Боевой вылет адмирала Угаки с миссией камикадзе

Боевой вылет адмирала Угаки с миссией камикадзе

База ВВС в Каноя на юге Кюсю отправляла против врага на Окинаву немало пилотов-камикадзе. Но летные поля на Окинаве были захвачены так быстро, что вскоре самолеты противника стали подниматься с них в воздух для поддержки палубной авиации своих авианосных соединений, совершавшей налеты на японскую территорию. Эти налеты были столь разрушительны, что приходилось передислоцировать наши базы ВВС в центре и на севере Кюсю, Сикоку и на западе Хонсю. В рамках этих мероприятий штаб 5-го воздушного флота переместился из Каноя в Ойту на северо-востоке Кюсю. Командно-диспетчерский пункт соорудили в помещении бункера, вырытого в холме с юго-восточной стороны летного поля.

15 августа до рассвета в штаб вызвали офицера 5-го воздушного флота капитана Такаси Миядзаки. Он встретил там дежурного офицера капитан-лейтенанта Такэтацу Танаку, который не без волнения сообщил, что командующий флотом вице-адмирал Матомэ Угаки отдал приказ готовиться к боевому вылету из Ойты на Окинаву эскадрилье бомбардировщиков.

Миядзаки подумал с беспокойством, что Угаки, возможно, решил сам отправиться с миссией камикадзе во главе эскадрильи. Он направился прямо в кабинет Угаки, где к нему всегда относились благожелательно, чтобы получить подтверждение своей догадки.

Штаб тоже располагался внутри пещеры на склоне холма. Небольшое пространство этой пещеры при помощи перегородки было отведено под кабинет адмирала Угаки. В нем помещались лишь стол и койка. Это было жалкое подобие того, что принято считать обстановкой служебного кабинета командующего воздушным флотом. Когда Миядзаки вошел, адмирал сидел на койке с мрачным выражением лица.

– Дежурный офицер сообщил, что вы приказали бомбардировщикам палубной авиации готовиться к вылету. Позвольте узнать ваши намерения, господин адмирал? – спросил Миядзаки.

Выражение лица адмирала немного прояснилось, когда он отвечал деловым тоном:

– Я собираюсь участвовать в вылете. Позаботьтесь о выполнении приказа.

– Я понимаю ваши чувства, но прошу вас пересмотреть свое решение, господин адмирал, – возразил капитан. – Мне кажется, что сейчас такой вылет не даст результатов.

– Вы слышали приказ, – произнес адмирал Угаки дружелюбным, но твердым тоном. – Пожалуйста, делайте свое дело.

Миядзаки тотчас вышел из кабинета и отправился посоветоваться с начальником штаба Угаки, контр-адмиралом Тосиюки Ёкои. Этот визит он совершал с неохотой, потому что адмирал Ёкои болел и несколько дней не вставал с кровати. Однако Миядзаки считал консультацию с ним своим долгом.

Когда Ёкои доложили о возникшей ситуации, он поднялся с постели и, несмотря на болезнь, пошел прямо в кабинет Угаки, чтобы отговорить его от вылета на Окинаву.

– Ценю вашу решимость умереть, – сказал он. – Но после сдачи острова возникнет много важных проблем с передислокацией командных структур, которые вам придется решать. Прошу вас, откажитесь от вылета.

Угаки, спокойно улыбаясь, прервал дальнейшие уговоры своего начальника штаба:

– Пожалуйста, разрешите мне воспользоваться своим правом умереть.

На это Ёкои нечего было ответить. Он ушел посовещаться с контр-адмиралом Тикао Ямамото. Они решили, что близкий друг Угаки, контр-адмирал Такацугу Дзёдзима, будет как раз тем человеком, который сможет отговорить Угаки от участия в боевом вылете камикадзе.

Дзёдзима, как и другие военные, был крайне обеспокоен решением Угаки. Он немедленно отправился разубеждать друга в целесообразности принятого решения. Как личный друг, Дзёдзима мог говорить с адмиралом Угаки откровенней, чем другие.

– Понимаю, что, как командующий, ты несешь всю полноту ответственности за 5-й воздушный флот, – начал он разговор. – Но помимо прошлого, ты обязан думать о будущем, по отношению к которому у тебя сохраняются долг и ответственность. Мне говорили о твоем намерении, и я вполне сочувствую тебе. Тем не менее ради общего блага я призываю тебя отказаться от него.

Угаки терпеливо выслушал друга. Затем с обезоруживающей прямотой и чистосердечием сказал:

– Это мой шанс умереть воином. Я не должен его упустить. Я уже подобрал себе преемника, он позаботится о делах после того, как я оставлю свой пост.[40]

Дзёдзима понял, что Угаки нельзя переубедить. Возможно также, что он разделял чувства друга. Оставалось только выполнить задуманное. Командиру звена камикадзе 701-й авиагруппы лейтенанту Тацуо Накацуру было передано указание приготовить самолеты для вылета. За этим последовало письменное распоряжение: «Звено эскадрильи 701-й авиагруппы, базирующейся в Ойте, в составе трех пикирующих бомбардировщиков атакует корабли противника у Окинавы. Командует атакующим звеном адмирал».

В то утро японские войска повсюду были подняты по тревоге, чтобы в полдень прослушать по радио речь императора. Ходили невеселые слухи, что он объявит о капитуляции. С тяжелым сердцем офицеры 5-го воздушного флота собрались в штабе, чтобы прослушать заявление монарха. Оно не вызвало энтузиазма, и многие фрагменты речи были неясны. В целом, однако, она не оставляла сомнений в том, что нам предложено сдаться. В подтверждение этого вскоре все местные газеты опубликовали полный текст речи императора. До этого адмирал Угаки тешил себя надеждой, что император призовет сражаться до конца. Теперь для такой надежды не осталось никаких оснований.

Состоялась немногочисленная прощальная встреча с адмиралом Угаки. Он обратился к ее участникам со словами сожаления о том, что не удались его усилия по достижению желаемых результатов. Голос адмирала звучал глухо и бесстрастно. С мягкой улыбкой он добавил, что нам следует сообща работать над проблемами, которые останутся после его ухода в иной мир. Простые и искренние слова адмирала взволновали всех, присутствовавших на встрече.

Когда завершилась церемония прощания, адмирал Угаки немедленно отправился на летное поле. Все знаки различия с его мундира были удалены. При нем остались лишь короткий самурайский меч и бинокль. Меч ему подарил в период первых двух лет войны покойный адмирал, главнокомандующий объединенным флотом Исороку Ямамото.

Капитан Миядзаки сначала стоял безмолвно и торжественно, но затем, будучи не в состоянии больше сдерживаться, выступил вперед и сказал:

– Пожалуйста, возьмите меня с собой, адмирал.

Угаки жестко ответил:

– У вас здесь дел более чем достаточно. Оставайтесь на месте.

Для Миядзаки это было слишком. Он зарыдал, не стесняясь тех, кто проходил мимо.

На взлетно-посадочной полосе выстроились друг за другом 11 самолетов с ревущими моторами, рядом с ними стояли двадцать два летчика. Начальник штаба Ёкаи не скрывал изумления в связи с этим. Обращаясь к лидеру звена, лейтенанту Накацуру, он спросил насмешливым тоном:

– Разве в приказе говорилось не о трех самолетах?

Молодой человек отвечал взволнованно и с воодушевлением, доходившим до восторга:

– Кто смирится с тем, что операция ограничивается тремя самолетами, когда сам командующий собирается участвовать в атаках самолетов камикадзе на врага? За ним последует каждый самолет моего подразделения.

Услышав этот разговор, адмирал Угаки встал на небольшой постамент и в последний раз обратился к своим подчиненным с речью:

– Это в самом деле трогательно. Неужто вы все хотите умереть вместе со мной?

Руки всех пилотов рванулись вверх под восклицания единодушного согласия. В их искренности не было никакого сомнения. Адмирал Угаки приказал готовиться к взлету, пошел прямо к самолету Накацуру и взобрался на заднее сиденье. Штурмана Накацуру, унтер-офицера Акиёси Эндо, это явно обескуражило. Он подбежал к адмиралу со словами:

– Это мое место, господин адмирал! Вы заняли мое место!

Адмирал Угаки понимающе улыбнулся и сказал:

– Я освободил вас от обязанностей. Вы остаетесь.

Вынести этого Эндо не мог. К всеобщему удивлению, он полез наверх с другой стороны самолета и втиснулся на одно сиденье с адмиралом. Угаки оценил это проявление решимости, добродушно покачал головой и подвинулся, уступая место энергичному молодому человеку. Наконец все было готово для взлета. 11 бомбардировщиков один за другим начали пробег по взлетно-посадочной полосе и поднялись в воздух под прощальные взмахи рук людей, оставшихся на аэродроме.

Четыре самолета из этой эскадрильи были вынуждены приземлиться из-за неполадок в двигателях. Другие продолжили свой полет до Окинавы. Эндо установил радиосвязь с базой и периодически сообщал подробности полета. Во время последнего сеанса связи прозвучало послание адмирала Угаки:

«За неудачу в защите родной страны и разгроме высокомерного неприятеля я несу личную ответственность. Высоко ценю героические усилия офицеров и всего личного состава подчиненных мне войск в течение последних шести месяцев.

Намерен провести боевую операцию на Окинаве, где мои подчиненные пали в бою, как облетает вишневый цвет. Там я пойду на таран и сокрушу самонадеянного врага в духе подлинного „Бусидо“ с твердым убеждением и верой в незыблемость императорской Японии.

Уверен, что личный состав всех подразделений, находившихся под моей командой, поймет мотивы, которыми я руководствовался, преодолеет предстоящие трудности и будет стремиться преобразовать нашу великую Родину так, чтобы она сохранилась в веках.

Да здравствует Его Величество Император!»

Этот сеанс связи завершился в 19.24 прорывавшимся сквозь помехи донесением о том, что самолет командующего врезался во вражескую цель. Примерно в то же время послали свои донесения о роковом пике шесть других самолетов.[41]

Адмирал Угаки, видимо, решил участвовать в операции камикадзе еще в то время, когда принимал командование над 5-м воздушным флотом. От него нередко слышали реплики относительно того, что каждому пилоту в отдельности и всем вместе следует воспользоваться шансом участия в операции камикадзе. Каждый поступок адмирала свидетельствовал о его решимости следовать своему убеждению.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.