Канны: величайшее поражение римлян

Канны: величайшее поражение римлян

Пришла зима. Закончились шесть месяцев диктаторства Фабия, и власть вновь была возвращена консулам. На место погибшего Фламиния заступил Марк Атилий Регул, сын того Регула, которого карфагеняне разбили в I Пунической войне, — зловещий выбор. На роковой 216 г. до н.э. было избрано два консула — Луций Эмилий Павл и Гай Теренций Варрон. Павл был дедом Сципиона Эми-лиана и принадлежал к той группе людей, действия которых Полибий не критиковал. Посему козлом отпущения за все предстоящие несчастья стал Варрон. Его имя так долго поливали грязью, что невозможно с расстояния в столько веков понять, каков же был этот человек на самом деле. Единственное, что мы в состоянии сделать, — это указать на существенные изъяны в рассказах древних. Комментировать рассказ Ливия о том, как Варрон был избран на свой пост, бесполезно, потому что он изложен таким образом, чтобы представить убедительную предысторию последовавшего затем бесчестья. Двух преторов избрали заочно, поскольку они уже находились при армии. Это были знаменитый Марк Клавдий Марцелл, который командовал пятым легионом на Сицилии, и Луций Постум Альбин — его отправили в долину По с приказом сдерживать кельтов. Был отозван консул предыдущего года, Гней Сервилий Гемин, которого диктатор отправил командовать флотом в Лилибее на Сицилии. Его и Регула назначили проконсулами и поставили во главе находившихся у Геруния армий. Для того чтобы довести до полного состава число солдат в уже имевшихся легионах и набрать еще четыре новых, провели рекрутский набор. Вероятно, в Геруний отправили 16-й и 17-й легионы, набранные после Тразименского озера и прошедшие подготовку в Риме. Теперь их общее количество там составляло восемь — по четыре на каждого консула. Два новых легиона (18-й и 19-й) отправили в долину По под командование претора Луция Постума Альбина, а 20-й и 21-й легионы остались в Риме, прикрывая город. Вывод в поле столь большого количества войска (в 16 легионах было около 150 000 человек) означает, что римляне намеревались дать Ганнибалу большое сражение при первом же подходящем случае. В таком случае традиционному повествованию о конфликте Павла и Варрона (первый придерживался тактики Фабия, а Варрон хотел драться) доверять не стоит. Лето было уже в разгаре, когда Ганнибал оставил лагерь и отошел от Геруния. Он продвинулся на юго-восток примерно на 100 километров и дошел до р. Ауфид (Офанто). Там его армия захватила крепость Канны, которую римляне использовали в качестве продуктового склада. Провиант из нее перевозили в карфагенский лагерь по мере необходимости. Проконсулы узнали об этом, когда находились на расстоянии полуторадневного перехода от позиций Ганнибала (т.е. ок. 40—50 км), и запросили инструкций у сената. Последний уже решил, что крупное сражение необходимо, а потому приказал проконсулам не двигаться с места и отправил на соединение с ними двух консулов. Полибий говорит нам, что никогда прежде римляне не выводили в поле восемь легионов. Он имеет в виду, что тогда в первый раз две консульские армий по четыре легиона каждая были объединены в одну. По информации греческого историка, во времена кельтского вторжения в 225 г. до н.э. существовали консульские армии силой в четыре легиона каждая. Множество комментаторов подвергают цифры Полибия критике и говорят, что карфагенская армия никогда не смогла бы окружить в битве при Каннах 80 000 человек римской армии. Однако расчеты его совершенно логичны, да и у кого, как не у него, были все возможности наилучшим образом вычислить сравнительные возможности карфагенян и римлян — уж конечно, не у современных историков! К этому можно добавить только, что вряд ли римляне смогли бы осуществить свою обычную стратегию «надавливания» на Ганнибала или отрезать ему пути снабжения перед битвой, не имей они численного превосходства. Полибий добавляет, что легионы были доведены до 5000 каждый и что количество конницы было «более шести тысяч». Эта последняя цифра совершенно справедлива, так как Гней Сервилий Гемин потерял конницу, приписанную к первому, второму, двенадцатому и тринадцатому легионам, — существенная утрата, восстановить которую было бы очень сложно. Консулы выступили с обращением к армии, дабы ввести воинов в должное состояние духа, затем оставили лагерь и выступили к Каннам. На второй день они оказались в виду позиций Ганнибала и расположились лагерем на расстоянии примерно восьми километров от них. Топография последовавшей кампании и сражения зависит от двух факторов — расположения лагеря Ганнибала и местонахождения реки Офанто.

Топографическая карта местности между Сан-Фердинандо и Каннами. Изолинии на карте аоны с расстоянием в 5 м. Дамбы, сдерживающие разлив реки, выделены красным, Пунктиром обозначено возможное местонахождение старого русла. Линия, вдоль которой римляне выстроили свои войска, отмечена черным отрезком.

На южном конце равнины Фоджия отходит на восток от Апеннин цепь невысоких холмов. Река Офанто, покинув Апеннины, течет к северу от этих холмов. Крепость Канны размещалась на замыкающем эту цепь холме на северном конце гряды и была обращена к реке. Сложность заключается в том, что Полибий четко называет место сражения — около Канн, на южном берегу реки. В том виде, в каком эта местность существует сегодня, это невозможно, поскольку река течет вдоль самых холмов. Офанто много раз меняла свое русло, а потому бессмысленно искать место сражения, опираясь на ее нынешнее местонахождение. Карта на стр. 183 изображает контуры Каннской равнины с пятиметровыми изолиниями. Масштаб разлива реки отражает цепь плотин на ее северном берегу (отмечены красным). Наиболее вероятное речное русло отмечено XX для того, чтобы можно было лучше представить себе поле сражения. Оно будет в этом случае представлять собой равнину примерно в два километра шириной между рекой и холмами. Изучив окрестности, римляне решили передвинуть лагерь поближе к реке, для того чтобы прекратить деятельность карфагенских фуражиров. Ганнибал ответил тем, что отправил легковооруженных солдат и конницу тревожить переправлявшихся на северный берег римлян. Варрон, который командовал в этот день, бросил вперед отряд тяжелой пехоты, а позже и велитов с конницей для того, чтобы отогнать карфагенян. Должно быть, это были обычные римские силы прикрытия для лагеря, который требовалось разбивать в виду противника. Легионы дошли до реки, переправились через нее под охраной авангарда и встали у брода. Очевидно, весь маневр был направлен на то, чтобы «наводнить» своими войсками окрестности лагеря Ганнибала и помешать ему собирать провиант на северном берегу реки. На следующее утро командование принял Павл. Нам говорят, что он был против предпринятого Варроном наступления, считая его слишком опасным. Однако теперь он перевел одну треть своих войск через реку, и они встали к востоку от брода примерно в трех километрах от главного лагеря и несколько дальше — от лагеря Ганнибала. Если карфагенянин располагался к югу от реки, действия Павла еще отчаянней, чем у Варрона, однако Полибий даже не предполагает, что Ганнибал пытался помешать ему устроить второй лагерь. Учитывая это, а также расстояние между лагерями, можно предположить, что армия пунов размещалась к северу от реки. И действительно, Полибий помещает ее на северном берегу вскоре после сражения и ни разу не упоминает, чтобы Ганнибал переходил реку. Где же мог находиться его лагерь при условии, что он был расположен на северном берегу? Карфагенянин прибыл к Офанто за несколько недель до римлян и имел массу времени выбрать для лагеря самое выгодное место. Ганнибал был чрезвычайно умным полководцем и всегда старался использовать ошибки своих противников, тщательно соблюдая при этом безопасность собственной позиции. Если принять в расчет все вышесказанное, то на северном берегу Офанто найдется только одно подходящее место. Это отрог, на котором расположен сейчас городок Сан-Фердинандо-ди-Пулья. Он плоский, с крутыми склонами на северо-западе и юго-востоке, которые обрываются в реку. Северо-восточный склон полого спускается на равнину, что делает его удобным для конницы. Вряд ли карфагенский полководец мог пропустить такое место — сильно укрепленное от природы, с хорошим спуском на равнину и к тому же прикрывающее долину Офанто, путь к отступлению на случай неприятностей. Если принять эту точку за место лагеря Ганнибала, то можно попробовать определить местоположение римских лагерей (см. карту). Теперь имеет смысл расположение одного из них на южном берегу — для того, чтобы не пускать туда карфагенских фуражиров. Ясно, что это была часть общего плана римлян. В таком случае рассказ о конфликте двух консулов вообще теряет смысл. Ганнибал оказался отрезанным от равнины по обеим сторонам реки, и истощение его запасов провианта стало лишь делом времени. Он собрал армию, для того чтобы произнести перед воинами традиционную ободряющую речь, а затем двинул вперед передовые части прикрытия, для того чтобы обеспечить безопасный доступ на равнину. Весь следующий день пунийцы полировали доспехи и готовились к битве. Наутро Ганнибал вывел свои войска и предложил римлянам сражение на северном берегу реки. Это означало бы предоставить его коннице громадное преимущество, и римляне мудро отказались. На следующее утро (все античные историки утверждают, что командовал в тот день Варрон) Павл вывел римлян из лагеря на северном берегу реки и перешел через брод. На южном берегу они соединились с легионами Варрона и остальной армией и выстроились в боевом порядке на узкой полоске земли между рекой и холмами. Их правый фланг упирался в реку, а левый — в холмы, что не давало карфагенской коннице возможности их обойти. Полибий вроде бы подтверждает этот выбор места, когда говорит, что римляне поставили свои манипулы теснее обычного и сделали глубину каждого из них во много раз больше фронта. Размер стандартного манипула гастатов или принципов до того, как закрыты промежутки в строе, может меняться от шести шеренг по 20 человек до 24 шеренг по пять солдат в каждой. Должно быть, Полибий имеет в виду как раз последние цифры. Если в легионах было по пять тысяч солдат, глубина строя манипулов гастатов и принципов увеличилась, возможно, до 30 шеренг. Поскольку они, по всей очевидности, намеревались идти на прорыв, легионеры почти наверняка встали сомкнутым строем — по три римских фута на человека. Тогда фронт манипула составлял приблизительно 15 римских футов, а легиона (с допусками на промежутки) — около 300 футов. Общая ширина строя пехоты, включая союзническую, составила бы около 4800 римских футов (около 1500 м). Поскольку задачей римских всадников было любой ценой удержать карфагенскую конницу, они, должно быть, построились максимально глубоким строем — например, по десять человек. Согласно Полибию, при глубине строя в восемь всадников на стадий придется 800 воинов — чуть меньше двух метров на каждую лошадь в ряду. У римлян было чуть больше 6000 конницы, в пропорции один римлянин на трех союзников. Следовательно, римских всадников было около 1600, а союзнической конницы — около 4800 человек. С учетом промежутков между турмами римская конница должна была занимать около 575 м, а коннице союзников потребовалось около 1725 м. В таком случае весь фронт римлян должен был составить немногим больше 3000 м. Максимальная ширина равнины — около двух километров, но если римляне разместились на ней диагонально, лицом на юг, то им удается там поместиться (см. карту). Это подтверждает и Полибий, когда говорит, что стояли римляне лицом на юг. Десять тысяч римлян осталось охранять лагерь, с приказом атаковать во время сражения лагерь карфагенян. Обычно такую задачу давали триариям. Их число в армии должно было составить 9600 человек, что вполне согласуется с данными греческого историка. Вопреки распространенному как в наше время, так и в древности мнению, у римлян не было каких-то особых причин полагать, что они могут проиграть это сражение. Все предыдущие поражения были вызваны торопливостью полководцев. На этот раз римляне выбрали место битвы, не оставив Ганнибалу возможности устроить засаду. В других сражениях место определял Ганнибал. Более того, римляне были убеждены, что благодаря удачному расположению им удастся нейтрализовать карфагенскую конницу. Распределение командования существенно проясняет картину. В римской армии времен республики было два почетных поста — во главе конницы граждан и в центре, во главе наступающих легионов. Поскольку считается, что главнокомандующим в тот день был Варрон, было бы логичным увидеть его на одном из этих мест. На деле же центром командовали Регул и Гемин, правым флангом — Павл, а Варрон — левым. Единственное заключение, какое можно из этого сделать, будет состоять в том, что командовал в тот день Павл. Тогда, должно быть, именно Варрон уклонился от сражения на левом берегу реки за день до этого. Увидев строящихся римлян, Ганнибал отправил через реку копейщиков и пращников и построил их в ряд на равнине. Затем, под их прикрытием, он вывел остальные войска. Справа, у подножия холмов, напротив конницы союзников, Ганнибал разместил нумидийцев. Существует возможность довольно точно подсчитать количество его войск. Прибыв в Италию, Ганнибал привел с собой всего 6000 всадников — частью испанцев, частью нумидийцев. Число их возрасти не могло, а учитывая, что нумидийцы встали напротив союзников Рима (4800 всадников), их не могло быть намного меньше. Разумным было бы предложить цифру в 4000 всадников. Испанская конница, которая должна при таком расчете состоять примерно из 2000 человек, и кельты (их могло оказаться около четырех тысяч, так как общее количество конницы Ганнибала составляло 10 000 всадников) разместились у реки. Поскольку их было почти в четыре раза больше, чем римских конных воинов, испанцы и кельты, вероятно, выстроились в четыре линии. Пехота карфагенян состояла из немногим больше 40 000 человек, из которых около 12 000 африканцев и 8000 испанцев, остальные — кельты. Из этих расчетов можно заключить, что легкая пехота составляла примерно такую же пропорцию от всего числа пехотинцев, что и в легионах, — т.е. чуть меньше 30%. Тогда можно предположить, что фаланга состояла примерно из восьми тысяч человек, испанских мечников было около пяти с половиной тысяч, а кельтов — около четырнадцати тысяч. Полибий говорит, что Ганнибал выстроил своих кельтов и испанцев спей-рами попеременно. До этого он один раз упоминал такой тип построения (когда неравные силы выстраиваются по чередующимся спейрам), описывая битву при Селассии. Там выстроились подобным образом иллирийцы и македонские «медные щиты». Следует предположить, что спейра в этом случае — общий термин, обозначающий отряд, но даже в этом случае она не может превышать определенной численности. Полибий применяет его, когда говорит о манипуле (даже о триариях). Тогда в спейре должно быть человек сто. С другой стороны, он никогда не пользуется этим словом, когда говорит о боевых единицах больше чем в тысячу человек. Их он называет хилиархиями. Так что, видимо, спейрами он называет подразделения не более пятисот воинов. Если испанцы были построены в отряды по 100 человек, то у кельтов могло быть около 250 воинов в каждом подразделении. Но, быть может, Полибий слишком упрощает картину. Для Ганнибала кельты были наименее ценной частью войска — в сражении он потерял их в три раза больше, чем испанцев и африканцев, вместе взятых. Исходя из этого, можно предположить, что центр линии состоял исключительно из кельтов, а стоявшие попеременно кельты и испанцы образовывали фланги. Когда Ганнибал выстроил кельтов и испанцев, он передвинул их центр так, чтобы получился полумесяц, постепенно истончавшийся к концам. Цель у такого построения была одна: сломать мощь римского наступления до того, как в действие будут приведены ударные африканские войска. Это доказывает, что войска у римлян было больше. Африканские копейщики, которые были до этого выстроены вместе с легковооруженными войсками впереди армии и служили силами прикрытия, отошли и построились колоннами на флангах, позади конницы. Передовые воины составляли внутреннюю сторону каждой колонны для того, чтобы, развернувшись вовнутрь, колонна образовала бы фалангу. Во всяком случае, только так можно объяснить их построение в свете последовавших маневров. Канны показали нам только одну сторону такого уникального боевого строя, но у него есть и прекрасные оборонительные свойства: две фаланги можно развернуть вовне для отражения атаки с флангов или повернуть внутрь и задавить наступление в центре, не говоря уже о потенциальной возможности отразить атаку с тыла. Ганнибал использовал такой же строй в битве при Требии, но предпочел быструю победу на флангах усилению центра. Сейчас же он, вместе со своим братом Магоном, находился в наиболее важной точке в центре. Испанской и кельтской конницей командовал Гасдрубал, а нумидийцами на левом фланге — Ганнон. Как обычно, сражение началось со стычек легковооруженных воинов. В самом начале Павл был тяжело ранен камнем, пущенным балеарским пращником. Вскоре в бой у реки вступили испанские и кельтские всадники. Римская конница сражалась храбро, но они не могли соперничать с кельтами и испанцами, а потому их начали постепенно оттеснять вдоль реки. Римляне стаскивали своих противников с лошадей и продолжали сражение на земле, но ничто не могло закрыть брешь. На другом фланге нумидийцы безуспешно пытались сдвинуть с места конницу союзников, чтобы заставить их отойти от легионов. Римляне решили начать наступление, пока ситуация на правом крыле еще не вышла из-под контроля. Трубы дали сигнал, и велиты начали отходить. Ожидая приказа к наступлению, легионеры начали стучать пилумами о щиты. Ганнибал также приказал отойти своим легковооруженным пехотинцам, а кельты и испанцы приготовились к предстоящему натиску. Велиты миновали промежутки в строе, прозвучал сигнал к наступлению, и задние центурии гастатов продвинулись вперед, чтобы закрыть строй. Раздался новый сигнал трубы, обе стороны подняли клич, и вот среди оглушающих звуков горнов, труб и кар-никсов обе пехоты устремились навстречу друг другу. Кельты и испанцы, стиснув зубы, приготовились встретить первый ураган пилумов, за которым не замедлил последовать еще один. Потрясая щитами в надежде освободить их от застрявших метательных копий, кельты и испанцы бросились на легионеров; воздух гудел от ударов щитов о щиты. Какое-то время они удерживали строй, но затем, задавленные весом легионов, начали отступать. На римскую конницу на берегу реки непрерывно давили, покуда не оторвали ее от легионов. В открывшийся прорыв рванулась стоявшая позади карфагенская конница во главе с Гасдрубалом. Оставив переднюю линию довершать разгром римлян, всадники проскакали в тылу легионов и набросились сзади на конницу союзников. Италийские всадники не выдержали удара, сломали строй и рассыпались. Легионы все глубже вгрызались в карфагенский центр. Изогнутый строй исчез, и теперь вся линия подалась назад. Центр вначале выпрямился, а затем, по мере того, как в полукруг начали набиваться легионеры, стал прогибаться вовнутрь. Павл увидел безнадежное состояние дел на своем правом крыле и понял, что теперь вся надежда на легионы. Он проехал позади строя и, спешившись, бросился в гущу сражения. Ганнибал, который знал, что для него все зависит от того, сможет ли центр продержаться еще немного, вступил в бой, ободряя своих людей. Шаг за шагом кельты и испанцы отступали. Карфагенский полководец осуществил свой главный план — легионеры оттеснили его центр так далеко, что прошли мимо африканских копейщиков, размещенных на обоих флангах. Оставалось только нанести решительный удар. Копейщики обратились вовнутрь, развернулись из колонны в фалангу и двинулись на фланги римлян. Римская конница на обоих флангах бежала. Оставив нумидийцев разбираться с отступающими, что они всегда прекрасно осуществляли, Гасдрубал отозвал кельтов и испанцев и набросился на легионы сзади. Манипулы вынуждены были развернуться, для того чтобы встретить атаку с различных направлений. Давление в центре ослабло, и кельты с испанцами получили возможность контратаковать. Это был самый кровавый день в римской истории. Павл был убит, сражаясь в строю. Погибли проконсулы Гемин и Регул, бывший начальник конницы Минуций Руф, у которого был, вероятно, ранг трибуна. На поле остались квесторы обоих консулов и 80 сенаторов. Римляне ушли так далеко вперед, что отодвинулись от брода, поэтому 10 000 оставшихся в лагере человек ничем не могли им помочь. Громадные потери, которые составили, по разным данным, от немногим менее сорока пяти тысяч до семидесяти тысяч человек, позволяют предположить, что легионы потеряли строй и бежали. Кажется невероятным, чтобы они стояли до самого конца, как предполагал Полибий. Разночтения же в цифрах отражают разночтения в количестве участвовавших в сражении человек. Согласно Полибию, 10 000 оставшихся в лагере солдат были захвачены в плен на следующий после сражения день. Еще 3500 пехотинцев и 370 всадников укрылись в ближайших городах. К сожалению, дальнейшая часть рассказа Полибия утрачена, так что проверить соответствие этих цифр по последовавшим событиям невозможно. Хотя цифры Ливия путаные, они все же согласуются с тем, что случилось дальше. После рассказа о плохо согласующихся между собой событиях римский историк говорит, что 10 000 уцелевших собрались в Канузии (Каноза-ди-Пулья). Это верно, потому что впоследствии из них сформировали два легиона. Если верен рассказ Полибия о дебатах в сенате по поводу пленных, то в руках Ганнибала было около 7000 римлян. Можно предположить, что союзников, которых он отпустил без выкупа, было не меньше. Тогда общее количество выживших составит около 25 000, а в списки погибших войдет около 50 000 человек. Эту цифру обычно и считают верной. Среди тех, кто спасся, был и Гай Теренций Варрон. Полибий дает ему самую жестокую эпитафию, вновь отражая семейные предания, на этот раз Павлов. Он говорит, что Варрон обесчестил себя своим бегством и что его деятельность нанесла огромный ущерб государству. Имя Варрона так и не было очищено, и он навечно остался козлом отпущения за битву при Каннах. Однако Ливии пишет, что сенат вышел встречать Варрона, когда он возвратился в Рим, и поблагодарил его за то, что тот не бросил государство. Впоследствии он остался на службе в течение всей войны, хотя и на вторых ролях.