Глава восьмая Крым и восходящая звезда Врангеля

Глава восьмая

Крым и восходящая звезда Врангеля

— Такой хороший офицер!.. С чего хороший? Уж Врангель подтянет. — Врангель всех, господа подтянет.

Г. Венус. «Зяблики в погонах»

Главной задачей, стоявшей перед принявшим командование Врангелем, было обещание, данное им соратникам, «с честью вывести армию из тяжелого положения». В складывающихся для юга России обстоятельствах эффективной борьбы с придвигающимся все ближе красным фронтом Русская Армия пока вести не могла. Барон принял армию далеко не в лучшем моральном состоянии: сказывались месяцы беспрерывных боев, поражений и отступлений. За спиной сражавшейся армии находился разложившийся тыл, население Дона, Кубани и Терека не давало желаемого притока людской силы, а союзники скорее затрудняли оборону в череде непрекращающихся интриг, нежели по-настоящему помогали оказавшейся в трудном положении Русской Армии: «На мой вопрос „Неужели при таком превосходстве наших сил нет возможности рассчитывать хотя бы на частичный успех — вновь овладеть Новороссийском и тем обеспечить снабжение, а там, отдохнув и оправившись, постараться вырвать инициативу у противника?“ генерал Улагай безнадежно махнул рукой: — Какое там? Казаки драться не будут. Полки совсем потеряли дух. Мне стало ясно, что дело совсем безнадежно»[194]. Впрочем, сказанное распространялось далеко не на всех казаков. В феврале 1920 года в Севастополь прибыл лейб-гвардии Казачий полк во главе с временно назначенным своим командиром полковником Константином Ростиславовичем Поздеевым, человеком отменной храбрости, известным многим еще по беспримерному походу в Великую войну во главе казаков-разведчиков на Юго-Западном фронте, в июне 1917 года, через реку Стоход за германскими «языками». После революции Поздеев умудрился спасти знамя и полковую кассу, перевезя их в Новочеркасск, в котором принимал участие в борьбе за город с ордами большевиков. Начальник Поздеева, генерал Абрамов, охарактеризовал боевую работу своего подчиненного, как «блестящую»: «Сколько порыва, смелости и личного примера в самых сложных положениях вверенных… частей»[195]. Впоследствии генерал-майор Константин Поздеев прожил долгую жизнь, оставаясь верным хранителем Музея Лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка в Брюсселе и председателем соответствующего объединения, и скончался в 1981 году, когда советские войска вот уже два года как штурмовали пески Афганистана.

Многие добровольческие части прибыли в Крым без обозов, пулеметов и артиллерии или даже лошадей. Состояние некоторых казачьих подразделений было до того угнетенным и близким к отчаянию, что, по согласованию с донским атаманом А. П. Богаевским и командующим Донской армией генералом В. И. Сидориным, бывший Главнокомандующий не решился доверить им оборону Керченского пролива. Он приказал грузить донцов на транспорты и перебросить их в район Евпатории, предварительно отобрав у полков последнее вооружение. Фронт удерживался за счет тактического мастерства Крымского корпуса Я. А. Слащева численностью не более 3500 штыков и 2000 шашек, о личности которого осталось немало противоречивых свидетельств современников, которые можно открыть зарисовкой начала его карьеры: «За несколько лет до войны в лейб-гвардии Финляндский полк поступил молоденький румяный офицер, тихий, скромный, старательный и исполнительный. Он редко участвовал в кутежах, водки не пил, а любил сладкое, принося с собой в офицерское собрание плитки шоколада. За это товарищи добродушно над ним подсмеивались, называя красной девицей»[196]. Во времена описываемых событий Слащев стяжал славу одного из самых молодых и самых храбрых генералов Добровольческой армии, который пользовался у офицеров и солдат исключительной популярностью. Впрочем, по уверениям некоторых близко знавших его людей, было известно о его «неумеренной склонности к употреблению вина и кокаина»[197]. Похоже, что времена генералов-аскетов, славившихся своей непримиримостью к человеческим порокам, усугублявшимся во время Гражданской войны, таких как Дроздовский и Марков, прошли. На смену им в Белом движении возникали новые, столь же бесстрашные личности, однако держащиеся иных моральных установок: «Но вот генерал Слащев садится на коня и во главе своего конвоя врезывается в ряды наступающих большевиков… Совсем как в описании крестовых походов: Готфрид Бульенский с несколькими верными рыцарями врезался в ряды сарацин и т. д…»[198].

Однако героизм отдельных личностей и даже их таланты не могли повлиять кардинально на этом этапе войны на ее благополучный для Белой армии исход, и перед новым Главнокомандующим открывалось несколько возможностей решить судьбу армии. Одной из них оставалась переброска всех частей с помощью флота союзников на другие театры военных действий, туда, где оставались очаги сопротивления большевизму: Дальний Восток, Северо-Запад России или Польшу. В совещаниях со штабом вырисовывалась картина перемещения войск в одну из нейтральных стран, которая дала бы согласие на временное размещение у себя вооруженных частей Белой армии и не была бы связана дипломатическими обязательствами с большевистским правительством в Москве. В качестве нейтральных стран рассматривались Королевство СХС, Болгария и Греция. Разведка доносила в штаб Главнокомандующего о постоянном усилении противника, об его очевидной подготовке к штурму Крыма. Большевики стягивали крупные силы: четыре стрелковые и одну кавалерийскую дивизии, штатной численностью в 15 тыс. человек каждая. По железной дороге подвозилась тяжелая артиллерия; происходило развертывание авиационных частей. Несмотря на наличие 35 тыс. человек, находившихся в Русской Армии, Врангель считал положение «далеко не устойчивым».

В тылу находилось большое количество офицеров, приехавших в Крым, спасаясь от тягот военной службы или не желавших участвовать в боевых действиях. Этот «балласт», по наблюдениям очевидцев, доходил до 100 тыс. человек, в то время как на фронте пребывало лишь 25 тыс. бойцов.

Некоторые командиры решали проблему «балласта» на свой лад: «В Севастополь мы пришли к вечеру. Квартирьеры мне доложили: — Господин полковник, офицерства по городу шляется до пропасти… Я выгрузил офицерскую роту и приказал занять все входы и выходы Морского сада, где было особенно много гуляющих. В тот же вечер мы учинили в Севастополе внезапную и поголовную мобилизацию всех беспризорных господ офицеров»[199]. По замечанию другого мемуариста, несмотря на тяжелое положение на фронте обороны Крыма, в тылу почему-то продолжали оставаться резервные части, формирующиеся боевые единицы, большое количество высших воинских кадров. Кроме всего прочего, в тылу располагалось невероятное количество тыловых учреждений, с большим штатом действительных и мнимых служащих. «…Большинство офицерства и штатских щеголяли в чистом обмундировании, тратили огромные деньги по ресторанам и трактирам. Главным занятием в тылу была торговля, спекуляция с валютой, продажа казенных вещей. Жутко было смотреть на толпы бездельников, здоровую молодежь, к тому же требующих продовольствия, квартир и жалованья… Такая постановка дела не могла кончиться хорошо, это я, как фронтовик, понял уже после двух дней, это трагедия, а не оборона от врага»[200].

13 апреля 1920 года большевики силами Латышской дивизии разбили передовые части Слащева, захватили Турецкий Вал и продолжили наступление на юг. На Чонгарском направлении выдвинулась 8-я кавалерийская дивизия красных. Слащев приказал контратаковать противника. Это остановило продвижение красных, однако отбросить Латышскую дивизию дальше Турецкого Вала части Слащева не смогли: к красным шла постоянная помощь со стороны свежих сил, подходивших из тыла. На утро 15 апреля остатки красных частей были выбиты с Перекопа усилиями беспрерывно атаковавших бойцов Слащева. Навстречу 8-й кавалерийской дивизии красных на Чонгарское направление вышла конная бригада полковника Василия Ивановича Морозова, которая, после ожесточенного боя под Тюп-Джанкоем, повернула красных кавалеристов вспять и прогнала прочь. В этот же день, собрав силы «цветных полков» воедино, придав им в помощь несколько бронеавтомобилей, Врангель нанес контрудар по позициям большевиков, попытавшись прорвать их оборону, однако дальнейшего успеха развить не удалось: атака отогнанной на время 8-й красной кавалерийской дивизии, подошедшей на помощь стрелковым дивизиям, выровняла положение сторон. Пехотные дивизии из состава 13-й советской армии снова перешли в наступление. Для развития успеха частей Слащева против большевиков Врангель приказал осуществить два фланговых удара, высадив десанты: алексеевцы водным транспортом были доставлены в район Кирилловки. Несколько аэропланов высланных Ткачевым, обнаружив транспорты с войсками, подвергли их усиленному бомбометанию, потопив следовавшую за транспортами баржу с боеприпасами. Части дроздовцев должны были прибыть на узкий песчаный полуостров Хорлы. Десантом командовал генерал Витковский, 2-м полком — Туркул, а 1-м — Харжевский. По ходу движения к месту высадки десант алексеевцев был обнаружен авиацией красных, совершавшей разведывательные полеты над местностью. Несколько аэропланов, обнаружив транспорты с десантом, подвергли их усиленному бомбометанию, потопив следовавшую за транспортами баржу с боеприпасами. На высадившийся десант алексеевцев большевики бросили силы 46-й дивизии. Дроздовцы, высадившись в Хорлах, провели военный совет под председательством генерала Витковского. Владимир Константинович, несмотря на все трудности, возникшие в ходе высадки десанта, настаивал на выполнении боевой задачи до конца: пробиться с перешейка по тылам противника к Перекопу. Военный Совет решил выступать наутро. Корабли, высадившие десант, ушли в море и находились далеко от берега. Если бы красным удалось сбросить десант в море, то его удалось бы легко перебить в воде.

«Часов в восемь утра мы уже тронулись на деревню Адамань, пробиваться на Перекоп. Нас еще нес порыв ночного боя, стремительность победного удара. Красные отступали. Мы накатила на Адамань. В бою под Адаманью конными разведчиками 1-й Дроздовской батареи совместно с генералом Витковским, выехавшим в атаку на автомобиле с пулеметом Льюиса, была взята красная батарея… И под залпами, в губительном огне, со своими ранеными и убитыми, которых несут, нестройная толпа расстреливаемых людей… идет. В колонне за подводами наши полковые сестры милосердия, жены и сестры дроздовцев: Мария Васильевна, Александра Павловна Слюсарева, Вера Александровна Фридман. Лица молодых женщин бледны, точно окаменели. При каждом взрыве снаряда они крестятся» [201].

После двухдневных изматывающих боев, пройдя с боями 60 верст, отвлекая на себя силы противника, дроздовцы пробились к белым частям, стоящим на Перекопе. За этот рейд Врангель, приехавший на смотр дроздовцев в Армянск, пожаловал полковника Туркула чином генерал-майора. Массированный штурм Крыма в который раз был сорван. Для подготовки нового наступления большевикам требовалось еще несколько недель, для подвода дополнительных войск, а на это время красное командование приняло решение «запереть» Русскую Армию на полуострове. Красные инженерные роты возводили линии заграждения, подтягивалось значительное количество артиллерии, подходили бронепоезда и новые эшелоны с пехотой. Выпавшая временная передышка для Врангеля позволила Главнокомандующему заняться решением неотложных задач, связанных с армией, в том числе и по укреплению дисциплины, сократить многочисленные штабы и усилить боеспособными кадрами боевой состав полков. Врангель встретился и с митрополитом Вениамином, для того чтобы поговорить о духовном воспитании чинов Русской Армии: «Работы духовенства в войсках почти не было. Я не мог с этим не согласиться. Управляющий военным и морским духовенством протопресвитер Шавельский, находясь безотлучно при Ставке Главнокомандующего, был, видимо, весьма далек от войск… Войсковое духовенство сплошь и рядом было не на высоте… я считал совершенно необходимым провести не только беспощадную чистку ее от порочных элементов, но и целый ряд мер для повышения нравственного уровня в войсках, в том числе духовно-религиозного воспитания»[202].

Некоторые пастыри, например протоиерей о. Владимир Востоков, одержимый идеями создания военизированной церковной организации «Братства животворящего креста», часто увлекался проповедями, по выражению Врангеля, «чисто погромного характера»: «Каждое воскресенье, после службы в кафедральном соборе, он произносил с амвона горячие речи, призывая к борьбе с еврейством… Речи его были талантливы и сильны и производили огромное впечатление. Народ валом валил в собор уже не на молитву, а только чтобы послушать полные человеконенавистничества речи церковного пастыря»[203]. Речи Востокова, собиравшего многочисленных слушателей в Севастополе и других крымских городах, подталкивали толпу на противоеврейские выступления: «На третье воскресенье толпа уже не вмещалась в собор. Востоков вышел на паперть и говорил с ее возвышения возбужденной толпе, в которой начались истерические взвизгивания женщин и послышались грозные крики: „Бей жидов!“»[204].

Признавая ораторские способности проповедника, Врангель не мог позволить тому расшатывать напряженную обстановку в Крыму: «Отличный оратор, умеющий захватывать толпу, он имел, особенно среди простого люда, значительный успех»[205]. Главнокомандующему даже пришлось вызвать о. Востокова к себе, чтобы объяснить гибельность его работы, после чего последний прекратил свои проповеди. Врангель издал указ, в котором говорилось: «Запрещаю всякие публичные выступления, проповеди, лекции и диспуты, сеющие политическую и национальную рознь… Нарушивших…, невзирая на сан, чин и звание, буду высылать из наших пределов»[206].

Настоящее успешное взаимодействие по окормлению белого воинства установилось у Главнокомандующего с митрополитом Антонием (Храповицким). Владыка неустанно заботился о боевом духе в Русской Армии, стремясь довести до военного командования идею духовной поддержки чад православной церкви. Знакомство митрополита Антония с Главнокомандующим началось с его курьезного визита в Ставку Главнокомандующего: «Владыка Антоний посетил генерала Врангеля. (Тут надобно заметить, что в те далекие времена митрополитов, т. е. таких архиереев, которые носят белый клобук, можно было бы пересчитать по пальцам одной руки.) Адъютант Главнокомандующего был, как видно, не семи пядей во лбу, а поэтому почтительно осведомился у прибывшего иерарха: — Как прикажете доложить? — Скажи генералу, — невозмутимо отвечал Митрополит, — пришла Марь Ванна в белой шляпке…»[207].

На полуострове вводились меры по укреплению дисциплины в войсках путем активизации деятельности военно-полевых судов, пресечению случаев грабежей и мародерства по отношению к местному населению. Генерал Кутепов провел беспощадную серию мероприятий по наведению дисциплины в своих подразделениях, приговаривая грабителей к смертной казни, против чего протестовала местная либерально-демократическая оппозиция, возглавляемая симферопольским городским главой Усовым. Врангель вызвал Усова на прием и имел с городским главой краткую беседу, сообщив тому, что на нем как на Главнокомандующем лежит ответственность перед армией и населением и что он действует так, как повелевают его ум и совесть. «Вы на моем месте действовали бы, конечно, иначе. Однако во главе русского дела судьба поставила не вас, а меня, и я поступаю так, как понимаю свой долг. Вы протестуете против того, что генерал Кутепов повесил несколько десятков вредных армии и нашему делу лиц. Предупреждаю вас, что я не задумаюсь увеличить число повешенных еще одним, хотя бы этим лицом оказались вы…»[208].

На уровне командующих крупными подразделениями, ведущими политику раскола и смуты, как, например, командующий Донским корпусом генерал Сидорин и его начальник штаба Кельчевский, открыто высказывавших пожелания отделения Донского корпуса и увода его из Крыма, Врангель повелел провести служебные расследования, отдал обоих генералов под суд и выслал за границу. На смену Сидорину был назначен генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов, а дела у Кельчевского принял генерал-майор А. И. Кислов. Начальника политического отдела Донского корпуса и по совместительству редактора газеты, сотника графа дю Шайля, тяжело ранившего себя при попытке ареста, по излечении Врангель также приказал выслать за границу. Следом за бывшим донским командованием за границу выехали генералы Покровский, Ростовский и Боровский, что положило конец штабным интригам. Особое внимание Врангель уделял вопросам снабжения оказавшейся запертой на крымском полуострове армии. Уголь по-прежнему поставлялся британскими союзниками. Первоочередные меры, которые предпринял Врангель в гражданской части своего правления в Крыму, были направлены на улучшение хозяйственного положения, удешевление предметов первой необходимости, увеличение запасов муки в городах. Крым обладал в необходимой мере запасами сырья, соли, в порту и на складах было большое количество железного лома, по геологическим данным на территории полуострова имелись залежи серы, туфов и угля, пласты которого были обнаружены в районе станции Бешуй, где должны были начаться геологические изыскания. В считанные недели Врангель намеревался провести сокращение штатов различных учреждений и управлений, сократить излишние штаты, наладить соответствие окладов служащих в различных ведомствах и провести нормировку рабочих ставок. Главнокомандующим ставилась задача контроля над расходами городских и земских самоуправлений, которые зачастую направляли поступающие многомиллионные вливания на повышение окладов собственных служащих. В части внешнеэкономической деятельности Врангелем были отданы распоряжения по закупке нескольких миллионов порций солонины и мясных консервов из Болгарии, а также жиров, поставляемых в Крым из Константинополя. Генерал Вильчевский докладывал Врангелю, что при условии расходов не более одного фунта хлеба в сутки на человека муки в Крыму может хватить до следующего урожая 1921 года.

В финансовой части Врангелем был заслушан и.о. начальника управления финансов Б. В. Матусевич о причинах падения российского рубля. Врангелем было предписано образовать особую комиссию, которой поручалось наметить ряд мер по улучшению налоговой системы и увеличению доходов казны. Отдельным вопросом стояло усиление цензуры прессы, ибо в обстоятельствах «осажденной крепости» Врангель считал невозможным для себя потакать либерализации прессы, нередко служившей рупором оппозиции и нагнетания истерии в обществе. На встрече с редакторами газет, проходившей у Врангеля, Главнокомандующий напомнил приглашенным редакторам, что их пожелания по отмене цензуры, мягко говоря, несвоевременны, и что по законам военного времени действия, наносящие вред военному и гражданскому руководству Крыма и служащие на пользу противника, караются весьма строго, вплоть до смертной казни. В ходе беседы многие редакторы согласились с тем, что их требования относительно полной отмены цензуры были преждевременны.

Одним из существенных нововведений Врангеля стало учреждение ордена Св. Николая Чудотворца, приказом от 30 апреля 1920 года. Мера эта была обусловлена тем, что за последние два года, при главнокомандующем Деникине награждение офицеров и нижних чинов происходило главным образом за счет перевода их в следующий чин; эта практика привела огромное количество людей в штаб-офицеры, а некоторых даже в генералы при некотором игнорировании того, что само по себе звание генерала требовало и некоторой практической и житейской мудрости, не говоря уже о практическом опыте и соответствующей подготовке. Новый орден представлял собой черный металлический крест с изображением Святителя Николая и надписью «Верою спасется Россия» на трехцветной национальной ленте. Определение подвигов и личностей, достойных награждения орденом Св. Николая Чудотворца, возлагалось на орденскую следственную комиссию и на кавалерскую думу ордена.

Во второй декаде мая 1920 года была объявлена мобилизация мужчин призывного возраста, родившихся в 1900–1901 годах.

2 мая 1920 года в Севастополь прибыл командующий британским оккупационным корпусом генерал Милн. Он осведомился о пожеланиях Врангеля относительно поставок и поинтересовался, имеются ли у того какие-либо пожелания, распорядился об отпуске бензина из оккупированного британцами Батума и предложил направить британский броненосец к берегам Трапезунда для прикрытия погрузки старого русского оборудования, оставшегося там с довоенных времен. Врангель поблагодарил представителя союзников и счел своим долгом сказать о тяжелом экономическом положении Крыма, а также о том, что дальнейшее пребывание в Крыму грозит армии и населению голодом. При этих условиях, сообщил британскому генералу Врангель, он не видит другой возможности, как попытаться расширить занятую Русской Армией территорию. От подробных комментариев по поводу планов возможного расширения территории барон уклонился.

Большевистское командование продолжало сосредоточение свежих сил перед фронтом Русской Армии. Там сосредоточились 3-я, 46-я, 52-я и Латышская стрелковые дивизии, 85-я бригада 29-й стрелковой дивизии, 124-я бригада 42-й стрелковой дивизии, 2-я кавалерийская дивизия имени Блинова, прибывшая с Кубани из числа бывшего корпуса Думенко, запасная кавалерийская бригада Федотова из частей управления формирований 1-й Конной армии Буденного, полк Льва Каменева, Особый отряд Ревкома Крыма, карательный чекистский отряд, караульный батальон и несколько мелких вооруженных формирований. Общая численность красных формирований составляла 15–16 тысяч штыков, 3–4 тысячи сабель. Контрразведка сообщала в штаб Главнокомандующего Русской Армии, что красное командование готовит новое наступление в самые ближайшие дни. Русская Армия численно превосходила противника. Войска, выставленные Врангелем против красных, были сведены в четыре корпуса: 1-й армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта А. П. Кутепова, в который входили Корниловская, Марковская и Дроздовская дивизии и 1-я кавалерийская и 2-я конная дивизии, 2-й армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Я. А. Слащева, в который входили 13-я и 34-я пехотные дивизии и Терско-Астраханская казачья бригада. Сводный корпус генерал-лейтенанта П. К. Писарева — Кубанская дивизия и 3-я конная дивизия, состоявшая из Астраханцев и «туземцев». Донской корпус генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова — 2-я и 3-я донские дивизии и гвардейская донская бригада. Боевой состав Русской Армии насчитывал 25 тыс. штыков и сабель. В своей директиве от 21 мая Врангель поставил перед командующими корпусами следующие задачи: генералу Слащеву, после того как его части будут сменены частями генерала Писарева, погрузиться в Феодосии и высадиться в районе Кирилловка — Горелое. По высадке перерезать железнодорожную ветку Сальково — Мелитополь и далее, совместно с частями генерала Писарева, действовать в тылу Перекопской группировки большевиков. Генералам Писареву и Кутепову — атаковать красных на рассвете 25 мая, разбить и отбросить за Днепр. Генералу Абрамову — с Донским корпусом оставаться в резерве Главнокомандующего в районе станции Джанкой. Ввести часть флота в Днепровский лиман для поддержки левого фланга наступательной операции. Накануне выступления Врангель выпустил известный приказ № 3226, где призвал крымское население к защите Родины и мирного труда русских людей.

22 мая 1920 года части генерала Слащева начали погрузку в военные транспорты для отправки к месту высадки. Барон Врангель нашел, что «войска имели отличный вид. Сам генерал Слащев был настроен весьма бодро и уверенно»[209]. В обстановке полной секретности Азовский отряд судов с десантом на бортах вышли в море, прошли через Керченский пролив в Азовское море и только там капитаны кораблей, перевозившие десант, вскрыли пакеты от Главнокомандующего, где указывалась конечная цель их маршрута. «Чтобы держать противника возможно дольше в заблуждении, отряд судов Каркинитского залива утром того же 6 июня произвел демонстрацию у порта Хорлы, и три вооруженные баржи, став на якорь, обстреляли порт. Вскоре береговая батарея красных открыла ответный огонь, и суда, отойдя от порта, оставались в видимости целый день»[210]. Произошла высадка у Кирилловки. Большевики спешно перебросили туда полторы тысячи штыков, а также направили несколько аэропланов для поддержки с воздуха. Десант Слащева с ходу разбил красных и направился на Мелитополь. 7 июня 1920 года Кутепов ударил по Латышской и 3-й стрелковой дивизии, а Писарев по 46-й, состоявшей из «революционных эстонцев». На прорыв укрепленной полосы Русской Армией были брошены танки и броневики. Началось упорное беспощадное сражение. Красная артиллерия не жалела снарядов, расстреливая наступавших прямой наводкой. Потери с обеих сторон неимоверные. За день в Латышской дивизии красных выбыло убитыми и ранеными свыше тысячи человек. Дроздовцы теряют почти половину командного состава. И вот оборона большевиков сломлена. Кутепову удалось продвинуться вглубь линии фронта на 10–15 верст, но к концу дня, подкрепив себя новыми резервами, красные заставили отступить корпус Кутепова назад, до самого Перекопа. К 9 июня 1920 года в ходе борьбы двух сторон наметился некоторый перелом. Слащев подошел к Акимовке, разбил бывшие там красные части и ворвался в Мелитополь, перерезав железнодорожную ветку Симферополь — Синельниково. Эту транспортную магистраль использовала 13-я советская армия для переброски свежих подразделений к Перекопу, однако подход основных сил к Слащеву запаздывал, и его частям приходилось драться в некоторой изоляции. Ставка Врангеля перешла в Мелитополь. Обложенный с трех сторон корпус Слащева несколько дней отбивал атаки противника, не пуская его в город. Сам барон продолжал жить в поезде.

10 июня 1920 года красные навалились на белые тылы в районе села Новоалексеевка, где базировался штаб и Чеченская бригада вместе с командующим генералом Ревишиным. После короткого боя красная конница разгромила бригаду и пленила ее командира.

11 июня красные снова пошли в контрнаступление и завязались тяжелые встречные бои. Им навстречу был выведен Донской корпус генерала Абрамова. 12 июня был взят город Алешки, выйдя на левый берег Днепра от его устья до Каховки. Десантный отряд капитана 1-го ранга В. Машукова, высаженный канонерскими лодками «Урал» и «Грозный», на несколько дней занял Бердянск и соединился с войсками Слащева. На северном направлении фронт остановился у поселка Васильевка, не дойдя полсотни верст до Александровска. Операция по выходу из Крыма завершилась. Русская Армия захватила около 10 тыс. военнопленных и почти полсотни орудий противника. В ходе операции по выходу белых корпусов к Днепру 13-я советская армия оказалась разбитой на две части: одна часть оставалась на левом берегу Днепра, а другая — на правом. Русская Армия освободила территорию в 300 верст и обеспечила себе выход в богатые продовольствием места Северной Таврии. В 20-х числах красные не оставляли попыток переломить ситуацию, ворвавшись в г. Большой Токмак. При поддержке танков противник был выбит из города и отброшен на север. Одновременно большевики повели наступление против 34-й пехотной дивизии, вдоль линии железной дороги Александровск — Мелитополь и к ночи 22 июня заняли Михайловку. На следующий день красные части были атакованы частями Сводного корпуса генерала Писарева во фланг и отступили к северу. Части 1-го и 2-го армейских корпусов очищали от красных район Большого Токмака, Щербаковки и Янчокрака. 23 июня противник начал отход по всему фронту. Победа досталась Русской Армии нелегкой ценой: «Тяжелые беспрерывные бои в течение пяти недель вывели из строя массу людей. Ряды армии таяли. Новые пополнения не могли возместить всех потерь. Нужно было искать новые источники пополнения…»[211]. Особенно быстро исчезали с трудом собранные пополнения гвардейских подразделений, порой теряя за один бой более трети своего состава. Командиры и старшие офицеры гвардейских частей Русской Армии отличались, как правило, необыкновенной личной смелостью и готовностью к самопожертвованию во имя высоких идеалов. Среди десятков Оболенских и Трубецких, воевавших в рядах Русской Армии в Крыму были и отдельные, почти легендарные персоналии, такие, как князь Александр Николаевич Искандер, сын высланного в Ташкент за «внутрисемейную провинность» императором Николаем Вторым Великого князя Николая Константиновича. Бывший лицеист, князь Искандер вышел в гвардейский кавалерийский полк из вольноопределяющихся, участвовал в борьбе с большевизмом в Фергане в 1919 году в рядах ташкентского офицерского отряда, и с марта 1920 года в чине ротмистра командовал эскадроном своего полка вплоть до самой эвакуации. Но таких людей были по-прежнему единицы, и Врангелем были приняты решительные меры по сокращению штабов и расформировано более трехсот учреждений, а также рядом приказов было предложено военным и гражданским ведомствам немедленно отчислить в строй всех здоровых воинских чинов за исключением специалистов и лиц, занимавших должности не ниже начальников отделений. Главному интенданту было поручено принять меры к выяснению точной численности всех войсковых частей и снять с довольствия всех лишних людей. Кроме того, источником пополнения рядов Русской Армии могли стать чины разгромленных Северной и Северо-Западной армии, а также части генерала Бредова, интернированные в Польше. Врангель предписал всем русским военным представителям принять все зависящие от них меры для направления в Крым всех боеспособных офицеров и солдат. Возникшие трудности с техническим обеспечением боевой техники и аэропланов решались исключительно благодаря находчивости и самоотверженности офицеров, в чьих руках они находились. Бензин, масло и резина закупалась за границей, но и в них ощущался большой недостаток. Все необходимое закупалось в Румынии или Болгарии, порой в Грузии. Попытки вывезти русское имущество из Трапезунда натыкались на тихое противодействие британских властей, которые задерживали доставку груза под любыми предлогами. Эти препятствия обходили всевозможными усилиями, пользуясь доброжелательным отношением чинов британской военной миссии в Константинополе, однако, по признанию Врангеля, «терялось огромное количество времени и напрасных усилий»[212].

Однако большевистское оперативное командование фронтом занималось подготовкой массированного контрудара, отступая в Северной Таврии. Из Северного Кавказа был переброшен 1-й отдельный корпус Дм. Жлобы, созданный на основе кавалерийского корпуса Думенко, силой в 12 тысяч сабель, при наличии броневиков и артиллерии. С польского фронта в Таврию направлялась 52-я, а к ней добавлялись 42-я и 40-я стрелковые дивизии, 2-я кавалерийская дивизия Дыбенко и 9 аэропланов для бомбометания и разведывательных полетов. Идея удара красных сводилась к тому, чтобы сходящимися ударами отсечь Русскую Армию от крымских перешейков, раздробить и уничтожить ее силы в Северной Таврии, не дав возможности отхода в Крым. Основной удар должен быть нанесен на Мелитополь, где располагался штабной поезд Врангеля, и после захвата города, обходами, красные планировали направиться в тылы белых корпусов для их окружения. Красные начали свою операцию 28 июня 1920 года. В районе станции Большой Токмак Кавалерийский корпус Жлобы накинулся на 2-ю Донскую дивизию Абрамова. С ходу было уничтожено два полка казачьей конницы, отсекая их от спешащих на выручку других полков Донской дивизии. Конница Жлобы повернула в глубину позиций Русской Армии. 40-я советская стрелковая дивизия отбросила 3-ю Донскую и вышла в районе Ногайска к Азовскому морю.

1 июля 1920 года началось красное наступление, в ходе которого красные части переправились через Днепр и в ходе упорных боев заняли Каховку. Продвинуться далее большевики не смогли из-за начавшихся контратак Русской Армии, заставившей их приступить к обороне. Части Жлобы наступали на Мелитополь. Врангель отдал приказание генерал-майору Вячеславу Матвеевичу Ткачеву, полному Георгиевскому кавалеру в русской авиации за боевые вылеты 1914 и 1916 годов, начальнику авиации Русской Армии, поднять в воздух имеющиеся в распоряжении ВВС аэропланы и остановить продвигавшуюся на рысях красную конницу. Два десятка боевых машин, одной из которых управлял сам генерал Ткачев, поднялись в небо и, разогнав аэропланы красных, сбрасывали бомбы и обрушивали пулеметный огонь на конницу Жлобы. Пользуясь расстройством боевых порядков красных, пехота Русской Армии контратаковала, заставляя снижать темпы продвижения. Это вынудило Жлобу распорядиться о движение конницы в ночных маршах, что снизило скорость наступления его дивизии.

3 июля 1920 года Русская Армия перешла в общее и контрнаступление, сбила большевистские части с плацдарма под Каховкой и выбила их на другой берег Днепра. Бой с частями Жлобы кипел всего в полутора десятках верст от Мелитополя. 2-я Ставропольская дивизия Дыбенко прорвала оборону корниловцев, но была вынуждена откатиться назад из-за прилетевших вовремя на помощь аэропланов эскадрильи генерала Ткачева. Части Дыбенко начали отход, другие советские части были вытеснены в район станции Токмака, где они попали под огонь бронепоездов. Красные выходили из-под удара мелкими группами; пробивались к своим, преследуемые частями Русской Армии. Из рейда назад, к основным частям красных, вернулось лишь менее четверти изначального состава. Русская Армия захватила свыше 11 тысяч пленных, 60 орудий, несколько броневиков и аэропланов противника.

9 июля 1920 года высаженный Азовским отрядом судов в составе канонерских лодок «Страж», «Грозный», «Алтай» и «Урал», миноносца «Живой» и двух барж десант 23 июня, под командованием полковника Назарова, занял район Александровка — Грушевка в 35 верстах от Новочеркасска. Отряд состоял из 900 донских казаков, двух полевых орудий, одного броневика и радиостанции. Для его ликвидации красными была создана целая группировка, включавшая в себя одну пехотную и две кавалерийские дивизии. 15 июля, после тяжелых встречных боев, Назарову удалось прорвать оборону красных и отправиться в рейд по станицам, в которых, по мере его продвижения, в отряд вливались новые силы, увеличив его почти наполовину. Большевистские силы преследовали отряд Назарова буквально по пятам, прижав его в районе станицы Константиновской к Дону. В решающем сражении отряд был рассеян превосходящими силами противника, Назаров бежал за Маныч, где он был настигнут преследователями и добит окончательно. Спасшийся Назаров сумел выдать себя за солдата, был арестован за дезертирство, но во время этапа сбежал и самостоятельно добрался в Крым к началу осени 1920 года.

Увы, восстания на Дону не получилось, ибо силы донских казаков были уже истощены, а ресурсы Дона активно эксплуатировались установившимся там большевистским режимом. Единственным, положительным результатом десанта Назарова явилось то, что на время охота за ним и преследование сняли с крымского фронта значительные силы красных. 10 июля 1920 года ударная группа Врангеля — весь конный корпус и Дроздовская дивизия сосредоточились в районе Б. Токмака, откуда 12 июля все части Кутепова перешли в наступление. К полудню конница генерал-лейтенанта Николая Петровича Калинина вошла в городок Орехов: 13 июля 1920 года Кубанская казачья дивизия с двумя полками Дроздовской дивизии вела бой в районе Орехова: «Идем тремя колоннами: кавалерийская бригада и 3-й полк на село Жеребец, западнее Орехова, 1-й и 2-й дроздовские полки на Орехов, а на село Большую Камышеваху, за Ореховым, двигались, блистая в пыли, кавалерия генерала Барбовича. Орехов — ось нашего движения… 1-й Дроздовский полк занял Орехов, выставил сторожевые охранения…»[213]. Врангель был недоволен действиями конницы Калинина, из-за переходящего из рук в руки города: «Действия генерал Калинина… были… неудачны. Сперва, по недостаточно проверенным сведениям, он двинул 1-ю конную и Кубанскую дивизию на Копани, заняв дроздовцами высоты западнее Орехова… Между тем конница противника всеми силами обрушилась на 2-ю конную дивизию генерала Морозова, потеснила ее и беспрепятственно заняла Орехов… Генерал Калинин бросился туда. К ночи дроздовцы овладели Ореховым…»[214]. Однако уже к 15 июля Донской корпус Ф. Ф. Абрамова разгромил 40-ю дивизию большевиков в районе Юльевки и захватил до полутора тысяч пленных, 7 орудий и 35 пулеметов. Донцы потеснили большевиков назад, за железнодорожную ветку. «Генерал Калинин продолжал топтаться на месте», — недовольно констатировал Врангель.

16 июля противник перешел в наступление в районе Сладкой Балки, потеснив корниловцев, а кавалерия большевиков заставила отойти 3-й Дроздовский полк и небольшой отряд марковцев, заняв обширный район Юльевки — Веселого — Новогригорьевки. Эти части не были поддержаны конницей Калинина, и Врангель направил ему телеграмму, в которой объявил об отчислении его от должности и назначении вместо него генерал-лейтенанта Николая Гавриловича Бабиева. Про этого кавалерийского генерала сам главнокомандующий Русской Армией отмечал, что тот был «совершенно исключительного мужества и порыва, с редким кавалерийским чутьем, отличный джигит, обожаемый офицерам и казаками…». Современники Бабиева держались того же мнения: «Сухопарый, черноволосый, с кавалерийскими ногами немного колесом, с перерубленной правой рукой. В конных атаках генерал рубился левой. Этот веселый и простой человек был обаятелен. В нем все привлекало: и голос с хрипотцой, и как он ходил, немного перегнувшись вперед. Привлекала его нераздумывающая, какая-то ликующая храбрость»[215]. У же 17 июля Донской корпус нанес большевикам новый удар, захватив полтысячи пленных и три бронепоезда, несколько артиллерийских орудий и пулеметов. Бабиев направил 1-ю конную и Кубанскую дивизии, которой командовал генерал Барбович, в охват левого фланга конной группы противника. Вместе с этим 2-я конная дивизия генерала Морозова была двинута на Аул, где вступила в бой с двигающейся на Новопавловку конницей большевиков. С 18 по 20 июля был развит успех корпусом генерала Бабиева, разбившего красных у деревень Васиновки и в районе селения Аул. Большевики начали отход на север.

За неполные девять дней Русская Армия захватила свыше 5000 пленных, свыше 30 орудий, 150 пулеметов и 4 бронепоезда. Немалая доля успеха лежала на своевременно назначенном решительном генерале Бабиеве, а также Барбовиче, в конных частях которого воевали и гвардейские полки, активное участие которых в войне началось еще на Перекопе. 1 июля газета «Феодосийский вестник» поместила небольшую заметку об участии некогда привилегированных гвардейских частей в боях на Перекопе: «…Разбив противника на этом направлении, наши доблестные кавалергарды и кирасиры преследовали противника, изрубив более 600 человек и захватив 250 пленных, 4 пулемета, пулеметные ленты и тысячи патронов…»[216]. К вечеру 20 июля 1920 года поезд Врангеля вернулся в Севастополь, выйдя из Мелитополя. Наступила короткая передышка перед новой схваткой. Большевистское командование свело остатки разбитого корпуса Жлобы и несколько других соединений в так называемую Вторую конную армию, общей численностью в 9 тысяч сабель, командовать которой был назначен О. И. Городовиков. Командовать 13-й советской армией был назначен Уборевич, а авиация сосредоточились под командованием красного командира И. Павлова, бывшего офицера лейб-гвардии Волынского полка. Про него было известно, что он «талантлив, очень энергичен, умеет действовать на массы и лично храбр — всегда впереди»[217].

Новое наступление на Врангеля планировалось на август, однако части генерала Кутепова ударили по красным в районе Александровки и Екатеринослава уже 25 июля, не дожидаясь наступления большевиков. 3-я и 46-я советские стрелковые дивизии были отброшены силами дроздовцев и марковцев. В образовавшийся прорыв мгновенно ворвался корпус генерала Барбовича. Русская Армия вновь заняла Орехов. Наступление продолжилось, ознаменовавшись занятием крупного железнодорожного узла Пологи и выходом на Александровск, взятый в ходе кавалерийского рейда уже 2 августа. На восточном фланге Донской корпус под личным командованием А. П. Богаевского разгромил 40-ю советскую армию. 4 августа Русская Армия оставила Александров, отходя на прежние позиции, 6 августа были оставлены Орехов и Пологи, а 8 августа — Бердянск. В ночь на 7 августа большевики форсировали Днепр силами 52-й и 15-й дивизий и заняли Каховку. На противоположном берегу Днепра красные инженеры сразу же занялись наведением понтонного моста для прохода главных сил. Корпус Слащева, оборонявшего Днепр, не смог сдержать удара прорвавшихся большевиков, основной удар которых пришелся прямо по его штабу, расположенному в Каховке. К полудню следующего дня Слащев пытался контратаковать, однако было поздно: с другого берега Днепра переправилось уже довольно много большевистских сил. Красные начали теснить 2-й кавалерийский корпус Слащева в сторону Перекопа. На захваченный плацдарм Каховки начали прибывать части большой 51-й советской дивизии. В. Блюхер, назначенный комендантом «укрепленного района» Каховки, приказал мобилизовать все «нетрудовые элементы», включая женщин соседнего Херсона, переправить их на баржах в Каховку и «круглосуточно вести работы по укреплению района», выражавшиеся в рытье окопов и установке проволочных заграждений.

2-я Конная армия Городовикова снова тронулась в направлении Мелитополя, ей удалось прорвать фронт и к 11 августа она оказалось в тылу Русской Армии, выйдя к станции Токмак. Корпус Кутепова нанес 2-й Конной ощутимый удар во фланг, разбив 20-ю кавалерийскую и 1-ю стрелковую дивизии, разбил 2-ю Конную на две части. Вечером того же дня оказавшаяся впереди часть 2-й Конной бросилась в обратный прорыв к своим, пробиваясь в жестоких схватках с Русской Армией. Тем временем красные части продолжали наступление. Врангель направил корпус Барбовича, придав ему броневики на левый фланг Русской Армии, где красным уже удалось продвинуться на два десятка верст. Слащев, соединившись с Барбовичем, остановил продвижение большевистских полков и погнал их назад, к Днепру, однако вскоре натолкнулись на ставший достаточно укрепленным район Каховки, остановленные сильным артиллерийским огнем. Атака следовала за атакой, однако Каховка усилиями красных превратилась в крепкий орешек. Слащев ходатайствовал об отчислении себя от должности в ответ на телеграмму Главнокомандующего, где тот выражал свое неудовольствие по поводу Каховской операции. Ценя его заслуги в прошлом и прощая ему многое, Врангель посчитал, что оставление Слащева далее во главе корпуса является невозможным. Приказом № 3505 от 6 (19) августа 1920 года Главнокомандующий присвоил Слащеву титул «Слащев-Крымский» в ознаменование его прежних заслуг, однако тут же направил его в отпуск, по состоянию здоровья, поставив во главе корпуса генерал-лейтенанта Владимира Константиновича Ваковского, которого считал человеком большой личной храбрости и прекрасно разбиравшимся в обстановке, хорошим организатором. О Слащеве Главнокомандующий высказывался: «Злоупотребляя наркотиками и вином, генерал Слащев окружил себя всякими проходимцами… Опустившийся, большей частью невменяемый, он достиг предела, когда человек не может быть ответственен за свои поступки. 5 августа Слащев прибыл в Севастополь. Вид его был ужасен: мертвенно-бледный, с трясущейся челюстью. Слезы беспрерывно текли по щекам. Он вручил мне рапорт, содержание которого не оставляло сомнения, что предо мной психически больной человек… В изъятие из общих правил я наметил зачислить генерала Слащева в свое распоряжение с сохранением содержания, что давало ему возможность спокойно заняться лечением»[218].

Вопреки рекомендации Главнокомандующего, Слащев не поехал за границу, переселившись из личного вагона, в котором он проводил большую часть времени в атмосфере хаоса и беспорядка, посреди разбросанной одежды, карт местности и оружия и в окружении своих нескольких пернатых питомцев — журавля, ласточки, скворца и вороны, — в Ялту: «Мне передавали недоумение одного английского генерала, посетившего Слащева на фронте. Слащев все время разговаривал с ним, обсуждая стратегические вопросы с попугаем на плече»[219].