Любовь к жизни и природе

Любовь к жизни и природе

Эти жесты почтительного благословения выражают сущность минойской культуры. Ибо, как указывает Плейтон, это было общество, в котором «вся жизнь проходила под знаком пламенной веры в богиню-Природу, источник всего мироздания и гармонии». На Крите, по всей видимости, в последний раз в истории преобладал дух гармонии между женщинами и мужчинами, как радостными и равноправными участниками жизни. Именно этот дух освещает художественную традицию Крита, традицию, которая по словам тог же Плейтона, уникальна в своем «восхищении красотой, грацией и движением» и в своем «наслаждении жизнью и близостью к природе».

Некоторые ученые описали минойскую жизнь как «совершенное воплощение идеи Homo Ludens — „человека играющего“, который выражает высшие человеческие импульсы через радостную и в то же время полную мифического смысла ритуальную и художественную игру. Другие попытались выразить сущность критской культуры такими словами, как „чувствительность“, „изящество жизни“ и „любовь к красоте и природе“. И, хотя некоторые ученые (например, Сайрус Гордон) пытаются умалить или как-то пересмотреть критский феномен в соответствии со всеобщим предубеждением, приписывающим древности более воинственный характер и меньшую духовность (кроме иудеев), мы, большинство ученых, преисполнены восхищения.

Ибо здесь мы встречаемся с богатой, технически и культурно развитой цивилизацией, в которой, как пишут археологи Ханс Гюнтер Бушхольтц и Вассос Карагеоргис, „все художественные средства — а на самом деле жизнь в целом, а также смерть — были глубоко подкреплены всепроникающей и вездесущей религией“. Однако, в отличие от остальных развитых цивилизаций этого времени, эта религия и отражала, и усиливала общественный строй, в котором, цитируя Н. Плейтона, „страх смерти почти вытеснен всеобщей радостью жизни“.

Более сдержанные ученые, такие, как сэр Леонард Вулли, описали минойское искусство как „наиболее вдохновенное в древнем мире“. Археологи и историки искусства всего мира использовали такие выражения как „очарование волшебного мира“ и полное отражение красоты жизни, когда-либо известное миру».

Не только критское искусство, все эти волшебные фрески, изображающие разноцветных куропаток, фантастических грифонов и элегантных женщин, причудливые золотые миниатюры, тонкие ювелирные изделия и изящные статуэтки, но и критское общество поразило ученых.

Например, одной из замечательных особенностей, сильно отличающих его от других древних развитых цивилизаций, было равноправное разделение достояния. «Уровень жизни, даже у крестьян, был довольно высок, — сообщает Плейтон. — Ни один из найденных на сегодняшний день домов не предполагает очень бедной жизни».

Конечно, Крит был не богаче Египта или Вавилона. Но зная, каковы были экономические и социальные различия между верхущкой общества и низами, в других «развитых» цивилизациях, отметим, что способы распределения и использования богатств на острове с самого начала были совершенно иными.

Со времени первых поселений, хозяйство его было в основном аграрным. С течением времени все большее значение стали приобретать разведение скота, развитие промышленности и особенно торговля - огромный торговый флот господствовал в Средиземном мире. И хотя основу общественного строя составлял вначале матрилинейный «генос», или клан, примерно с 2000 года до н. э. в критском обществе наметились процессы централизации. Ко времени средне- и поздне-минойского (по классификации сэра Артура Эванса) или древне- и новодворцового периодов (по Плейтону) относятся свидетельства централизованного административного управления во дворцах Крита.

Но централизация не создала здесь автократического правления. Не принесла она с собой ни использования развитой технологии лишь в интересах правящего меньшинства, ни такой эксплуатации и огрубления масс, которые были столь ярко выражены в других цивилизациях той эпохи. Хотя на Крите и существовал богатый правящий класс, но нет указаний (в отличие от более позднего греческого мифа о Тесее, Царе Миносе и Минотавре) на то, что он опирался на мощную армию.

«Развитие письменности вело к утверждению первой бюрократии, о чем свидетельствуют таблички, написанные линейным письмом А, — говорит Плейтон, комментируя затем то, как государственные доходы от растущего богатства острова разумно использовались для улучшения жилищных условий, которые, даже по Западным меркам, были необычайно „современны“. — Все городские центры имели прекрасные дренажные системы, санитарные очистные сооружения и удобства в домах». И добавляет, что на «минойском Крите несомненно велись обширные общественные работы, оплачиваемые царской казной. Хотя на сегодня раскопано немного, находки говорят сами за себя: мощеные дороги, сторожевые посты, придорожные укрытия, водопровод, фонтаны, резервуары и т. д. Есть свидетельства широких ирригационных работ с сетью каналов для подачи и распределения воды».

Несмотря на частые землетрясения, которые полностью разрушили старые дворцы и дважды прерывали развитие новых дворцовых центров, критская дворцовая архитектура не знает себе равных. Эти дворцы - скорее изысканные произведения искусства, услада для глаз, нежели памятники власти и могущества, характерные для Шумера, Египта, Рима и других воинственных обществ с мужским господством.

В критских дворцах были широкие дворы, величественные фасады, а сотни комнат образовывали «лабиринты», ставшие расхожим словом в греческих легендах о Крите. В этих зданиях-лабиринтах было множество жилых комнат, несимметрично расположенных в несколько этажей, на различной высоте вокруг центрального двора. Существовали специальные помещения для религиозных обрядов. Придворные имели собственные апартаменты во дворце или занимали привлекательные дома по соседству. Для обслуги также были комнаты во дворце. Длинные анфилады складских помещений, соединенные коридорами, использовались для хранения запасов еды и сокровищ. А в обширных залах с рядами элегантных колонн проходили аудиенции, приемы, банкеты и собрания совета.

Важной чертой минойской архитектуры были сады. Большое внимание уделялось естественному освещению, жилищным удобствам и, возможно, в первую очередь деталям отделки, красоте. «Использовались и местные, и привозные материалы, — пишет Плейтон. — Все было тщательно продумано: гипсовые и туфовые колонны и плиты, прекрасно спроектированные фасады, стены, световые колодцы и внутренние дворики… Стены были покрыты штукатуркой и расписаны фресками или облицованы мрамором… Живопись часто украшала и потолки, и пол, даже в загородных домах, виллах и простых домах горожан… Изображались в основном морские и земные животные и растения, религиозные церемонии, развлечения двора и простых людей. Над всем царил культ природы».