Жалкая процессия

Жалкая процессия

21 сентября. Мы не сдаемся. Мы полны решимости, несмотря на все препятствия, добраться до Демянска, который, судя по всему, постепенно становится центром, куда свозят раненых.

Густель раздобыл и поставил на автомобиль другой аккумулятор вместо нашего, пробитого колом. Машина снова на ходу.

С утра мы едем довольно быстро, затем опять начинаются дорожные муки. Дороги совершенно запружены и расплылись от грязи, да еще артиллерия здорово обстреляла маршрут наступления. Воронки от разорвавшихся снарядов, глубина которых никому не известна, до краев наполнены грязной жижей. Нужно ехать не спеша и все время быть начеку, чтобы не влететь в такую.

Внезапно впереди мы замечаем группу людей, сгрудившихся вокруг одной мутной воронки. Среди них происходит какая-то возня, они ворчат и ругаются. Густель останавливается. Перед воронкой в грязи лежит опрокинувшийся автомобиль.

До смерти изнуренная и измученная лошадь поскользнулась и упала в огромную яму, запутавшись в упряжи и подпруге. Возможно, у животного даже сломана нога. Солдаты что есть мочи тянут за канаты и уздечки. Изможденная кобыла тоже время от времени прилагает усилия, чтобы выбраться наверх. Ей это не удается. Люди судорожно стараются удержать ее голову над водой. Животное явно выбивается из сил. Изо всей мочи, кряхтя и упираясь, солдаты стараются вытащить бедное создание. Мы тоже помогаем как можем. Кто-то кричит, что нужны длинные канаты, кто-то предлагает жерди. Мы хотим попытаться протащить под животом кобылы ремень, но силы покидают несчастное животное. Наконец, она в последний раз с жутким воплем встает на дыбы, после чего мышцы сводит судорогами, голова беспомощно падает в грязь и исчезает. Мы безмолвно стоим над ее могилой. Никто не решается заговорить, будто поперек горла застрял ком.

У кого-то на глаза наворачиваются слезы. Солдаты обозначают огромную воронку ветвями деревьев, чтобы, по крайней мере, другие не попали туда же.

Вдоль речки Полы машина едет по узенькой дорожке сквозь березово-ольховую рощу. Листья на деревьях уже пожелтели и падают на землю. Весь лес сияет.

Вдруг навстречу нам выходит странная процессия. Серая масса движется прямо на нас. Впереди всех, посвистывая, верхом на муле скачет человек с карабином через плечо. Ноги у него свисают почти до земли. Густель сразу же останавливается. То, что к нам приближается, оказывается стадом военнопленных русских. Да, именно стадом – по-другому это невозможно назвать. Поголовье насчитывает примерно двадцать тысяч. Их захватили во время последнего окружения. Огромная масса людей, плетущихся по узкой дороге сквозь березы и ольшаник, подходит все ближе. Они идут со скоростью не больше двух километров в час, непоколебимые и молчаливые, безвольно переставляя ноги, как животные. Иногда слышатся окрики полицейских, то там, то здесь раздаются предупредительные выстрелы, чтобы внести в ряды порядок. На двадцать тысяч пленных всего лишь восемь человек охраны. Никто не убегает, все держатся стада. Жуткая процессия, состоящая из привидений всех возрастов, проходит мимо нас. Некоторые обриты наголо и без шапок, у других на голове меховые шапки-ушанки. У многих на теле лишь униформа, некоторые – в длинных русских шинелях. Все без оружия. Встречаются среди них и старики с длинной бородой.

Густель включает первую скорость и наконец-то медленно трогается с места. Мы едем прямо сквозь эту процессию. Людская масса разделяется, подобно грязно-серому потоку с двух сторон омывает наш автомобиль и снова сливается позади нас. Едва ли кто-то из них смотрит на нас. Мы замечаем, как какой-то изнуренный человек, покачнувшись, падает на землю. Тотчас же на него набрасываются остальные и обступают его, начинается шум и гам, споры и ссоры. В чем дело? Нам не видно, что там происходит.

Некоторые русские отделяются от общей массы, бегут в лес, разыскивают там какие-то коренья и растения, доверху набивают ими свои карманы и снова бегут обратно, пока не подоспели охранники. Никто даже и не помышляет о бегстве.

Процессии конца не видно. Почти целый час она тянется мимо нас. В конце концов, дорога освобождается. Вскоре на горизонте снова всплывает огромный автомобиль техпомощи отряда СС. Он по-прежнему стоит в грязи на том же самом месте, но теперь это препятствие можно объехать по бревенчатому настилу. Дорога становится лучше, дальше мы едем без проблем. Через несколько километров на берегу реки Полы нам попадается первый дивизионный медпункт.

Строительство еще не завершено, но от пациентов уже отбою нет. Где находится полевой госпиталь – начальник не знает. В любом случае раненые должны оставаться на месте. Никого больше нельзя перевезти назад в тыл.

Осматриваю тяжелораненых и совещаюсь с хирургами. При этом выясняется, что совсем недалеко отсюда расположен еще один перевязочный пункт. Мы незамедлительно едем туда. Та же самая картина. Люди в спешке обустраивают крестьянский дом. Хирурги оперируют. Как же они рады привезенному мной сульфаниламиду! Они полагают, что быстро прорваться в Демянск не удастся, хотя наши войска уже примерно на 20 километров продвинулись вперед в восточном направлении в сторону Валдая.

Обратный путь можно различить с большим трудом. Справа и слева на обочинах дороги каждую секунду на глаза попадаются обнаженные тела мертвых русских, исхудавшие, с торчащими ребрами. Некоторые лежат прямо поперек дороги. Теперь до нас смутно начинает доходить, что произошло, когда пленные русские все вместе бросились на того, кто покачнулся и упал. Они набросились на полумертвого, сорвали с него одежду и затем просто оставили его на дороге. Чем крепче в России холода, тем чаще происходят подобные вещи. В человеке просыпается животное, зверь. Homo homini lupus est![15]

Проехав примерно час в улиточном темпе, мы приближаемся к рощице, откуда доносится непонятный шум. Над леском поднимается густой дым и чад. Подъехав ближе, видим, что здесь расположились лагерем двадцать тысяч русских. Повсюду вырыли в земле ниши и развели костры. Они греются и что-то варят. Как они раздобыли что-то за столь короткое время – остается для нас загадкой. Но русский знает свой лес, свою землю. Он выживет даже в самых примитивных условиях, в то время как мы умрем с голоду или замерзнем.

Проехав Кобылкино, измученные и замерзшие, мы попадаем в поток автомобилей, едущих обратно по направлению к Старой Руссе. Смертельно уставший, я плетусь в свою прачечную. Спать, только спать, больше не думать и не чувствовать. От голых стен веет ледяным холодом. Мороз пробирает до костей. На столе лежит письмо от главного врача армии. При свете свечи я читаю приказ немедленно отправляться в полевой госпиталь в Молвостицах. Медицинская помощь требуется семистам раненым.

Интересно, как он себе это представляет? Ни одной нормальной дороги, ни через Холм, ни напрямую через Старый Брод, не говоря уже о дороге через Демянск.

Значит, остается единственная возможность – лететь самолетом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.