КИР ПРОЕЗЖАЕТ БАШНЮ

КИР ПРОЕЗЖАЕТ БАШНЮ

Когда Мандана толкнула Кира во тьму, он пребывал в изумлении – его тело торжествовало, а мысли путались. Служанка взяла его за руку и потянула вниз по узкой лестнице, которая привела к тлеющему светильнику. Над ним клевал носом евнух. Из темноты вышел коренастый мужчина и изучил Кира внимательным взглядом из-под косматых бровей. На нем была грубая кожаная туника и тяжелое золотое ожерелье, а широкое бледное лицо выглядело усталым. Молча он сделал знак евнуху, который, подхватив лампу, поспешил в сад. Сам же воин приладил на голову шлем и расправил расшитый плащ на широких плечах. Шейный платок Кира он натянул ему на подбородок. Шагая впереди, невозмутимый воин, по всей видимости, тот самый Гарпаг, заслонял Кира от чужих глаз, пока они не вышли во двор, где, запряженные в колесницу, дремали белые мулы. Кучер очнулся от сна и подобрал поводья. По виду звезд Кир смог определить, что приближался час рассвета. Благодаря прохладному ветерку его голова снова заработала, и он остановился. В горах они не использовали неповоротливые колесницы, да и мулов тоже.

– А куда, – спросил он, – повезет меня это сооружение на колесах?

От такого вопроса у воина нос словно еще больше загнулся вниз к спутанной бороде, и он гневно выговорил:

– Куда она пожелает. – И его большой палец с перстнем коснулся золотой рукоятки кинжала, которую Кир продолжал сжимать.

Тогда Ахеменид засунул кинжал за пояс и тоже показал раздражение, повысив голос, будто ударил мечом по щиту.

– Господин Гарпаг, или ты созовешь сюда еще воинов и возьмешь меня в плен, или я поеду тем путем, который выберу сам. С тех пор как мы с отцом въехали в ворота твоего царя, с нами обращались как с охотничьими псами, которых кормят по царскому приказу. Я пленник?

– Нет. – В первый раз Гарпаг посмотрел молодому человеку прямо в глаза. – Кир, принц Аншана, ты можешь поехать к отцу, который сейчас в тревоге жует бороду, и он поспешит забрать тебя домой. Или можешь пойти к Астиагу в час его пробуждения и повиниться, что пролил кровь в его зале и вломился в покои его жен. Да, можешь отправиться любым из этих двух путей. Астиаг, конечно, похлопает тебя по согнутой спине и объявит тебе, наследнику аншанских лошадей, о своем прощении. – Затем, Кир, он позаботится, чтобы твоя душа страдала, потому что ты совершил преступление более серьезное, чем убийство или прелюбодеяние. Ты глупо оскорбил его достоинство и величие двора Экбатаны.

Ярость, сдерживаемая Киром, вырвалась наружу.

– Величие Экбатаны – это присказка для дураков, пена, выплеснутая из чаши с пивом, пустое место. Разве можно достоинством прикрыть страх, как твой превосходный плащ скрывает твою грязь? Разве мужчины прячутся за могучими стенами, если не боятся нападения? У твоих ворот стоят стражи, нанятые за серебро в чужих странах. Астиагу не удастся заставить страдать мою душу, поскольку она уже полна отвращения.

На какое-то время Гарпаг задумался, прикрыв глаза и наморщив лоб.

– Твоя пылкая речь довольно честна, – нехотя признал он.

– Тогда дай мне тысячу персов из асварана, и я затопчу твои полки копьеносцев, загоню весь царский двор за эти стены.

От улыбки борода Гарпага дернулась.

– Я тебя доставлю к тысяче персидских конных лучников.

Изумленный Кир ждал объяснений, и Гарпаг не стал лукавить. Царица Мандана решила, что Кир не станет искать ни поддержки отца, ни милости в Мидии. Он не станет ни на один из этих путей, ведущих к безопасности, а будет искать третий, собственный. Но какой путь?

– На мой взгляд, – добавил Гарпаг, – ты будешь в полной безопасности среди своих земляков; они, безусловно, встретят тебя радостно, в той манере, к которой ты привык, и устранят любого врага, который к тебе приблизится. Пока вроде бы все нормально. Хотя, ясное дело, господин Кир, ты не можешь сидеть в лагере у ворот Экбатаны, как сидел, – его темные глаза сверкнули, – у Шушана. Следовательно, этот особый полк бросится в бой. На самом деле этим утром он как раз собирается вооружаться.

– И куда он направится?

Гарпаг махнул головой на север:

– В ту сторону. Через ущелье в снежных горах. Там, вдалеке от нашей цивилизации, за Соленым морем, бродит масса варварских племен. Напав на них, ты сможешь добыть огромную славу, поскольку никто в точности не будет знать, что произошло в такой дали, и приумножишь достоинство Астиага, царя Мидии, расширив границы его империи новым завоеванием. После, через год или около того, твое поведение в царском зале, охотничьем парке и гареме будет забыто, или, по крайней мере, его заслонят иные события. Согласен?

Кир ясно слышал справа голос своего фраваши. В предложении Гарпага было что-то очень знакомое, царица сама говорила о его победоносном возвращении. Обсуждали ли эти двое вместе его судьбу? Если да, то это могло быть, лишь пока не наступила эта ночь.

– Если сомневаешься в моей честности, – быстро вставил Гарпаг, – я сам отвезу тебя к лагерю персов, а мой сын присоединится к тебе при переходе через горы.

Кир не задумался, почему Гарпаг это сказал. Размышления о таких сложных планах его утомляли. Упоминание о далеких горах взволновало его. Он не мог отступить из-за одних опасений.

– Ну ладно, предводитель мидян, – отозвался Кир. – Я еду.

Он запрыгнул в колесницу, и кучер дернул поводья. Они помчались от дворца вниз по склону, когда небо справа посерело. С левой стороны, со стороны Зла, солнечный луч коснулся заснеженной вершины величественного Эльвенда, окрасив ее в кроваво-красный цвет. Поглощенный воспоминаниями о тепле объятий Манданы, Кир не обратил внимания на этот зловещий знак. О другом предзнаменовании, явленном ему у наблюдательной башни, он также не задумался.

Эта башня появилась в поле зрения у северных ворот. В Экбатане лишь мидянам дозволялось жить внутри городского ограждения; поселения других народов – города, лагери или караван-сараи – находились снаружи. Сама башня была построена во славу Астиага, сына Киаксара, хотя на самом деле ее скопировали с огромного зиккурата в Вавилоне, достававшего до неба и известного как Вавилонская башня. Само же название «Вавилон» означало «ворота богов». Первый этаж этой башни, выполненный из темного асфальта, составлял прочное основание; второй этаж имел блестящий белый цвет чистоты; третий, суживавшийся, этаж был красным, как кровь людская, на фоне неба он поднимался к оранжевому четвертому, темно-фиолетовому пятому и шестому, отлитому из чистого серебра. Последний этаж, золотая вершина, на башне Астиага еще не был возведен.

В этот час на лесах вокруг башни не было видно ни одного работника. Только одна живая фигура стояла в стороне, по всей видимости странник, молившийся восходящему солнцу.

Рядом с этим хранящим молчание мужчиной Гарпаг приказал остановить колесницу и, пока стражи на стене спешили открыть ворота для своего начальника, пристально его рассматривал. Кир не знал, что и подумать о разноцветном сооружении слева от него, спиралью поднимавшемся к небу.

– Долго же приходится взбираться на эту башню, – заметил он.

– Зато она напоминает всякому, кто приходит сюда, о славе царя Мидии, – рассеянно объяснил Гарпаг. – Когда венчающая башню золотая часть станет на место, будет создана Мидийская империя.

При этих словах странник в серой одежде повернулся к ним, не опуская вскинутые вверх руки.

– Когда вершина будет увенчана золотом, – крикнул он, – Мидийское царство развалится и перестанет существовать!

– Ты так считаешь?

– Так сказал Заратустра.

Тогда Кир его узнал – молодого мага, искавшего убежища в пещере над Парсагардами. Гарпаг тут же кликнул солдат, и они прибежали от ворот, в страхе перед своим главным начальником пытаясь одновременно склонить головы и копья. Гарпаг велел им сорвать с мага одежду, привязать руки к хомуту, снятому с буйвола, и бичевать, пока его белое тело не покраснеет.

– Этот Заратустра – пророк у черни, – объяснил он Киру, бросив на него быстрый взгляд. – Бунтарь, и к тому же упорный.

Вспомнив, что маг был беглецом и не воспользовался гостеприимством дома Ахеменидов, Кир сдержал побуждение заговорить с ним. Но, увидев, как солдаты, желая понравиться начальнику, свирепо обращались с молодым человеком, Кир заметил:

– Будь я на месте Астиага, вызвал бы этого странника к себе и спросил, что его заставляет бунтовать против моего правления.

Когда на шею мага взвалили тяжелое ярмо, его темные глаза нашли Кира. Но маг ничего не сказал.

– Ты не Астиаг, – произнес Гарпаг и знаком приказал ехать дальше через ворота.

Это происшествие должно было насторожить Кира. Однако он продолжал ошибочно надеяться, что в горах, высоко над поселениями людей, он, сын царя, будет в безопасности. Он чувствовал, что в Мидии Астиага ложь использовали когда хотели, что Мандана, по каким-то женским причинам, пыталась навязать ему свои планы, а Гарпаг многое от него скрывал. Он не сложил вместе два события: расправу над телохранителем Волькой и удаление его самого от отца, из Экбатаны; его отправляли путешествовать по незнакомым вершинам и степям кочевников, «где никто никогда не узнает, что произошло».

Подразумевалось, что из тех далеких краев Кир Ахеменид не вернется. Враждебность старого коварного Астиага приговорила его к смерти, как неподходящего наследника мягкого Камбиса. Астиаг предпочитал, чтобы Камбису наследовал беспомощный внук.

Когда Кир влетел в лагерь конных лучников, все дурные предчувствия его оставили. Гул над вьючными животными, ржание гордых нисайских жеребцов подбодрили его, как дуновение горного ветерка. Персидские воины побежали к колеснице, крича:

– Хвала всем богам, Пастух здесь!

Самый первый из всех к колеснице примчался конюх Эмба и пал на колени, приложившись к ноге Кира. Уже сидевшие на конях мужчины подбрасывали вверх свои пики с флажками, и встреча превратилась в демонстрацию дружбы и доброжелательства.

– Теперь-то веришь в мою честность? – крикнул Гарпаг. – На севере тебя ждет мой сын с проводниками. Да хранят вас обоих Иштар и Шамаш! – С этими словами, ловко использовав подходящий момент, он укатил в своей колеснице.

И вот случилось так, что Кир по собственной воле снова повесил на пояс меч и отправился в путешествие и на войну, хотя и скромную, за Мидию. Он продолжал носить кинжал Манданы, поскольку многие воины им восхищались.

Почти сразу же на дороге он получил хорошие известия. Гонец из Экбатаны, догнавший их полк, привез поздравления от царя Астиага и сообщение о рождении в Парсагардах второго сына Кира. Это случилось на тридцатом году его жизни. Жена назвала мальчика Бардья, что значило «плодородный». Кир не был в восторге от этого имени, но ничего не мог поделать.

Когда зимние ветры закрыли перевалы позади продвигавшихся воинов, Кир перестал получать вести из городов. Он превратился в слепца, бредущего по незнакомой дороге. Не слышал он о смерти Навуходоносора, ничего не знал об освобождении из заточения в Вавилоне Иоакима, царя иудейского. Послание, которое Губару направил, как и обещал, чтобы предупредить Кира, нашло лишь Камбиса, копавшегося в саду. Поскольку смерть великого царя Вавилонии прибавила сил мидянину Астиагу, Губару немного подождал и послал землю и воду как знаки подчинения в Экбатану.

В самом Вавилоне возник раздор между жрецами Мардука и отпрысками прежних царей. Иудейский пророк, некий Исайя, второй, носивший это имя, наблюдал за этой распрей. Исайя возвысил свой голос: «Рыдайте, ибо день Господа близок. Каждый обратится к народу своему, и каждый побежит в свою землю. И Вавилон, краса царства, гордость халдеев, будет ниспровержен Богом, как Содом и Гоморра».

Некоторые останавливались на улочках Вавилона послушать Исайю. Ведь говорил он с ними так, будто слова шли от Яхве, Господа. «Я подниму против них мидян. Луки их сразят юношей и не будут знать пощады». Исайя призывал слушателей посмотреть на север и обратить внимание на горы. «Большой шум на горах, как бы от царств и народов, собравшихся вместе. Господь Саваоф обозревает боевое войско».

В действительности сила Астиага в горах росла и распространилась на Арарат, урартов, манна и скифов.

Затем в Парсагардах заболел и умер Камбис, и только несмышленые внуки стояли у его ложа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.