14.1. Откуда дровишки?

14.1. Откуда дровишки?

«Для меня, — сказал я ему, — мало удивительного в том, что Николай, в наказание мне, хочет стянуть деньги моей матери или меня поймать ими на удочку; но я не мог себе представить, чтоб ваше имя имело так мало веса в России. Билеты ваши, а не моей матери; подписываясь на них, она их передала предъявителю (au porteur), но с тех пор, как вы расписались на них, этот porteur — вы, и вам-то нагло отвечают: «Деньги ваши, но барин платить не велел».

А. Герцен, из воспоминаний о бароне Джеймсе Ротшильде. «Император Джеймс Ротшильд и банкир Николай Романов»[483]

Советская публицистика (опять я за нее берусь, чтобы, боже сохрани, избежать тенденциозного подхода) называет Александра Ивановича Герцена замечательным публицистом и одним из самых талантливых мемуаристов мировой литературы, выдающимся политическим деятелем и родоначальником русской политической эмиграции. «Могучим литературным талантом» (по словам Плеханова) и «великим вдохновителем русского революционного движения», по словам Ленина. Впрочем, мы это знаем со школьной скамьи. Я имею в виду советскую скамью, кардинально отличающуюся от современной мне украинской, где ни о Герцене, ни о Ленине — ни гугу. Сам Владимир Ильич характеризовал Александра Герцена как «писателя, сыгравшего великую роль в подготовке русской революции». Есть ли у нас основания не верить вождю мирового пролетариата в данном конкретном случае? Лично у меня таких оснований нет. Стало быть, надо верить.

Итак, согласно советским, нетенденциозным источникам этот будущий властитель умов и непримиримый враг самодержавия появился на свет в результате романа, завязавшегося у русского богача Ивана Яковлева и воспитательницы его детей шестнадцатилетней Луизы Гааг. Отношения родителей не были узаконены, дитя получило вымышленную фамилию «Герцен», от немецкого слова «Herz» — «сын сердца». Что, впрочем, не помешало будущему «могучему литературному таланту» (благодаря отцу он с материальной точки зрения ни в чем не нуждался) окончить с отличием физико-математическое отделение Московского университета. К слову, именно там молодой Герцен организовал свой первый антиправительственный кружок, за что в 1834 г. был сослан в Вятку, где трудился… нет, друзья, не в каменоломнях или хотя бы на строительстве дорог. Его определили на службу в канцелярию губернатора, на минуточку. Герцен вернулся домой лишь в 1840-м (в изгнании женившись и написав известную повесть «Записки молодого человека»), но скоро снова загремел в ссылку, на сей раз в Новгород, аж на два года, где ему опять довелось скрипеть пером в канцеляриях, одновременно корпя над философскими рукописями и романами. И везде за ним приглядывала назойливая царская охранка. Немудрено, что терпение у Герцена лопнуло, и он выхлопотал себе и семье загранпаспорта, пошатнувшееся здоровье на швейцарских водах поправлять. Считается, злодей и держиморда император Николай I не хотел отпускать Герцена за кордон, ставил ему палки в колеса, но в конце концов отмахнулся: а, езжай…

Очутившись таким образом в Париже, Александр Иванович вплотную занялся диссидентской деятельностью (можно понять, наболело), направленной против зло-вредного и тупого режима упомянутого выше твердолобого императора. О хлебе насущном ему беспокоиться не приходилось, поскольку папа Иван Яковлев, к тому времени уже опочивший, назначил маме гиганта мысли Луизе Гааг более чем приличное содержание. И вот тут-то и начались чудеса. Средства Герцена хранились в русских ассигнациях, точнее, в «билетах московской сохранной казны». По прибытии в Париж предусмотрительный изгнанник и борец за свободу и благополучие русских крестьян обратился, как вы думаете, куда и к кому? В посольство? На паперть? В кассу взаимопомощи, сколоченную революционными рабочими? Никак нет, к барону Джеймсу Ротшильду,[484] которого называют наиболее успешным из сыновей основателя знаменитой ростовщической династии Майера Амшеля Ротшильда. И это при том, что среди братьев был еще и Натан, тот самый, помните, что срубил деньжат на последней битве Бонапарта при Ватерлоо. Правда, к тому времени Натан Майер скончался (это случилось еще в 1836 г.), так что именно Джеймс считался главой международного банкирского синдиката. И вот к этому могущественнейшему человеку и обратился за помощью Герцен, попросив у финансового магната об одолжении. Герцену требовалась сущая безделица, пустячок: превратить принадлежащие ему ценные бумаги (они были оформлены на предъявителя) в свободно конвертируемую валюту. Нет, вы все же вдумайтесь, друзья, каково?! Не успели вы прибыть в Париж, как уже стучитесь в дверь одного из самых влиятельных воротил Европы, а то и мира. Просите содействия дельца, прозванного Великим бароном (не путать с Красным бароном, доблестным германским асом Первой мировой войны), поскольку и при реставрированных врагами Бонапарта Бурбонах, Людовике XVIII и Карле X, и при сменившем их короле-гражданине Луи-Филиппе I (кстати, все трое пережидали наполеоновские бури в гостеприимной Британии, экс-короли Карл и Луи-Филипп проживали там и после свержения одного другим) он обладал таким богатством, что обеспечивал своим состоянием выпуск государственных денежных билетов Национального банка Франции. Считается, состояние Джеймса Ротшильда уступало лишь богатству последнего короля Франции Луи-Филиппа. Надо думать, оно лишь умножилось с приходом «революционера» и императора Луи-Наполеона. Кстати, надо полагать, Джеймс Ротшильд как раз и был одним из тех, кто, не афишируя, понятно, своего участия, отправил трехсоттысячный французский контингент под Севастополь. Пехотных цепей на Малахов курган он, как вы, друзья, догадываетесь, не водил, зато, пока французские зуавы[485] и русские гренадеры резали друг дружке горло в Крыму, занимался усиленным освоением Палестины. Так вот, пока «на поле пушки грохотали, а солдаты шли в последний бой», Ротшильд вложил в палестинские общины громадные деньжищи, больницы строил и учебные заведения закладывал. В этом, конечно, ничего предосудительного нет, однако нам не стоит упускать из виду, что одной из формальных причин конфликта между Наполеоном III и Николаем I послужила борьба между православными и католиками за церковь Рождества Христова в палестинском Вифлееме.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.