КОНСТРУКТИВНЫЙ ПЛЮРАЛИЗМ

КОНСТРУКТИВНЫЙ ПЛЮРАЛИЗМ

НИША СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ осторожно заполнялась клубами «Перестройка», лидером которых была московская «Демократическая перестройка». Немного отставая от федерации, она тоже решила презентовать свою политическую программу под видом «Демократического наказа» к партконференции. Суть документа лучше характеризует подзаголовок «Программные тезисы по перестройке политической системы СССР (пути к демократическому социализму)». Основу документа писали Л. Волков и О. Румянцев. Они закончили работу 3 мая, и 10 мая после внесения поправок активом документ был представлен на открытом заседании.

Будущие социал-демократы выступали за социализм, под которым помимо всего хорошего понимали отсутствие любых форм угнетения и насилия над личностью, сочетание «планомерного характера ключевых процессов общественного воспроизводства» и «рыночных механизмов»[140]. Таким образом были воспроизведены основные положения социал-демократической утопии. Так же как и федерация, и «Демократический союз», и «Гражданское достоинство» (оно тоже выдвинуло свои общедемократические предложения к партконференции), «Демократическая перестройка» подробно изложила общедемократические и правозащитные требования. Но в программе «Демократической перестройки» были свои отличия – она выступила за сохранение партии как авангарда общества, но преобразованного в открытое политическое движение со свободой группировок.

Изюминкой наказа «Демократической перестройки» стал конституционный проект (второй в этом сезоне после программы федерации). Он предлагал введение поста президента, выборы Советов не только от территорий, но и от общественных организаций. Конечно, Л. Волков и О. Румянцев надеялись, что в парламент без выборов пригласят «видных представителей общественности». Но в аппарате КПСС идея пришлась ко двору в ее более логичном варианте – на съезд народных депутатов без выборов были направлены представители официальных общественных организаций во главе с КПСС. Понятно, что предложения будущих социал-демократов в этой части не имели отношения к демократии. Выступая на заседании «Демократической перестройки» 10 мая от имени «Общины», я раскритиковал это положение. Очевидно, что общественные организации могут выяснить, сколько граждан согласны с ними, только с помощью идеально честных выборов или делегирования. Проект «Демократической перестройки» и затем – партконференции предполагал назначение депутатов, то есть произвол власти при формировании представительных органов. С трибуны «Демократической перестройки» я рекламировал программу федерации как более логичную, критикуя попытку «демперов» смешать делегирование, территориальные выборы и корпоративное представительство официальных организаций. Разумеется, все остались при своем мнении. Будущие социал-демократы даже гордились тем, что конституционный проект партконференции в некоторых отношениях создает впечатление, «что „они“ у наших списали»[141]. Когда «красная сотня» заняла свои места на съезде народных депутатов, социал-демократы уже старались не вспоминать о своих заслугах в конституционном строительстве СССР.

Разумеется, О. Румянцев этого не хотел, и по итогам полемики принялся совершенствовать свою модель. Он предложил «оформить механизм легального сотрудничества всех реформистских сил» в виде Собрания демократических сил в поддержку революционной перестройки»[142]. Кого возьмут в это собрание, тот будет участвовать в диалоге и, возможно, даже в новом парламенте. Кого не возьмут – до свидания. Так делались первые ставки в игре, которая вскоре получит название «Народный фронт».

Так или иначе, 1-10 мая 1988 года завершился начальный этап формирования политического спектра – в стране возникли основы многопартийности. Новые политические организации не были партиями в классическом смысле слова, и поэтому их правильнее называть протопартиями.

Б. Кагарлицкий с полным основанием мог заявить: «Мне кажется, что налицо уже не только плюрализм мнений, но и реальный политический плюрализм. Мы наблюдаем правовое становление спектра неформальных объединений, образования новых течений»[143]. И дело было даже не столько в правовом становлении (внешней легализации), сколько во внутреннем осознании неформалами важности независимого (от власти и от общественного мнения) идейного творчества.

Мир неформальных организаций 1986—1989 годов представлял собой своего рода модель демократического общества, в котором участники играли в большую политику, растрачивая энергию на борьбу за места в координационных органах, отстаивая каждый пункт политических программ с таким жаром, будто работали над проектом конституции. И в этом был политический смысл, поскольку неформалы вскоре научились выводить на улицы нешуточные массы людей, а их издания превратили гласность в свободу слова. Это был беспрецедентный тренинг, когда сотни будущих политических лидеров, журналистов, общественных активистов за считанные годы освоили политическую культуру обществ с давними политическим традициями.

Проделав организационную и идеологическую работу в начале мая, неформалы поставили в повестку дня переход к политическим действиям. И такая возможность вскоре представилась, а во многом была создана самими неформалами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.