Глава III. От пакта о нейтралитете 1941 года к советско-японской войне 1945 года

Глава III. От пакта о нейтралитете 1941 года к советско-японской войне 1945 года

Заключение Германией за спиной Японии с СССР пакта о ненападении от 23 августа 1939 года было серьезным ударом по японским политикам. Антикоминтер-новский пакт 1936 года обязывал Германию и Японию к совместным и согласованным действиям против СССР, чего не было сделано Берлином в данном случае. Данное обстоятельство усугублялось тем фактом, что Япония вела боевые действия в это время именно с СССР. В Японии его расценили как денонсацию Анти-коминтерновского пакта, что потребовало изменения всей ее внешней политики и военной стратегии и привело к отставке правительства К. Хиранумы, строившего свою деятельность на союзе с Берлином и подготовке к войне с СССР.

Новое японское правительство было сформировано 30 августа т.г., и его возглавил генерал Н. Абэ. В Японии, оказавшейся в международной изоляции, стали раздаваться голоса за нормализацию отношений с СССР. Японская дипломатия в октябре 1939 г. выступила с предложением о расширении торговых связей, а в декабре — с предложением о заключении долгосрочной рыболовной конвенции. 31 декабря 1939 года Япония выполнила условие последнего платежа за продажу ей КВЖД, после чего было продлено на один год рыболовное соглашение, действовавшее с 1928 г.

7-9 июня 1940 г. был окончательно решен вопрос о границе в районе Халхин-Гола, что сделало возможным начать 20 июня советско-японские переговоры о новой рыболовной конвенции, а также, по японской инициативе, по т. н. «коренным вопросам».

Ослабление напряженности в отношениях с северным соседом обратило внимание японских политиков на Юг. В Токио решили воспользоваться создавшимся положением во французском Индокитае и голландской Индии. Генеральный штаб японских ВМС подготовил к 12 июня 1940 г. план «Политика империи в условиях ослабления Англии и Франции», который предусматривал «всеобщее дипломатическое урегулирование с Советским Союзом» и агрессию в районе Южных морей.

2 июля 1940 года японский посол в Москве С. Того в беседе с В.М. Молотовым делает далеко идущее предложение по заключению договора о нейтралитете между Японией и СССР, которое лежало в рамках новой стратегической концепции Токио. Кроме того, Того предложил включить в данный договор ссылку на советско-японский договор 1925 года и в качестве приложения к нему секретную ноту об отказе СССР в помощи Китаю. Весьма характерно, что Токио исключил из проекта договора условие о ненападении, ограничившись взятием обязательств о нейтралитете.

В июле 1940 года кабинет Енаи ушел в отставку, а правительство возглавил Коноэ, министром иностранных дел стал И. Мацуока. Новое правительство в конце июля т. г. приняло новый план внешней политики — «Программа мероприятий, соответствующих изменениям в международном положении», подтвердившей военную экспансию Японии на Юг.

Поскольку Москва не ответила на предложения от 2 июля, то 5 августа Мацуока телеграфирует Того о необходимости скорейшего заключения соглашения о нейтралитете между обоими государствами, о чем посол Японии заявляет в тот же день В. Молотову.

14 августа т. г. Молотов передал в письменном виде ответ Кремля на японское предложение. В нем сообщалось о положительном отношении к заключению договора о нейтралитете, но указывалось на необходимость внесения изменений в Портсмутский договор 1905 года и советско-японскую конвенцию 1925 года, включая вопросы о ликвидации японских угольных и нефтяных концессий на Северном Сахалине.

Реакции Токио на это заявление не было более двух месяцев, поскольку это затрагивало вопросы права Японии на рыболовство в территориальных водах России. В беседе с Того 7 сентября Молотов заявил, что: «Нельзя делать Портсмутский мир… базой для развития хороших отношений между СССР и Японией».

Ответом Японии на это заявление СССР было заключение 27 сентября 1940 года Тройственного (Стального) пакта между Страной Восходящего Солнца, Германией и Италией о военном союзе. В состоявшемся обмене секретными письмами предусматривалось, что Германия будет оказывать содействие улучшению отношений между Японией и СССР.

Посол Того во время прощального визита (в связи с назначением нового посла) 17 октября к В. Молотову сообщает, что японский МИД готов заключить с СССР договор о ненападении, аналогичный советско-германскому пакту 1939 г., если Кремль присоединится к Стальному пакту.

Прибывший в Москву новый посол И. Татэкава заявил 30 октября Молотову, что переговоры о заключении договора о нейтралитете, начатые Того, прекращаются и японское правительство делает «новое предложение на новой основе, т. е. о договоре о ненападении».

Молотов доводит до сведения посла наиболее уязвимые с точки зрения советской стороны его положения, что ставит, по его мнению, вопрос о компенсациях советской стороне за его заключение. Он также рассказывает Татэкаве о своей поездке в Берлин и сообщает, что «Риббентроп заверил его об искреннем желании Японии заключить с СССР пакт о ненападении и пойти навстречу Москве в вопросе о японских концессиях на Северном Сахалине».

Далее Молотов уточнил, что договор о ненападении ставит вопрос о возвращении СССР Южного Сахалина и Курильских островов. Следовательно, по мысли Председателя СНК СССР, пока необходимо говорить о нейтралитете, поскольку с повестки дня снимается территориальный вопрос. Что касается ликвидации концессий, Молотов за их упразднение предложил Японии справедливую компенсацию собственникам и поставку в течение 5 лет 100 тыс. тонн нефти, т. е. средней ее ежегодной добычи здесь.

Спустя три дня японское правительство доводит до сведения Кремля, что «Курильские острова — это является слишком большим требованием». Оно также отвергает предложение о ликвидации концессий, но предлагает России продать Японии Северный Сахалин. Молотов при этом ответил Татэкаве, что воспринимает последнее «как шутку, ибо у Японии много островов, а у СССР — нет», и предлагает купить у нее разом Южный Сахалин и все Курильские острова.

Переговоры затормозились надолго; некоторое движение обозначилось 20 января 1941 года, когда была продлена на один год советско-японская рыболовная конвенция 1928 года.

Твердая позиция СССР была в том числе обусловлена реакцией Кремля на присоединение Японии 27 сентября 1940 г. к Стальному пакту о военном союзе между Германией и Италией, заключенного в мае 1939 г. Токио не догадывался, что еще 26 сентября т.г. Риббентроп направил конфиденциальное письмо в НКИД о том, что предстоящее подписание Тройственного пакта (сроком на 10 лет) содержит положение о ненаправленности его против СССР, а именно: «новое соглашение не затрагивает ни уже существующих, ни развивающихся отношений между этими государствами (подписантами) и Советским Союзом» (статья 5 Пакта).

Кроме того, Советский Союз изложил официальные взгляды 30 сентября 1940 г. в передовой статье газеты «Правда» под названием: «Берлинский пакт: о Тройственном союзе». В первой части статьи констатировалось, что оформление пакта произошло вследствие усиления и расширения военного сотрудничества между Англией и США и что «США на деле находятся в одном общем военном лагере с военными противниками Германии, Италии и Японии в обоих полушариях». Далее в статье высоко отмечалась та оговорка Пакта, которая выражает уважение к СССР его участников, а также к позиции нейтралитета СССР и пактов о ненападении СССР с Италией и Германией.

Вторая часть статьи содержала диаметрально противоположные оценки, так как утверждалось, что заключение пакта ведет к «дальнейшему обострению войны и расширению сферы ее действия», к превращению ее «во всемирную империалистическую войну». В этой части статьи выражалось сомнение в том, что участники пакта смогут «реализовать на деле раздел сфер влияния».

В последующие месяцы к военному Тройственному пакту присоединились: 20 ноября 1940 г. — Венгрия; 23 ноября — Румыния; 24 ноября — Словакия; 1 марта 1941 года — Болгария; 16 июня 1941 г. — т. н. Независимое государство Хорватия. Соответственно, к весне 1941 года в рамках этого военного союза сплотились почти все соседние с Россией государства. Все явственней для советского руководства становилась угроза войны на два фронта: против Германии — на Западе и Японии — на Востоке.

Для СССР существовали признаки, что данное положение не будет реализовано ходом действительных событий. Во-первых, война Японии с Китаем требовала от Токио значительных людских и военных ресурсов; во-вторых, в 1940 г. значительно сократилась торговля между США и Японией, особенно поставки американской нефти, металлолома и железных руд; в-третьих, крепнущее военное сотрудничество англосаксонских держав препятствовало движению Японии на Юг и овладению его богатыми природными ресурсами.

Предложение японской стороны осенью 1940 года о заключении пакта о ненападении с СССР со ссылкой в его первой статье на советско-японскую конвенцию (Пекинская конвенция об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией) от 20 января 1925 года было весьма интересным. Так, данная декларация указывала на то, что признание Портсмутского договора носит временный характер и что Советский Союз не «разделяет с бывшим царским правительством политическую ответственность за заключение данного договора». Другие положения конвенции касались подтверждения положений Договора от 1905 года о запрещении содержания японских войск на территории Маньчжурии, признании китайского суверенитета на ее территории, запрещении строительства военных укреплений и баз на Сахалине и прилегающих к нему островах. Очевидно, что заключение советско-японского пакта о ненападении, безусловно, сохраняло все перечисленные объекты международного права за Японией. Москва не могла принять этих условий и соглашалась на пакт о нейтралитете, в рамках которого можно было денонсировать Портсмутский мир и в дальнейшем определить суверенность Курил и Южного Сахалина.

Еще в июле-декабре 1925 года в соответствии с Пекинской конвенцией были подписаны протоколы о предоставлении Японии нефтяных и угольных концессий на Северном Сахалине с отчислением в пользу СССР 515 % валовой добычи нефти и 5–8% — угля. Японские инвестиции в добычу минеральных ресурсов Северного Сахалина составили уже к июню 1926 году сумму 700 млн долл. (в ценах 2008 г.).

На этой позитивной основе правительство СССР обращалось к японской стороне в августе 1926, мае 1927, 1 июля 1927 и 8 марта 1928 гг., а также 31 декабря 1931 г. с предложениями о заключении пакта о ненападении. Все эти предложения были отклонены Токио под различными предлогами, в частности, как указано в ноте министра иностранных дел Японии Утида советской стороне: «обе стороны являются участницами пакта Бриана-Келлога (об отказе использования военных действий между государствами), что делает излишним заключение между ними двустороннего пакта».

В последующих, вплоть до 13 апреля 1941 года, советско-японских дипломатических контактах Москва неизменно указывала на тот факт, что Япония за эти десятилетия неоднократно нарушала Портсмутский договор.

В очередной раз, когда это было сделано — 13 декабря 1940 года в беседе В. Молотова и посла Татэкавы, подобное заявление Кремля вызвало широкий резонанс в Японии и появились первые общественные комитеты, поддерживаемые японскими политиками и военными, по защите Сахалина и Курил, как, например, «Совет по развитию Курильских островов» и другие организации.

Свою позицию Вашингтон занял, когда на американо-японских переговорах осенью 1940 года государственный секретарь К. Хэлл передал японской стороне информацию о предстоящем нападении Германии на СССР согласно разработанному еще в июле 1940 года плану «Барбаросса».

В декабре 1940 года Япония получила разведданные о том, что нацистский фюрер утвердил этот план. Перед Японией встал вопрос об определении дальнейших действий: вместе с Германией против России или наступление на Юг против западного мира. Этот вопрос обсуждался 16 января 1941 года в императорской ставке. Генеральный штаб японской армии обязался сконцентрировать необходимые для нападения на Россию войска, изъяв их из боевых действий в Китае, к середине мая (т. е. в течение четырех месяцев) т.г.

Японский МИД в лице его главы Мацуоки провел консультации в Берлине и Риме, чтобы более ясно представить себе положение вещей в свете разрешения этого главного вопроса.

3 февраля 1941 года на заседании постоянного комитета правительства и императорской ставки Мацуока представил свою программу действий в этом направлении — «Принципы ведения переговоров с Германией, Италией и Советским Союзом». Комитет постановил раздел мира на четыре части: сфера Великой Восточной Азии, европейская сфера (включая Африку), американская сфера и советская сфера (включая Иран и Индию). Другими его решениями было удержание США от вовлечения в войну и заключение с СССР пакта о ненападении.

23 февраля 1941 года состоялась беседа Риббентропа и японского посла Осима. Риббентроп предложил Японии уверенно действовать в южном направлении, захватив Сингапур и Филиппины, т. е. заняв колонии Англии и США в Восточной Азии, гарантировав в этих замыслах тыл Японии с Севера. По словам главы нацистского МИДа, «если возникнет нежелательный конфликт с Россией, мы должны будем взять на себя основное бремя и в этом случае… Фюрер в течение зимы создал ряд новых соединений, в результате чего Германия будет иметь 240 дивизий, включая 186 первоклассных ударных дивизий».

Посол Осима предложил Риббентропу зафиксировать данное положение на уровне глав МИД обеих стран, поскольку Коноэ (премьер) и Мацуока (глава МИД) готовы к действиям в Южных морях. Риббентроп пригласил Мацуоку посетить Берлин для переговоров с конкретным планом. Уже 12 марта 1941 года, т. е. через семнадцать дней после этой беседы, министр иностранных дел Японии Мацуока отправился в Берлин.

Советский Союз узнал о программе действий Мацуоки от него самого 11 февраля 1941 г., а также о его намерении встретиться с лидерами СССР через полпреда К. А. Сметанина. Кремль выразил готовность к немедленным переговорам с японской стороной.

Мацуока прибыл в Москву 23 марта т.г., а на следующий день провел переговоры с И. Сталиным и В. Молотовым и затем отбыл в Берлин и Рим. 7, 9 и 11 апреля т.г. Мацуока встретился с В. Молотовым, излагал точку зрения японской стороны, что «Портсмутский договор… является скорее историческим документом… О денонсации Договора и Конвенции 1925 года нельзя ставить вопрос. Но если бы был заключен другой договор, удовлетворяющий обе стороны, то правительство Японии не возражает против этого».

Затем, в продолжении беседы с Молотовым, Мацуока прочел ему лекцию о японской экспансии на Север. Согласно этой точке зрения: «Предоставление Японии концессий на Северном Сахалине связано с «николаевским инцидентом» и, следовательно, имеет большое отношение к национальным чувствам японцев». Далее Мацуока рассказал, что японцы пришли на Сахалин еще в XVI веке, но в начале эры Мэйдзи Россия отняла у японского народа Сахалин, что возбудило у этого народа чувство, что когда-нибудь нужно Сахалин вернуть Японии. Мацуока передал Председателю СНК заверения в том, что японский народ думает также вернуть Северный Сахалин, поскольку, по Портсмутскому миру, Южный Сахалин уже возвращен Японии. Мацуока поясняет, что возвращение Северного Сахалина не будет чувствительно для СССР, поскольку Советский Союз имеет огромную территорию, перед которой размер Сахалина выглядит ничтожным, «как капля в море». Более того, Япония готова купить северную часть этого острова.

Далее Мацуока заверил, что Япония не собирается вместе с Германией нападать на СССР, а в Китае воюет не с китайским народом, а против США и Англии.

В. Молотов дал по всем пунктам, изложенным главой японского МИД, советскую точку зрения, сильно отличающуюся от японской в историко-политическом контексте. Однако он согласился с необходимостью заключения пакта о нейтралитете.

Указанные выше вопросы затем обсуждались в их встречах 9 и 11 апреля т.г.

12 марта 1941 год состоялась встреча И. Сталина и И. Мацуоки, на которой были принципиально согласованы все вопросы пакта о нейтралитете. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией и совместная декларация были подписаны 13 апреля т.г. в Кремле, также был проведен обмен конфиденциальными письмами, согласно которым стороны заключают торговое соглашение и рыболовную конвенцию и решают «в течение нескольких месяцев» вопрос о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине.

Реакция правительства США на заключение данного Пакта была болезненной и сравнимой с тем впечатлением, которое было у Вашингтона на Пакт о ненападении между Германией и СССР от 1939 года. В 1939 г. США ввели экономические санкции против России, в апреле 1941 года — их усилили так, что к июню т.г. торговый оборот между обоими государствами был сведен к нулю. 19 апреля т.г. Чан Кайши выступил с публичным осуждением Пакта, утверждая, что он создает удобство для японской агрессии против Англии и Америки и ухудшает положение в Китае.

После заключения Пакта Япония продолжала внимательно следить за развитием ситуации в Европе, в частности, отношений между Германией и Россией. 14 мая т.г. посол Татэкава в беседе с В. Молотовым уточнял, насколько верна информация о возможности нападения Германии на СССР и концентрация германских военных сил на разделяющей их границе. Молотов утверждал: «Для беспокойства нет причин».

В начале июня 1941 года посол Японии в Берлине Осима сообщает, что в беседе с фюрером тот дал понять о намерении Германии вторгнуться в пределы СССР. Этот вопрос был немедленно рассмотрен на заседании постоянного координационного комитета императорской ставки и японского правительства. Тогда премьер Коноэ, представитель Генерального штаба армии Японии Кидо и министр иностранных дел Мацуока отвергли эту возможность и настаивали на сохранении прежнего плана продвижения Японии в район Южных морей.

Одновременно, в советско-японских отношениях продолжалась работа по практической реализации подписанных 13 апреля т.г. документов. 12 июня было парафировано временное торговое соглашение между двумя странами, четко шла работа комиссии по заключению долгосрочного рыболовного соглашения.

Нападение Германии и ее сателлитов на Советский Союз 22 июня 1941 года вызвало в Токио острую правительственную дискуссию, продолжавшуюся до 2 июля. В частности, было принято во внимание предупреждение посла Японии в СССР генерал-лейтенанта Е. Татэкава: «Советский Союз не покорится. Компромисс невозможен. Война должна быть затяжной».

Военный министр Тодзио также предлагал подождать развития событий: «Престиж Японии необычайно поднимется, если мы нападем на Советский Союз, когда он, как спелая хурма, будет готов упасть на землю».

25 июня 1941 года данный комитет принимает «Программу национальной политики империи в соответствии с изменением обстановки». В отношении СССР эта программа требовала, «скрытно завершая военную подготовку против Советского Союза… прибегнув к вооруженной силе, разрешить северную проблему». Однако также особо отмечалось, что Япония может вступить в войну против СССР только в случае, если «германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для империи». Соответственно, чтобы создать неблагоприятную для Токио обстановку, советские войска должны были оставаться на Дальнем Востоке. Только в критические дни битвы под Москвой в конце ноября 1941 года более 20 советских дивизий были переброшены в столицу СССР, где они решили исход сражения. Ранее этого сделать было невозможно, чтобы не спровоцировать Японию на выступление в регионе российского Дальнего Востока. «Секретный дневник войны» японского генерального штаба содержит данные о передислокации советских войск в регионе, особо отмечая их переброску в центральные районы страны. июня 1941 года Мацуока заявил: «Подписание пакта о нейтралитете с СССР не окажет воздействия или влияния на Тройственный пакт… Я заявил Отту (посол Германии в Токио), что мы останемся верны нашему союзу, невзирая на положения советско-японского пакта». Через Рамзая (позывной Зорге), который был близким другом германского посла, эти данные уходили в Москву, где понимали, что от удержания советско-германского фронта зависит вопрос о вступлении в войну против СССР Японии.

Тодзио и военно-морской министр Оикава не поддерживали позицию Мацуоки с ориентацией на Германию против СССР. Они отстаивали военную экспансию на Юг и полагали, что вооруженные силы Японии могут противостоять в войне с США и Англией, если к ним не присоединится СССР. Мацуока на заседании координационного комитета 25 июня настаивал на нападении на СССР в данный момент. Однако военные боялись войны Японии на три фронта — с Китаем, США и Англией, СССР. июня 1941 года императорский координационный комитет решал «Северную проблему». Мацуока обратился к военным с просьбой объяснить, что скрывается за этим термином. Начальник генерального штаба армии маршал Сугияма отвечал: «Что вы хотите понять? Вы хотите понять, что важнее — Юг или Север?» Его заместитель генерал Цукада добавил: «Нет никакого различия в степени важности. Мы собираемся следить за тем, как будет развиваться ситуация. Мы не можем действовать в двух направлениях одновременно. На сегодняшний день мы не можем судить, что будет первым — Север или Юг…». июня т. г. Мацуока снова на заседании комитета призывает военных напасть на СССР: «Мною движет не безрассудство. Если мы выступим против СССР, я уверен, что смогу удерживать США в течение трех-четырех месяцев дипломатическими средствами… Мы должны сначала ударить на Севере, а затем нанести удар на Юге… Мы должны двинуться на Север и дойти до Иркутска… Нам следует ударить на Севере, даже если мы в некоторой степени отступим в Китае… Я сторонник нравственных начал в дипломатии. Мы не можем отказаться от Тройственного пакта… Мы должны нанести удар, пока ситуация в советско-германской войне еще не определилась…».

Так говорил министр иностранных дел Мацуока на пятый день войны России и Германии, со странами, с которыми он подписал пакты, соответственно, о нейтралитете и Тройственном, но выбор он сделал в пользу последнего.

Его выводы не были одобрены силовыми министрами: военным — Тодзио, военно-морским — Оикава, внутренних дел — Хиранума. Мнение премьер-министра Коноэ было давно известно: удар на Юг и нейтралитет на Севере. В конце заседания Мацуока снова взял слово: «Я хотел бы принятия решения напасть на Советский Союз». Черту под обсуждением подвел маршал Сугияма: «Нет!».

30 июня Мацуока снова выступил на имперском комитете с призывом «движения в северном направлении». К нему неожиданно присоединился Хиранума. Половинчатую позицию высказали принцы Хигасикуни и Асака, предложившие решать эту задачу с учетом всех имеющихся ресурсов и возможностей, но с приоритетом для «плана разрешения северной проблемы».

Премьер-министр принц Коноэ, военный министр Тодзио, маршал Сугияма и адмирал Нагано уже не так категорично отстаивали свою точку зрения об ударе на Юг, но уведомили группу политиков во главе с Мацуокой, что перенацеливание сил с южного направления и Китая на Север займет не менее пятидесяти дней.

1 июля т.г. имперский комитет по координации вновь провел свое заседание, которое явилось продолжением дискуссии, связанной с началом советско-германской войны. Маршал Сугияма уведомил его членов, что Квантунская армия приведена в боевую готовность, но требуется время для подготовки ее к наступательным операциям. Он выразил озабоченность в том, что любой неправильно понятый войсками приказ может привести к неспровоцированной войне, что связано с воинственностью офицеров: «В это время мы должны соблюдать большую осторожность, чтобы войска не вышли из повиновения».

В этот день комитет принял послание в адрес правительства СССР, в котором утверждалось об «искреннем желании поддерживать дружественные отношения с СССР…о надежде на скорое окончание советско-германской войны, заинтересованности в том, чтобы война не охватила дальневосточные районы».

2 июля 1941 года заседание Имперского совещания четко определило ближайшие цели Японии. Япония продолжала вести войну в Китае и готовить удар на Юг; разрешение «северной проблемы» ставилось в зависимость от изменения обстановки вокруг первоочередных целей. Под одной из них значилась война с США и Англией на Тихом океане, тогда как вмешательство в «германо-советский конфликт» категорически запрещалось данным решением Императорского совещания до тех пор, пока не создадутся условия, когда «германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для нашей империи, и мы, прибегнув к вооруженной силе, разрешим северную проблемы и обеспечим безопасность северных границ».

Обсуждение этого императорского решения вызвало поляризацию мнения присутствующих. Коноэ и маршал Сугияма по-прежнему выступали за удар на Юг, тогда как разрешение «проблемы на Севере» и «обеспечение безопасности наших северных границ» ставились в зависимости от успехов на Юге и Германии. Начальник главного морского штаба адмирал Нагано категорически настаивал на ударе на Юг и против действий на Севере. Мацуока на этот раз поставил свою точку зрения в зависимость от позиции военных — Сугиямы и Нагано.

Председатель Тайного совета при императоре Хара поднял деликатный для современной истории отношений между Японией и Россией вопрос: «Кто-то может сказать, что в связи с пактом о нейтралитете для Японии было бы неэтично нападать на Советский Союз…Лично я с нетерпением жду возможности для нанесения удара по Советскому Союзу…Если мы нападем на Советский Союз, никто не сочтет это предательством… Я не думаю, что США предпримут какие-либо действия, если мы нападем на Советский Союз».

Однако никто не поддержал Хара, кроме Тодзио, военного министра, который сказал: «Я разделяю мнение г. Хара, председателя Тайного совета. Однако наша Империя сейчас связана китайским инцидентом, и, я надеюсь, председатель Тайного совета понимает это».

Сигуяма добавил, что Советский Союз располагает на Дальнем Востоке двадцатью шестью дивизиями, что более чем в два раза превосходит численность Квантунской армии. Он также предложил увеличить срок наращивания сил этой армии до двух месяцев, после чего можно снова обратиться к вопросу, заданного Харой.

В «Секретном дневнике войны» императорской ставки четко отражались с 22 июня 1941 года все изменения в положении СССР, чтобы дать для императорского координационного комитета сигнал о выполнении плана нападения Японии на Советский Союз. Предварительная дата нападения была определена еще 1 июля на Императорском совещании — 9 августа 1941 года.

Генеральный штаб армии Японии принял в этот день документ «Программа операций сухопутной армии», где констатировалось, что: а) имеющихся в Маньчжурии в настоящее время 16 дивизий недостаточно для нападения на СССР; б) необходимо продолжать войну в Китае; в) продолжить подготовку к удару на Юг, которую следует осуществить к концу ноября 1941 года. Таким образом, 9 августа 1941 г. императорская ставка приняла решение «на период 1941 года отказаться от планов решения северной проблемы».

В дальнейшем продолжался анализ положения СССР в войне с Германией. В директиве императорской ставки № 1048 от 3 декабря 1941 года Квантунской армии ставилась задача: «В соответствии со складывающейся обстановкой осуществить усиление подготовки к операциям против России. Быть в готовности и начать действия весной 1942 года».

Разгром вермахта под Москвой и его дальнейшие неудачи явились серьезным ударом по японским планам возможного нападения на СССР, которые продолжались разрабатываться вплоть до 1944 года.

Так, общая численность Квантунской армии на 1 августа 1942 года составила 850 тыс. человек, не считая регулярных войск Маньчжоу-Го — в количестве 150 тыс. Этим силам противостояли части РККА численностью свыше 1 млн солдат и офицеров. Однако после Сталинградской и Курской битв Советское Верховное Главнокомандование решает перебросить значительную часть своих военных сил из Монголии и Дальнего Востока на советско-германский фронт.

Агенты абвера докладывали в Берлин в октябре 1943 года из Владивостока: «Количественно убывающие части оцениваются почти в 1 млн чел. с тяжелой техникой и частями ВВС. Возмещение убывающих войск осуществляется очень медленно… за счет подготовленного гражданского населения… Туркестан, Казахстан, Сибирь переполнены китайскими рабочими, которые получают высокую оплату… а также армией персидских и индийских рабочих, занятых на шахтах и нефтяных разработках, в хлопководстве и на посадках риса. Многие из этих иностранных рабочих также направляются на запад для восстановления разрушенных городов».

Следует отметить, что глава МИД Мацуока проинформировал полпреда СССР в Токио Сметанина о результатах Имперского совещания 2 июля 1941 г. сразу после его окончания. Впрочем, существует свидетельство германского посла в Токио Отта, который сообщает, что в разговоре с ним Мацуока рассказал о сознательном введении в заблуждение Сметанина о действительных намерениях японского правительства и военных. И, действительно, 12 июля 1941 года Сметанин возвращается к теме разговора с Мацуокой и спрашивает его: «…действительно ли он считает и публично говорит, что японо-советский Пакт о нейтралитете не имеет никакой юридической силы».

13 июля Мацуока дал официальный письменный ответ на вопрос советского посла, характеризуемый своей крайней противоречивостью: «…Пакт сохраняет свою силу постольку, поскольку он не будет противоречить Тройственному пакту». Мацуока пояснил, что пока Германия не просила Японию вступить в войну с СССР на ее стороне, но он также надеется, что СССР не предоставит США военных баз на Камчатке и Англии — в Сибири, хотя японский МИД располагает такой информацией.

16 июля т. г. последовала отставка Мацуоки с поста главы японского МИД под сильнейшим давлением военных. Так бесславно завершилась его политическая и дипломатическая карьера, которая начиналась в 19121913 гг. с должности второго секретаря в посольстве Японии в Петербурге.

В связи с этой отставкой НКИД СССР обратился к новому министру иностранных дел Японии Т. Тойода с вопросом: остается ли Пакт о нейтралитете в действии? Тойода поставил этот вопрос на заседании императорского координационного комитета 4 августа 1941 года. Высшее политическое и военное руководство Японии дало 6 августа т. г. положительный ответ, потребовав соблюдения двух условий: о непредоставлении военных баз третьим странам на Камчатке и в Приморье и прекращении прямой и косвенной помощи режиму Чан Кайши. Кроме того, японская сторона установила определенный срок ликвидации своих концессий на Северном Сахалине, о чем было сказано в двух конфиденциальных письмах Мацуоки в апреле и 31 мая т.г., определив его, как «не позднее, чем через шесть месяцев с даты его обещания». Таким образом, японские концессии на севере острова должны были быть ликвидированы к 31 декабря 1941 г.

Советское правительство передало 13 августа положительный ответ на поставленные японской стороной вопросы, исключая помощь Китаю, поскольку Пакт о нейтралитете не регулировал отношений договаривающихся сторон с третьими странами. Япония была также озабочена большим объемом американских поставок в СССР через Владивосток, что, согласно заявлению от 25 августа, т.г. вице-министра иностранных дел Японии Э. Амау, вызывает негативную реакцию Германии и Италии, требующих выполнения условий Тройственного пакта. МИД Японии поставил вопрос о ликвидации специальных зон, учрежденных СССР 7 июля 1941 года и ограничивающих японское мореходство на Дальнем Востоке.

Все поправки японской стороны были сформулированы на упомянутом выше заседании координационного комитета 4 августа и получили название «Основные принципы дипломатических переговоров с Советским Союзом». Между тем, этот документ содержал более широкий перечень требований к СССР, которые стали известны только в Токийском трибунале для японских военных преступников 1946–1948 гг. В частности, предполагалось «путем давления на советскую сторону добиться прекращения помощи СССР Китаю, передачи Японии Северного Сахалина, Камчатки, советской территории к востоку от Амура и вывода советских войск со всех территорий советского Дальнего Востока».

Вместе с тем, пока имели место поражения Красной Армии, Япония осуществляла давление на СССР, претворяя на практике свой план и надеясь на уступки советского руководства. Под любыми, самыми незначительными предлогами японское правительство в период 1941–1944 год предъявляло Москве самые жесткие требования к урегулированию фактов, которые их вызвали. Задача советского командования на Дальнем Востоке и советской дипломатии состояла в том, чтобы не спровоцировать Японию на войну.

Самым драматичным моментом в советско-японских отношениях был период с 22 июня по 7 декабря 1941 года. Разногласия военного и морского руководств Японии не позволили политикам точно определить выбор удара: Север или Юг. Командующие ВМС Японии были против начала боевых действий против СССР и требовали удара по англо-американским войскам в Южных морях. Армейское командование было разделено по этому вопросу: командующий и офицеры Квантунской армии готовы были к боевым действиям в советском Приморье; генеральный штаб японской армии и военные министры (Тодзио и др.) — против.

Правительство Японии, за редким исключением (Хирота — сын каменотеса), состояло из генералов, адмиралов и потомственных аристократов, которые вносили в его внешнеполитический курс разногласия, связанные с применением континентальной или морской модели военной стратегии. Синтез обеих концепций геополитики в Японии смог осуществлять в предвоенный период лишь принц Коноэ Фумимара, возглавлявший три кабинета японского правительства 1937–1941 годы (с перерывами). Этот выдающийся государственный деятель Японии и крупный геополитик строил свою концепцию «нового порядка в Великой Восточной Азии» на балансе интересов государств — участников как Тройственного пакта, так и англо-американского (атлантического) военного союза. В таких геополитических условиях Коноэ воспринимал благожелательный нейтралитет СССР как необходимое условие реализации национальных интересов Японии и, соответственно, всячески способствовал установлению дружественных отношений с СССР. До 18 октября 1941 года «меланхолический принц», как его называли в Японии, Коноэ занимал пост премьер-министра, что в свете его геополитических установок способствовало удержанию армии от военных действий против СССР. Именно в период конца июня — середины октября 1941 года Красная Армия понесла тяжелые потери, а ситуация на советско-германском фронте была критической. Благожелательная позиция премьера Коноэ к нейтралитету с СССР позволила Красной Армии за эти четыре месяца приспособиться к новым военным приемам противника, достаточно успешно противостоять планам нацистского блицкрига и наносить контрудары по вермахту. Именно позиция Коноэ сделала невозможным реализацию плана члена его кабинета министра иностранных дел Мацуока выполнить в полном объеме взятые Японией по Тройственному пакту (военному союзу с Германией) обязательства и напасть на Россию. При этом Коноэ, разумеется, был не прочь поживиться российскими территориями (Восточная Сибирь и Приморье) в случае военного поражения в войне с Германией Советского Союза и последующего его распада. Однако принц твердо удерживал возглавляемое им правительство Японии от нападения на СССР в весьма критический для России период времени — с 22 июня по 18 октября 1941 года.

Пришедшее на смену кабинета Коноэ правительство генерала Тодзио (военный министр в кабинете Коноэ) было менее последовательным, чем его предшественник. Однако, во благо народов СССР, сказалось нежелание нового премьера воевать на два фронта. Х. Тодзио был военным министром Японии в 19391941 годы, когда война в Китае разгорелась с новой силой, что произвело на министра неизгладимое впечатление. Он всегда оставался верен формуле, что, пока не завершена японо-китайская война, Японии не следует ввязываться в другие военные конфликты. Под растущем давлением милитаристских и националистических настроений, которыми в особенности была заражена армия, Тодзио осенью 1941 года принял стратегию войны на два фронта, но только с Китаем и англоамериканским военным союзом. Это определило его назначение на должность премьера, причем кандидатура Тодзио была предложена как единственная именно принцем Коноэ. Это говорит о том, что Коноэ знал, что Тодзио не будет воевать с Россией, пока не удастся сломить Китай.

Другим фактором, который препятствовал нападению Японии на СССР в 1941 году, было заявление 23 июня премьера Англии У. Черчилля, который заявил, что его страна окажет СССР «любую экономическую и техническую помощь, которая в наших возможностях и которая может быть ему полезна». К этому времени Англия уже пользовалась законом США о «ленд-лизе» от 11 марта 1941 года, что означало подключение к снабжению американскими материалами и оборудованием в военных целях всей экономики Америки. Однако 24 июня т. г. и. о. государственного секретаря США С. Уэллес пытался через британского посла в Вашингтоне лорда Галифакса убедить Черчилля не допустить объявления Англией союзницей России.

Вашингтон летом 1941 года занял явно враждебную к Москве позицию. Кроме снижения до ничтожного уровня взаимного торгового оборота, американцы (госсекретарь Хэлл) вели с кабинетом Коноэ переговоры по разграничению сфер влияния на Тихом океане и в Китае. Когда в конце июля 1941 г. по поручению Москвы полпред СССР К.А. Уманский обратился к Ф. Рузвельту с просьбой выступить с предупреждением Японии о том, что США не останутся безучастными к нападению Японии на СССР, то Вашингтон предпочел промолчать. Вместе с тем осенью 1941 года Ф. Рузвельт обратился к Сталину с предложением организовать доставку военных грузов из Америки во Владивосток морским путем и самолетов по воздушной трассе через Аляску и Чукотку. Грузы пошли по морскому пути уже в ноябре т.г., а авиационный мост заработал летом 1942 года.

Еще до начала советско-германской войны, 5 июня 1941 года американское правительство начало переговоры с новым послом Японии в США К. Номурой для достижения компромисса в Китае и странах Восточной Азии. Эти переговоры продолжались в течение лета и осени 1941 г.; их длительность свидетельствует о намерении премьера Коноэ мирно договориться с Хэллом о невмешательстве США по вопросу отчуждения французских и голландских колоний в Южный морях. Для урегулирования отношений, лежащих в этой плоскости японо-американских интересов, Коноэ неоднократно выражал желание американской стороне лететь в Вашингтон для экстренной личной встречи с Ф. Рузвельтом. Американцы многократно планировали эту встречу, но всегда переносили ее под различными предлогами.

Напряжение военной подготовки было столь велико, что в сентябре 1941 года на Императорском совещании (конференции) было принято решение о начале непосредственной подготовки войны против США, Англии и колониальных владений Нидерландов. Очередной срыв поездки Коноэ в Вашингтон привел к тому, что сам премьер руководил подборкой и подготовкой материалов по повестке дня конференции. Коноэ верно увидел будущее своей страны, когда писал в декларации конференции: «…Исторически неизбежный конфликт между Японией и США в конечном счете приведет к войне. Даже если мы пойдем на уступки США, отказавшись частично от нашей национальной политики, США по мере увеличения их военной мощи, безусловно, будут требовать от нас все больше и больше уступок. В конечном результате наша Империя будет повержена и брошена к ногам Соединенных Штатов». Администрация Ф. Рузвельта провоцировала Японию к войне, это доказывается неудачей многомесячных переговоров в Вашингтоне японской миссии Номура и Курусу. М. Сигэмицу (в 1944–1945 гг. — министр иностранных дел) обвинял осенью 1941 года принца Коноэ в предательстве и попытках столкнуть Японию и США, в то время как, по его мнению, необходимо было напасть на СССР.

5 ноября т.г. состоялась новая Императорская конференция. Новый премьер Тодзио повторил геополитические планы своего предшественника по установлению нового порядка в Восточной Азии и попытке установить с США раздел сфер влияния. Главное решение конференции состояло в том, что, если США сорвут новый раунд переговоров, то Япония открывает против них боевые действия.

Действительно, ВМС Японии отрабатывали план удара по Пёрл-Харбору с января 1941 г. К концу сентября главные силы флота были сосредоточены у острова Кюсю. К 1 ноября секретные пакеты с действиями флота в войне были разосланы на все корабли Объединенного флота Японии. 8 ноября т.г. была установлена дата нападения — 8 декабря (по токийскому времени).

26 ноября 1941 года США вручили Японии памятную записку, известную как нота Хэлла. Японское правительство посчитало этот документ равносильным ультиматуму. Для Токио нота Хэлла означала, что США взяли курс на войну.

В тот же день, 26 ноября в 6 часов утра по токийскому времени японский флот вышел со своей базы на острове Итуруп (Курильские острова) в открытое море и взял курс на Гавайские острова, к американской базе ВМФ Пёрл-Харбор. Пёрл-Харбор был атакован на рассвете 7 декабря; Япония и США оказались в состоянии войны между собой.

В тот же день министр иностранных дел Японии С. Того вызвал советского посла К. А. Сметанина и объявил ему о начавшейся войне, а также о принципах, побудивших Японию это сделать. Он, в частности, сказал: «Япония предпочла нападение на США нападению на СССР потому, что она остро нуждалась в сырьевых ресурсах южных морей, и США блокировали или по крайней мере делали вид, что препятствуют ее продвижению в южном направлении. Американские попытки лишить Японию моторного топлива и лома черных металлов получили обратный эффект. Вместо того чтобы получать материалы, которые ей нужны, Япония решила просто захватить их».

После нападения Японии на США и Англию Токио продолжил тесное дипломатическое сотрудничество со странами-участницами Тройственного пакта. 11 декабря 1941 г. в Берлине был подписан пакт трех держав, в соответствии с которым правительства Японии, Германии и Италии обязались «совместно вести войну против США и Англии до полной победы всеми имеющимися средствами».