3

3

Генералы в плену устраивались с комфортом. Генерал Шарль-Огюст-Жан-Батист-Луи-Жозеф Бонами, плененный в Бородинском сражении на батарее Раевского, до конца войны содержался в городе Орле и был там довольно популярен.

Родившийся в 1764-м Бонами начал службу в 1792 году. Воевал в Бельгии, на Рейне, в Италии. В 1799 годы получил чин бригадного генерала, но после переворота 18 брюмера был уволен из армии без содержания – возможно, по причине того, что родиной генерала была Вандея. Его штатская жизнь продолжалась до марта 1811 года – тогда, перед походом в Россию, Наполеону понадобились все, и бригадный генерал Бонами стал командиром 30-го линейного полка (кстати, во Франции полк с республиканских времен именовался «полубригада»). Сдержанности в генерале не было ни на грош: в ноябре 1811 года в Любеке его адъютант именем генерала выгнал из театральной ложи супрефекта (мэра) и высших чинов городской полиции.

В Бородинском бою полк Бонами ранним утром взял батарею Раевского. Если бы ее удалось удержать, карьера генерала совершила бы солидный прыжок. Однако русские батарею отбили, а генерала наши разгоряченные солдаты, видимо, просто подняли на штыки – у него было больше десятка (некоторые историки пишут – двадцать) штыковых ранений. По легенде, Бонами закричал: «Я Мюрат» или «Я Неаполитанский король», и это будто бы его спасло. (При этом никого из историков не удивляет, как русские егеря и мушкетеры вдруг поняли французский. Да и Мюрат за два месяца похода уже стал в русской армии знаменитостью из-за храбрости, шляпы с павлиньими перьями и «карусельного костюма» (выражение Дениса Давыдова), шитого из тканей удивительных расцветок – вряд ли Бонами в черном генеральском мундире мог сойти за самую «гламурную» персону обеих воюющих армий). Может, Бонами и кричал что-то про Неаполитанского короля, но фельдфебель Томского мушкетерского полка Золотарев, который его пленил, видимо, понял только, что это – генерал и за него ему дадут крест. Потому Золотарев и отнял полуживого француза у своих товарищей. (За своего пленника Золотарев получил чин подпоручика, одним махом прыгнув совсем в другую, офицерскую и дворянскую, жизнь).

Ермолов, командовавший контратакой на батарею Раевского, узнав, что противостоявший ему генерал взят в плен, проявил рыцарское участие в его судьбе и отправил в свое имение для поправки здоровья. Выздоравливал генерал трудно. «При получении известий о победах французов раны его закрывались, и он был добр и спокоен, при малейшем известии о неудачах их – раны раскрывались, и он приходил в ярость», – пишет Денис Давыдов. Впрочем, в 1813-м, а особенно в 1814 годах Наполеон побеждал нередко – другой вопрос, что эти победы не помешали его противникам войти в Париж. Кое-как генерал все-таки выздоровел и в 1814 году уехал на родину. В 1815 году, во время Ста дней, Бонами к Наполеону не явился – видимо, решил не гневить Бога. Прожил он для израненного человека немало – 66 лет.

А вот простому солдату в плену было нелегко. Тереза Фигер, служившая во французской армии рядовым драгуном под именем Сан-Жен, в 1811 году попала в плен и содержалась в форту в Лиссабоне. «Невозможно относиться к пленным с меньшей гуманностью, чем это было в нашем случае, – уверена она. – Мы лежали прямо на каменных плитах, нам не дали даже соломы и хоть каких-то покрывал. В качестве пищи нам раздали так называемые пайки, состоявшие из полуфунта риса (чуть больше 200 граммов), даже не приправленного солью. У нас на пять человек был один чан, в котором можно было варить этот рис, а в качестве питья нам давали плохую воду в бочках: мы могли черпать ее либо старым сломанным черпаком, либо башмаком». Пленные развлекали себя воспоминаниями о хороших временах. Тереза Фигер, которой было тогда уже 37 лет, выдумала развлечение: с помощью веревки и крючка она ловила крыс, используя рис как наживку. Занятие это нашло «немало последователей, которые предавались ему и день и ночь, душой и телом». «Крысы – очень осторожные животные, они не заглатывают наживку, как глупые пескари», – вынуждена была признать госпожа Фигер.

Тереза Фигер и ее товарищи, содержавшиеся в форте, при всех невзгодах все же могли считать себя счастливчиками: по соседству, на реке Тежу, стояли понтоны, также заполненные пленными французами. Для них ко всем невзгодам добавлялась «необходимость постоянно качать помпу, это была смертельно тяжелая работа, особенно под лиссабонским солнцем и под ударами палки». По кривой усмешке судьбы, на этих же понтонах в 1807–1808 годах держал пленных португальцев и англичан генерал-губернатор Португалии Андош Жюно.

Из Португалии Терезу Фигер переправили в Англию, где она жила куда лучше: французам выделяли содержание из расчета пять шиллингов в день (английский фунт состоял из 20 шиллингов, а шиллинг – из 12 пенни). Хотя Тереза Фигер сетует на дороговизну английской жизни, но денег ей хватало на то, чтобы, например, снимать комнатку. Плен для Терезы Фигер и ее товарищей по несчастью закончился лишь в 1814 году.

Впрочем, не все и в Англии устраивались как Тереза Фигер. В июне 2007 года в Англии возле городка Питерборо был обнаружен и раскопан археологами лагерь военнопленных французов. Они жили в двухэтажных деревянных бараках. Кормились своим хозяйством – держали огород и скотину. Немного денег и продуктов зарабатывали продажей самодельных фигурок. За время существования лагеря (1797–1815) в нем умерло 1700 человек, причем тысяча из них – в эпидемию тифа зимой 1800–1801 гг. Интересно, что археологи нашли подкопы – даже на острове французов не оставляло желание бежать…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.