«Ждать подходящего момента!»

«Ждать подходящего момента!»

В конце войны руководители Германии жили в атмосфере ими же созданных политических мифов и сказок. В Германии и за ее пределами ими распространялись всевозможные слухи, в которые они сами потом начинали верить.

К числу наиболее известных таких мифов является сказание о существовавшей некоей «альпийской крепости», некоего последнего неприступного суперредута, реально существовавшего только в воображении. Союзников немцы пытались запугать организацией «Вервольф», созданной для ведения партизанской войны и оказавшейся фактически мертворожденной. К таким же мифам относятся слухи о «чудо-оружии», в наличии которого Гитлер убеждал своих солдат до самого конца войны.

Последним мифом, по мнению американского резидента УСС в Швейцарии Алена Даллеса, были слухи о грядущем разладе в стане союзников. На протяжении всей войны фюрер искренне питал иллюзии по поводу того, что западные союзники и Россия поссорятся и тогда он сможет договориться с кем-то из них. Однако он не понимал, что как раз в силу последнего обстоятельства это и было маловероятно. Т. е. каждая из сторон панически боялась выхода из коалиции другой и всячески стремилась избегать поводов для этого. Этот миф, как казалось нацистам, стал воплощаться в реальность после смерти президента США Рузвельта 12 апреля 1945 г.

Гитлер просто бредил идеей раскола «антисвоей» коалиции. Еще в декабре 1943 г. он заявил фельдмаршалу Манштейну, что коалиция развалится в результате внутренних противоречий. По свидетельству же генерала Вейдлинга, после награждения группы генералов и офицеров, состоявшегося 13 апреля 1944 г., фюрер убеждал военных, что сотрудничество англо-американцев с русскими не может быть продолжительным и успешным, так как понятия «коммунизм» и «демократия» попросту несовместимы. Фюрер пытался запугивать союзников пресловутым «призраком коммунизма». Нацизм, по его мнению, мог стать приемлемой альтернативой «хаосу большевизма». Что касается англичан, то они во многом соглашались с этим, но их заокеанским союзникам до «призрака» не было никакого дела.

31 августа 1944 г. на очередной встрече со своими генералами фюрер твердил: «Мы будем сражаться до тех пор, пока один из наших ненавистных врагов не выдохнется и не откажется от дальнейшей борьбы… Наступит время (когда не уточнил), когда разлад внутри этого противоречивого союза станет настолько серьезным, что произойдет разрыв. Им суждено повторить судьбу всех коалиций в мировой истории. Все коалиции рано или поздно разваливались. Главное – это ждать подходящего момента, не считаясь ни с какими трудностями…»

К теме взаимоотношений союзников Гитлер вернулся 12 декабря 1944 г. в своем выступлении на совещании с командирами войск Западного фронта. Оно было приурочено к многообещающему, как казалось, наступлению в Арденнах. Цель речи – убедить генералов в необходимости удара именно на западе. Фюрер достаточно объективно считал, что «коалиция ультракапиталистов и ультрамарксистов дала трещину. Каждая сторона, вступая в этот союз, надеялась добиться для себя политической выгоды. Америка стремилась занять место Англии, стать наследницей дряхлеющей империи. Россия пытается прибрать к рукам Балканы. И вот теперь они столкнулись лбами. Их антагонизм растет час от часу. И если мы сейчас сумеем нанести несколько ударов, то этот искусственный общий фронт рухнет с громовым треском… Мы должны отнять у врага веру в победу!»

В данном случае фюрер, верно фиксируя наличие у союзников разных целей в рамках коалиции, не понимал или не хотел понимать, что это обстоятельство вторично. Он не осознавал, что главная задача для союзников – это скорейший разгром нацистской Германии. Лишь после Ялтинской конференции, прошедшей в январе 1945 г., когда ее решения стали известны нацистам, они ощутили зыбкость почвы, на которой строились их надежды.

Тем не менее даже весной 1945 г. Гитлер уговаривал командующего группой армий «Курляндия» генерала Гильберта не рассматривать все происходящее под углом зрения текущего момента, а рассчитывать на благоприятный для Германии поворот текущих событий, на противоречия между союзниками. Примерно в это же время в разговоре с хорошо известным советским телезрителям по сериалу «Семнадцать мгновений весны» обергруппенфюрером СС Карлом Вольфом он продолжал надеяться, что «Сталин не удовольствуется тем, что было обусловлено в Ялте. Он захочет ринуться вперед и перейдет демаркационную линию. Вот тогда-то англо-американцы дадут отпор. Американцы будут вынуждены отбросить русских назад».

В данном случае вождь снова сильно ошибся. Демаркационную линию как раз переходили западные союзники, а потом мирно отходили обратно в свои зоны оккупации. На чем же основывались надежды Гитлера на возможность распада коалиции союзников? Что было первоисточником для его пресловутой интуиции?

Начальник личной охраны фюрера группенфюрер Раттенхубер в послевоенных показаниях, данных им следователям СМЕРШа, коснулся этого вопроса. Он рассказал, что Гитлер неоднократно показывал ему перевод статей из газеты «Вашингтон пост» и других изданий информационного агентства «Ассошиэйтед пресс». Там писалось о больших противоречиях между руководителями трех держав на конференции в Тегеране и Ялте. Фюрер брал эти материалы на различные совещания, где буквально совал их в лицо своим подчиненным как доказательства того, что ему однажды удастся договориться с союзниками за счет русских. Слабо информированная аудитория жадно внимала этим «откровениям», не имея представления о том, по какому принципу проводится отбор данных материалов. И в этом нет ничего удивительного. Уж в чем, в чем, а в убеждении самих себя и самооправдании род человеческий с древних времен достиг совершенства.

Референт министерства пропаганды Хайнерсдорф после войны раскрыл источники невиданного оптимизма нацистских чиновников. Ежедневно рейхсминистру Геббельсу тщательно отбирался весь материал, поступающий из газет, по радио и из других СМИ. Предпочтение отдавалось именно материалам о противоречиях между союзниками. Понятно, что материалы подбирались крайне тенденциозно и действительно производили впечатление, что разногласия очень серьезны и дело и вправду может дойти до разрыва. Подборки этих «обнадеживающих сведений» Геббельс незамедлительно передавал Гитлеру, а тот, прочитав их, делал «предсказания».

Надо сказать, что на Западе была пресса, отражавшая мнение влиятельных групп лиц, которые были в оппозиции курсу политике президента Рузвельта. Эти издания традиционно и небезосновательно были одержимы патологической ненавистью к СССР. К примеру, газета «Чикаго трибьюн» позволяла себе довольно желчно писать о неких «тривиальных соглашениях», достигнутых на конференции в Тегеране. Агентство ЮПИ в своих СМИ, финансируемых Республиканской партией, позволяли оскорбительные высказывания в адрес Сталина и т. д. Свобода слова в США была незыблемой ценностью даже в годы войны, но Геббельс и Гитлер не совсем понимали это, выдавая высказывания оппозиции за чистую монету, то есть желаемое за действительное.

Реальное же настроение американцев отнюдь не порадовало бы фюрера, проведи он через своих шпионов статистический опрос. Опросы общественного мнения в 1943 г. показывали, что 82 % опрошенных были сторонниками скорейшего разгрома нацистской Германии. На президентских выборах 1944 г. 54 % избирателей отдали голоса за Рузвельта, выступавшего за сотрудничество с СССР в борьбе против нацизма.

Конечно, в США была сильная оппозиция, особенно в конгрессе. Изоляционисты, в основном представители республиканцев, настаивали на пересмотре внешней политики Штатов и отказе от союза с СССР. Подвергалось критике и решение о «безоговорочной капитуляции». Однако эти настроения все же не отражали настроений большинства простых американцев.

Кроме материалов зарубежной прессы Гитлеру предоставлялись и отчеты германского МИДа. Референты министра Риббентропа тоже акцентировали внимание вождя именно на внутренних проблемах союзников. Они «полагали», что население союзных стран (США и Великобритании) все в большей степени не одобряет политику Рузвельта и Черчилля и в скором времени якобы может потребовать заключить мир с Германией и объявить войну всеобщему врагу – коммунистической России. Немецкие дипломаты сообщали и о высказываниях английского консула в Адане Мерсика, который вещал: «К концу войны Англия с Америкой будут достаточно сильны, чтобы приказать русским остановиться там, где они посчитают нужным».

Еще одним источником получения «информации» о взаимоотношениях союзников был радиоперехват и дешифровка радиосообщений иностранных дипломатических представительств в Москве. При этом радиограммы посольств Англии и США немцы расшифровать не могли, так как при их передаче использовались шифровальные машины, зато переговоры французов – в значительной степени. А переговоры хорошо информированного турецкого посла в Москве Сарпера становились известны немецкой разведке почти сразу же после их передачи. Он сообщал своему МИДу о том, что Сталин и его ближайшее окружение испытывали глубокое и непреодолимое недоверие в отношении своих союзников, и опасались, что Запад за их спиной может заключить сепаратное соглашение с немцами. По мнению известного российского дипломата Валентина Фалина, источником неоценимых для немцев сведений могло быть также окружение видных американских дипломатов – Агесона, Кеннеди-старшего, Буллита, Штейнхардта, – которые не поддерживали внешнеполитический курс вашингтонской администрации.

Известный германский исследователь Себастьян Хаффер писал, что «надежда Гитлера на столкновение Запада и Востока была не такой уж необоснованной». По его мнению, «существовал шанс, что война между победителями могла вспыхнуть сразу же». Черчилль не испытывал симпатий ни к немцам, ни к русским. В британских военных кругах было достаточно широко известно циничное заявление Черчилля о том, что он «хотел бы видеть германскую армию в могиле, а Россию на операционном столе». При этом он не уточнял характер операции и кто будет выступать в роли «хирурга».

Гитлер пытался прогнозировать грядущие события, вероятность которых была невелика, на основании неполной и далеко необъективной информации. В результате поверхностного анализа слухов и «сведений» в умах немецких руководителей и рождались всякого рода беспочвенные надежды. Стратегической целью фюрера было создать условия, при которых союзная коалиция лишилась бы уверенности в возможности достижения единства целей и вследствие этого развалилась бы. Какими же методами Гитлер намеревался достичь поставленных целей?

Он, конечно, понимал, что «надеяться на благоприятный момент в период тяжелых поражений наивно. Такие моменты могли бы возникнуть только в случае какого-либо военного успеха». По утверждению Гитлера, наилучшим решением в создавшейся ситуации был бы внезапный сильный удар по англо-американцам как самому слабому, на его взгляд, звену. Этот удар, как ему казалось, «лишит всю коалицию воли продолжать борьбу, конца которой не видно». Он страдал явной недооценкой своих противников, в данном случае США, и наивно полагал, что разгром на Западном фронте повергнет союзников в панику.

В беседе с Отто Скорцени фюрер всерьез утверждал, что «народы союзников не хотят войны… Следовательно, если немцы нанесут сильный удар, то союзники под воздействием общественного мнения, возможно, окажутся готовы заключить перемирие. Тогда мы сможем бросить дивизии на Восток, чтобы спасти Европу от жуткой угрозы». Даже для эсэсовского диверсанта Скорцени, никогда не блиставшего высоким интеллектом, подобное утверждение любимого шефа не прозвучало особо убедительно. Что уж говорить о генеральской элите.

В январе 1945 г. Гитлер говорил приближенным, что поражение союзников должно толкнуть Черчилля к соглашению с Германией. Даже после проигранного сражения в Арденнах он продолжал утверждать, что в стане союзников наметился раскол. Немецкий военный историк Курт Типпельскирх, оценивая военные планы командования Вермахта на последнем этапе войны, писал, что оно рассчитывало «продержаться до тех пор, пока дело не дойдет до неизбежных раздоров между союзниками».

Вообще же мысли о затяжке времени частенько навещали фюрера. Поняв неизбежность поражения где-то в июле 1944 г., он подчинил все свои действия на Западном фронте задаче выиграть время, чтобы употребить его для расшатывания коалиции. Гитлер пристально следил за поведением Лондона и Вашингтона, регистрируя выполнение ими союзнических обязательств. Британский историк Джон Толанд тоже отмечал, что фюрер тянул время в надежде, что Запад в любой момент может понять, что его настоящий враг – большевизм и наконец присоединится к Германии в общем «крестовом походе» против России. Гитлер вещал: «Время наш союзник. План России с каждым днем становится все более очевидным, что должен понять Рузвельт».

Правда, он, как завзятый философ, не отрицал и значение пространства, утверждая, что «есть шанс на победу, если защищать каждый метр территории» и что «каждый плацдарм на Востоке в итоге должен стать плацдармом для последнего крестового похода против еврейского большевизма».

В своей безнадежной борьбе нацисты использовали и примитивные провокации. Так, Гитлер на совещании с Герингом и Йодлем сообщил, что удалось подкинуть англичанам дезинформацию о формировании в России армии антифашистов численностью около 200 тысяч человек для «ввода ее в Германию». Фюрер надеялся, что подобная информация должна сильно напугать англичан. Кроме того, в сентябре 1944 г. в ходе ряда зондажей немцы передали резиденту УСС в Швейцарии Даллесу предложение немецкого МИДа об отводе германских войск с Балканского полуострова с замещением их союзными войсками, тем самым предлагая англичанам освободить балканские страны раньше русских. Целью этой незамысловатой провокации было «потрясти тегеранские договоренности», а также параллельно провести мероприятия, направленные против советских интересов на Балканах и поссорить союзников.

Этой же цели были посвящены попытки вступить в переговоры с западными союзниками с целью заключения сепаратного мира. Немцы полагали, что даже если не удастся подписать мир, о переговорах станет известно русским и это вобьет дополнительный клин между союзниками. Немецкие дипломаты даже весной 1945 г. тешили себя надеждами, что союзники, стоявшие на пороге победы, могли вступить в переговоры с немцами, руководствуясь при этом какими-то эфемерными политическими соображениями. Вести серьезные переговоры с нацистами в марте 1945 г. было бы чистейшим безумием со стороны американцев.

Тем не менее в своих беседах с Борманом и Геббельсом Гитлер не раз говорил о необходимости встать на сторону Запада в «грядущем столкновении» между СССР и США, когда последние «неизбежно проявят желание обеспечить себе поддержку немецкого народа». При этом фюрер также надеялся, что его сохранят у власти. Когда же обергруппенфюрер Вольф задал фюреру вопрос: «На чьей же стороне вы хотите завершить войну?» – тот, немного подумав, ответил: «Я присоединюсь к тому, кто мне больше предложит. Или к тому, кто первый со мной свяжется».

Один из средневековых мудрецов сказал: «Сон разума рождает чудовищ». Вот так и нацистское руководство надеялось, что западные союзники в страхе перед наступающей Красной Армией вдруг сделают внезапный дипломатический кульбит. Впрочем, не забывали и о Востоке. Геббельс в своем дневнике 5 марта 1945 г. записал: «…фюрер убежден, что если какая-то держава в лагере противника захочет вступить в переговоры, то это будет Советский Союз». Оказывается, Гитлер считал, что Сталин испытывал большие трудности в отношениях с англосаксами. А поскольку он в отличие от западных политиков не зависел от общественного мнения, то мог в любой момент взять и подписать сепаратный договор с Германией.

Геббельс также писал, что «фюрер думает найти возможность договориться со Сталиным, а затем с жесточайшей энергией продолжить войну с Англией». Про США почему-то забыл. Нацистские руководители считали, что «чего-то можно было достигнуть на Востоке, так как Сталин больший реалист, чем англо-американские безумцы». В общем, в отчаянных надеждах подписать с кем-нибудь сепаратный мир, гитлеровское руководство шарахалось из стороны в сторону. Впрочем, иногда того же рейхсминистра посещали умные мысли: «…как английская, так и американская сторона по-прежнему преследуют цель сначала разгромить нас, а затем посмотреть, к чему это приведет». Да и сам фюрер 6 февраля 1945 г. говорил в кругу своих приближенных, что «большая тройка намеревается разгромить и уничтожить Германию» и что «ситуация кажется безнадежной». То есть проблески реализма все же были. Это говорит о том, что в глубине души нацисты понимали, что им конец.

Суть происходящего в Европе была в том, что союзников, громивших германские армии в марте – апреле 1945 г., не сильно страшила угроза коммунизма, которой их так сильно пытались запугать немцы. Актуальность этой угрозы рассматривалась союзниками лишь в далекой перспективе. Им прежде всего было необходимо решить первостепенную задачу – добить своего давнего врага – Германию, которая когда-то на волне своих первоначальных успехов могла угрожать им в мировом масштабе. После этого нужно было ликвидировать еще одного претендента на главенство в азиатском регионе – Японию. А уже только потом следовало заняться решением проблем, создаваемых пока только в Европе своим ослабленным войной русским союзником. Такова была настоящая логика англосаксов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.