6

6

Надо полагать, французов Россия ошарашила уже тем, что война здесь велась иногда оружием каменного века: башкиры, например, были вооружены луками и часто осыпали стрелами французов.

Стойкие под пулями, от этой экзотики наполеоновские воины приходили в ужас. Генрих Росс, врач в вюртембергской кавалерии, записал о бое под Инковым (8 августа 1812 года): «Здесь мы в первый раз подверглись обстрелу стрелами, которые летят и свищут в воздухе как пули. Одному польскому офицеру стрела попала в бедро, у другого она застрял в платье; мы потом долгое время возили их с собой на память».

На Бородинском поле неприятеля встретили ратники Московского ополчения.

«Неприятель намерен обходить – и вдруг высокий лес ожил и завыл бурею. Семь тысяч русских бород высыпало из засады. С страшным криком, с самодельными пиками, с домашними топорами они кидаются в неприятеля, как в чащу леса, и рубят людей, как дрова…», – писал очевидец. (Правда, скорее всего преувеличил – известно лишь об участии 500 ополченцев в атаке на левом фланге русской позиции).

А вот казаков французы видели и прежде и потому относились к ним снисходительно: «Более шумное, нежели опасное войско,» – записал после Бородина граф Сегюр. Однако именно составленные из казаков партизанские отряды растащили потом французскую армию на атомы.

Во Вторую мировую армии вступали с винтовками, а выходили с автоматами; въехали на велосипедах, а выехали на тяжелых танках. Прогресс вооружений был вызван тем, что с самого начала войны людские ресурсы были задействованы в общем-то полностью, приходилось искать преимущества в другом. У Наполеона картина была обратной: его эпоха закончилась с теми же ружьями и пушками, с какими начиналась. Основным оружием Наполеона и его противников была человеческая масса. Этот «вид вооружений» был ему понятен, его Наполеон по мере сил холил, лелеял и развивал. Пока в Европе были люди, Наполеон не нуждался в прогрессе вооружений.

Известно, что американец Роберт Фултон в 1800 году предлагал Наполеону проект подводной лодки. Но Наполеон не разглядел в субмарине скрытый потенциал: лодка могла находиться под водой всего лишь 20 минут, а этого, указал Наполеон, слишком мало для выполнения каких-нибудь задач.

(В России идея подводной лодки появилась еще во времена Петра I. Крепостной крестьянин Ефим Никонов при поддержке царя построил «потаенное судно», деревянную подводную лодку, способную к реальному подводному плаванию. После смерти царя в 1725 году «потаенное судно» было упрятано «от вражьих глаз» в глухой сарай, где истлело).

В 1803 году Фултон испытал в Париже пароход: судно двигалось со скоростью 5 километров в час, что можно было считать успехом – ведь это был, говоря нынешним языком, прототип. Но Наполеон и у парохода не увидел будущего. Пишут, будто он первым делом спросил Фултона, когда может быть построен большой пароход с пушками, а услышав, что на это понадобится несколько лет, сразу охладел к идее парового флота в целом. (Первый боевой пароход Фултон заложил в Америке в 1814 году, это был 44-пушечный «Фултон Первый»).

Наполеону нужно было то, что могло действовать прямо сейчас, – а это были привычные кремневые ружья, стрелявшие ядрами пушки, а главное – люди, люди, много людей. Впрочем, в такой точке зрения Наполеон был не одинок: когда в 1804 году Фултон переехал в Англию, там от его подводной лодки тоже никто не пришел в восторг. Но здесь причины могли быть другими: англичане и без того были хозяевами на морях. Интересно, что на земле, где они, видимо, чувствовали себя не так уверенно, англичане, не имевшие в своем распоряжении людских ресурсов всей Европы, от технических новинок не отказывались.

Например, 8 ноября 1806 года они испытали на французах «ракеты Конгрива» – реактивные снаряды. Выпустив с кораблей по французскому городу Булонь 200 ракет за полчаса, англичане сожгли город практически дотла. Впечатление от таких обстрелов было ужасающим. В 1807 году англичане, чтобы «предостеречь» Данию от перехода на сторону Франции, выпустили по Копенгагену несколько десятков тысяч ракет. Датская столица была обращена в пепел, а датчане до конца франко-английского противостояния боялись англичан больше, чем Наполеона.

Полковник Вильям Конгрив изобрел свое оружие под впечатлением рассказов о «ракетных войсках» индусов. В конце XVIII века англичанам в Индии не раз приходилось попадать под «ракетный обстрел». Индусская ракета представляла собой заряд в железном корпусе. Наводили ее при помощи трехметровой бамбуковой жерди (вернее было бы сказать – «придавали направление»). Дальность полета составляла полтора-два с половиной километра. Точности особой не было, но при тогдашнем сомкнутом построении войск урон противнику наносился большой. Надо учитывать и психологический эффект: человек того времени просто голову терял, когда на него с неба со свистом и грохотом валились куски пламени, а ведь в ракетах была еще и картечь! В битве при Лейпциге, при осаде Данцига и в некоторых других случаях они приносили эффект, деморализуя противника. Однако немало было случаев, когда ракеты Конгрива не оправдывали ожиданий: иногда их сносило с курса чересчур сильным ветром, а в 1810 году при обстреле Кадиса в Португалии и вовсе «сдувало» на своих. «Сильный ветер отбросил две из них (ракеты) назад на наших зевак, причинив тем весьма немалый вред», – писал очевидец. При Ватерлоо ракеты падали в сырую траву, что почти сводило на нет их смертоносный эффект. Неудивительно, что англичане то и дело предпочитали ракетам обычные чугунные пушки.

(Ракетными войсками пытались обзавестись все воюющие государства Европы. Методика была такая же, как полтора века спустя при «разработке» ядерной программы – одни изобретают, а все остальные пытаются у них украсть или скопировать. В результате ракетчики появились в армиях Австрии, Германии, Голландии, а русские в 1834 году даже построили первую ракетную подводную лодку! Александр Сергеевич Пушкин мог быть зрителем первого подводного ракетного старта – и это без всяких шуток: пуски ракет с лодки производились на реке Неве под Санкт-Петербургом. Правда, лодка была на веслах и поэтому имела скорость полкилометра в час. Наверное, из-за этого Николай Первый подводную лодку не оценил (это был, видимо, единственный раз, когда царь мыслил по-наполеоновски) и денег на ее совершенствование не дал).

А вот воздухоплавательные войска не зародились даже в таком виде. Хотя движения в этом направлении были: в мае 1812 года в Вильно к императору Александру I от московского генерал-губернатора Федора Ростопчина доставлен был 37-летний немец Франц Леппих, бравшийся построить боевой аэростат с восемью пушками. Проект императору понравился – возможно, главным образом из-за того, что до этого от боевых аэростатов будто бы отказался Наполеон. Леппиху дали денег, была создана специальная группа фельдъегерей, снабжавших Леппиха материалами (например, особой сталью) и рабочей силой (квалифицированные кадры вывозили из Австрии), а заодно обеспечивавших секретность работ. Деньги Леппиху возил сам начальник корпуса фельдъегерей подполковник Николай Касторский. Александр поначалу верил в Леппиха, тем более верил и Ростопчин, писавший о «секретном оружии», которое вот-вот нанесет противнику чудовищный удар примерно так же, как в апреле 1945 года Гитлер. Но Леппих все не мог сделать шар, который мог поднять хотя бы две маленьких пушки, не говоря уж о восьми. К тому же шары не летели против ветра. Чем ближе Наполеон был к Москве, тем сильнее менялось настроение Ростопчина. В конце концов он распорядился аэростатные работы свернуть. На 130 телегах Леппих эвакуировался в Нижний Новгород, однако уже в дороге ему было приказано повернуть в Санкт-Петербург. Расположившись в Ораниенбауме, Леппих еще какое-то время продолжал работы – до полной потери к нему интереса и, соответственно, денег.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.