Перед холмом

Перед холмом

К югу от озера Ильмень русские по-прежнему, уже с новыми силами, атакуют наш перешеек. Не оставляя отчаянных попыток вырваться из окруженной болотистой местности в районе Волхова, они одновременно нападают на наши укрепления, расположенные на противоположном берегу Волхова, и стараются таким образом прорвать окружение. Но все напрасно.

Возникла необходимость съездить в район Холма. Форстер тоже едет. Сначала мы вместе с ним добираемся в спальном вагоне до Дно, а затем перебираемся в моторный вагон, который довезет нас до Локни, где за болотами располагается правый фланг армии. Участок дороги от Дно до Локни постоянно прочесывается партизанами. Вот и прошлой ночью были взорваны рельсы в нескольких местах. Поездка продолжается только после восстановления путей.

Мы столпились в будке машиниста и не отрываем глаз от путей, каждый момент ожидая, что взлетим на воздух. Конечно, каждое утро участок проверяют, но это никак не может гарантировать безопасность, поскольку путь проходит через густой лес, низкие кустарники, а партизаны не дремлют.

До Локни мы добираемся целыми и невредимыми. Здесь располагается та самая медицинская рота, воевавшая под Новгородом, где были обнаружены пациенты с прижиганием легочных ранений.

Сейчас на территории Холма находятся исключительно роты медицинской службы – ненормальное состояние. Единственный полевой госпиталь «масляно-сметанной дивизии» (солдаты прозвали ее так, потому что она долгое время квартировала в Дании, где всех откормили) закрыли, пополнение до сих пор не прибыло. Несколько подразделений медицинской службы были разделены, а лучше сказать, распылены небольшими взводами, полувзводами, маленькими группами по всей территории южного фланга армии от Холма до Острова. Главному врачу армии, разумеется, должно быть об этом известно, почему же он не вмешивается?

Из Локни я продолжал путь на машине. После часовой поездки мы останавливаемся возле жалкого санитарного поста, своего рода дивизионного медицинского пункта, и вдруг, к своему великому изумлению, я сталкиваюсь с одним из знаменитых учеников Зауэрбруха.

– Будь оно все проклято, каким образом вы оказались в этом убогом захолустье? Вам здесь совершенно нечего делать!

– Рассматривайте это как перевод в другое место в порядке наказания, – с улыбкой отвечает он. – Я не угодил начальнику Берлинского округа, и он меня невзлюбил.

– Ах, вот в чем дело. Тогда мы как-нибудь попытаемся изменить положение.

Для одних служба на фронте – честь, для других – наказание. Потрясающая логика!

В Троице-Хлавицах, или, как говорят наши солдаты, в Доппельнаме, куда мы добираемся спустя некоторое время, дивизионный медпункт сохранился. Начальник медицинской роты, активный молодой наглец, похоже, изрядно терзает своих врачей. Все его достижения ограничиваются лишь бюрократическими мелочами, строительством туалетов, поддержанием военного порядка. Заставил своих людей выстроить ему удобные апартаменты. В медицинском отношении он вообще ничего не делает, операции его абсолютно не интересуют, однако он старательно занимается с санитарами строевой подготовкой и высчитывает, когда наступит срок очередного повышения по службе.

Мы навещаем еще один дивизионный медпункт недалеко от Холма. Операций здесь не делают, условия неподходящие. Он служит лишь перевалочным пунктом.

Затем отправляемся в Дунаево, где располагается взвод медицинской роты. Я наблюдаю, как оперирует молодой врач-ассистент и получаю настоящее удовольствие! Он очень талантлив. Просто светлый луч во тьме.

Посреди разговора с коллегами о животрепещущих проблемах военно-полевой хирургии меня зовут к телефону. Кто бы это мог быть, кому известно, что я здесь?

Беру трубку, представляюсь – и тут на другом конце провода отзывается адъютант самого генерала графа Арнима, командующего холмским участком фронта, который руководил освобождением окруженного Холма.

– Господин профессор! – доносится до меня голос. – Господин генерал узнал о том, что вы гостите в нашем районе. Он сердечно просит вас пожаловать в гости.

– Я с радостью приду, – отвечаю я. – Когда господину генералу будет удобно принять меня? Подойдет ли сегодня после обеда, скажем, часов в пять?

– Конечно. Итак, в пять часов, господин профессор.

Поездка по холме кой трассе, покрытой скользкими бревнами, становится настоящим испытанием. За три часа нам перетрясло все кости. Наконец, у развилки водитель сворачивает с главной дороги и останавливается перед небольшим деревянным домом. Уже издали я замечаю генерала. Он стоит на крыльце своей дачи. Разминая затекшие ноги, я выползаю из машины, иду к нему навстречу и представляюсь.

– А, это вы, проходите!

Граф Арним держится абсолютно непринужденно, он явно радуется, протягивает мне руку. Прежде чем зайти в дом, я позволяю себе заметить:

– Господин генерал, вы не поверите, у меня такое чувство, словно я именинник. Впервые с тех пор, как меня назначили на должность консультанта, меня вызывает к себе высокий военный начальник, и я с ним знакомлюсь и общаюсь.

– Не говорите ерунды, – отвечает он, – я не вызывал вас, а пригласил в гости. И очень рад вас видеть. Кажется, с вами можно поговорить.

– Господин генерал, сколько вам будет угодно.

В комнате он вызывает ординарца. Все поведение обер-ефрейтора указывает на то, что он любит генерала. Существует какой-то особый, своеобразный вид наглости, с которой обер-ефрейторы обслуживают нелюбимых начальников.

– Будьте любезны, позовите господина полковника. – (Полковник – это его первый адъютант.) – И сходите за бутылкой красного вина.

Комната очень уютная. Заходит полковник, бледный, изможденный, похож скорее на ученого. Совсем недавно генерал Арним и этот человек освободили Холм.

– Послушайте! – говорит генерал. – Профессор сказал, что как хирург-консультант впервые общается с военным руководством. Вы это понимаете? Я – нет.

– Я тоже, – отвечает полковник. – Может быть, господин профессор объяснит нам?

– Вольно? – с улыбкой спрашиваю я.

– Вольно, – подтверждает генерал.

– Тем лучше. Во время Первой мировой войны главные медики входили непосредственно в штаб армии, а значит, находились рядом с высшим командованием. Тут возникала закадычная дружба, особенно между хирургами и генштабистами. Они часто беседовали друг с другом. Руководство жаловалось на что-то врачам, врачи – руководству. Результат был потрясающий. Затем их разлучили и в делах, и в личных отношениях.

– А-а. – Единственное, что слетает с уст полковника. Генерал кивает.

– Есть еще кое-что, – продолжаю я. – Прыткие господа, генерал-майоры медицинской службы, проявляют не слишком большую заинтересованность в том, чтобы их окружали способные, известные врачи.

На этот раз генерал говорит «а-а». А полковник кивает.

– Более того, консультанты по своему положению оказались где-то далеко внизу. Поэтому контакт с высшим командованием пропал. Нас запрятали в медико-санитарную дивизию армии.

Это еще не все. Как только выдающийся военный хирург Франц стал инспектором медицинской службы стотысячной армии, врачей возвели в ранг офицеров. Вы помните: раньше полковой врач по рангу был ниже младшего лейтенанта. Однако замечу, с вашего позволения: инспектор совершил решающую психологическую ошибку. Всего лишь мелочь, а последствия налицо. Теперь у генерал-майоров медицинской службы на брюках красные генеральские лампасы и красные петлицы – вместо голубых. Такая безделица!

Генерал Арним и полковник рассмеялись.

– Я точно знаю, что произошло, – сказал Арним. – Господа врачи теперь ощущают себя генералами, а не врачами.

– Так оно и есть! Верховая езда представляется некоторым молодым офицерам медицинской службы более важным занятием, нежели приобретение глубоких медицинских знаний. Кроме того, им стало казаться, что мундир их ни к чему не обязывает. Вы понимаете, о чем я говорю?

– О да! – Генерал оживился.

– Сегодня среди врачей лишь офицеры запаса исполняют свой долг перед ранеными, остальные только командуют.

– Значит, вот как обстоят дела, – задумчиво произносит Арним, – на самом деле я об этом очень мало размышлял. Теперь надо будет об этом подумать.

– Кстати, у меня уже давно сложилось неприятное впечатление, – говорит полковник, – что сейчас намного больше занимаются транспортировкой, нежели самими ранеными.

– Совершенно верно, господин полковник. Возник настоящий департамент по уродованию раненых во время транспортировки. К сожалению, быстро продвигающиеся по службе молодые офицеры зачастую отдают приказы более старшим и опытным врачам и, скажем так, пользуются их услугами. Конечно же бывают исключения.

– Что можно сделать, профессор?

– Во время войны, пожалуй, ничего, господин генерал. Необходимо изменить принципиальное отношение офицеров медицинской службы. На первом месте должен стоять долг врача, а не медико-санитарная тактика и администрирование.

– Говорите открыто, дружище, – вставляет генерал.

– Судите сами, офицер медицинской службы одновременно является и врачом, и офицером. У него двойная задача. Выполнять он ее может только либо как врач, либо как офицер. Некоторые добросовестные коллеги переживают внутренний разлад, хотят они того или нет.

– А что говорят по этому поводу солдаты?

– Им нужен не офицер медицинской службы, – бойко отвечаю я, – а врач, который поможет!

– А как обстоят дела с лечением раненых на нашем участке?

Я кратко описываю положение и указываю на раздробленность медицинских подразделений, на недостаток хирургов и их нецелесообразное распределение по территории.

– Корень всех бед, господин генерал, кроется в отсутствии полевого госпиталя на холмском участке фронта!

Арним бросает пристальный взгляд на полковника. Затем в ярости заявляет:

– Он у нас есть. Дело в том, что у нас отобрали единственный полевой госпиталь, профессор. Я категорически протестовал, но безуспешно.

Осторожно я пробую намекнуть:

– Господин генерал, то, что я вам сейчас скажу, мне, по идее, не следует говорить. Дело в том, что за вашим боевым участком расположен полевой госпиталь, который простаивает.

Генерал смотрит на меня.

– Вы ведь это не серьезно!

– Мы немедленно распорядимся! – негодует полковник.

– Когда главный врач армии узнает, от кого вам это стало известно, меня немедленно расстреляют.

– Если уж здесь и будут стрелять, то по моему приказу, – замечает генерал. – Завтра я в любом случае лечу в главный штаб фюрера. Вы не хотите проводить меня до Локни на моем бронированном автомобиле?

– С удовольствием, господин генерал.

– Я должен возвращаться в Дно.

Генерал граф Арним был тем беднягой, которому после поражения генерала Роммеля в Африке достался разгромленный корпус армии. Ему пришлось стерпеть унижение (он вынес его хладнокровно), когда генерал Эйзенхауэр отказался ему, пленному, подать руку. Потом генерал Монтгомери, маленький человек в ухарском берете, от души пожал ему обе руки. Граф Арним во всех отношениях был достоин крепкого рукопожатия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.