3. Июльско-августовский пленум ЦК и платформа оппозиции

3. Июльско-августовский пленум ЦК и платформа оппозиции

Ужесточавшаяся внутрипартийная борьба побудила Троцкого приступить к подготовке нового программного документа. «Заявление 83-х», вызванное конкретными событиями, причем не внутреннего, а международного плана, готовилось поспешно, на многие вопросы не давало ответа, а некоторые вообще игнорировало. Так что это заявление Троцкого уже не удовлетворяло. Смысл его состоял в том, чтобы продемонстрировать Сталину поддержку оппозиции группой авторитетных большевиков с дореволюционным стажем. Эта задача была выполнена. Нужно было двигаться дальше.

Накал страстей между тем усиливался. Крупный бой сталинская группа дала оппозиции на объединенном пленуме ЦК и ЦКК, проходившем двенадцать дней, с 29 июля по 9 августа. К пленуму, в повестку дня которого был включен вопрос «О последних выступлениях оппозиции и нарушениях партийной дисциплины тт. Троцким и Зиновьевым», был подготовлен объемистый «строго секретный» сборник материалов, в котором атака на оппозицию велась по ряду направлений. Так, в тезисах Чичерина и Бухарина о международном положении особое внимание уделялось «троцкистской» точке зрения на китайскую революцию. Троцкого обвиняли в том, что он формально опирается на аналогию с революцией 1905 г. в России, когда большевики, в противоположность меньшевикам, вели непримиримую борьбу против кадетов. Троцкий не понимает, утверждали авторы, основного отличия империалистической страны от колониальной. «Точка зрения Троцкого есть грубейшее извращение ленинизма, опирающееся на грубейшее смазывание различий между странами империализма и колониями, смазывание, чрезвычайно характерное для социал-демократического уклона»[585], — указывалось в тезисах.

С докладом о нарушениях партийной дисциплины Троцким и Зиновьевым на пленуме выступил Орджоникидзе. К старым обвинениям было добавлено новое: оппозиция становится на путь раскола ВКП(б), на путь организации второй, враждебной ВКП(б) партии. Это новое обвинение грозило оппозиционерам очень неприятными последствиями, вплоть до исключения из ВКП(б), а может быть, и ареста, так как покушение на монополию коммунистической партии в деле управления государством было сравнимо разве что с государственной изменой.

Сталин обрушился на оппозицию демагогическими возгласами: «Неужели оппозиция против победы СССР в грядущих боях против империализма?» При этом он пересказывал собственную статью, опубликованную накануне открытия пленума, в которой несколько раз ставился этот же вопрос, причем читателю давалось понять, что оппозиция вступает на путь предательства государственных интересов СССР[586]. При этом генеральный секретарь использовал так называемый «тезис о Клемансо»[587], который не очень удачно повторялся в нескольких выступлениях Троцкого накануне пленума и который состоял в том, что оппозиция даже в условиях возможной войны с империалистическими странами может настаивать на изменении состава партийного руководства, как этого добивался и добился во время Первой мировой войны французский политический деятель Жорж Клемансо. Используя, в частности, письмо Троцкого Орджоникидзе от 11 июля 1927 г., в котором Троцкий разъяснял, что «тезис о Клемансо» отнюдь не означает призыва к свержению нынешнего партийного руководства, Сталин продолжал: «Группа Клемансо пришла к власти и более последовательной, более разбойничьей империалистической политикой облегчила французской буржуазии победу. Были ли такие газетчики, которые называли группу Клемансо — пораженцами? Наверное, были: глупцы и клеветники тащатся в обозе всех классов. Но они не всегда имеют возможность играть одинаково значительную роль»[588].

Сталин, таким образом, приклеил Троцкому одновременно ярлыки «клеветника», «глупца» и «пораженца». Троцкий не стал защищать столь неудачно выдвинутый тезис, но решительно возражал против обвинений по существу: «Из политики Клемансо хотят сделать улику против оппозиции…[589] В сущности Сталин имеет в виду другой вопрос, который не решается высказать, именно: неужели оппозиция думает, что руководство Сталина не в состоянии обеспечить победу СССР? Да, думает!» «А партия где?» — выкрикнул в этот момент Молотов. «Партию вы задушили», — ответил Троцкий и закончил свою речь словами: «За социалистическое отечество? — Да! За сталинский курс? — Нет»[590].

Состязаться с Троцким в ораторском искусстве было сложно. Молотов пошел по другому пути. Он заявил, что оппозиция призывает к «повстанчеству против партии и советской власти», то есть к антисоветскому восстанию. А эти действия, как всем было понятно, грозили уже не просто обвинениями в государственной измене, но и расстрелом. По поводу этой речи Молотова группа из 13 оппозиционеров — Троцкий, Зиновьев, Каменев, Смилга, Раковский, Соловьев, Бакаев, Петерсон, Пятаков, Лиздин, Евдокимов, Муралов и Авдеев, все являвшиеся членами ЦК или ЦКК большевистской партии, — выступила 4 августа с заявлением[591], в котором указала, что высказывание Молотова является частью более широкого и хорошо продуманного плана: «Ядро сталинской фракции хочет приучить партию к мысли о разгроме оппозиции… Неправда, будто оппозиция готовит вторую партию. Зато безусловная правда, что сталинская фракция раз и навсегда хочет подчинить себе партию методами не только партийного, но и государственного аппарата… Неправда, будто путь оппозиции ведет к восстанию против партии и советской власти. Зато неоспоримая правда, что сталинская фракция на пути достижения своих целей холодно наметила развязку физического разгрома».

Подписавшие документ высказывали решимость «до конца» защищать свои взгляды, но готовы были в интересах партийного единства пойти навстречу предложениям, которые могли бы смягчить внутреннюю борьбу, «создать условия, обеспечивающие всестороннюю проверку партией действительных разногласий и выработку правильной линии на XV партийном съезде». Слегка подправляя «тезис Клемансо», выдвинутый Троцким, оппозиционеры заверяли, что они согласны не просто защищать СССР от внешнего врага, но готовы делать это под руководством существующего ЦК и его Политбюро.

Верили ли Троцкий и его сторонники в возможность достижения соглашений со сталинским большинством летом 1927 г.? Можно не сомневаться, что не верили, что высказываемые оппозицией предложения носили тактический характер и были призваны показать не только членам партии, но и беспартийной массе стремление преодолеть внутрипартийный кризис на компромиссных началах. Сталинская группа, со своей стороны, создавая видимость конструктивного подхода к разногласиям с оппозицией, поставила перед руководителями оппозиции вопросы, от ответа на которые должны были зависеть решения пленума, в том числе и в пункте об исключении Троцкого и Зиновьева из состава ЦК[592]. Ответы на эти вопросы были даны пленуму 8 августа в виде нового заявления 13 оппозиционеров. По всей видимости, авторство принадлежало Троцкому и Зиновьеву (последний, скорее всего, писал проект документа, а Троцкий — окончательный отредактированный вариант). Это заявление носило примирительный характер и отвергало вымыслы о враждебности оппозиции к партии, о намерении создать новую партию и о тяготении к меньшевизму. Подробно разъяснялась позиция подписавших по главным пунктам обвинений. Особо важными были разъяснения по пресловутому вопросу о термидорианстве — произошел ли термидорианский переворот или находится в состоянии развития и только угрожает партии и советскому строю: «В стране растут элементы термидорианства, имеющие достаточно серьезную социальную базу. Мы не сомневаемся, что партия и пролетариат преодолеют эти силы при ленинской линии и внутрипартийной демократии. Чего мы требуем, это — чтобы партруководство давало этим явлениям и их влиянию на известные звенья партии более систематический, твердый, планомерный отпор. Мы отвергаем мысль о том, будто наша большевистская партия, ее ЦК и ЦКК, стали термидорианскими».

Оппозиционеры вновь и вновь решительно отвергали обвинение в намерении создать в СССР вторую партию и осуждали попытки такого рода: «Путь второй партии считаем безусловно гибельным для революции». В то же время подписавшие заявление указывали на существование «извращенного внутрипартийного режима», в условиях которого они вынуждены были бороться «за доведение до партии» своих «действительных взглядов, совершенно неправильно излагавшихся в печати, читаемой всей страной». Выступая за защиту «социалистического отечества» от «империализма», руководители оппозиции сохраняли убеждение, что и в случае войны партия не может отказаться от критики ЦК и исправления его линии, если бы политика ЦК оказалась ошибочной.

Касались оппозиционеры и двух вопросов международного характера — одного частного и одного общего. В связи с исключением из компартии Германии членов группы Рут Фишер и Аркадия Маслова, стоявших, по определению Коминтерна, на ультралевой позиции, они констатировали угрозу раскола германского коммунистического движения, так как среди исключенных оказались сотни немецких революционеров, и предлагали вернуть в партию тех, кто подчинится решениям Коминтерна, разрешив им, однако, отстаивать свои взгляды. Второй вопрос касался лозунгов на случай начала войны против СССР. Механически применяя к новым, непредсказуемым ситуациям лозунг Ленина периода Первой мировой войны, который и тогда грешил национальным нигилизмом и с полным основанием квалифицировался правительствами воюющих стран как предательский и который решительно отвергал в свое время Троцкий, авторы заявления не просто провозглашали необходимость «поражения всех буржуазных правительств, воюющих против СССР», но и требовали, чтобы «каждый честный пролетарий капиталистической страны» активно работал «для поражения «своего» правительства», а каждый иностранный солдат, «который не хочет помогать «рабовладельцам» «своей» страны», переходил бы «на сторону Красной армии», поскольку «СССР есть отечество всех трудящихся»[593].

О том, насколько влиятельной еще была оппозиция, говорит тот факт, что «Заявление 13-ти» 10 августа опубликовала «Правда», хотя при публикации были допущены искажения текста: отдельные фрагменты исключены, произвольно заменены слова. По требованию авторов на следующий день, 11 августа, «Правда» вынуждена была признать пропуски и напечатать заявление вторично — случай для центрального партийного органа абсолютно беспрецедентный. Впрочем, одновременно была опубликована критическая передовая статья редакции «Правды» (ее автором, очевидно, был Бухарин). Восхваляя правильность и мудрость решений июльско-августовского пленума и ссылаясь на «интересы мира и единства» партии, автор передовицы заявлял о явной недостаточности документа 13-ти, оставлявшего «лазейки для возобновления борьбы против партии».

К критикам присоединился партийный поэт Бедный, опубликовавший издевательское стихотворение-фельетон в «Известиях»:

Кто-то ходит, щеголяет

Не по ленинской тропе.

Барин с тросточкой гуляет

В самой, значит, Ве Ка Пе![594]

«Барин с тросточкой» был конечно же Троцкий.

В кампании против оппозиционеров весьма ловко был использован тот факт, что как раз накануне примирительного заявления от 8 августа Троцкий, Зиновьев и Вуйович обратились в Президиум ИККИ с резким письмом по китайскому вопросу, в котором указывали, что в этой стране сложилось крайне серьезное положение, опасное и для национальной революции, и для СССР, в связи с чем выдвигалось требование исправления неверной линии, проводимой Коминтерном в Китае[595]. Письмо дало повод к обвинению Троцкого в «двурушничестве». Повсеместно принимались резко осуждающие резолюции, которые публиковались в центральной и местной печати. Тон резолюций и печатных выступлений становился все более грубым. Не выдерживая давления, некоторые сторонники Троцкого стали выступать с заявлениями о выходе из оппозиции. Правда, пока еще таких было немного, да и занимали они второстепенные партийные и государственные посты. Но самим оппозиционерам для обоснования своих взглядов слово не предоставлялось. Отказывая им в печатной трибуне, партийные органы тем самым провоцировали их на поиск других методов донесения своей позиции до партийной массы, а когда оппозиция прибегала к этим альтернативным способам, на нее лились потоки показного и лицемерного негодования по поводу фракционности и «нелегальщины».

К началу сентября был разработан подробный документ с изложением взглядов оппозиции, который авторы назвали «Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиции) к XV съезду ВКП(б). Кризис партии и пути его преодоления»[596]. Его подписали те же 13 оппозиционных деятелей. Авторы представили этот документ в Политбюро, оставляя за собой право внести уточнения накануне съезда, после обмена мнениями в печати и на собраниях. Именно поэтому документ был назван только проектом платформы. В нем впервые было дано своего рода «название» оппозиции — «большевики-ленинцы», фактически противопоставлявшее их «сталинцам». Это название, сохранившееся с того времени на многие годы — вначале в ссылке, а затем и в период эмиграции Троцкого, — было первым элементом в довольно длительном процессе структурирования оппозиции вначале в организационно оформленное течение, а затем и в самостоятельную партийно-политическую организацию. Одновременно все чаще и чаще Троцкий стал использовать сокращение «ВКП» вместо «ВКП(б)», оставляя упоминание о «б» — большевиках — для своей оппозиционной группы «большевиков-ленинцев».

Главки «платформы тринадцати», как ее стали называть, были посвящены положению рабочего класса и профсоюзам, государственной промышленности и социалистическому строительству, Советам, национальному вопросу, партии, комсомолу, международному положению и опасности войны, Красной армии. Заключительные разделы назывались: «О разногласиях действительных и мнимых» и «Против оппортунизма, за единство партии». Участие Троцкого в подготовке этого обширного документа неоспоримо. Он, безусловно, написал введение и общие заключительные разделы. Он также редактировал весь текст, внося в него элементы своей индивидуальной аргументации и логики, неповторимых публицистических приемов.

Уже во введении было дано общее представление о положении партии и страны, рассмотрены «ленинские принципы» партийной политики. Считая себя и, только себя подлинными наследниками ортодоксального ленинского курса, оппозиционеры рукой Троцкого писали: «За последний период произошел решительный сдвиг партийного руководства с этих ленинских позиций. Группа Сталина ведет партию вслепую. Скрывая силы врага, создавая везде и во всем казенную видимость благополучия, она не дает пролетариату никакой перспективы или, еще хуже, дает неправильную перспективу, движется зигзагами, приспособляясь и подлаживаясь к враждебной стихии, ослабляет и запутывает силы пролетарской армии, способствует росту пассивности, недоверия к руководству и неверию в дело революции»[597].

Группа Сталина, по мнению «тринадцати», сосредоточивала огонь налево, тогда как действительная опасность находилась справа. Искусственно и прямолинейно вкладывая в две основные позиции, существовавшие в партии, классовый смысл, оппозиционеры называли себя выразителями интересов пролетариата, строившего социалистическое общество, а сталинскую группу — выразителем позиции российской буржуазии, стремившейся повернуть развитие страны на капиталистические рельсы. Понятно, что, прочитав такое введение, советские и иностранные читатели должны были лишний раз убедиться в том, что Троцкий и его сторонники продолжают ратовать за перманентную революцию, в то время как Сталин и его группа, отказавшись от лозунгов мировой революции, отстаивают мирное экономическое развитие Советского Союза в рамках провозглашенной в 1921 г. новой экономической политики.

Детальный критический анализ положения в партии и в стране служил базой для общих выводов и предложений. В числе главных негативных моментов проект платформы называл начавшееся ухудшение положения рабочего класса, отдаление профсоюзов от управления промышленностью; недостаточно высокий темп индустриализации; недооценку батрачества и бедноты как социальной базы диктатуры пролетариата в деревне и ставку на «крепкого» крестьянина; курс на «врастание кулацких кооперативных гнезд» в советскую «систему»; бюрократизацию Советов и всего государственного аппарата; сохранение русского великодержавного шовинизма; систематическое уничтожение внутрипартийной демократии, наличие которой воспрепятствовало бы проведению «правой» политической линии ЦК; недооценку опасности войны; допущение, что стабилизация капитализма может длиться десятилетия, на чем, собственно, и была основана сталинская теория социализма в одной стране.

«Ничто не свидетельствует в такой мере о политической неправоте группы Сталина, как ее непрестанные стремления спорить не с нашими подлинными взглядами, а с выдуманными взглядами, которых мы не разделяли и не разделяем», — писали оппозиционеры, подчеркивая, что им затыкают рот, представляя в то же время их взгляды в искаженном виде. Снова и снова в качестве главного козыря в своей игре они использовали авторитет Ленина и ленинское «завещание»: «Оправдались худшие опасения, высказанные Лениным в его завещании, относительно того, что тов. Сталин не будет достаточно лоялен, не будет достаточно партийно пользоваться той «необъятной властью», которую он сосредоточил в своих руках»[598].

Оппозиционеры указывали на наличие в партии трех течений: правого (Рыков, Петровский, Чубарь[599], Калинин); аппаратно-центристского (Сталин, Молотов, Угланов, Каганович, Микоян, С. М. Киров[600]); Бухарин был назван в качестве колебавшегося между этими двумя течениями; и ленинского — представленного оппозицией. «Метод убеждения не только в громадной степени заменен методом принуждения, но и дополнен методом введения партии в заблуждение», — писали авторы платформы. Дело вполне поправимо, «но надо менять, и притом круто менять, линию партийного руководства в том направлении, которое дал Ленин»[601].

Многие требования платформы следует назвать популистскими, рассчитанными на симпатии трудящихся (прежде всего рабочих и бедных крестьян). В частности, оппозиционеры предлагали пресечь наметившуюся и усиливавшуюся тенденцию к удлинению рабочего дня в промышленности и поднять заработную плату в соответствии с повышением производительности труда, прежде всего низкооплачиваемым слоям рабочих; принять меры к смягчению безработицы; взять курс на орабочивание партийного аппарата; противопоставить растущему фермерству быстрый рост сельскохозяйственных коллективов, оказать помощь бедняцкому хозяйству, всемерно содействовать подъему середняцкой части деревни и ограничивать эксплуататорские поползновения кулацких слоев путем перераспределения налогов; осуществлять кооперативное строительство, успех которого мыслим «только при условии максимальной самодеятельности кооперированного населения», исключающем «бюрократические методы регулирования»[602]. Оппозиция предлагала повысить темп индустриализации путем перераспределения бюджетных расходов страны и выделения на индустриализацию больших государственных средств, иной кредитной и ценовой политики, обложения высокими налогами частных предпринимателей, а не за счет государственной продажи водки, повлекшей за собой небрежную работу, порчу машин и рост несчастных случаев на производстве; обеспечить устойчивость денежной единицы через «строго целевой бюджет, бездефицитный, жесткий, не терпящий ни лишнего, ни случайного»; взять курс на борьбу против чиновничества путем последовательного развертывания демократии в партии, профсоюзах, Советах; «добиться того, чтобы самый отсталый чернорабочий, самая темная крестьянка убеждались из опыта, что в любом государственном учреждении они найдут внимание, совет, возможную поддержку»; проводить настойчивую работу по преодолению сохраняющейся национальной розни[603].

Оппозиционеры настаивали также на публикации в печати писем Ленина с критикой Сталина по национальному вопросу, на возвращении в партию исключенных оппозиционеров. Они требовали полностью подтвердить и усилить курс на международную революцию, прекратить борьбу против левого крыла в Коминтерне, усилить внимание к обороне, к укреплению Красной армии и Красного флота. При этом, дабы избежать обвинений в разжигании мировой революции, если не мировой войны, оппозиционеры удивительно многословно описали свое стремление к миру, подчас скатываясь на пацифистские формулировки: «Последовательно, систематически, упорно вести борьбу за мир. Отсрочить войну, «откупиться» от надвигающейся войны — все, что возможно и допустимо… необходимо сделать для этого»[604].

Заключительная глава являлась итоговой, обобщающей. Она характеризовала позицию группы Сталина как оппортунистическую, опирающуюся на бюрократический аппарат, и пыталась выявить причины «оппортунистической опасности» в ВКП(б), обнаруживая их в буржуазном международном окружении, НЭПе, мелкобуржуазной стихии внутри страны и даже в монопольном положении самой партии. Тем не менее в платформе подчеркивалась безупречность однопартийной системы и отказ от попыток создания второй партии: «Всеми силами мы будем бороться против двух партий, ибо диктатура пролетариата требует как своего стержня единой пролетарской партии. Она требует единой партии, она требует пролетарской партии, т. е. партии, политику которой определяют интересы пролетариата и проводит пролетарское ядро. Исправление линии нашей партии, улучшение ее социального состава — это не путь двух партий, а усиление, обеспечение ее единства как революционной партии пролетариата. К десятой годовщине Октябрьской революции мы высказываем наше глубокое убеждение в том, что не для того рабочий класс принес бесчисленные жертвы, низверг капитализм, чтобы не быть теперь в состоянии исправить ошибки своего руководства, сильною рукою повести вперед пролетарскую революцию и отстоять СССР, этот центр мировой революции. Против оппортунизма! Против распада! За единство ленинской партии!»

Почти весь документ был проникнут духом коммунистического догматизма и единовластия. Чего стоило, например, требование подготовить и провести XV съезд партии на началах внутрипартийной демократии, как это было «при Ленине», и организовать партийную учебу на основе изучения трудов Маркса, Энгельса, Ленина, «изгоняя из обихода подделки марксизма-ленинизма, фабрикуемые ныне в массовом масштабе»[605]. Все это давало оппозиционерам надежду не только увидеть свою платформу опубликованной, но и начать наконец реальную дискуссию по поднятым в платформе вопросам. 3 сентября «Проект платформы» был направлен в ЦК ВКП(б), а вслед за этим для публикации в партийную печать (в газету «Правда» и журнал «Большевик»). Предполагалось и издание его отдельной брошюрой. Однако на объединенном заседании Политбюро и Президиума ЦКК 8 сентября, на котором оппозицию представляли Троцкий, Зиновьев, Муралов и Петерсон, в опубликовании этого документа было решительно отказано[606].

На самом заседании дискуссия превратилась в склоку. Сталин извергал набор ругательств, смешанных с клеветой, по адресу Троцкого. В частности, прекрасно зная о том, как именно руководил Гражданской войной Троцкий, Сталин заявил, что тот за всю войну появился на фронте только один раз, «крадучись, на полчаса, в автомобиле с женой». Троцкий ответил, что заявление Сталина чистейший вздор. Но никто, кроме представителей оппозиции, не осмелился возразить генсеку. Окрыленный этим, Сталин стал кричать, что Троцкий — это «жалкий трус», «жалкий вы человек, лишенный элементарного чувства правды, трус и банкрот, нахал и наглец, позволяющий себе говорить вещи, совершенно не соответствующие действительности». «Бессилие ваше обнаруживает ругань ваша»[607], — внешне спокойно ответил Троцкий.

Отдельные положения оппозиционной платформы Троцкий развивал в статьях, которые не увидели света, так как Политбюро категорически запретило их публиковать. Среди этих материалов заслуживают быть отмеченными статьи, посвященные событиям в Китае: «Новые возможности Китайской революции, новые задачи и новые ошибки» и «Старые ошибки на новом этапе», написанные 13 и 22 сентября, посланные в журнал «Большевик», но неопубликованные[608]. Главный тезис статей состоял в том, что китайская революция может победить только как диктатура пролетариата или же она не победит.

Единственным материалом Троцкого, который удалось опубликовать в центральной печати в это время, было изложение его беседы с американской профсоюзной делегацией[609]. Выдержанная в очень осторожных тонах, подчеркивавшая, что социализм в СССР будет строиться прежде всего за счет собственных ресурсов, хотя и указывавшая на связь советской экономики с мировым рынком (и этим косвенно вступавшая в дискуссию со сталинским планом построения социализма в одной стране), эта беседа была опубликована вкупе с огромной редакционной статьей-примечанием, которая ставила целью полностью дискредитировать беседу и ее автора. Комментарий «Правды» занимал столько же места, сколько сама беседа. Особенно возмутило редакцию (то есть Бухарина, ибо ясно, что именно он писал этот комментарий), что на вопрос, существует ли демократия в СССР, Троцкий не дал «ленинского ответа» в том духе, что пролетарская демократия, то есть диктатура пролетариата, является высшей формой демократии. Троцкий, мол, сбился на маскировочный характер буржуазной демократии, проглядев невиданное развитие демократии при советском строе. «Правда» издевательски заключала: «Как могло случиться, что заданные американской делегацией вопросы, столь простые по своему характеру для каждого сознательного рабочего-большевика, оказались вдруг столь «трудными», по словам тов. Троцкого, что он в них мог «запутаться» и наделать столько грубых ошибок».

Чуть позже, послав в «Правду» статью «Худой мир лучше доброй ссоры» (о советско-французских переговорах по вопросам долгов и кредитов), Троцкий направил в редакцию сопроводительное письмо со следующими словами: «Если, однако, редакция «Правды» собирается поступить с этой статьей так же, как с моей беседой с американской делегацией, то есть снабдить статью примечаниями, которые должны подорвать политическую цель статьи, тогда самое публикование статьи становится бессмысленным»[610]. Статью, действительно, в газете не поместили, уважив таким образом просьбу Троцкого.

Раньше перед партийными съездами группам или отдельным коммунистам, не согласным с официальным партийным курсом, предоставлялась возможность открытых выступлений, которые, хотя и были обречены на поражение, все-таки допускались. Теперь же, из-за постановления Политбюро и Президиума ЦКК, запрещающего публикацию платформы, оппозиция прибегла к нелегальной деятельности. Брошюра с проектом платформы была отпечатана тайно. Организацией издания руководил Мрачковский, создавший с этой целью специальную группу[611]. Троцкий же, как доносил Ярославский, грозил: «А что — не все же вы нас судить будете». В изложении ОГПУ это выглядело как создание целой сети нелегальных типографий и организация второй подпольной партии с руководящим центром во главе с Троцким и Зиновьевым и с местными организациями по всей стране. Председатель ОГПУ Менжинский и его помощники стали ориентировать теперь своих подчиненных на раскрытие всей «подпольной сети», а чекисты, проявляя повышенную активность, умело или неумело, но «раскрывали» эту несуществующую сеть. Начались первые аресты оппозиционеров, обвиняемых в контрреволюционной пропаганде и агитации. Мрачковский в августе 1927 г. за организацию подпольной типографии был исключен из партии.

Оппозиционеров и тех, кто к ним тяготел, беззастенчиво запугивали. В Киевском институте народного хозяйства под давлением администрации несколько оппозиционеров вынуждены были заявить, что они прекращают оппозиционную деятельность и отходят от оппозиции. Трое покаявшихся были тут же исключены из партии[612]. В одной из резолюций, процитированных в обзоре Информационного отдела ЦК КП(б)У о дискуссии перед XV партсъездом, говорилось: «Партии уже надоело слушать оппозицию, ибо она ведет к гибели. Троцкий всегда в трудные моменты был в оппозиции. Троцкий — сильный оратор, но теперь он ничего не делает, он фактически ведет к расколу партии… Если оппозиция хочет работать с партией, то пусть работает, если нет, то нечего с ней церемониться»[613].

На партийных собраниях и конференциях взгляды оппозиции грубо извращались. Ее обвиняли в том, что она отказывается строить социализм в СССР, собирается ограбить крестьянство, хочет отдать фабрики и заводы иностранным капиталистам, ликвидировать Коминтерн[614]. Власти прибегали и к провокациям. В президиуме Х съезда КП(б) Украины была обнаружена «оппозиционная листовка № 1015» с набором ругательств по адресу правившей группы, которую называли «трусливыми рабами»[615]. Этот «документ» позволил съезду обрушиться на оппозицию, которая вряд ли могла иметь отношение к листовке с порядковым номером 1015, поскольку номеров 1 — 1014 обнаружено не было. В результате, хотя некоторые оппозиционеры Украины сохранили верность своей линии и даже в отдельных случаях сумели добиться принятия резолюций с поддержкой их позиций и с протестами против преследований Троцкого и Зиновьева[616], в целом в республике оппозицию поддержало менее 1,5 % коммунистов[617]. Аналогичным было положение и в других регионах страны[618]. Дело шло к изгнанию Троцкого из партии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.