6

6

Когда замаячили экзамены, мятежное поведение начало наносить ущерб самому учебному процессу. Раньше преподаватели читали свои лекции тысяче пятистам – двум тысячам студентов в плотно забитой аудитории. Студенты писали записки, болтали и читали газеты. Один преподаватель сравнил работу в такой обстановке с попыткой «разговаривать в главном вестибюле вокзала Сен-Лазар». Иногда преподаватели видели своих студентов на устном экзамене и поражались их «энциклопедическому невежеству». Теперь лекции прерывали студенты, которые требовали право слова и затем отчитывали преподавателя за его педагогическую отсталость и исполнение роли орудия государственных репрессий.

Средства массовой информации проявили жгучий интерес к бунту молодежи, и вскоре телезрителей (вероятно, половина населения) развлекли необычным зрелищем – студенческой пресс-конференцией. Студенты сидели, как экзаменаторы, за столом и говорили в микрофоны. Они дымили сигаретами, грозили пальцами аудитории и использовали термины из социологии и политологии, которые многим телезрителям казались неуместными и более подходящими для речи преподавателя. Они выражали свои мысли в виде вопросов, на которые сами же давали ответы, следуя риторической модели, к которой привыкли. «Почему мы бунтуем? Потому что правящий класс пытается определять нашу повседневную жизнь. Почему он делает это? Потому что западный империализм противостоит всем формам массовой культуры. Почему он противостоит массовой культуре? Потому что в конечном счете это классовая борьба».

Такая форма изложения, широко используемая в пассивной аудитории, позволяла отвечать на возражения прежде, чем их выскажет какой-нибудь противник: «Разве мы сами не являемся представителями буржуазии? Да, но как таковые мы должны пользоваться нашей свободой, чтобы критиковать и, если возникнет необходимость, перевернуть государство. Каков был бы результат такой революции? В результате произошло бы не просто обуржуазивание пролетариата с предоставлением сыновьям пролетариев руководящих должностей, а отмена различий между трудом и руководством».

Несмотря на внешние различия, это соответствовало голлистской политике, которая с 1945 г. стремилась привлечь рабочих к управлению заводами (практика, известная как «совместное управление»). Для телезрителей в таких конференциях были интересны призывы к узурпации институциональной власти, отрицание властных структур и ссылки на манипуляцию средствами массовой информацией, что добавляло немного рефлексии и непредсказуемости, которых обычно не было в официальных передачах, контролируемых правительством. Кроме того, в то время, как представителей правительства и университета отличали неброские предметы одежды, купленные как комплект, одежда студентов (вязаные вещи, шарфы, подержанные пиджаки и т. п.) являла собой признаки того, что антрополог Леви-Стросс назвал «бриколлаж» (групповой стиль поведения в предметном выражении. – Пер.) – импровизированное использование предметов с целями, отличными от тех, для которых они были предназначены; обычно это связано с примитивными докапиталистическими обществами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.