З. Мехлиса кадры. От командующего ВВС Красной армии генерал-лейтенанта авиации П. Ф. Жигарева он уже 24 января добился назначения нового командующего авиацией фронта — генерал-майора авиации Е. М. Николаенко. Получил согласие Г. М. Маленкова на немедленное направление на Крымфронт 15 тысяч пополнения из русских или украинцев («Здесь пополнение прибывает исключительно закавказских национальностей. Такой смешанный национальный состав дивизий создает огромные трудности», — поясняет Л. З. Мехлис в разговоре по «Бодо»).

Начальника артиллерии Красной армии генерал-полковника артиллерии H. H. Воронова он настоятельно просит командировать 30 командиров батарей полковой и дивизионной артиллерии, 60 командиров минометных рот, начальника штаба артиллерии для 44-й армии.

Будучи начальником Главного политического управления, Л. З. Мехлис, естественно, особое внимание уделял кадрам политработников. Судя по архивным документам, он связывался по этому вопросу со своим заместителем в Москве армейским комиссаром 2-го ранга Ф. Ф. Кузнецовым по нескольку раз в неделю, особенно на первых порах.

23 января он телеграфировал:

«1) Командируйте немедленно в мое распоряжение 300 обученных политруков, участвовавших в войне, и еще 1000 политбойцов. Все нужно очень срочно…

2) …Дайте указание прислать на армию (44-ю) прокурора и председателя трибунала и по 4–5 работников прокуратуры и трибунала. Желательно всех с опытом войны. Об отправке известите».

В ответ только до 10 февраля Ф. Ф. Кузнецов, выполняя указания своего начальника, направил на Крымфронт двух кандидатов на должности комиссаров дивизий, 15 комиссаров полков, 45 комиссаров батальонов, 23 военкомов артдивизионов и батарей, 15 инструкторов по пропаганде, 7 политработников коренной национальности для работы в армянских, грузинских и азербайджанских частях, 4 — знающих немецких язык, 300 политруков, 1688 политбойцов.

Все усилия представителя Ставки ВГК, подчинялись задачам предстоящего наступления советских войск в Крыму. Внести решительный перелом в события на полуострове, — именно для этого, как осознавал Л. З. Мехлис, его командировали сюда И. В. Сталин и Ставка. В этом русле и действовал. В успехе не сомневался: буквально сразу по прибытии в Крым заявил A. M. Василевскому, что «мы закатим немцам большую музыку». Новое развитие получили свойственные армейскому комиссару грубое администрирование, перетряска кадров, упование на идеологию в ущерб тщательной организационной и материальной подготовке войск к наступлению.

Он постоянно торопил командующего фронтом с началом активных действий и уже 25 января добился издания приказа по фронту на проведение частной наступательной операции с целью освобождения Феодосии.

Однако Ставка ВГК рекомендовала пересмотреть срок начала операции, пополниться резервами, прежде всего танками, провести перегруппировку войск, введя прибывшую на Крымский полуостров 47-ю армию в стык 51-й и 44-й армий. Своей директивой № 170071 от 28 января 1942 года она уточнила: «Основной задачей предстоящей операции иметь помощь войскам Севастопольского района, для чего главный удар фронта направить на Карасу-базар и выходом в этот район создать угрозу войскам противника, блокирующим Севастополь». По указанию Ставки войска фронта должны были готовиться с расчетом начать операцию 13 февраля.

Между тем Л. З. Мехлис и под его давлением Д. Т. Козлов продолжали форсировать подготовку наступления, представив 1 февраля в Ставку его план.

К этому времени 51-я армия состояла из 224, 390-й и 396-й стрелковых дивизий; 302-й и 138-й горнострелковых дивизий, 105-го горнострелкового полка; 12-й и 83-й стрелковых бригад; 39-й и 40-й танковых бригад; батальона 55-й танковой бригады; 25-го и 547-го артиллерийских полков.

44-я армия имела 157, 404-ю и 398-ю стрелковые и 63-ю горнострелковую дивизии; 457-й артиллерийский полк и дивизион гвардейских минометов.

47-я армия находилась во втором эшелоне и имела 400-ю стрелковую, 77-ю горнострелковую и 72-ю кавалерийскую дивизии; 143-ю стрелковую бригаду, 13-й мотострелковый полк и 229-й отдельный танковый батальон.

На Таманском полуострове фронт имел резерв — две стрелковые дивизии (156-я и 236-я), а также 126-й отдельный танковый батальон (33 Т-26). 24-й танковый полк (46 Т-26) прибыл на Крымский фронт в начале февраля 1942 года.

При этом руководство Крымфронта по-прежнему ошибочно предполагало, что имеющееся превосходство в живой силе позволит не только взломать оборону противостоявших немецких войск, но и в ближайшее время полностью освободить Крым. Реальная действительность оказалась более суровой, чем ожидал представитель Ставки. Многочисленные трудности потребовали дополнительной отсрочки, о чем и была запрошена Москва.

15 февраля Л. З. Мехлис вместе с П. П. Вечным были срочно вызваны к И. В. Сталину для доклада «О степени готовности войск и о ходе подготовки их». Очевидно, Верховный оказался не в полной мере удовлетворен им, поскольку приказал немедленно перебросить из СКВО (Северо-Кавказского военного округа. — Прим. авт.) на усиление Крымфронта 271, 276-ю и 320-ю стрелковые дивизии. Характерно, что в разговоре с командующим войсками СКВО генералом В. Н. Курдюмовым 16 февраля Л. З. Мехлис потребовал «очистить» дивизии от «кавказцев» и заменить их военнослужащими русской национальности.

Суровая зима, сковавшая льдом северную часть Керченского пролива на участке между косой Чушка — Еникале, несколько улучшила положение с подготовкой наступательной операции. Прочный лед, усиленный мастерством саперов, позволил организовать ледовую дорогу, которая действовала 27 дней: с 28 декабря 1941 года по 1 января 1942 года и с 20 января по 11 февраля 1942 года. По ней в Крым были переброшены: 6 стрелковых и 1 кавалерийская дивизия, 2 стрелковые бригады, 15 зенитных дивизионов, 1 артполк, 3 автомобильных батальона, 3 дорожно-эксплуатационных полка, 11 батальонов аэродромного обслуживания. Всего по ледовой дороге с Таманского полуострова в Крым было переправлено: людей 96 618, лошадей — 23 903, автомашин — 6519, орудий калибра 122-мм — 30, орудий 76-мм — 103, орудий зенитных — 122, орудий 45-мм — 45, тракторов — 46, танкеток — 10, повозок — 8222, кухонь — 103.

Однако ледовые дороги скоро растаяли и многие тыловые части и учреждения остались по ту сторону пролива. В то же время разгрузка одного судна занимала 2–3 ночи. Главной ударной силе противника — авиации — противопоставить пока было нечего. На плацдарм спешно перебрасывали дивизионы зенитной артиллерии, которой катастрофически не хватало. Командующий фронтом приказал противовоздушную оборону порта осуществлять зенитной артиллерией боевых кораблей.

После захвата противником Феодосии снабжение 44-й армии осуществилось через порт Камыш-Бурун. Но накопить в войсках какие-либо запасы не удавалось.

Наступление войск фронта началось 27 февраля. Группировку из четырех дивизий 51-й армии поддерживало всего 170 орудий, а 3 дивизии 44-й армии — 62 орудия. Главный удар наносили войска 51-й армии в районе населенного пункта Кой-Асан. Для прорыва немецкой обороны были использованы танки 39, 40, 55-й танковых бригад, а также 229-го отдельного танкового батальона. Фронт атаки этих соединений не превышал 5 км; таким образом, удавалось достичь плотности 34 танка на 1 км. Советские танковые соединения и части двигались тремя эшелонами. Танковым бригадам и 229-му отдельному танковому батальону придали по роте саперов, которые предполагалось везти за танками на специальных волокушах (металлических или деревянных), но в связи с размоканием грунта от волокуш пришлось отказаться и посадить саперов на танки первого эшелона с задачей разминировать проходы для техники и личного состава советских войск. Несмотря на все эти мероприятия, 7 танков подорвались на минах. Во втором эшелоне двигались танки, буксирующие противотанковые пушки с автоматчиками на броне. Танки командования двигались впереди второго эшелона. В третьем эшелоне шли пехотные подразделения. Несмотря на такую тщательную подготовку, советское наступление потерпело неудачу.

Вследствие сильного дождя грунтовые дороги раскисли и затрудняли движение войск. Танки по целине двигаться не смогли, дороги для автотранспорта оказались непроходимыми, подвоз частям и соединениям прекратился. Тем не менее 27 февраля советским войскам удалось продвинуться вперед, захватить несколько населенных пунктов и несколько десятков артиллерийских орудий. На следующий день противник вновь отбил свои позиции, а также населенный пункт Кой-Асан, превращенный в главный узел обороны.

2 марта командование фронта, потеряв 93 танка, перед лицом явной неудачи приняло решение о приостановке наступления, с целью закрепиться на занятых рубежах и «перейти в наступление, когда подсохнет почва».

Полагая, что многие беды идут от недостаточной партийно-политической работы в частях, Л. З. Мехлис требовал от своего заместителя по ГлавПУ Ф. Ф. Кузнецова непрерывного пополнения. В ответ Крымфронт получил в марте двух военкомов (военных комиссаров. — Прим. авт.) дивизий, одного военкома танковой бригады, 9 — военкомов полков, 25 — военкомов батальонов, 15 — военкомов танковых рот, 500 политруков, 750 замполитруков и 2307 политбойцов. Кроме этого, за первую неделю апреля — еще 400 замполитруков и 2 тысячи политбойцов. Симптоматична приписка Ф. Ф. Кузнецова на последней телеграмме Л. З. Мехлису: «Больше политбойцов нет!»

Пытаясь восполнить огромные потери в минувших боях, Мехлис обязывает командование взяться за «выкачку из тылов». При этом рекомендации армейского комиссара 1-го ранга не лишены трезвой оценки положения дел: «Здесь нужен не приказ, а практическая работа. Надо сократить также заградительный батальон человек на 60–75, сократить всякого рода команды, комендантские… Изъять из тылов все лучшее, зажать сопротивляющихся тыловых бюрократов так, чтобы они и пищать не посмели…»

Как и прежде, Л. З. Мехлиса отличали поистине нечеловеческая энергия и работоспособность. Не зная покоя сам, он не давал такого же покоя и другим. «Много работаю, — пишет он сыну. — Разъезжаю всеми видами транспорта до верховых коней включительно. Война идет вовсю. Полон веры, что разобьем немца».

Однако принятые меры не смогли изменить ситуацию. В ходе возобновившегося 13 марта наступления силами отдельных ударных групп Крымфронта «были достигнуты лишь незначительные тактические успехи в улучшении позиций». Кой-Асанский узел вражеской обороны так и не был преодолен.

В тактике советских войск ничего не изменилось. Начало атаки было назначено на 10.00 13 марта 1942 года. В 9.00 начался дождь и мокрый снег, в результате чего грунт оказался таким же вязким, как и в конце февраля 1942 года. Согласно приказу представителя Ставки Л. З. Мехлиса, танки на этот раз были приданы пехотным соединениям: 229-й отдельный танковый батальон (4 танка KB) был придан 77-й стрелковой дивизии, 39-я танковая бригада (2 KB, 6 Т-34, 11 Т-60) — 236-й стрелковой дивизии, 56-я танковая бригада (90 Т-26) — 12-й стрелковой бригаде, а 40-я танковая бригада (2 KB, 7 Т-34, 21 Т-60) — 398-й стрелковой дивизии. Командиры танковых бригад были подчинены командирам стрелковых дивизий и бригад. При подобном применении танков не достигалось ни компактного массированного удара, ни эшелонирования в глубину. Таким образом, не представлялось возможным создать «наращивания» удара из глубины, а легкие танки Т-26 из 56-й танковой бригады оказались без прикрытия тяжелых. Генерал-инспектор АБТ войск Крымского фронта генерал-майор танковых войск Вольский, узнав о подобном решении, пытался протестовать, созваниваясь с начальником штаба фронта. Однако ничего не изменилось, танки пошли в атаку по первоначальному плану. Размокание грунта еще более ухудшило этот вариант применения бронетанковой техники, так как в последний момент из-за боязни потерять танки KB по причине поломок коробки передач, было отдано распоряжение — «танкам KB в атаку не ходить». Но до 229-го отдельного танкового батальона это приказание не дошло, и он участвовал в наступательной операции в полном объеме.

После начала атаки пехота быстро «залегла», и танки, вышедшие на высоту 26,7, вынуждены были отойти на исходные позиции. В последующие дни (после 13 марта 1942 года. — Прим. авт.) танковые бригады совместно с пехотой вели бои местного значения и серьезного успеха не имели. С 13 по 19 марта 1942 года 56-я танковая бригада потеряла 88 танков (56 было подбито, 26 — сгорело, 6 — подорвались на минах), 55-я танковая бригада потеряла 8 танков, 39-я танковая бригада — 23 танка, 40-я танковая бригада — 18 танков, 24-й танковый полк — 17 танков, 229-й отдельный батальон — 3 танка.

К 25 марта 1942 года от некогда былой бронетанковой мощи оставались жалкие остатки: в 39 тбр было 4 танка (2 KB, 2 Т-60), в 40 тбр — 13 танков (все Т-26), в 56 тбр — 31 танк (все Т-26), в 24 тп — 4 танка (все Т-26), в 229 отб — 2 танка КВ. Зато немецкое командование, ранее обходившееся на ТВД только штурмовыми орудиями, в конце марта начало переброску в Крым 22-й танковой дивизии.

22-я танковая дивизия начала формироваться 25 сентября 1941 года. Ее основная сила — 204-й танковый полк — был сформирован по двухбатальонной схеме, и к началу активных боевых действий (20 марта 1942 года. — Прим. авт.) имел в своем составе 45 танков Pz.Kpfw.II, 77 Pz.Kpfw.38(t), включая командирские танки, а также 20 средних танков Pz.Kpfw.IV[401].

20 марта 1942 года в 7.30 до двух батальонов пехоты противника при поддержке 50 танков 22-й танковой дивизии вермахта перешли в контратаку из района Ново-Михайловка в направлении Корпечь. В результате непродолжительного боя до 15 танков с автоматчиками ворвались в этот населенный пункт, а отдельные машины достигли южных скатов высоты 28,2. Около 13.00 противник силою до батальона пехоты при поддержке 60 танков, действуя из района «три кургана» (2 км северо-восточнее Ново-Михайловки), возобновили атаку в общем направлении на Корпечь. В 15.00 противник из района кладбище и «железнодорожная будка» (2 км западнее Кой-Асан) снова контратаковал в общем направлении на высоту 28,2. На этот раз атаку поддерживало до 70 танков. Все немецкие атаки были отбиты огнем нашей артиллерии и атаками частей 39-й и 40-й танковых бригад. Немцы потеряли до 35 танков, из них 17 осталось на поле боя, после осмотра 8 машин оказалось в полной исправности. Таким образом, ни одной из противоборствующих сторон не удалось одержать вверх. В течение конца марта — начала апреля 1942 года на фронте установилось временное затишье.

За 2 месяца пребывания на Крымском фронте Л. З. Мехлису как представителю Ставки не удалось внести необходимый перелом в ходе боевых действий. Тщательную подготовку наступления (выучку штабов и войск, материальное и боевое обеспечение, разведку и т. п.) подменяли нажим, голый приказ, репрессии, массовая перетасовка командных и политических кадров.

Неудача с наступлением фронта не на шутку ударила по самолюбию заместителя наркома обороны, представителя Ставки. Л. З. Мехлис не мог не понимать, что его кредит доверия у Сталина не может быть вечным.

Думать об этом Мехлису не хотелось. Он давно привык не рефлексировать, а действовать. Руководствовался армейский комиссар привычной для себя логикой: если при всей его активности случилась неудача, значит, надо работать еще больше, выявлять пустозвонов, лодырей, не умеющих провести отданный приказ в жизнь. А то — и скрытых врагов.

Объектом пристального внимания Л. З. Мехлиса стал руководящий состав фронта, в первую очередь, — его командующий. Пользуясь возможностью прямого доклада Верховному Главнокомандующему, эмиссар Москвы неоднократно пытался убедить его в необходимости сменить генерал-лейтенанта Д. Т. Козлова.

Из телеграммы Л. З. Мехлиса и П. П. Вечного И. В. Сталину от 9 марта 1942 года:

«…Вследствие того, что и сам командующий Козлов — человек невысокой военной и общей культуры, отягощать себя работой не любит, исходящие от командования документы редакционно неряшливы, расплывчаты, а иногда искажают смысл. Во избежание неприятностей их приходится часто задерживать для исправления…» Вероятно, Л. З. Мехлис пришел к выводу, что комфронта хоть и удобен своей податливостью, но очень уж зауряден. Рядом с ним победы не видать.

29 марта 1942 года в Москву уходит новый доклад:

Товарищу Сталину

«Я долго колебался докладывать Вам о необходимости сменить командующего фронтом Козлова, зная наши трудности в командирах такого масштаба. Сейчас я все же решил поставить перед Ставкой вопрос о необходимости снять Козлова». И далее представитель Ставки ВГК суммирует выводы о нем: тот ленив, неумен, «обожравшийся барин из мужиков». Кропотливой, повседневной работы не любит, оперативными вопросами не интересуется, поездки в войска «для него наказание». В войсках фронта неизвестен, авторитетом не пользуется. К тому же «опасно лжив».

Рисуя в негативном свете командующего фронтом, Л. З. Мехлис в то же время не удержался от комплимента самому себе: «Если фронтовая машина работает в конечном итоге сколько-нибудь удовлетворительно, то это объясняется тем, что фронт имеет сильный военный совет, нового начштаба (документ послан после снятия генерал-майора Ф. И. Толбухина. — Прим. авт.), да и я не являюсь здесь американским наблюдателем, а в соответствии с Вашими указаниями вмешиваюсь в дела. Мне кажется, что дальше оставлять такое положение не следует, и Козлова надо снять».

Любопытно, что в этот же день Сталину о необходимости снятия Козлова (чуть ли не под копирку) доложили Шаманин, Булатов, Колесов — члены военного совета Крымского фронта. «Оппозиция» командующему приобретала, явно не без инициативы Мехлиса, скоординированный характер.

Последующий трагический исход Крымской оборонительной операции, в котором во многом повинен командующий фронтом, казалось бы, делает честь прозорливости представителя Ставки. Но ведь не сбросить со счетов и то обстоятельство, что многие ошибки и просчеты Козлова — следствие жесткого пресса со стороны Мехлиса. Так что, еще вопрос, кого из них следовало для пользы дела отзывать.

Однако Сталин полагал, что Козлов сумеет справиться с делом, и на предложение Мехлиса заменить командующего генералами Н. К. Клыковым или К. К. Рокоссовским согласием не ответил.

Тогда Л. З. Мехлис «взялся» за начальника штаба генерал-майора Ф. И. Толбухина. Он послал в Ставку шифровку с предложением снять последнего с должности. Здесь армейский комиссар достиг большего.

10 марта у Мехлиса состоялся разговор по «Бодо» с A. M. Василевским:

«У аппарата ВАСИЛЕВСКИЙ…

Докладываю следующее: по вашей шифровке о тов. Толбухине тов. Сталин принял решение освободить его от обязанностей начальника штаба фронта и временно до назначения нового начальника штаба исполнение обязанностей НШ фронта возложить на генерала Вечного. Военный совет фронта поставил вопрос об оставлении тов. Толбухина во фронте на должности помощника командующего фронтом по укомплектованию и формированию или же на должности заместителя командующего 47-й армии. Тов. Сталин и к тому и другому предложению отнесся отрицательно…

У аппарата армейский комиссар 1-го ранга МЕХЛИС:

Я считаю, что Толбухина не следует здесь оставлять и целиком согласен с мнением товарища Сталина…».

Начальником штаба фронта в конце концов стал генерал-майор П. П. Вечный.

По инициативе Л. З. Мехлиса полностью сменился и состав военных советов Крымского фронта и всех трех входивших в него армий. Постановлением ГКО членами военного совета фронта в дополнение к Ф. А. Шаманину были назначены секретарь Крымского обкома ВКП(б) B. C. Булатов и полковой комиссар Я. С. Колесов.

Сомнительная с точки зрения конечного результата перетасовка кадров коснулась и командующих армиями. Ее избежал лишь командующий 51-й армией генерал-лейтенант В. Н. Львов, несомненные достоинства которого не мог не оценить даже весьма подозрительно настроенный Мехлис. Он упомянул Львова в телеграмме Сталину в числе тех лиц, которые могли бы сменить Д.Т Козлова.

А вот на командующего 47-й армией генерал-майора К. Ф. Баронова пало особое подозрение. К его «разработке» представитель Ставки ВГК подключил особый отдел НКВД фронта, откуда вскоре получил специальное сообщение: БАРОНОВ, 1890 года, служил в царской армии, член ВКП(б) с 1918 года, утерял партбилет. В 1934 году «за белогвардейские замашки» исключен из партии при чистке, потом восстановлен.

Родственники тоже «замазаны»: брат Михаил — участник Кронштадтского мятежа, «врангелевец», живет в Париже. Другой брат — Сергей в 1937 году осужден за участие в «контрреволюционной организации». Жена — «дочь егеря царской охоты». Сам Баронов изобличался в связях с лицами, «подозрительными по шпионажу». Сильно пьет. Штабом почти не руководит. Часто уезжает в части и связи со штабом не держит.

И участь генерала была решена. Напрасна была его апелляция к представителю Ставки: просьбу Баронова оставить на фронте и на строевой работе Мехлис не пожелал даже выслушать.

В 44-й армии после выбытия в результате тяжелого ранения командарма генерал-майора А. П. Первушина его обязанности выполнял начальник штаба полковник С. Е. Рождественский. Мехлис отказался утвердить его в этой должности, и командующим 44-й армией стал генерал-лейтенант С. И. Черняк. Об истинной оценке их обоих представителем Ставки свидетельствует сделанная им, правда, уже после эвакуации из Крыма, запись:

«Черняк. Безграмотный человек, не способный руководить армией. Его начштаба Рождественский — мальчишка, а не организатор войск. Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенанта».

Война не научила Л. З. Мехлиса верить людям. Скорее наоборот: неудачи первого года войны явно обострили традиционную для него подозрительность, недоверие. С тем же жаром, с каким в свое время он слушателем Института красной профессуры разоблачал скрытых «троцкистов», а редактором «Правды» громил «правый уклон», представитель Ставки теперь выявлял и выкорчевывал «чуждые элементы», повинные, на его взгляд, в неудачах Крымского фронта. Он насадил без преувеличения атмосферу самого настоящего сыска, наушничества и негласного надзора, о чем свидетельствует хотя бы приводимый ниже документ, найденный нами в фондах ЦАМО.

Спецсообщение заместителю наркома обороны Л. З. Мехлису начальника особого отдела НКВД 44-й армии старшего батальонного комиссара Ковалева от 20 апреля 1942 года:

«Согласно вашего распоряжения (стилистические особенности сохранены. — Прим. авт.) мной изучены настроения командующего 44-й армией генерал-лейтенанта Черняка и члена военного совета 44-й армии — бригадного комиссара Серюкова в связи с состоявшимся заседанием военного совета Крымского фронта 18 апреля 1942 года.

После заседания, возвратившись к себе в землянку, Черняк в беседе с начальником штаба Рождественским, высказывая свое недовольство, заявил так:

„Как мальчишку гоняют при всех подчиненных. Если не ладно — научи, а зачем это делать на совещании“. (Все выделения сделаны рукой Мехлиса).

И далее:

„Хоть иди ротой командовать. „Засыпался“, но ничего, в Москву отзовут“…

На второй день, днем в беседе с генерал-майором Наненшвили Черняк жаловался на придирчивое к нему отношение со стороны тт. Мехлиса и Козлова…»[402].

Из текста специального сообщения ясно, что подслушивались разговоры и других должностных лиц, в том числе члена военного совета армии, начальника политотдела. Слежка была тотальная. Выразительна и многообещающа резолюция Мехлиса на документе — «Хранить».

Армейский комиссар активно «чистил» кадры. А одновременно воевал… с пленными. И не шутя почитал это за геройство, за доблесть. Иначе, наверное, не стал бы писать об этом сыну (оправдывая себя, правда, соображениями отмщения):

«В городе Керчи до 7 тысяч трупов гражданского населения (до детей включительно), расстреляны все извергами фашистами (во время оккупации в 1941 году. — Авт.). Кровь стынет от злости и жажды мстить. Фашистов пленных приказываю кончать.

И Фисунов (начальник секретариата Мехлиса. — Авт.) тут орудует хорошо. С особым удовлетворением уничтожает разбойников».

В конечном счете подобный стиль в работе с людьми обернулся огромными потерями.

В целом в ходе февральских и мартовских наступлений были достигнуты лишь незначительные тактические успехи в улучшении позиций. Кой-Асанский узел вражеской обороны так и не был преодолен. Равновесие сил было очевидным. Простое перемалывание живой силы не могло привести к решительной победе одной из сторон. Для достижения победы необходимо было создавать огневое превосходство, а силы и средства фронта были израсходованы в бесплодных атаках.

На 10–12 дней командование фронта решило отказаться от наступательных действий, дать отдохнуть войскам. Представитель Ставки Л. З. Мехлис в это время «заменил» начальника штаба фронта Ф. И. Толбухина генерал-майором П. П. Вечным, командующего 47-й армией С. И. Черняка генерал-майором К. С. Колгановым, командующего 44-й армией С. Е. Рождественского генерал-майором С. И. Черняком. Перетасовка этих и других командиров вряд ли была оправданна. 44-ю армию из второго эшелона поставили в общую линию фронта, ширина которого была 18–20 км; на каждую армию приходилось по 6 км, где действовали 5–7 дивизии. Образовалась чрезмерная плотность войск, тыловых частей и учреждений. Сюда же были переброшены запасные полки всех трех армий, армейские курсы. Маневр войск практически был исключен, затруднено обычное движение транспорта.

Войска Крымского фронта и Севастопольского оборонительного района создавали угрозу уничтожения противника до тех пор, пока сохранялись надежные коммуникации с Кавказом. Это отчетливо представлял и противник. Поэтому еще в январе он захватил один из портов снабжения — Феодосию. Затем он усилил блокаду Керчи и Севастополя, всего Крыма, используя главным образом авиацию, мины и артиллерию. Потери транспортных судов вынудили командование флотом перейти к перевозкам на боевых кораблях. Нарком ВМФ поставил вопрос о совершенствовании организации и об улучшении управления военно-морскими силами на Черном море. Он предлагал освободить адмирала Ф. С. Октябрьского от командования Севастопольским оборонительным районом, чтобы он мог сосредоточиться на управлении флотом.

Ставку также не удовлетворяло оперативное руководство силами в Крыму, на Кавказе и Черном море, но она смотрела на проблему еще шире. С целью объединения усилий Крымского и Северо-Кавказского фронтов, а также Черноморского флота 21 апреля 1942 года было образовано Главное командование Северо-Кавказского направления во главе с Маршалом Советского Союза С. М. Буденным, которому были подчинены Крымский фронт, Севастопольский оборонительный район, Северо-Кавказский военный округ (позже фронт), Черноморский флот (вместе с Азовской военной флотилией).

С. М. Буденный начал с укрепления боеспособности войск в Севастополе и на Керченском полуострове. 28 апреля он прибыл в село Ленинское на командный пункт Крымского фронта и сделал рекомендации по усилению обороны, ее эшелонированию, созданию резервов, смене командных пунктов, так как, прекратив наступление, войска фронта продолжали сохранять прежние боевые порядки. Они не были готовы к новому наступлению и не приняли оборонительного порядка для отражения наступления противника. Однако в руках главкома направления не было сил и средств для прикрытия войск и коммуникаций от удара с воздуха, нечем было в случае необходимости усилить фронт. Авиация и силы ПВО были распылены между фронтом, армиями и флотом.

В то же время противник сам готовил наступление против советских войск на Керченском полуострове. В Крым прибыли и уже побывали в боях 22-я танковая и 28-я легкая пехотная дивизии вермахта.

Манштейну удалось получить от Антонеску дополнительно 7-й румынский армейский корпус в составе 19-й пехотной дивизии и 8-й кавалерийской бригады. Противник создал мощные группы артиллерии и танков. Но самое главное, он сосредоточил на короткое время операции большие силы 4-го воздушного флота и особенно ударный 8-й авиационный корпус. В его составе были и большие силы зенитной артиллерии. В результате люфтваффе удалось установить господство над Керченским полуостровом и блокировать морские подходы к нему.

Таким образом, из-за недостатка в вооружениях и организации, отсутствия опыта наступления в сложных условиях операция советских войск по разгрому сил противника в Крыму не удалась.

При этом стороны понесли значительные потери. Сохранявшаяся в Крыму обоюдоострая обстановка подталкивала противоборствующие стороны на операции с целью решительного поражения врага и полного овладения полуостровом. Противнику удалось упредить советское командование в сосредоточении сил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.