Александр II и его семья

Александр II и его семья

Александр II всю жизнь прожил в Зимнем дворце, куда его младенцем привезли из Москвы, где он родился 17 апреля 1818 г. Александр II стал вторым императором, для которого Зимний дворец был не только главной резиденцией, но и главным домом. Там он рос в окружении любящих родителей, сестер и братьев. Там он пережил первую юношескую влюбленность. Там сложилась его семья, рождались его дети. В мае 1880 г. в Зимнем дворце умерла императрица Мария Александровна, а менее чем через год, 1 марта 1881 г., туда привезли умирать и Александра II.

Среди череды дней, проведенных в Зимнем дворце, случались дни, ставшие важной вехой в истории России. Так, 19 февраля 1861 г. в своем кабинете Александр II подписал судьбоносный для России Манифест об отмене крепостного права. Хотя ближайшее окружение прекрасно понимало все значение этого документа, должного изменить облик России, в самом Зимнем дворце этот день прошел как обычно. Баронесса М. П. Фредерикс вспоминала: «День 19 февраля прошел при Дворе совсем тихо, как будто ничего такого особого и важного не свершилось»[231].

С Зимним дворцом и прилегающими территориями связано несколько покушений на жизнь императора. Одним из таких дней стало 4 апреля 1866 г., когда выстрел Д. Каракозова положил начало времени политического терроризма в истории России. Сюжет самого покушения у ворот Летнего сада хорошо известен[232], поэтому мы остановимся только на том, что происходило в этот день в самом Зимнем дворце.

Апрель 1866 г. для Александра II начался как обычно. В пятницу 1 апреля он в 7 часов утра возвратился в Зимний дворец с охоты в Осиновой роще и в 11 часов начал принимать доклады. Для императора Александра II понедельник 4 апреля 1866 г. был обычным рабочим днем. Как следует из записи в камер-фурьерском журнале, утро царя началось прогулкой по Дворцовой набережной (с 8.40 до 9.00); с 10.00 он принимал доклады в своем рабочем кабинете. Затем, после завтрака (13.00–13.50), Александр II вновь погулял рядом с Зимним дворцом (13.50–14.10), от Салтыковского подъезда до Зимней канавки, далее по набережной Мойки до Певческого моста и через Дворцовую площадь к Салтыковскому подъезду. После часа работы состоялся «выезд для прогулки в Летний сад» (в 15.15). К приезду царя чины Дворцовой полиции, сформированной в декабре 1861 г., уже очистили Летний сад от посторонней публики. Снаружи, по периметру, сад охраняли жандармы и чины полиции.

О прогулках царя петербуржцы хорошо знали, и к моменту окончания прогулки любопытные всегда толпились у ворот Летнего сада, выходивших на набережную. В воспоминаниях князь В. П. Мещерский писал: «Стоять около коляски при выходе Государя дозволялось всякому: были тут обычный жандарм, обычный полицейский городовой и обычный сторож сада. Все они, при приближении Государя становясь во фронт, стояли к нему лицом и спиною (курсив мой. – И. 3.), увы, к той кучке, где был злоумышленник Каракозов»[233]. Когда Александр II садился в коляску, Каракозов почти в упор выстрелил в императора, но промахнулся.

Покушение на царя описано в камер-фурьерском журнале следующим образом: «Его Величество, через несколько время по прогулки в саду возвращаясь в Средние ворота к Набережной реки Невы к Экипажу, одел поданную шинель, намереваясь вступить в коляску, как в ту минуту из окружавшей Экипаж толпы народа мгновенно отделился человек и направил пистолет в Особу Его Величества, злодей уже спускал курок, но промысел Божий не дал исполниться гнусному предприятию, крестьянин Костромской губернии Осип Комиссаров (Комиссаров находился впереди толпы и заметил усиленное желание человека выбиться вперед, пропустил его вперед себя, но когда тот отдалился ближе к Государю и вынул пистолет, Комиссаров бросился к нему) в этот момент ударил в локоть злодея, выстрел раздался, и пуля пролетела над головою Государя Императора. Преступник был задержан»[234].

Покушение Д. В. Каракозова на Александра II 4 апреля 1866 г. у Летнего сада в Петербурге

После неудачного выстрела Каракозов бросился бежать в сторону Прачечного моста, вдоль ограды Летнего сада, где его и задержала охрана. Унтер-офицер жандармского эскадрона Лукьян Слесарчук дал показания, что он заступил в наряд в 12 часов у Летнего сада и дважды обошел его. В 4 часа пополудни он стоял у ворот Летнего сада, держа в руках полость коляски, в которую должен был сесть царь. Стрелявшего он не видел, но после выстрела унтер сразу же бросил полость и «сейчас побежал за выстрелившим, а он, как только сделал выстрел, сейчас побежал через дорогу по Невке»[235].

Второй участник задержания Каракозова – унтер-офицер команды дворцовых городовых Степан Заболотин – рассказывал, что в момент выстрела он держал в руках шинель царя. После выстрела, раздавшегося «с левой стороны», он тоже бросился за террористом. Унтера схватили Каракозова, когда тот подбежал к Прачечному мосту. Охранники отобрали у Каракозова двуствольный пистолет, один из его стволов оставался заряженным. Заболотин передал этот пистолет Александру II и «сказал, что еще заряжен был один ствол и не спущен курок»[236].

Патриархальный непрофессионализм охраны очевиден. Чины охраны стояли спиной к публике, жандарм, как слуга, держал полость коляски, дворцовый городовой – шинель императора. Эти профессиональные и психологические «проколы» нарождавшейся дворцовой спецслужбы показывали, какой путь им предстояло пройти в деле налаживания профессиональной охраны первых лиц государства.

Белый зал Зимнего дворца

Героем этого дня стал не только Александр II, но и крестьянин Костромской губернии Осип Иванович Комиссаров. С места покушения Александр II поехал в Казанский собор, где приложился к иконе Казанской Божией Матери, а затем вернулся в Зимний дворец (16.20). Вскоре там состоялся «выход» в Малую церковь (около 17.00), в котором приняли участие все Романовы, успевшие приехать во дворец «к слушанию благодарственного молебна с коленопреклонением». Вечером в Зимний дворец начал съезжаться весь столичный бомонд. В это время Александр II с женой и сыновьями вновь посетили Казанский собор (18.50–20.15).

Когда Осипа Комиссарова привезли в Зимний дворец из III Отделения (19.00), его приняла императрица Мария Александровна и сестра царя – великая княгиня Ольга Николаевна. Императрица «ободрила Комиссарова, благодаря за спасение Царя, „за это наградит тебя Бог и Государь“». Можно себе представить, что пережил в этот день Комиссаров, оказавшийся после допроса в III Отделении в стенах императорской резиденции.

Наконец к собравшимся вышел император (20.20). Несколько минут в Белом зале Зимнего дворца гремело нескончаемое «ура». В камер-фурьерском журнале отмечено, что «Ея Величество необходимо принуждена была отойти и сесть». Затем в зал ввели Осипа Комиссарова. Александр II обнял и поцеловал своего спасителя и «потом в Общем собрании поздравил его дворянином». С этого момента крестьянин Осип Комиссаров превратился в дворянина Комиссарова-Костромского[237].

О. Комиссаров

Поскольку всю Дворцовую площадь заполнил народ, Александр II с Марией Александровной сочли своим долгом выехать в коляске на площадь. Народ встретил царя пением национального гимна.

Затем император отправился «в Институт Общества благородных девиц» и только после этого вернулся в Зимний дворец (21.40). Дело в том, что Александр II счел необходимым встретиться с юной смолянкой Е. М. Долгоруковой. Именно с ней он гулял в Летнем саду перед покушением. Очередной роман императора был в разгаре, и в июле 1866 г. Е. М. Долгорукова стала фавориткой императора.[238] Любопытно, что все перипетии этого насыщенного дня не помешали царю совершить вечернюю прогулку близ дворца (23.10–23.40).

Пистолет, из которого Каракозов стрелял в Александра II, все последующие годы хранился в рабочем кабинете императора в Зимнем дворце. Один из германских корреспондентов, принятых Александром II в его рабочем кабинете, обратил внимание, что «под стеклянными колпаками, рядом с казачьими киверами покойных императора Николая I и цесаревича Николая Александровича» хранится «пистолет, оказавшийся тем самым, из которого Каракозов выстрелил в государя 4 апреля 1866 г. Пистолет был двуствольный, и один из стволов оставался заряженным»[239].

На следующий день, 5 апреля 1866 г., когда в 9 часов утра Александр II вышел из Салтыковского подъезда на традиционную прогулку по Дворцовой площади, он был «перед подъездом встречен народом». В этот же день, уже в Большой церкви Зимнего дворца, состоялся молебен. Судя по тому, что в 12 часов император вышел «на балкон дворца и благодарил народ», петербуржцы собрались у дворца уже ранним утром.

Второй раз в Александра II стреляли уже на Дворцовой площади, 2 апреля 1879 г. Неудачные выстрелы в Александра II, произведенные здесь учителем А. К. Соловьевым, положили конец попыткам заколоть или застрелить царя. Теперь его будут пытаться только взрывать.

Вот одно из характерных мемуарных описаний этого покушения: «Утром, совершая свою ежедневную прогулку и входя в Миллионную улицу, Государь видит, как навстречу ему идет человек подозрительной наружности в чиновничьей фуражке и как в расстоянии нескольких шагов от него он преспокойно вынимает из-под пальто револьвер и стреляет в Государя. Государь делает движение направо, преступник стреляет вторично направо, Государь переходит на левую сторону, преступник стреляет в третий раз, и в третий раз Бог чудесным образом охраняет своего несчастного Помазанника, и только тогда полиция успевает схватить преступника»[240].

В целом, мемуарист верно изложил произошедшее. Но есть некоторые детали, подробно описанные в рапорте штабс-капитана К. Коха шефу жандармов генерал-адъютанту А. Дрентельну. В этот день семь стражников, как обычно, заняли посты около Зимнего дворца и по углам Дворцовой площади. Конечно, семи телохранителей для столь протяженного ежедневного 20-минутного утреннего моциона царя было явно недостаточно, но в те патриархальные времена Александр II с крайним неудовольствием воспринимал уплотнявшееся кольцо своей личной охраны.

В начале десятого утра Александр II, как обычно, вышел на прогулку по Миллионной улице, Зимней канавке и Мойке, обошел вокруг здания Гвардейского штаба и повернул на Дворцовую площадь: «В то время как из-за угла будки здания Гвардейского штаба… показался государь император, к противоположному углу приблизился мерными шагами и направился навстречу государю неизвестный человек, на вид прилично одетый, с форменной фуражкой на голове. Приблизившись спокойно, с руками, опущенными в карманы, на расстоянии 15 шагов, он мгновенно, не сходя с панели, произвел по его величеству выстрел». Александр II с криком «ловите!» бросился бежать зигзагами, по направлению к Министерству иностранных дел. Капитан Карл Кох, следовавший за царем в некотором отдалении, кинулся с обнаженной шашкой к стрелявшему, но тот, прежде чем Кох догнал его и ударом шашки по голове свалил с ног, успел произвести еще три выстрела, но в царя так и не попал.

Покушение 2 апреля 1879 г. А. К. Соловьева на Александра II Всемирная иллюстрация

О последующих событиях во время допроса рассказал сам террорист. По показаниям Соловьева, события развивались следующим образом: «Я не прошел еще ворот штаба, как, увидя государя в близком от меня расстоянии, схватил револьвер, впрочем, хотел было отказаться от исполнения своего намерения в этот день, но государь заметил движение моей руки, я понял это и, выхватив револьвер, выстрелил в его величество, находясь от него в 5–6 шагах; потом, преследуя его, я выстрелил в государя все заряды, почти не целясь. Только когда сделал 4 выстрела, жандармский офицер подбежал и сбил ударом по голове с ног. Народ погнался за мной, и, когда меня задержали, я раскусил орех с ядом, который положил к себе в рот, идя навстречу государю».

Место покушения у Главного штаба Санкт-Петербургского Военного округа. Народ рассматривает следы пуль

К показаниям террориста необходимо сделать несколько уточнений. После того как капитан Кох ударом сабли свалил Соловьева, он кинулся к Александру II: «Я бросился к Государю со словами: „Не ранены ли, Ваше Величество?“ Государь изволил отвечать: „Нет, не ранен, смотри, чтобы не убежал преступник“». Соловьев, очнувшись, попытался сбежать, но его едва не растерзала собравшаяся толпа. Охране пришлось отбивать террориста у разъяренных людей. Кох писал в рапорте: «По задержании преступника, опасаясь, чтобы разъяренная сбежавшаяся публика не порвала бы его в клочья, я сдал его в секретное отделение».

С количеством выстрелов на Дворцовой площади тоже поначалу не было ясности. В мемуарах упоминается, что Соловьев успел расстрелять «все патроны» из своего многозарядного револьвера. Авторы пишут о пяти, четырех и трех выстрелах в царя. Карл Кох в своем рапорте, составленном непосредственно в день покушения, упоминает о четырех выстрелах[241]. На судебном процессе по делу Соловьева этот нюанс уточнили. Всего выстрелов было пять. Четыре выстрела в Александра II и один неприцельный выстрел, во время бегства Соловьева. Последним выстрелом был ранен в щеку один из охранников капитана Коха – Франц Милошевич[242]. При этом из четырех пуль, выпущенных в Александра II, одна пуля пробила полу шинели, а другая вскользь задела голенище сапога императора. Отметим, что террорист неплохо для дилетанта стрелял, поскольку дважды сумел зацепить бегущую цель, активно сбивавшую прицел «зигзагами».

Современников до глубины души поразили унизительные «зигзаги» русского императора на Дворцовой площади перед Зимним дворцом. По словам мемуариста, «глубокое смущение охватило русских людей. Первая мысль, которая у всех вырывалась наружу, была изумление, как могла расставленная по всем направлениям полиция, явная и тайная, допустить, чтобы первый встречный мог идти навстречу Государя и почти в упор в него стрелять»[243].

Особым документом, фиксирующим «внутреннюю историю» Зимнего дворца, являлись камер-фурьерские журналы, в них день за днем описывались все происходящие во дворце события. События понедельника[244] 2 апреля 1879 г. около Зимнего дворца описаны следующим образом: «В 9 часов утра Его Величество выход имел прогуливаться и проходил по тротуару к зданию Штаба Санкт-Петербургского Военного округа, навстречу Его Величеству, с противоположной стороны здания, шел человек прилично одетый, в форменной гражданской с кокардою фуражке. Подойдя ближе к Государю Императору, человек этот (Соловьев) вынул из кармана пальто револьвер, выстрелил в Его Величество и вслед за этим сделал еще несколько выстрелов. Божие провидение сохранило Государя Императора. Злодей арестован. Его Величество возвратился 15 мин. 10 часа»[245].

Александр II в 1870-х гг.

К 11 часам в Зимнем дворце «к Императорским Величествам имели приезд с поздравлением» ближайшие родственники. Все собравшиеся прошли в Малую церковь «к слушанию Божественной литургии и благодарственного с коленопреклонением молебна по случаю избавления Государя Императора от угрожавшей опасности». По окончании молебна Александр II вышел в Белый зал к собравшимся сановникам, где «Государь Император был встречен долго не смолкавшими громкими восторженными восклицаниями». Обращаясь к собравшимся, Александр II сказал: «Я глубоко тронут и сердечно благодарю за чувства преданности, выказанные вами. Сожалею только, что поводом к этому послужил столь грустный случай. Богу угодно было в третий раз избавить меня от верной смерти… продолжать служить России и видеть ее счастливой и развивающуюся мирно, как я того желал бы». Затем император вернулся на половину императрицы, и все Романовы прошли в библиотеку, где за четырьмя круглыми столами «имели фамильный фриштик».

К этому времени Дворцовая площадь «наполнилась народом, и около 2 часов Его Величество изволил выйти на балкон, выходящий на Разводную площадку, в пальто и каске. Народ приветствовал его шумными восторженными криками», пел «Боже царя храни», «Коль славен» и «Славься». Затем, в 2 часа, Александр II вновь в Белом зале принял депутацию дворянства Санкт-Петербургской губернии. После этого, в 14.40, император отправился в Казанский собор на поклонение местным иконам, возвратился в Зимний дворец в 15.15. К этому времени Петербург украсили флагами и иллюминацией. В театрах по требованию публики исполнялись гимны.

Этот тревожный день закончился в Зимнем дворце самым обычным образом, когда на половине императрицы Марии Александровны состоялось (в 0.30) «вечернее собрание», на котором присутствовали: фрейлина графиня Толстая, фрейлина Пиллар, княгиня Вяземская, министр Императорского двора граф Адлерберг, генерал-адъютант князь Суворов и генерал-адъютант граф Перовский.

4 апреля 1879 г. Александр II провел в Белом зале прием гласных Городской думы, к которым обратился со следующими словами: «Многие из вас домовладельцы. Нужно, чтобы домовладельцы смотрели за своими дворниками и жильцами. Вы должны помогать полиции и не держать подозрительных людей. Нельзя относиться к этому спустя рукава. Посмотрите, что у нас делается. Скоро честному человеку нельзя будет показаться на улице. Посмотрите, сколько убийств. Хорошо, меня Бог спас. Но бедного Мезенцева они отправили на тот свет. В Дрентельна тоже стреляли… искреннее „Ура“ было ответом депутатов»[246].

Покушение Соловьева стало водоразделом, резко изменившим тактику террористов. Если накануне покушения Соловьева революционеры бурно дебатировали, чем убивать, каким оружием[247], кому покушаться – поляку, еврею или русскому, то отныне для подготовки новых террористических актов становится характерна строгая конспирация, когда в «дело» посвящался минимальный круг участников.

После покушения на царя, как водится, начался период «оргвыводов». Полетели погоны у одних и начали делать карьеру другие. 4 апреля 1879 г., Карл Кох лично получил из рук Александра II Владимирский крест IV степени с бантом и медаль «За спасение погибавших»[248]. Церемония вручения награды прошла в Зимнем дворце. Карл Кох писал в рапорте: «…в 9 часов утра Государь Император, потребовав меня к себе в кабинет, изволил осчастливить меня следующими милостивыми словами, которых я никогда не забуду: „Вот тебе Владимирский крест, который ты можешь носить с бантом, так как подвергался одинаковой со мной опасности. А вот тебе золотая медаль за спасение погибавших. Спасибо тебе“».

В этот же день в Большом соборе Зимнего дворца состоялся молебен по случаю дня «избавления Государя Императора от угрожавшей опасности в 1866 г.». 12 апреля 1879 г. Александр II и императрица Мария Александровна покинули Зимний дворец, отбыв на отдых в тихую Ливадию[249].

Л. Премацци. Спальня императрицы Марии Александровны. 1859 г.

Императрица Мария Александровна на смертном одре. С оригинала И. Крамского. 1880 г.

На следующий год в Синей спальне Зимнего дворца 22 мая 1880 г. закончился земной путь императрицы Марии Александровны. Гессенская принцесса, ставшая императрицей Марией Александровной, приехав в Россию летом 1840 г. и выйдя замуж за наследника престола, великого князя Александра Николаевича в апреле 1841 г., прожила в Зимнем дворце всю свою супружескую жизнь.

Долгие годы супругов связывали самые теплые отношения, свидетельством чему были восемь детей (6 сыновей и 2 дочери), рожденных в разные годы Марией Александровной. Столь частые роды не прошли для молодой женщины даром. Хрупкое, астеническое телосложение, частые роды, склонность императрицы к простудам сделали свое дело. Видимо, уже в середине 1850-х гг. у нее возникли проблемы с легкими. В 1855 г. в столовую императрицы в Зимнем дворце проложили специальную трубу для охлаждения воздуха[250].

Александр II с детьми: Мария, Сергей, Владимир, Александр, Алексей, Николай. 1860 г.

На развившееся легочное заболевание наложилось охлаждение мужа и трагическая смерть старшего сына Николая. Кроме этого, в 1860 г., после рождения последнего ребенка – Павла Александровича, врачи заявили, что следующая беременность убьет императрицу, и супружеские отношения между Александром II и Марией Александровной полностью прекратились[251].

После смерти любимого Никсы[252] в апреле 1865 г. – это уже совершенно больная, погруженная в себя, покинутая мужем женщина. Императрицу так потрясла смерть старшего сына, что она оказалась не в состоянии присутствовать на его похоронах в Петропавловском соборе[253]. Во время церемонии присяги нового цесаревича в Георгиевском зале Зимнего дворца «Императрица стояла на возвышении перед троном и почти шаталась от слабости и горя»[254].

Ф. С. Журавлев. Портрет императрицы Марии Александровны. 1870-е гг.

Г. Виллевалъде. Присяга цесаревича Александра Александровича в Георгиевском зале Зимнего дворца 20 июля 1866 г. 1867 г.

В эти годы половина Марии Александровны в Зимнем дворце включала в себя: Уборную, Ванную, Опочивальную комнату, Будуар, Кабинет, Золотую Гостиную, Столовую, Буфет, Камер-юнгферскую и Ванную комнату на антресолях[255].

Начиная с 1870 г. частыми посетителями половины Марии Александровны в Зимнем дворце становятся врачи, и прежде всего терапевт С. П. Боткин. 22 ноября 1870 г. С. П. Боткин назначается почетным лейб-медиком[256], и главным объектом его забот становится императрица Мария Александровна. С середины 1870-х гг. Мария Александровна по рекомендации СП. Боткина осень и зиму проводила в Италии. Знаменитый врач сопровождал императрицу в ее поездках по итальянским климатическим курортам. В результате 10 мая 1875 г. СП. Боткин был «пожалован в лейб-медики Двора Его Императорского Величества с назначением состоять при Ее Императорском Величестве Государыне Императрице с оставлением при занимаемых им ныне должностях»[257].

Болезнь императрицы профессор диагностировал как хронический плеврит. Примечательно, что именно СП. Боткин первый начал осматривать императрицу, как обычную пациентку, выслушивая хрипы в легких своим стетоскопом. В мае 1878 г. в состоянии императрицы наступило новое ухудшение, и, естественно, видные сановники немедленно зафиксировали это событие в дневниках. Так, Д. А. Милютин записал: «Болезнь императрицы со вчерашнего дня возбуждает тревожные опасения. Плеврит усилился и превратился в сильное воспаление легких. Доктор Боткин не ручается за исход этой болезни, особенно ввиду непомерной слабости больной»[258]. Тогда же для Марии Александровны у мебельного фабриканта Мельцера приобрели специальное «механическое кресло», в котором ее возили по комнатам в Зимнем дворце.

Э. П. Гау. Будуар императрицы Марии Александровны. 1861 г.

По воспоминаниям камер-юнгферы А. И. Яковлевой, осенью 1879 г. императрицу «одевали и усаживали в кресло, на котором катили в другую комнату… Несколько раз в день она вдыхала кислород посредством воздушных подушек, и каждый вечер втирали ей мазь, для облегчения дыхания»[259]. Синяя спальня императрицы, тремя окнами выходившая во внутренний дворик юго-западного ризалита, фактически превратилась в госпитальную палату.

Л. Премацци. Гардеробная императрицы Марии Александровны. 1857 г.

Последний раз из-за границы Марию Александровну привезли в Зимний дворец 23 января 1880 г. Александр II встречал императрицу с сыновьями в Гатчине. На вокзале строго запрещалось находиться кому бы то ни было, чтобы не беспокоить больную. Тем не менее те, кто там присутствовал, рассказывали Милютину, что все «поражены ее худобою и истощенным видом»[260].

Тема умирающей императрицы стала главной новостью светского общества. Милютин писал, что она не выходит из своей комнаты, ее никто не видит. В газетах начали появляться бюллетени, носившие успокоительный характер. 26 января 1880 г. он записал рассказ баронессы Н. К. Пиллар фон Пильхау: «Императрица обратилась в скелет; не имеет сил даже двигать пальцами; ничем не может заниматься» – и добавил, что «первая встреча с нею должна была произвести тяжелое впечатление на государя, который с того дня так же чувствует себя нехорошо, жалуется на лихорадочное состояние и слабость. Сегодня я нашел его заметно изменившимся (он бледен, опустился и слаб)[261], лицо бледное, впалое, глаза поблекшие»[262].

С. П. Боткин

Стетоскоп, молоточек перкуссионный. Кон. XIX – нач. XX вв.

5 февраля 1880 г. в Зимнем дворце взорвалась бомба Степана Халтурина. Взрыв был так силен, что его слышали не только в окрестных зданиях, но и живущие на Мойке. Императрица же, постоянно находившаяся в полузабытьи, даже не услышала взрыва, а суету во дворце ей объяснили случайным взрывом газа. С. П. Боткин не отходил от умирающей императрицы. Учитывая недоброжелательное на тот момент общественное мнение по отношению к медику, Александр II, для того чтобы продемонстрировать ему свое монаршее благоволение, 20 апреля 1880 г. пожаловал Боткина табакеркой, украшенной бриллиантами с вензелем императора[263].

Незадолго до смерти императрицы ее видел великий князь Константин Константинович, который 15 апреля записал в дневнике: «Она сидела на постели в спальне и поразила меня страшной худобой, поседевшими волосами и постаревшим измученным лицом… Больно слышать, как она тяжело дышит и стонет»[264].

В мае, по причине постоянно ухудшающегося самочувствия императрицы, Александр II отложил традиционный переезд из Зимнего дворца в Царское Село. Но колебания продолжались не особенно долго, и 11 мая 1880 г. Александр II вместе с Е. М. Долгоруковой, которая уже несколько лет жила с детьми в резиденции над покоями умиравшей императрицы, уехал из Зимнего дворца. Это вызвало новую волну осуждения стареющего императора. Великий князь Константин Константинович записал в тот день в дневнике: «Императрица лежит здесь, нет и речи о ее недуге. Находят неудобным, что, когда ей немного остается жить, Царь переезжает»[265]. Императрица в том же безнадежном состоянии осталась в Зимнем дворце вместе с младшими сыновьями Сергеем и Павлом. Для того чтобы соблюсти приличия, Александр II приезжал время от времени в город на несколько часов, чтобы навестить умирающую супругу.

22 мая 1880 г. императрица Мария Александровна скончалась в Синей спальне Зимнего дворца. В этот же день великий князь Константин Константинович подробно записал обстоятельства ее смерти: «Вчера вечером еще Императрица нисколько не было хуже. В три часа утра она еще звала Макушину и кашляла. Затем Макушина, долго не слыша обычного звонка, вошла в спальню. Императрица спала спокойно, положив руки под голову. Макушина пощупала пульс, он не бился, руки похолодели, а тело теплое. Она послала за доктором Алышевским. Он решил, что все кончено. От всех скрывали смерть, дали знать царю в Царское Село»[266].

22 мая 1880 г. в 10 часов утра лейб-медик С. П. Боткин и почетный лейб-медик В. Я. Алышевский направили министру Императорского двора А. В. Адлербергу донесение о смерти императрицы Марии Александровны. Документ написан рукой доктора Алышевского: «Ее императорское Величество Государыня Императрица в течение вчерашнего дня была слаба и сонлива. Отхаркивание, в последнее время постепенно уменьшавшееся, почти совершенно прекратилось. Спокойно уснув в обычный час вчера вечером, Ее Величество больше не просыпалась. В три часа ночи немного кашляла, а в седьмом часу утра прекратилось дыхание, и Ее Величество в Бозе опочила без агонии. Почетный лейб-медик Алышевский. Лейб-медик Боткин. 22 мая 10 часов утра»[267].

В. Я. Алышевский

Свидетельство о смерти императрицы Марии Александровны

После смерти императрицы остались разрозненные наброски завещания, и в одном из них зафиксировано ее желание, «если это возможно, не производить вскрытия»[268]. Тем не менее вскрытие тела императрицы состоялось во втором часу утра 23 мая 1880 г.[269] При вскрытии отмечено, что подкожный жировой слой почти совершенно исчез. В «Заключении» констатировалось: «У Ее императорского Величества было хроническое воспаление обоих легких и по преимуществу правого. Воспаление это имело характер интерстициального воспаления, сопровождавшегося расширением бронхов в нижних долях и язвенном разрушении легочной ткани по преимуществу в верхних долях и особенно правого легкого. Поражение легочной ткани осложнено последствиями бывшего воспаления легочной плевы, выразившееся сращениями правого легкого с грудною стенкою, особенно заднею частью нижней доли. Небольшие сращения были и на левой стороне. Замеченный отек легочной ткани появился в последние часы жизни и вместе со слабостью сердечной силы был ближайшею причиною смерти. Изменения в других органах представляют отчасти последствия грудной болезни, отчасти они составляют остатки других побочных заболеваний, появлявшихся в течение жизни Ее Величества. Изменения, найденные в сердце, указывают на упадок питания и деятельности его. Изменения в стенках зависят от бывших малярийных лихорадок. Изменения в кишках и желудке от бывшего тифозного процесса. Наконец, изменения в почках составляют результат ненормальной подвижности их и отчасти следствие всех упомянутых инфекционных болезней. Осложнения легочной болезни, изменения в различных других органах, как сердце, почках, селезенке. были очевидною причиною и тех особенностей, которые наблюдались при жизни в течение этого легочно-чахоточного процесса»[270].

Доменикино (Цампьери Доменико). Евангелист Иоанн. Италия. Между 1601–1641 гг.

Рафаэль Санти. Мадонна с Младенцем (Мадонна Конестабиле). Италия. Ок. 1504 г.

Уходя, Мария Александровна распорядилась судьбой принадлежавших ей шедевров живописи. Так, Императорскому Эрмитажу «немедля после кончины Ея Величества» передали картину «кисти Доменикино „Св. Иоанн“»[271].

Знаменитую картину Рафаэля, приобретенную в 1870 г. у графа Конестабиле во Флоренции, Мария Александровна завещала оставить «в Малом Красном кабинете Собственной Ея Величества половины до тех пор, пока Государь Император Александр II занимал смежные с половиной Государыни покои свои в Зимнем дворце»[272]. После смерти Марии Александровны (22 мая 1880 г.) и Александра II (1 марта 1881 г.) в сентябре 1881 г. по рапорту директора Императорского Эрмитажа А. А. Васильчикова в музей передали и «„Мадонну“ Рафаэля, известную под названием мадонны Конестабиле», поскольку «Половина Его Величества ныне заперта, стены завешаны и все украшавшие покои предметы вынесены».

Мария Александровна стала третьей императрицей, умершей в Зимнем дворце. Александр II станет вторым императором, умершим в главной имперской резиденции. Особый трагизм этой смерти придаст то, что Александр II погибнет 1 марта 1881 г. в результате террористического акта, организованного членами революционной организации «Народная воля».

К февралю 1881 г. над императором Александром II уже витала тень обреченности. Да он и сам был уверен, что рано или поздно его убьют. К этому времени император составил завещание и все материальные дела, связанные с обеспечением своей жены княгини Е. М. Юрьевской, были улажены[273]. Имелись и устные распоряжения императора на случай его смерти. Он пожелал быть похороненным в мундире Преображенского полка без орденов и траурной короны. Но внешне в Зимнем дворце все шло по устоявшимся стандартам.

Февраль 1881 г. стал последним месяцем, прожитым Александром II в стенах Зимнего дворца. Как и для его отца, императора Николая Павловича, Зимний дворец был для Александра II домом, в котором прошла вся его жизнь.

Если по камер-фурьерскому журналу проследить события февраля 1881 г., то мы увидим картину внешне тихой семейной жизни. Хотя эта жизнь шла на фоне охоты полиции за террористами и террористов «Народной воли» за Александром II. Не стоит сбрасывать со счетов и весьма напряженные отношения с «молодым двором» наследника-цесаревича. Отношения эти в немалой степени «разогревались» именно женской половиной – княгиней Е. М. Юрьевской и цесаревной Марией Федоровной. Итак, февраль 1881 г…

3 февраля Александр II счел необходимым посетить фрейлину Анну Карловну Пиллар[274] «по случаю дня ее Ангела». 7 февраля в Зимнем дворце во время вечернего собрания в Белом зале развлекались: клоун из цирка «Айкс» показывал дрессированных собак, а «г. Мальваль и г-жею Жазон были исполнены комические картины с пением».[275] 10 февраля «за обеденным столом» присутствовал генерал-адъютант П. А. Черевин, тогда он играл одну из ключевых ролей в Министерстве внутренних дел. Весь месяц царь работал по стандартной схеме, начиная принимать доклады в первом часу дня. 11 февраля Александр II «за обеденным столом… кушал без гостей».

12 февраля он посетил Аничков дворец и провел время в семье наследника, великого князя Александра Александровича, с 22 час. вечера до 00 час. 40 мин. ночи. Видимо, «в обмен» на отцовский визит на следующий день, 13 февраля, наследник приехал в Зимний дворец, где на большом обеде с массой приглашенных гостей блистала княгиня Е. М. Юрьевская. 14 февраля Александр II, продолжая скреплять «расползавшуюся» семью, устроил семейный обед, на котором присутствовали не только наследник Александр Александрович с женой, но и их старшие сыновья – будущий царь Николай II и его младший брат Георгий Александрович. За столом также сидели великий князь Владимир Александрович с женой Марией Павловной. Но подлинным украшением обеда опять стала княгиня Е. М. Юрьевская со всеми тремя детьми. Всего на семейном обеде присутствовало 11 человек.

Княгиня Е. М. Юрьевская так и продолжала жить на третьем этаже Зимнего дворца, в скромных комнатках вдоль Камер-юнгферского коридора. У нее хватило ума и такта не переезжать немедленно на второй, императорский этаж Зимнего дворца. Впрочем, переселение она, видимо, откладывала до своей коронации, намеченной на осень 1881 г.

19 февраля 1881 г., поскольку этот день считался днем восшествия Александра II на престол, вечером в Белой зале Зимнего дворца царственная чета развлекалась с гостями. Некий Эрнст Шульц показывал «мимико-физиогномическое представление». В программе значились «Этюды и характерные головы Общественной жизни: меланхолик, сангвиник, флегматик, холерический темперамент, пиит, сатирик, ученый, глупец, мизантроп»[276].

В субботу последнего дня февраля 1881 г., в 9 часов утра, император с семьей[277] слушал литургию в Малой церкви Зимнего дворца. Затем он приобщился св. Христовых Таин. На этой литургии последний раз вместе стояли Александр II, его старший сын, будущий Александр III и внук императора, будущий Николай II. После литургии вся семья «кушала чай» в Желтой комнате Третьей запасной половины за двумя столами. В обед «Его Величество изволил кушать без гостей… Вечернего собрания не было»[278].

Сам Александр II зафиксировал в записной книжке свой последний день «обычной жизни» в Зимнем дворце следующим образом: «28 февраля / 12 суббота – встал в 8. В 9 (преод.) к обед. приобщ. с К 3 дет.[279] Саша[280] и 2[281] и Влад[282] до 1/2 кофе в запасн. Работал один. Прощался с Вердером[283] и Дондуковым[284] в 11 доклад Милютина[285], Гирса[286] и Лориса[287]. 3 важных ареста, в том числе Желябов[288]. В 1 завтрак у К. с детьми. Работал в 1/4 3 кофе. В летн. пешком приятно в санях у Сани и Миши. В 4 дома у К. до 1/2 5 отдыхал. В 7 обед у К. с К. и Vava до 1/2 12. лег в 1»[289].

П. И. Антонов. Последний прижизненный портрет Александра II

Воскресное утро 1 марта 1881 г. для Александра II началось как обычно. В 9 часов утра он принял петербургского градоначальника А. А. Федорова. Распорядился от имени «Его Величества поздравить с днем ангела Камер-фрейлину Графиню Блудову». Затем (в 11 ч. утра) состоялся выход в Малую церковь к слушанию Божественной литургии. После этого Александру II представились 4 человека. В 13 часов состоялся «фриштик на 3 запасной половине за 3 круглыми столами», после которого император принял министра Императорского двора графа А. В. Адлерберга. Затем вновь представления (7 чел.). Наконец в 12 ч. 50 мин. Александр II в мундире лейб-гвардии Саперного батальона[290] выехал на развод караула в Михайловский манеж.

Когда в Михайловском манеже закончился развод караулов, Александр II отправился в карете домой в Зимний дворец. На маршруте его уже ожидали четыре бомбиста, которыми руководила Софья Перовская.

Две бомбы, брошенные Рысаковым и Гриневицким, смертельно ранили императора. В камер-фурьерском журнале все, что происходило после взрыва второй бомбы, описано следующим образом: «… через несколько секунд Государь тихо, но ясно сказал: „Жив ли Наследник?“… „Холодно, холодно…“». На вопрос «Как чувствует себя Его Величество», последовал еле слышный ответ: – «Скорее домой… скорее домой», а затем, как бы отвечая на услышанное им предложение штабс-капитана Новикова внести Его в ближайший дом для подания первоначальной помощи, Его Императорское Величество произнес: «Несите меня во дворец… там умереть…»[291].

И. И. Гриневицкий

C. Л. Перовская

Н. И. Рысаков

Очевидцы свидетельствовали, что по мере приближения к Зимнему дворцу император терял сознание от потери крови, «которая сочилась из оборванных мускулов обеих голеней. Эти мускулы и составляли единственную связь между стопою и коленями обеих ног, так как кости голеней были раздроблены и вышиблены взрывом»[292]. Когда сани с истекающим кровью императором подъехали к Салтыковскому подъезду Зимнего дворца, раненого сначала хотели поднять на лифте, но поскольку туда все не умещались, то Александра II начали поднимать на второй этаж по лестнице. Когда императора внесли в кабинет, в котором стояла его походная кровать, ее выдвинули из-за перегородки, поставив между письменным столом и диваном.

Вокруг умирающего началась суета, собрались медики, но характер ранений был таков, что они ничего не могли сделать, и в 15 часов 35 мин., на 63-м году жизни и 26-м году царствования Александр II скончался. В камер-фурьерском журнале 1 марта 1881 г. зафиксировано: «Сего числа злодейская катастрофа на Екатерининском канале, совершенная 2-мя злоумышленниками 3/4 2 часа, и мученическая кончина Государя императора Александра Николаевича». Над Зимним дворцом до половины древка был спущен Императорский штандарт. В этот же день протоирей Никольский привел к присяге новому императору дворцовый караул и внутренние пикеты.

1 марта 1881 г. Взрыв первой бомбы на Екатерининском канале

1 марта 1881 г. Смертельно раненного императора Александра II увозят в Зимний дворец

В 4 часа тело усопшего обмыли прямо в кабинете, одев в чистое белье, и уложили его «на железную кровать[293], которая была поставлена в Учебной комнате». В 20 ч 30 мин. при теле усопшего началось дежурство. В 21 час в Большой церкви Зимнего дворца началась панихида, на ней присутствовали Александр III и будущий Николай II.

Э. П. Гау. Кабинет императора Александра II в Зимнем дворце. 1851 г.

1 марта в 23 час. 45 мин. началось бальзамирование. Как зафиксировано в камер-фурьерском журнале: «Организм был в цветущем состоянии, и отдышка, которою Его Величество страдал в последние годы, происходила, как и предполагали, от расширения легочных сосудов». Закончили бальзамирование в 2 марта 7 час. 30 мин. утра. Тело Александра II, одетое в парадный мундир с эполетами л. – гв. Преображенского полка (без орденов) вынесли в Учебную комнату.

На следующий день, 2 марта 1881 г., в 11 часов утра, в Зимний дворец в сопровождении сыновей Николая и Георгия приехал Александр III. Через полчаса после приезда царя в Учебной комнате у тела усопшего началась панихида. Вместе с Романовыми у тела стояла и княгиня Е. М. Юрьевская. Александр III «облобызал Тело Усопшего Родителя», и все спустились на первый этаж, в комнаты великих князей Сергея и Павла, где «имели семейный фрыштик».

Мундир Александра II по форме лейб-гвардии Саперного батальона

К. Е. Маковский. Александр II на смертном одре. 1881 г.

К 13 часам в Зимний дворец начал съезжаться столичный бомонд на церемонию принесения присяги Александру III. В это же время в Малахитовой гостиной собрались все наличные Романовы[294], которые вскоре двинулись «в формате» большого выхода в Большой собор Зимнего дворца.

В Николаевской зале Александр III, обратившись к офицерам, заявил, что он «будет служить России и ее благоденствию и надеется заслужить любовь, а также уверен, что Войска будут служить Его Величеству и Его Наследнику с теми же верностью и усердием», с каким они служили его отцу.

В Большом соборе Зимнего дворца министр юстиции Д. Н. Набоков прочитал высочайший манифест и текст присяги. В присяге как наследник престола был поименован 12-летний великий князь Николай Александрович. Первыми присяжные листы, под 101 пушечный выстрел Петропавловской крепости, подписали «Высочайшие Особы».

После завершения церемонии Александр III с ближайшими родственниками проследовал «в комнаты императрицы Александры Федоровны», занимавшие второй этаж северо-западного ризалита Зимнего дворца. На этом «дворцовом маршруте», в Малахитовой гостиной, где собрались члены Государственного совета, Александр III уже как политик «облобызал» столь нелюбимого им великого князя Константина Николаевича, многие годы возглавлявшего Государственный совет. В Концертной зале, перед отбытием в Аничков дворец, Александр III с прочувствованными словами обратился к военной свите Александра II[295].

Еще раз Александр III вместе со старшими сыновьями посетил Учебную комнату Зимнего дворца вечером (21.00), где вновь прошла панихида по погибшему от рук террористов императору. На панихиде вновь присутствовала княгиня Е. М. Юрьевская со своими детьми. Заметим, что после гибели императора Е. М. Долгорукова пыталась «закрепиться» в Зимнем дворце, создавая некий мемориальный комплекс императора в своих комнатах на третьем этаже Зимнего дворца (комнаты на 3-м этаже Зимнего дворца юго-западного ризалита). Например, она распорядилась прикрепить к круглому дубовому столу медную табличку: «На этом столе Государь Император Александр II часто пил чай и сидел у этого стола в мундире, в котором отправился прямо на развод 1 марта 1881 года».

Учебная комната Александра II

А. Гебенс. Чины императорской Главной Квартиры. 1860 г.

Примечательно, что Александр III и в мыслях не держал переезжать в Зимний дворец на постоянное жительство. Хотя с точки зрения организации его личной охраны несколько раз на дню проезжать по людному Невскому проспекту было, по крайней мере, неразумно. Тем более что некоторая часть террористов «Народной воли» во главе с Софьей Перовской продолжала оставаться на свободе.

3 марта 1881 г. Александр III приехал на панихиду в Зимний дворец к 12 часам. Его сопровождал наследник, великий князь Николай Александрович. После панихиды император вернулся к себе домой – в Аничков дворец.

Вечером (к 20.00) Романовы вновь собрались у тела погибшего императора. В Учебную комнату внесли гроб с уложенной в него порфирой. Доктора и придворные служители переложили тело в гроб. Затем сыновья императора, подняв гроб на плечи, понесли почившего Александра II в последний раз по маршруту Большого выхода: Приемная, Темный коридор, Ротонда, Арабская, Парадные залы Невской анфилады, Фельдмаршальский зал, Петровский зал, Гербовый зал, Пикетный зал, Большой собор. В соборе гроб установили на катафалк, перед которым на столах выложили императорские регалии.

К. А. Ухтомский. Темный коридор. 1861 г.

4 марта 1881 г. утром в Петербург привезли недостающие элементы коронационных регалий, хранившиеся в Оружейной палате Московского Кремля: «Корона Казанская, корона Астраханская, корона Грузинская, корона Польская, корона Сибирская, корона Таврическая (шапка Мономаха)». Регалии торжественно, в шести каретах, провезли по Невскому проспекту от Николаевского вокзала до Зимнего дворца. Полный коронационный комплект императорских регалий уложили на два стола в Георгиевском зале.

Вечером (17.00) из-за границы прибыли великий князь Алексей Александрович, великая княгиня Мария Александровна и герцог Эдинбургский. Когда дети Александра II собрались вместе в Большом соборе, началась литургия. Примечательно, что если ранее на панихидах в Учебной комнате княгиня Е. М. Юрьевская стояла бок о бок с Романовыми, то на этой литургии ее уже «отсекли» от семьи, и она слушала литургию с хор Большого собора, хотя после ее окончания вместе со всеми прикладывалась к телу Александра II.

В этот день Александр III с семьей остался ночевать на половине императрицы Александры Федоровны в Зимнем дворце. Дело в том, что в тот же день арестовали Софью Перовскую – напротив Аничкова дворца, в Екатерининском садике. В ходе допроса выяснилось, что несгибаемая террористка планировала новое покушение, уже на Александра III. Удалось обнаружить 50-килограммовый фугас под брусчаткой на углу Малой Садовой и Невского проспекта, заложенный народовольцами, почти напротив Аничкова дворца. Охрана справедливо рассудила, что если бы этот фугас взорвали при проезде Александра III по Невскому проспекту, то ударная волна и разлетающиеся булыжники вполне могли задеть императора. Видимо, приняв во внимание все эти рекомендации охраны, Александр III на одну ночь остался в Зимнем дворце.

6 марта 1881 г. из-за границы приехали великие князья Сергей и Павел Александровичи. Наконец вся семья Александра II собралась полностью. В Большом соборе Зимнего дворца шли регулярные литии, на которых княгиня Юрьевская со своими детьми по-прежнему присутствовала, стоя на хорах Большого собора.

На голову Александра II не была одета погребальная корона. Как отмечено в камер-фурьерском журнале: «По воле покойного, выраженной две недели назад (курсив мой. – И. 3.) в присутствии наследника Адлербергу, корона в гроб на голову покойного Александра II не возлагалась, которая и была убрана из Георгиевского зала»[296]. Эта очень характерная деталь указывает на чувство обреченности, постоянно сопровождавшее Александра II в последние дни его жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.