ГЛАВА II

ГЛАВА II

Еврейка убежала в дом, как только Альфонсо освободил ее из рук Оливеротто, и оставила на земле зажженный факел. Рыцарь поднял его и вошел в большую пустую, полуразвалившуюся комнату, к которой примыкало несколько маленьких, таких непустых комнат. Там он остановился и начал прислушиваться. Везде царило гробовое молчание. Несомненно, испуганная девушка убежала в жилую часть дома, находившуюся, вероятно, в нижнем этаже. Вскоре рыцарь заметил небольшую отвесную лестницу, которая вела вниз. Подойдя к самой лестнице, он громко позвал беглянку, но и внизу была та же тишина. Н думая о том, что его, может быть, ждет опасность рыцарь спустился по лестнице и, судя по запаху лекарственных трав и специй, охватившему его, очутился в аптеке или в лавке аптекарских товаров. Лавка носила такую же печать запустения, как и верхние комнаты. По-видимому, уже давно никто не занимался ею. Убедившись, что и здесь нет ни одной живой души, и что единственная дверь заперта глухим замком, Альфонсо решил, что красавица все-таки спряталась наверху.

Он только собрался снова подняться, как вдруг услышал где-то невдалеке глубокий вздох. В то же время он заметил, что холодный пустой камин слегка освещен каким-то тусклым пламенем. Подойдя поближе, он увидел за камином неплотно прикрытую потайную дверь. Сквозь ее щель пробивался свет, который и освещал камин. Альфонсо открыл дверь, предварительно поставив свой факел в камин, и очутился на лестнице, которая спускалась в темную сводчатую комнату в виде погреба. Потухающий огонь топившейся печки слабо освещал это неприглядное помещение. Около печи сидела на корточках молодая еврейка, подняв голову и тревожно прислушиваясь.

Не зная, какое действие произведет на беглянку его появление, Альфонсо остановился на последней ступеньке. Вдруг пламя в печке вспыхнуло и отразилось в латах рыцаря. Молодая девушка увидела его и громко вскрикнула. Альфонсо, стараясь успокоить беглянку, вошел в комнату. Первые же звуки голоса рыцаря, по-видимому, оказали благотворное действие на девушку. На ее губах появилась блуждающая улыбка, а затем, в конце концов, она радостно захлопала в ладоши и бросилась навстречу Альфонсо. Подойдя совсем близко к нему, она вдруг остановилась, по-видимому, пораженная его полувоенным, полумонашеским одеянием, и воскликнула:

– Ах, это – ты! Как давно мы не виделись! Ты так вырос, так вырос, точно высокий кедр. Ведь это – ты?.. Нет, впрочем, нет! Скажи, кто ты такой?

– Я – тот, который вырвал тебя из рук грубого солдата. Ты, кажется, ждала кого-то похожего на меня, девушка. Отчего ты так смотришь на меня? Как твое имя? – задавал вопросы Альфонсо.

– Нет, нет, это не он, он никогда не придет больше! – тихо проговорила молодая девушка. – Не шути со мной, Джованни! Зачем ты нарядился в этот костюм, мой милый? Я никогда ни в чем не упрекну тебя, не скажу тебе, как я мучилась в течение твоего долгого отсутствия. Мой мозг совершенно высох от постоянных дум о тебе. Я выплакала все свои слезы и теперь совсем не могу плакать. Говори, о мой Джованни! Скажи, ведь ты не рассердился на свою Мириам? Ведь не потому ты так долго не приходил к ней? Почему ты молчишь, мой дорогой? Тебе нечего бояться, что колдуньи узнают о твоем приходе. Они сказали мне, что умер и больше не придут сюда. Что же ты не отвечаешь мне? Я сейчас принесу огонь и посмотрю на твои щеки. Они раньше были розовые, а потом стали бледные, ах, какие бледные!.. Нет, нет, он умер, он умер.

«Джованни! – подумал Альфонсо, невольно вспомнив убитого герцога Гандийского. – Впрочем в Италии имя Джованни встречается на каждом шагу!»– успокоил он себя.

Мириам отошла к печке, зажгла факел и, держа его в руках, вернулась к рыцарю. Затем она внимательно осмотрела его с ног до головы, печально покачала головой и с глубоким вздохом опустила факел вниз.

– Как видишь, я не тот, которого ты ждала, – проговорил Альфонсо. – Однако скажи мне, за кого ты приняла меня, прекрасная Мириам?

Молодая девушка недоверчиво взглянула на рыцаря, а затем воскликнула:

– Какое тебе дело до него? Его выдали колдуньи красному человеку с бледным лицом. Только вы все ничего не знаете, – с торжествующей улыбкой прибавила она. – Я так хорошо спрятала его, что никто из вас не найдет его. Не смейте трогать его, не то я начну так кричать, что мой крик услышит и ваш, и мой Бог. Ваш Бог милосердный, добрый. Ты слышал, что говорил ваш раввин?

Мириам села, подперев рукой подбородок, и задумалась.

Казалось, она вспоминает слова доминиканца.

– Наш закон – гора Гореб, – медленно проговорила девушка, – а ваш закон – светлая, чистая вода, струящаяся с этой горы. В этой воде люди находят радость и спокойствие. Что такое спокойствие? Смерть? Как спокойно он лежал, когда умер, несмотря на все свои страшные раны, нанесенные кинжалом!..

Мириам замолчала и смотрела какими-то пустыми, ничего не выражающими глазами на рыцаря.

– Ты была так же хорошо одета, как сейчас, когда сюда приходил «красный человек с бледным лицом?» – нерешительно спросил Альфонсо.

– Он не был здесь, как тебе известно. Он оставался наверху, – ответила Мириам, – но потом они принесли его сюда. Впрочем, это все мне только приснилось. Ах, какой страшный сон я видела!.. Я была тогда гораздо красивее, чем теперь. Меня все любили, осыпали бриллиантами. Для меня не существовало большей радости, как наряжаться для Джованни. Я вплела драгоценности в свои косы, когда знала, что он приедет.

– Какой тебе снился грустный сон, Мириам? Расскажи мне его!.. Я очень люблю печальные истории.

– О, нет, я не могу рассказать его ни тебе, ни кому-нибудь другому, не то мои тетки убьют меня. Как это было ужасно! Джованни схватили и вонзили в его дорогое тело длинные, острые кинжалы. Я закричала изо всех сил: «Убийцы, убийцы, убийцы!», – но моего голоса совсем не было слышно. В моих ушах стоял такой гул, точно от тысячи лошадиных копыт, как тогда на турнире, когда я в первый раз увидела Джованни. Твой костюм, рыцарь, нищенские лохмотья по сравнению с его нарядом! Пока старые колдуньи варили в бутылках свои снадобья, я убежала с Ревеккой на христианский праздник, а старухи думали, что я сижу за прялкой.

– Кто же такой твой Джованни, почему он носил такой богатый наряд? Тебе снилось, что его убили твои соплеменники? – спросил Альфонсо притворно равнодушным тоном, чтобы не возбудить подозрения в молодой девушке.

– Да, это все было только сон, ужасный сон! Мне придется кипеть в горячей смоле на том свете за то, что я все думаю о Джованни! – прибавила она скорбным тоном, и слезы потекли по ее щекам.

Альфонсо терпеливо ожидал конца этого припадка отчаяния, надеясь, что разум вернется к Мириам, и он узнает что-нибудь более определенное. Вдруг девушка открыла глаза, быстро вытерла слезы, взглянула на рыцаря с выражением недоверия и страха, и внезапно спросила:

– Ты ведь не та змея, которая приходила сюда ко мне и старалась льстивыми словами выпытать у меня все о Джованни? Она, эта змея, шепнула мне, что Джованни любит другую, и чтобы я на эту ночь удержала его у себя, потому что иначе он пойдет на свидание к той красивой даме, которая была королевой турнира. Эта змея была подослана моими тетками, и, вы знаете, рыцарь, в ту ночь старые колдуньи убили его.

– Джованни любил другую? Кто же она такая? – воскликнул Альфонсо.

– Она была так прекрасна, что в моем сердце вспыхнула адская ревность, когда я услышала ее имя. Разве ты не знаешь, кто была королевой на турнире, разве ты не слышал ничего о донне Лукреции?

– И твой Джованни предпочел ее тебе? – спросил Альфонсо, невольно вздрагивая.

– Нет, нет, это была ложь! Он пришел, он пришел ко мне! – с сияющим лицом ответила Мириам, – а ты – дьявол и хочешь оклеветать его. Когда я ему сказала, что нашептывала мне змея, он...

Девушка вдруг остановилась и начала прислушиваться.

– Что же он ответил тебе? – с напряженным вниманием допрашивал рыцарь.

– Тише, слышишь шаги? – испуганно прошептала Мириам.

– Нет, это уголья в печке трещат, – успокоил ее Альфонсо. – Скажи же, Мириам, умоляю тебя, что тебе ответил Джованни?

– Вот точно такой же был шум, когда они пришли сюда. Я думала, что это – ветер, – встревожено прошептала молодая девушка. – Хорошо, что ты не спишь, а он спал тогда. Ах, как он был хорош во сне! Мне жаль было будить его рано утром, хотя я знала, что если ведьмы застанут его здесь, то убьют.

– Но ты все-таки не сказала мне, что ответил тебе Джованни! – повторил рыцарь. – Наверно, он засмеялся.

– О, нет, я никак не ожидала, что он может так рассердиться. Он умолял меня, чтобы я на следующий день уехала из гетто в... я не могу вспомнить, куда! – с тоской сказала Мириам, проводя рукой по лбу. – Он хотел доказать мне, что не может любить донну Лукрецию, хотя она и была необыкновенно хороша. Он обещал, что убьет негодяя, наговорившего мне этот вздор, когда узнает, кто он такой, а затем... Слышишь, кто-то поднимается по лестнице...

– Что ты говоришь, Мириам? Ведь ты забыла, что мы находимся под лестницей. Как же можно на нее подняться, минуя нас? Кто же был твой Джованни? Вероятно, какой-нибудь знатный господин? Не был ли это кто-нибудь из семьи Орсини? Их замок примыкает к гетто.

– О, Орсини! – пренебрежительно воскликнула девушка. – Далеко им до него!.. Они даже недостойны завязать шнурок его сапога. Боже, как он был хорош, когда сидел на лошади! Красавец, добрый, храбрый! Улыбка его алых губ была для меня дороже всех драгоценностей в мире, а когда он смотрел в мои глаза, то моя душа таяла от блаженства. Я мечтала о нем давно-давно, гораздо раньше, чем увидела. Ах, нет, это все был сон! Почему он ни разу ничего не сказал мне о себе, кроме того, что его зовут Джованни? Впрочем, мне ничего и не нужно было знать!

– Если ты так сильно любила его, Мириам, почему ты не отомстишь за его смерть? – спросил Альфонсо. – Разве тебе не тяжело видеть, как твои единоверцы, убившие Джованни, с улыбкой вспоминают о кровавой ночи, встречаясь где-нибудь?

– Нет, Джованни убили нечистые духи, вызванные ведьмами! – задумчиво ответила молодая девушка. – С одного, того красного человека, мой Джованни сорвал маску, чтобы показать мне его лицо, такое бледно-серое, точно пепел при дневном свете.

– Ты наверно запомнила это лицо?

– Я тебе говорю, что это были черти, – продолжала Мириам. – Они держали меня и смеялись, пока убивали моего Джованни.

Альфонсо вспомнил рассказ лодочника о кричащей молодой девушке, за которой следовали две старухи, и у него появилась уверенность, что речь шла именно о Мириам. Кто мог быть таинственным убийцей? Имя Лукреции снова навело его на грустные мысли. Он был почти убежден, что возлюбленный Мириам был жертвой не евреев. Вполне можно было допустить, что ревность разгневанной женщины могла вызвать это убийство. Может быть, он погиб от руки постороннего соперника, а, может быть, зависть к младшему брату довела Джованни до смерти. Альфонсо вспомнил обо всех слухах, которые распространялись о Лукреции, о таинственном исчезновении многих даже очень знатных лиц, имевших прежде счастье пользоваться расположением жестокой красавицы. Огромное количество убитых бросалось прямо в реку, как в общую могилу.

Мириам, между тем, рассматривала рыцаря каким-то странным, точно отсутствующим взглядом, и наматывала на палец свои длинные черные волосы.

– Куда же они девали труп Джованни после того, как убили его? – спросил наконец Альфонсо.

– О, я сейчас покажу тебе! – живо воскликнула еврейка. Затем она подбежала к высокому платяному шкафу, закрытому на замок, с некоторым усилием открыла его, и распахнула обе дверцы шкафа. К величайшему своему удивлению, Альфонсо при свете лампы, которую держала Мириам, увидел, что между домом и глухой стеной находилось нечто вроде колодца, наполненного водой. Со стороны шкафа спускалось несколько ступенек к воде, и больше не было никакого выхода.

– Куда же течет эта вода, Мириам? – спросил рыцарь.

– Об этом знаю только евреи да водяные крысы! – с хитрой улыбкой ответила молодая девушка.

– Послушай, Мириам, что я тебе скажу, – взволнованно проговорил рыцарь. – Ты могла убедиться на деле, что у меня сильная рука. Твои родственницы обманули тебя, что Джованни убили черти. Это – неправда. Твой возлюбленный погиб от руки своего соперника-христианина. Может быть, последний сделал это в угоду той красивой даме, о которой тебе говорили. Если бы ты могла найти убийцу в праздничной толпе и показать мне его, то клянусь тебе всем тем, что свято как для евреев, так и для христиан, что я отомщу ему за смерть Джованни.

– Я не могу сделать этого, я не хожу на праздники, колдуньи не позволяют мне выходить! – ответила Мириам.

– Вероятно, через эту воду существует какой-нибудь тайный выход? – заметил Альфонсо. – Ты знаешь его? Скажи мне, где я могу найти тебя завтра рано утром? Я проведу тебя сквозь веселую толпу и, может быть, ты найдешь и узнаешь убийцу Джованни.

– Колдуньи убьют меня, если я уйду из дома, – со вздохом ответила Мириам. – Они говорят что я безумная и не должна показываться даже на базарную площадь. Некому полюбоваться ни моими драгоценностями, ни моими блестящими глазами, которые блестели раньше еще больше, а теперь потускнели от слез.

– Но если они говорят, что ты безумная, тогда не будет ничего удивительного в том, что ты ушла из дома и твоим родственникам нечего сердиться на тебя?

– Ха-ха-ха... Вот будет смешно, когда люди увидят еврейскую девушку рядом с рыцарем! Евреи побегут за нами, начнут кричать и бросать в нас камнями! Так, по крайней мере, говорил Джованни, – закончила Мириам, переходя от смеха к слезам.

– Кто заметит нас в толпе, Мириам? – проговорил Альфонсо. – А если бы даже и случилось так, как ты говоришь, то разве я, как рыцарь, не обязан защищать каждую женщину, какой бы религии она ни придерживалась?

– Так ты действительно хочешь отомстить за смерть Джованни? – недоверчиво спросила девушка. – Да, теперь я припоминаю, что ты вырвал меня из рук солдата, когда я стояла на балконе и искала в толпе Джованни.

– Ты искала Джованни? – недоверчиво спросил рыцарь.

– Да, синьор. Я подумала, что он увидит меня и пожалеет. Я надеялась, что он, по крайней мере, скажет мне: «Мириам, я не прихожу к тебе, потому что не люблю тебя больше!» – печально проговорила молодая девушка.

– Как же ты рассчитывала найти его? Ведь ты же уверяешь, что он там, откуда никто не возвращается.

Мириам несколько секунд молча смотрела на рыцаря, но вдруг ее лицо исказилось гневом.

– Ах, дьявол, теперь я узнаю тебя! – крикнула она дрожащим голосом. – Хоть ты и пришел в другой личине, а я все-таки узнала тебя. Колдуньи послали тебя ко мне, чтобы выпытать, где мой Джованни.

Альфонсо был так поражен переменой, внезапно происшедшей с девушкой, что почти не слышал легкого шепота, который теперь явно доносился откуда-то.

– Они идут, они идут! – быстро заговорила Мириам, понижая голос. По-видимому, разум вернулся к ней. – Уходи, уходи скорее отсюда, иначе они убьют нас обоих. Сюда идут евреи за своими сокровищами. Они спрятали их здесь, чтобы христиане не разграбили их. Когда они увидят тебя, то непременно убьют, чтобы ты не мог рассказать своим о еврейском богатстве.

Приближающиеся голоса становились все громче. Слышно было, как наверху закрывают и открывают двери.

– Куда ведет этот странный ход? – спросил Альфонсо, указывая на воду.

– Ты подплываешь под дворец Орсини, – торопливо ответила Мириам, – и выйдешь там на берег. Уходи, уходи скорее, они сейчас будут здесь.

– Хорошо, я уйду, но с одним условием: завтра рано утром ты должна быть у форума!

– Да, да, я приду, если затем даже убьют меня! Клянусь, клянусь тебе! – прошептала Мириам и, собрав всю силу, потянула Альфонсо к выходу.

– Я боюсь, что ты забудешь свое обещание, – сказал рыцарь. – Дай мне слово, что ты вспомнишь о нем, когда подойдешь к этому шкафу.

– Хорошо, хорошо!

Альфонсо взял факел и осветил поверхность воды.

Рыцарь колебался одно мгновение. Ему вдруг пришла мысль, что не готовится ли для него западня, но, взглянув на встревоженное лицо девушки, на котором ясно выражалось участие к нему, он успокоился. Прижав руку Мириам к своей груди, в виде прощального приветствия, он спустился на одну ступеньку.

– Я возьму твой факел с собой, – улыбаясь проговорил он, – когда твои родственники начнут бранить тебя за то, что ты потеряла его, ты вспомнишь о своем обещании.

Мириам слегка засмеялась и так поспешно захлопнула дверь шкафа, что Альфонсо не успел договорить последнюю фразу. Он стоял еще на сухой ступени, но следующая уже была покрыта водой, необыкновенно чистой и прозрачной. Когда дверь закрылась за рыцарем, он увидел, что для него не существует никакого выхода из этого водяного пространства. Вернуться обратно было невозможно. Он слышал за дверью много сердитых голосов. Прикрыв факел рукой, чтобы свет не проник в скважину двери, Альфонсо сошел с лесенки и увидел, что вода доходит ему до колен. Ему пришла в голову страшная мысль, что Мириам умышленно привела его сюда, чтобы он погиб жестокой смертью, так как выхода для него не было ни вперед, ни назад. Он вспомнил о трагической судьбе таинственного Джованни, и ему казалось, что труп, брошенный в воду, плывет перед его глазами, роняя в воду капли крови. Иногда ему слышался громкий крик безумной еврейки. «Беги, беги скорее!» – раздавалось в его ушах. Голос Мириам звучал так ясно, что Альфонсо не знал наверняка – игра ли это его фантазии, или девушка действительно торопит его уйти.

Как бы то ни было, рыцарь поспешно пошел вперед, но вдруг наткнулся на неожиданное препятствие. По всему протяжению стены из-под воды выступал огромный камень. Обойти его не было никакой возможности. С сильно бьющимся сердцем Альфонсо взобрался на него, и был страшно поражен, увидев, что стена за камнем не была глухой, как казалось издали. Она представляла нечто вроде полуоткрытого свода с тесным проходом. Вдали виднелся второй свод, более открытый. Светлый отблеск воды в этом месте заставил Альфонсо предположить, что невдалеке от второго свода существует выход.

Не колеблясь более, рыцарь с большим трудом пролез через низкий свод и очутился, как и предполагал, вне пределов гетто. Сейчас же за вторым сводом потянулся широкий болотный берег, в виде острова, покрытого развалинами и плакучими ивами.

Альфонсо пошел вдоль стены, надеясь достигнуть каких-нибудь ворот. Он решил выйти и снова отправиться в гетто, с целью узнать, какая участь постигла Оливеротто, оскорбившего Мириам. Пройдя пустынное пространство, он попал в предместье города. Альфонсо побродил несколько минут по узким улицам и вдруг очутился на обширной площади, куда стекалась с разных сторон большая толпа. Часть площади занимало огромное здание. Это был дворец всемогущего Орсини. Альфонсо начал вслушиваться в говор толпы и узнал, что все эти люди вернулись из гетто.

– Скажите, любезный, что произошло там? – спросил рыцарь маленького, стоявшего вблизи него человечка, который оказался портным Паскино.

– Произошло несчастье, – насмешливо ответил урод: – один молодой христианин хотел поцеловать еврейку, и вот за это его преследуют, как какую-нибудь крысу. Впрочем, вся штука не больше как хитрость со стороны евреев. Они хотели искусственно вызвать народное возмущение, загнать нас в свои узенькие улочки, и перерезать, как стадо баранов. Знатные господа, составлявшие свиту проповедника, хотели узнать, кто именно освободил еврейку, а потому они направились в ее дом, но никого там не нашли. Они обыскали все щели, совали носы во все аптекарские горшки, но еврейка и ее освободитель как в воду канули. Наконец, показались две страшные ведьмы и заявили, что их племянница безумная и потому, вероятно, убежала из дома. Отец Бруно Ланфранки, заметив, что народ обозлился, взял в руки крест и пригласил всех уйти из гетто.

– А молодец, вызвавший всю эту тревогу, конечно, убежал? – спросил Альфонсо.

– Ну, понятно, кому же и бежать, как не виновнику беспорядка! – ответил портной.

– Где же отец Бруно? Он, вероятно, нашел убежище во дворце Орсини?

– Зачем же ему искать убежища? – возразил Паскино. – Говорят, зависть жестокого брата заставила отца Бруно уйти из дома и поселиться в развалинах бывших бань на Авентинской горе, подобно отшельнику. Выйдя из гетто, он отправился в свой дом, если только эти развалины можно назвать домом.

– Надеюсь, он не один пошел туда? – тревожно спросил Альфонсо, вспомнив о подслушанном разговоре.

– Лучше было бы, если бы он пошел один. На его несчастье его сопровождает толстый дурак Биккоццо.

– Тогда отец Бруно находится в опасности, – заметил рыцарь. – Не можешь ли ты указать мне дорогу к нему?

– Я расскажу вам, как идти, но не могу сопровождать вас. На подобное путешествие может отважиться лишь тот, у кого имеется для этого крайняя необходимость.

– Ты сделал бы доброе дело. Я боюсь, что жизнь бедного проповедника находится в опасности.

– Нет, нет. Я ни за что не пойду к нему. Говорят, что отец Бруно – очень искусный анатом и врач. Он, пожалуй, захочет узнать, почему я уродился таким маленьким, а если ваши испанцы возьмутся за какое-нибудь дело, то проявляют столько милосердия, сколько вороны, выклевывающие глаза у умирающих лошадей.

– Разве отец Бруно – испанец? – с удивлением воскликнул Альфонсо.

– Неужели вы не знаете этого? Если бы он не был испанцем, то не сделался бы правой рукой донны Лукреции.

Последние слова напомнили рыцарю замечание паломника из Кампостеллы об опасности, какую представлял собой этот монах. Он так горячо начал убеждать Паскино проводить его к отцу Бруно, что в конце концов возбудил к себе подозрение в маленьком портном. Вспомнив, что на проповедника косо смотрели в Ватикане, как утверждала молва, и, боясь Борджиа больше огня, Паскино поспешил слиться с толпой и затерялся в ней.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.