Глава 13 Подрывная работа

Глава 13

Подрывная работа

Как мы уже упоминали, Канарис не очень-то жаловал подрывную деятельность. Даже на войне, которую он посчитал бы вполне справедливой и закономерной, Канарис не захотел бы пользоваться подобными методами борьбы с противником, ибо не верил, что с их помощью можно достичь каких-либо заметных результатов, а политику булавочных уколов он принципиально отвергал. На судебном процессе по так называемому «делу Вильгельмштрассе» в Нюрнберге обвиняемый Веезенмайер, отвечая на вопросы прокурора, попытался именно в связи с подрывной деятельностью свалить всю вину на Канариса. Он, в частности, заявил, что по поручению Риббентропа удержал шефа абвера, часто упоминавшегося в связи с движением Сопротивления, от осуществления обширных планов диверсионно-подрывной работы в Ирландии и Соединенных Штатах. Веезенмайер также обвинил Канариса в том, что он-де сознательно посылал людей на смертельно опасные задания; вернуться живыми у них не было почти никаких шансов. В заключение Веезенмайер сказал, что его «глубоко возмущает поведение человека, который, с одной стороны, с легким сердцем отправляет людей на верную смерть, а с другой – преследует совсем иные цели».

Нетрудно понять истинные мотивы стремления Веезенмайера, любимца Риббентропа[19], втоптать в грязь имя покойного Канариса, а потому нет необходимости на них останавливаться. Однако названные им факты требуют более тщательного разбирательства, ибо подобные обвинения легко пристают к человеку, даже если они ни на чем не основаны. Рассмотрим сначала утверждение относительно так называемых «смертников». Известно, что на фронте связанных жестокой дисциплиной солдат посылают на смерть против их воли сотнями, тысячами и даже, как показывает сталинградская трагедия, сотнями тысяч. А вот для выполнения действительно опасных заданий в тылу противника, где человек действует самостоятельно, без всякого контроля сверху, нужны только добровольцы, согласные рисковать жизнью из идейных или корыстных соображений или же ради сильных ощущений.

Не соответствуют действительности и те показания Веезенмайера, что относятся к упомянутой им подрывной работе в Ирландии и Соединенных Штатах. В обоих случаях вполне определенная роль принадлежала и самому Веезенмайеру, правда, совсем не та, которую он открыл суду.

В своем стремлении свести до минимума диверсионно-подрывную деятельность подчиненного ему служебного аппарата Канарис порой преодолевал большие трудности. Дело в том, что в абвере хватало энергичных предприимчивых офицеров, которые жаждали в рамках своих служебных обязанностей совершить что-то выдающееся. И не всегда легко и просто было подобные предложения отклонить, ибо среди молодых сотрудников военной разведки, не принадлежавших к старым кадрам, находилось достаточно восторженных поклонников нацистской идеологии. Было опасно просто так запрещать какую-нибудь широко задуманную акцию; об этом могла узнать служба безопасности, которая с удовольствием использовала бы данный факт как доказательство низкого боевого духа, чтобы очернить перед Гитлером руководство абвера, и без того находившееся у СД под подозрением. Выше мы уже объясняли, почему подобные подозрения были Канарису нежелательны.

И так уж случилось, что в начале 1940 г. один из сотрудников 2-го отдела абвера выступил с предложением использовать в войне против англичан Ирландскую республиканскую армию (ИРА), снискавшую себе еще в мирное время дурную славу террористической организации, причастной ко многим взрывам. С военной точки зрения программа ИРА представляла определенный интерес, особенно тот пункт, в котором говорилось о вооруженном захвате Северной Ирландии. Надо заметить, что ИРА вовсе не являлась армией доминиона (теперешней Ирландской Республики), а представляла собой радикальное военизированное формирование, причинявшее сильную головную боль не только британцам, но и законному правительству Ирландии. Ее участников – весьма разношерстную публику – сплачивала общая ненависть к англичанам. Какая-то часть симпатизировала нацистам, другая придерживалась леворадикальных взглядов. Во время гражданской войны в Испании члены ИРА сражались в составе Интернациональной бригады против Франко. Некоторые из них попали в плен и в 1940 г. все еще находились в испанских тюрьмах. Этот факт припомнился ретивому сотруднику абвера, и он предложил добиться у Франко освобождения пленных ирландцев и использовать их в борьбе с англичанами. Поначалу Канарис не стал препятствовать этой идее, полагая, что, столкнувшись с испанской медлительностью и тенденцией откладывать все на потом, она постепенно утратит актуальность. Руководителю испанского филиала абвера поручили навести через местных чиновников кое-какие справки. Против ожидания, те сработали необычайно быстро. По-видимому, немецкий запрос пришелся им весьма кстати; они в тот момент просто не знали, что им делать с ирландскими военнопленными, а тут неожиданно подвернулась возможность по-хорошему от них избавиться. Ирландских заключенных без промедления передали филиалу абвера и доставили на территорию оккупированной Франции.

Тем временем последовал запрос по данному делу и в имперское министерство иностранных дел, который попал на стол ответственного работника господина Веезенмайера. Между ним и руководством 2-го отдела абвера состоялась беседа, в которой Веезенмайер заявил о своей готовности активно участвовать в подготовке и осуществлении операции. Это дало Канарису желанный повод переложить всю ответственность за реализацию плана, от которого он не видел большой пользы и к которому у него не лежала душа, на имперское министерство иностранных дел. Он заявил, что абвер обеспечит подготовку и переброску бывших военнопленных в Ирландию, но что дальнейшее руководство ими должен осуществлять Веезенмайер. За средствами транспортировки абвер обратился к командованию ВМС, которое, хотя и неохотно, согласилось выделить для этой цели подводную лодку.

Тем временем с помощью министерства иностранных дел удалось уговорить Шона Расселла, жившего в США руководителя ИРА, через Геную (был конец апреля или начало мая 1940 г., и Италия еще не вступила в войну) приехать в Германию. Одновременно среди находящихся в Германии английских военнопленных нашлось несколько ирландцев, готовых участвовать в операции, быть может, в надежде таким путем вернуться в Ирландию. Заботу о Расселле в Берлине взял на себя Веезенмайер, который начал обрабатывать впечатлительного ирландца в духе нацистской пропаганды; причем делал он это настолько бестактно, что вызвал крайнее недовольство Расселла, который жаловался в доверительных беседах офицерам абвера на назойливую манеру Веезенмайера.

В один прекрасный день у Риббентропа состоялось совещание с участием Шона Расселла, Канариса, Лахоузена, как начальника 2-го отдела, и Веезенмайера, представлявшего внешнеполитическое министерство в качестве референта. Было решено Шона Расселла и нескольких его соотечественников – в том числе и особенно «ревностного» борца Франка Райена – высадить на побережье Ирландии, снабжать в дальнейшем эту группу и ИРА оружием и задействовать их в операциях против англичан. В середине лета 1940 г.

Расселла и его соратников посадили в Вильгельмсхафене на выделенную для их транспортировки подводную лодку, которая не мешкая вышла в открытое море. Через 24 часа от командира подлодки поступила радиограмма с сообщением, что Расселл, который и в Берлине выглядел рано состарившимся сердечником, внезапно скончался, видимо, от инфаркта. Одновременно командир спрашивал, как ему следует поступить с остальными. Ему было приказано всех, кто сопровождал Расселла, высадить в Бордо. На этом операция, не успев как следует начаться, завершилась.

Если в связи с планом высадки ирландцев на их родной земле между Канарисом и Риббентропом не было открытых разногласий, то в оценке отношения США к вооруженному конфликту в Европе оба придерживались прямо противоположных мнений. В близких Риббентропу кругах тешили себя надеждой, что Соединенные Штаты воздержатся от участия в войне, Канарис же с самого начала считал, что Америка ни при каких условиях не допустит поражения Великобритании и рано или поздно выступит на ее стороне. Он, в отличие от Риббентропа, был очень высокого мнения о военном потенциале США. Еще во время Первой мировой войны он имел возможность познакомиться с широкими производственными возможностями американской судостроительной промышленности, поставляющей военные корабли и транспортные суда; он также понимал, что у Германии не хватит боевых средств – как надводных, так и подводных, – чтобы надежно блокировать морские транспортные пути союзников. Кроме того, у Канариса были более реальные, чем у Риббентропа, представления об истинной мощи военной индустрии Соединенных Штатов. Из-за различия во взглядах постоянно возникали трения. В рамках подготовки диверсий на американском континенте абвер заблаговременно направил в Мексику своего агента с целью выяснения возможностей для организации подрывных акций в США. Этот человек умел недостаточную практическую деятельность мастерски восполнять фантастическими отчетами и оправдывать финансовые траты за воображаемые диверсии.

Из-за блокады Германии британским военным флотом действенный контроль со стороны абвера был очень ограничен. Канарис и его сотрудники прекрасно видели, что доклады агента об «успехах» составлены в довольно расплывчатых выражениях и содержат мало конкретных данных. В донесении, которое стало причиной распрей с министерством иностранных дел и легло в основу показаний Веезенмайера на Нюрнбергском процессе, агент, в частности, писал: «В Бостоне сжег грузовое судно. Лесные пожары в Джерси. Помешал митингам сторонников войны». Как видно из приведенной выдержки, агент не упоминает названия судна и не сообщает никаких подробностей о совершенных диверсиях. Канарис предполагал – и, видимо, не ошибался, – что агент черпал сведения о своих «подвигах» из американской периодической печати. Шефу абвера, однако, эти победные реляции не были так уж неприятны. С ними на руках он мог говорить высокому начальству, у которого было еще меньше возможностей проверить достоверность сведений, об активности своей организации. А это было крайне необходимо из-за постоянного соперничества с СД. Вместе с тем в этом деле присутствовал и один негативный элемент.

Свои донесения агент отправлял через немецкую дипломатическую миссию, где их шифровали и адресовали в министерство иностранных дел на Вильгельмштрассе. Там донесения расшифровывали и, естественно, читали. Таким путем Веезенмайер и его шеф, рейхсминистр, узнавали об «успехах» агента абвера. Вряд ли Риббентроп в другое время стал бы волноваться из-за какой-то мелкой диверсии в Соединенных Штатах, если бы не рассчитывал удержать Америку от вступления в войну[20]. Поскольку он еще не расстался с этой иллюзорной надеждой, то воспринял сообщения о диверсиях как палку в колесо его политики. В итоге Риббентроп поручил статс-секретарю фон Вайцзеккеру переговорить по этому вопросу с Канарисом.

Разговор Вайцзеккера с Канарисом состоялся в начале июня 1941 г. в присутствии Лахоузена, начальника 2-го отдела абвера, ответственного за работу упомянутого агента.

В беседе Вайцзеккер в резких словах выразил свое недовольство диверсионными актами, которые, мол, лишь подтолкнут Америку к участию в войне, и попросил Канариса впредь воздержаться от подобных действий. Канарис не посчитал себя вправе открыто признаться даже Вайцзеккеру, с которым у него не было расхождений во взглядах на многие вопросы политики и служебной деятельности, что, по его мнению, все донесения агента о совершенных диверсиях – чистый и неприкрытый обман. Тем не менее он охотно согласился отдать приказ о прекращении всякого рода подрывной работы против Соединенных Штатов. И соответствующая телеграмма агенту была отправлена в Мексику, разумеется, снова по каналам министерства иностранных дел.

Канарис с большим удовольствием подписал эту телеграмму, в которой указывалось, что диверсии с отношении США противоречат государственным интересам Третьего рейха. Теперь ему было чем мотивировать свои распоряжения, сдерживая слишком горячие головы из числа своих сотрудников. Ссылка на «государственные интересы» защищала его от обвинений в «пассивном» исполнении служебных обязанностей. Прикрываться договоренностью с министерством иностранных дел Канарис ухитрялся некоторое время и после фактического вступления Соединенных Штатов в войну. Зимой 1941/42 г. лично Гитлер потребовал от Канариса активизировать работу абвера в Соединенных Штатах, сосредоточив главное внимание на предприятиях авиационной промышленности с задачей: помешать массовому выпуску боевых самолетов. Канарис, со своей стороны, подчеркнул, что широкомасштабные диверсионные акты предполагают наличие в стране разветвленной и хорошо организованной агентурной сети и проведение других подготовительных мероприятий еще в мирное время, чему, мол, воспрепятствовало вмешательство министерства иностранных дел, которое даже настояло на прекращении деятельности единственного опорного пункта абвера в Мексике.

Когда аналогичное предложение об усилении подрывной работы в Америке поступило от партийной верхушки, Канарис попытался опять уклониться от участия в авантюре. На этот раз автором проекта был сотрудник 2-го отдела, отмеченный золотым партийным значком старший лейтенант запаса, направленный в абвер с началом военных действий. Он, в частности, предлагал доставить на подводной лодке в Соединенные Штаты десять живших там прежде молодых немцев, фанатично преданных нацистской идее, для осуществления крупных диверсий. Начальник 2-го отдела Лахоузен, однако, посоветовал не отвергать с порога проект, который, учитывая личность автора, мог быть ловушкой, подстроенной СД. К особой осторожности обязывало и еще одно обстоятельство. Незадолго до этого в американской и британской прессе почти одновременно появились статьи, рисовавшие Канариса ярым противником нацистского режима и одним из немногих людей в Германии, способных свергнуть Гитлера. Канарис попытался сгладить невыгодное впечатление и на встрече с Гиммлером и Гейдрихом, смеясь, сам завел разговор о публикациях, однако никакой уверенности в том, что ему удалось ввести в заблуждение рейхсфюрера СС и его ближайшего помощника, не было.

Эти и похожие соображения вынудили Канариса скорректировать линию своего поведения. Он согласился с предложением сотрудника-партийца, хотя не видел большой пользы от реализации намечаемых мероприятий, которые могли только усилить антинемецкие настроения в американском обществе, что потом и в самом деле произошло.

Тем не менее боевая подготовка десяти добровольцев велась со всей тщательностью. В сотрудничестве с 3-м отделом абвера (контрразведка) провели даже учения на немецких оборонных предприятиях, причем не ставя заранее в известность руководство завода, чтобы создать для будущих диверсантов правдоподобную «рабочую обстановку». Затем, после прощального вечера в Берлине и торжественного ужина в Бордо, воодушевленные немецкие юноши разместились в двух подводных лодках, которые должны были доставить их через Атлантический океан. Их было лишь девять, так как десятый в последний момент подцепил венерическую болезнь, которая, как вскоре выяснилось, сберегла ему жизнь и свободу. Остальные девять добровольцев, высаженные в разных пунктах Восточного побережья США, были сразу же арестованы американской полицией. По-видимому, о плане стало известно по ту сторону Атлантики еще до выхода подлодок в море. Да и среди «фанатично преданных нацистской идее молодых людей» оказалось двое предателей. Арест группы диверсантов позволил американской прессе развернуть небывалую антинемецкую кампанию. Газеты пестрели статьями и репортажами о «нацистском вторжении» в Соединенные Штаты. Опасения Канариса, связанные с операцией под кодовым названием «Пасториус», полностью оправдались. Из девяти участников акции семерых казнили, а двоих изменников приговорили к пожизненному тюремному заключению. Вскоре после окончания Второй мировой войны они были помилованы президентом Трумэном. По свидетельству генерала фон Лахоузена, это была единственная попытка абвера осуществить во время войны диверсии в Соединенных Штатах.

Как и в театрах античной Греции, за жестокой драмой под названием «Пасториус» последовала сатирическая комедия. Выполняя переданный по телефону приказ Кейтеля, Канарис отправился в штаб-квартиру фюрера, где Гитлер устроил ему настоящий разнос из-за провала операции, упрекая в некомпетентности при подборе людей для трудного задания. Подождав, когда Гитлер прекратит бушевать, Канарис ответил, что в мероприятии участвовали вовсе не агенты абвера, а добровольцы из молодых нацистов, которых и подбирал-то не он. Объяснение ничуть не успокоило Гитлера. «Пустое! – крикнул он. – Уж лучше бы вы отправили на задание уголовников или евреев!» На этом «аудиенция» завершилась. На этот раз Канарису не удалось улучшить настроение Гитлера. Однако его реплика относительно «уголовников или евреев» пришлась Канарису как нельзя кстати. Ее можно было, по сложившемуся тогда обычаю, интерпретировать как «приказ фюрера». Немало евреев, которых Канарис в последующие месяцы под видом агентов абвера переправил за границу и которым в первый тяжелый период помог на деньги из бюджета своей службы обустроиться в чужой стране, обрели свободу и сохранили свою жизнь благодаря этому «приказу фюрера». Все попытки гестапо подкопаться под него – а их было в тот период достаточно – Канарис парировал ссылкой на фюрера, который якобы лично и недвусмысленно распорядился использовать в качестве агентов и лиц еврейской национальности. Лишь много позднее сумел Кальтенбруннер добиться отмены этого «приказа».

Канарис вообще использовал свои посещения штаб-квартиры фюрера, которые становились все более редкими, чтобы отстоять собственные позиции от нападок правительственных или партийных чиновников. Не ссылаясь прямо на приказ фюрера, он спустя месяцы после встречи с Гитлером мог в беседе ловко вставить такие выражения, как «я говорил с фюрером» или «фюрер полагает», и тем сам влиять на собеседника в нужном для себя смысле, причем не имело значения, если даже разговор с Гитлером ограничивался лишь вопросом о состоянии здоровья или погоды.

В конце главы о подрывной деятельности хотелось бы подчеркнуть, что Канарис принципиально отвергал идею создания террористических групп для устранения военных или политических руководителей воюющих с Германией стран. В этом вопросе он не делал различия между Западом и Востоком. Соответствующий приказ 2-му отделу абвера, ответственному за проведение диверсий и других подрывных акций в тылу противника, зафиксирован в его дневнике военного периода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.